- Прежде всего, Клемент, - Барбанте медленно отвернулся от окна, посмотрел на режиссера, - я хочу внести полную ясность. Я не просил тебя приезжать. У меня и в мыслях не было отрывать тебя от дел.
- Конечно, конечно, - заверил его О'Нил. - Это моя идея.
- Я принял решение. - Даже голос Барбанте изменился - он вдруг стал