Она действительно отлично выглядела. Кожа стала шелковистой, морщинки расправились, глаза ярко блестели, и Арчер знал, что, сидя в зале, Китти будет с нетерпением ожидать триумфа своей талантливой дочери.
- Вик, - повернулась к мужу Нэнси, - я думаю, нам нужен еще один ребенок. В качестве косметического средства. Я тоже хочу выглядеть как Китти.
- Конечно, - кивнул Вик. - Я попрошу босса о прибавке жалованья в связи с увеличением семейства.
Арчер слушал вполуха. Интересно, спрятан ли в комнате микрофон, думал он. Почему нет? И какие выводы сделает агент ФБР из этого разговора? Что они вульгарные люди? И, раз они столь пренебрежительно относятся к материнству, можно представить себе, как они чтут другие основополагающие американские ценности. Патриотизм, верность родине, конституцию. Арчер покачал головой. Китти что-то сказала, а он прослушал.
- В чем дело, Клемент? - повторила она, не сводя с него глаз. - Ты витаешь в облаках. Тебя что-то тревожит?
- Он замечтался, - пришел на помощь Вик. - Ему привиделись неземные красавицы.
- Я мечтаю об обеде, - ответил Арчер. - Потому что уже забыл про ленч. - Он встряхнулся. - Пошли.
Они надели пальто и шубы и направились к автомобилю Эрресов.
Зал был полон, и зрители, родители и друзья самодеятельных артистов, настроенные очень дружелюбно и готовые простить любую погрешность, весело смеялись над смешными репликами бывшей звезды футбольной команды колледжа, молодого интеллектуала, рассеянного, но справедливого профессора, над запоздалой кокетливостью профессорской жены, встретившейся со своим прежним кавалером, над смиренной мудростью декана, пытающегося балансировать между жесткими требованиями членов попечительского совета и принципами академической свободы. Завязкой пьесы стало заявление далекого от политики профессора английской литературы, который объявил, что в качестве примера литературного эссе он зачитает последнее письмо Бартоломео Ванцетти, написанное перед казнью, а ее содержанием - последствия этого не слишком корректного в политическом смысле решения. Конечно же, в основу фарса были положены, мягко говоря, не смешные события, но, сидя рядом с Нэнси, Арчер в полной мере оценил мастерство авторов пьесы, которые смогли уйти от трагедии, при этом не опошляя самого документа и заложенных в него идей, целенаправленно, но ненавязчиво подводя зрителей к мысли, что в итоге все закончится хорошо, что бывший футболист при всей своей грубости - хороший парень, что декан, когда придется принимать решение, выкажет удивительную мудрость, несмотря на все ахи и охи, вызванные вставшей перед ним дилеммой, что попечительский совет сможет внять голосу разума, что никого не исключат, никого не уволят, жена вернется к мужу, девушка наладит отношения с очень умным, но придерживающимся излишне радикальных взглядов юношей, люди поведут себя достойно и проявят присущее им здравомыслие, и все потому, что сами драматурги - достаточно достойные и здравомыслящие представители человечества. О подслушивании телефонных разговоров и о Федеральном бюро расследований на сцене в этот вечер не упоминали.
Слушая забавные диалоги, звучащие со сцены, смеясь со всем залом, Арчер почувствовал ностальгию по потерянному, оставшемуся в далеком прошлом академическому миру, возрожденному в его памяти происходящими на сцене событиями, где громогласные члены попечительского совета показывали себя настоящими американцами, а к радикально настроенным интеллектуалам относились с юмором, действуя по принципу: чем бы дитя ни тешилось… Когда написали эту пьесу? В 1938-м? В 1939-м? Далеко же с той поры ушла Америка. Что бы произошло, будь пьеса написана в этом году? Вход в театр перегородили бы пикетами? Артистов бы забросали тухлыми яйцами? Драматургами заинтересовалось бы ФБР? И кто оказался бы прав в этом году? Добрые, остроумные авторы пьесы или следователи и пикетчики? Арчер знал, что всего лишь две недели тому назад он бы ответил на этот вопрос без запинки.
А теперь… сидя среди пятисот улыбающихся, пребывающих в самом благостном расположении духа зрителей, очарованных идущим со сцены отражением их собственного гуманизма и даже идеализма, напрочь забывших об угрозах, подстерегающих их в повседневной жизни, теперь Арчер затруднился бы с ответом. Этот спектакль, думал он, следует воспринимать как историческое костюмированное действо, в котором все персонажи облачены в оригинальные и прекрасные моральные наряды, успевшие, однако, выйти из моды. Моральный наряд ручной работы, скроенный индивидуально, под конкретного человека, с идеальными швами, думал Арчер, вспоминая Тага, вытесняется с рынка бездушными, с каждым годом совершенствующимися машинами, заменяется стандартизированным нарядом, рассчитанной на массовое производство униформой, призванной скрыть все индивидуальные особенности личности - как достоинства, так и недостатки. Он задавался вопросом, а что бы сказали сидящие вокруг люди, узнав, что отец красивой юной девушки, играющей на сцене тридцатилетнюю женщину, подозревается государством в измене, и позвонил бы ему кто-нибудь из зрителей, чтобы пригласить на обед, отдавая себе отчет в том, что приглашение это будет подслушано компетентными органами, проверено и занесено в соответствующее досье для принятия превентивных мер в случае возможных нарушений правопорядка.
Арчер мотнул головой, не желая вновь возвращаться к этим мыслям, из-за которых и по дороге в колледж, и за обеденным столом не произнес и двух десятков слов. Он заставил себя сосредоточить все внимание на сцене и игре дочери, чтобы после спектакля дать объективную оценку увиденному.
К его полному изумлению, играла Джейн блестяще. Когда Арчер слышал, как она повторяла свою роль в гостиной их дома, он с отеческой улыбкой думал о том, что уровень исполнения оставляет желать лучшего и профессионализмом тут и не пахнет. А вот на сцене, в искусном гриме, наслаждаясь светом рампы, вдохновляемая смехом аудитории, окруженная артистами ее возраста, но не наделенными таким талантом, Джейн совершенно преобразилась. "Я бы признал это, даже если бы не был ее отцом, - размышлял Арчер. - Не только ее игра производит впечатление. Нет сомнения и в том, что по современным стандартам она очень красива". Чтобы выглядеть старше, Джейн забрала волосы вверх. Туфли на высоком каблуке оптически удлинили ноги, сделали их более стройными. К тому же кто-то посоветовал ей надеть платье, добавляющее изящества ее довольно пышной фигуре.
Арчер искоса взглянул на Нэнси, сидевшую рядом. Она откинулась на спинку кресла с напряженным, застывшим лицом. Не улыбалась, как остальные зрители. Глаза Нэнси впились в сцену, она даже не заметила брошенного на нее взгляда Арчера. "Интересно, что отражает сейчас ее лицо?" - подумал режиссер. Разочарование, сожаление, тоску и печаль по давно упущенным возможностям? Видит ли она себя в Джейн, очень молодую, очень серьезную, полную самых радужных надежд? Вспоминает ли радость и волнение тех вечеров, когда ее игра тоже вызывала смех и аплодисменты, когда она сказала своему молодому человеку, что не выйдет за него замуж, что не согласна даже на помолвку, потому что намерена сделать театральную карьеру в Нью-Йорке? Вспоминает ли она прожитое, порывы любви, постепенный отказ от честолюбивых помыслов, появление детей, свой уход в тень симпатичного мужчины, сидящего через два кресла от нее, мужчины, который пятнадцать лет тому назад выбрал жизненный путь, позволивший ему держаться рядом с ней? Скрывает ли это напряженное, застывшее лицо нелегкие размышления о превратностях судьбы, о месте случая в человеческой жизни, о необратимости уходящего времени, о замаскированных под подарки и удовольствия наказаниях, которые несет любовь? И, наблюдая за игрой дочери своих друзей, освещенной яркими огнями рампы, не задавалась ли она мучительными вопросами: "Что я наделала? Что со мной произошло?"
Наконец Нэнси почувствовала взгляд Арчера. Поняла, что тот смотрит на нее довольно давно. Медленно повернула голову, словно жалела, что упустит хоть единый момент происходящего на сцене. В глазах стояли слезы. Она протянула руку, и Арчер сжал ее, положив свою на разделявший их подлокотник. Нэнси ответила тем же и вновь повернулась к сцене.
Арчер осознал, что знает ее с бесконечно давних времен, что полностью ее понимает. Ему очень хотелось поцеловать Нэнси, показав тем самым, что он любит и жалеет ее.
По окончании спектакля они все пошли за кулисы, чтобы поздравить Джейн. В гримерной уже стояли цветы, в раме зеркала торчало несколько телеграмм, а Джейн, радостно стиравшая кольдкремом грим, постаралась не улыбнуться во весь рот, увидев входящих родителей, Вика и Нэнси.
- Не целуй меня, - сказала она обнявшей ее Китти, - ты вся перемажешься.
- Ваш репортер имеет честь сообщить вам, что в этот вечер он стал свидетелем редчайшего театрального события - рождения нового трагического гения… - торжественно изрек Вик.
- О, Вик, - захихикала Джейн, - не надо преувеличивать.
- Щедро делясь со зрителями талантом великой актрисы, мисс Арчер в каждом эпизоде доминировала на сцене. Прекрасная, раскрепощенная, летящая на крыльях успеха, мисс Арчер полностью завладела вниманием искушенной, знающей толк в актерском мастерстве аудитории. К нашему полному удивлению, лишь в гримерной, куда мы пришли после спектакля, чтобы выразить наш восторг, выяснилось, что женщине, которая в этот вечер покорила сердца всех, кто сидел в зале, всего восемнадцать лет.
- Папа, - вновь засмеялась Джейн, - скажи ему, чтобы он это прекратил.
- Ты была великолепна, детка, - ответил Арчер. - Честное слово.
- Я играла ужасно. - В голосе Джейн слышались самодовольные нотки. - Запиналась, не могла связать двух слов.
- Я испытывала странные чувства, глядя на тебя. - Китти посмотрела на свое отражение в зеркале. - Я словно превратилась в старуху.
Нэнси ничего не сказала. Но ее глаза подсказали Арчеру, что она никак не может отделаться от мыслей, которые роились в голове, когда она неотрывно смотрела на сцену. Подойдя к Джейн, Нэнси обняла ее, крепко прижала к себе. На мгновение в гримерной воцарилась тишина. Потом, распахнув дверь, вбежали три девушки, засыпав Джейн комплиментами. Она продолжала стирать грим, а остальные столпились вокруг, подсознательно ассоциируя себя с виновницей торжества, чтобы навсегда запечатлеть в памяти этот волнующий момент. Арчер посмотрел на цветы. Его букет чайных роз, гладиолусы от Эрресов, внушительного вида целлофановая коробка с двумя очень красивыми зелеными орхидеями, выставленная на первый план. Арчер вытащил приложенную к коробке карточку. Прочитал: "Будь восхитительной". И подпись: "Дом". Арчер вернул карточку на прежнее место, испытывая легкое раздражение, чувствуя, что точно такие же цветы с точно такой же карточкой Барбанте из года год присылал в десятки гримерных. Орхидеи казались слишком роскошным, слишком вычурным подарком восемнадцатилетней девушке, которая сейчас в присутствии родителей распускала волосы после самодеятельного спектакля. Мгновением позже появился и сам Барбанте в сопровождении Брюса. Арчер не видел сценариста в зале, никто не сказал ему, что он будет на спектакле. Брюс выглядел смущенным и подавленным.
- Джейн… - Барбанте, поприветствовав улыбкой Арчера и остальных, поцеловал Джейн в макушку. - Ты была очаровательна.
- Дом… - Джейн развернулась на стуле, подняла голову. - Не лги. Я была ужасной. А орхидеи… - Джейн махнула рукой в сторону целлофановой коробки. - Все смотрят на орхидеи. Они такие изящные.
- Джейн. - Брюс шагнул к Джейн, но не решился прикоснуться к ней. - Ты играла блестяще. Я и не подозревал, что ты так талантлива.
Арчер заметил, как усмехнулся Вик.
- Спасибо, Брюс. - Джейн вновь повернулась к зеркалу. - Спасибо, что пришел.
- Мне еле удалось вырваться, - страдальческим голосом ответил Брюс. Парень он был крупный, с розовой кожей младенца. Аккуратно одетый, чисто выбритый, выглядел он так, словно его бросили в кипяток, немного остудили, а уж потом отправили на спектакль. Брюс окинул взглядом цветы. - Я не знал, что следовало прийти с цветами.
- Брюс, не надо так мрачно, ты же не на похоронах. - Джейн обернула голову полотенцем. Улыбка Вика стала шире, а Арчер подумал о том, как жаль, что он не может вложить в сердце Джейн чуточку сострадания к ровесникам-мужчинам. Брюс отступил назад и привалился к стене, раздираемый душевными муками.
- А теперь, дамы и господа, позвольте обратить ваше внимание на то, что мне надо переодеться, - провозгласила Джейн, подчеркнув, что сегодня королева бала - она. - Почему бы вам не подождать снаружи и не придумать новые комплименты? Я быстро.
- Поблизости есть ресторан? - спросил Вик. - Мы бы могли поднять в честь примадонны бокал лимонада.
- У меня есть идея получше, - отозвался Барбанте. Арчер бросил на него подозрительный взгляд. - Почему бы нам не поехать в город и не отпраздновать сегодняшний успех Джейн в "Сарди"? После премьеры принято ездить туда. Мы сядем за центральный стол и позволим всем восхищаться Джейн.
Джейн вновь развернулась на стуле и ослепительно улыбнулась Барбанте.
- Отличная мысль. Я прикинусь, будто жду рецензий.
- Разве завтра у тебя нет занятий? - спросил Арчер.
- Я их прогуляю, - отмахнулась Джейн. - Декан поймет. Она славится тем, что может войти в положение студенток.
- Я думаю, идея хороша. - Китти хотелось продлить этот славный вечер. - Еще не так и поздно, а здешние рестораны очень уж паршивые.
- Китти, а тебе хватит сил? - озабоченно спросил Арчер, хватаясь за последнюю соломинку. - Может, пора домой?
- Я прекрасно себя чувствую. - Китти коснулась руки Арчера. - Не упрямься.
- Едем в "Сарди", - провозгласил Вик. - Папу уломали.
- Да я в общем-то и не возражал. - Арчер поморщился. Получалось так, словно он не хотел достойно отметить триумф дочери. - Просто хотел убедиться, что все "за".
- Я на машине, - сказал Барбанте. - Подожду нашу приму и вместе с Брюсом доставлю в ресторан. Там и встретимся.
- А верх мы опустим? - Джейн скинула туфли на высоком каблуке, наклонилась и начала снимать чулок.
- Джейн, на дворе зима, - напомнил Арчер.
- Сегодня чудесная ночь. Я хочу посмотреть на звезды.
- Верх опущен, - доложил Барбанте, - потому что до полуночи все твои желания - закон.
"Господи, - подумал Арчер, - не хочу я стоять здесь и все это выслушивать".
- Хорошо, увидимся в "Сарди", - бросил он. - Пошли.
- Шубку застегни на все пуговицы, дорогая, - предупредила Китти, прежде чем выйти из гримерной.
- Не волнуйтесь, миссис Арчер, - ответил за нее Барбанте. - У меня с собой меховое покрывало.
"Сукин сын, - подумал Арчер, - запасся на все случаи жизни!" Следуя за Нэнси и Китти, он прошел мимо Брюса. Юноша так и стоял у стены с выражением обиды на лице. Дурак, подумал Арчер. Брюс тоже его раздражал. Мог бы пораскинуть мозгами и инвестировать пару долларов в цветочный бизнес.
- Пошли, Брюс. - Барбанте ухватил юношу под локоток. - Покурим, пока дама подготовится к возвращению в реальную жизнь.
- Я не курю, - ответил Брюс, отлепляясь от стены.
- Счастливчик, - вздохнул Барбанте. - Это дурная привычка.
Вик хохотнул, когда они шли по коридору.
Вик заказал две бутылки шампанского, и они уже стояли в запотевших ведерках со льдом, когда Джейн вошла в зал. "Все, - думал Арчер, - включая мою жену и моего друга, вступили в заговор, цель которого - оторвать от меня дочь и забросить ее во взрослый мир". Он пытался сохранить здравомыслие, забыть о ревности - процесс-то естественный, однако испытывал обиду и разочарование. В эту поездку его дочь предпочла отправиться не с отцом, а с другим мужчиной, в автомобиле с откинутым верхом, под меховым покрывалом, любуясь сверкающими в небе звездами. Обратил он внимание и на то, что в руках Джейн держала зеленые орхидеи Барбанте. Простенькие чайные розы, подаренные отцом, должно быть, остались на туалетном столике, забытые среди баночек с кольдкремом и бумажных салфеток.
В знаменитый ресторан Джейн вошла эффектно - очень красивая, очень юная, королева мира с эскортом из двоих мужчин, лучась под взглядами сидевших за столиками. Ее щеки раскраснелись от холода, волосы взбило ветром. Ни одна женщина старше двадцати пяти не решилась бы показаться в таком виде в общественном месте.
Вик поднялся ей навстречу, и Арчеру не оставалось ничего другого, как последовать его примеру. "Впервые, - подумал он, - я почтил прибытие дочери вставанием". Глядя на нее, такую юную, такую красивую, он думал: "Пожалуйста, не так быстро, не надо спешить, пожалуйста, не надо спешить!"
- О-о-о! - Джейн уселась на средний из трех стульев, оставленных для нее и двоих мужчин. - Это было прекрасно! Звезды сияли, как холодные маленькие пузырьки, подвешенные к вершине Радио-Сити…
"Метафоры, - мрачно подумал Арчер. - Чтобы доставить удовольствие Барбанте".
Джейн коснулась одной из бутылок с шампанским.
- И здесь тоже пузырьки. Наверное, я не засну до Дня независимости.
- Тебе мы заказали молоко, - с важным видом заметил Вик. - Шампанское - для взрослых.
- Вик, - рассмеялась Джейн, - вот от тебя я такого не ожидала.
- Если уж на то пошло, отец двух малолетних детей просто обязан оберегать молодых от пороков цивилизации.
Джейн наклонилась к Эрресу, кокетливо коснулась его руки.
- А вот мои девушки подумали, что ты очень даже можешь приобщить их к этим самым порокам. Слышал бы ты, что они говорили после твоего ухода!
Вик тут же подыграл ей - сжал ее руку обеими руками, широко раскрыл глаза.
- Скажи мне. Повтори все, что они говорили, слово в слово.
- Нет. - Джейн покачала головой. - Нэнси мне не простит. Но они рвали волосы от горя, узнав, что ты женат.
Сексуальные игры, мрачно думал Арчер, так это называется в книгах, которые продают на Шестой авеню.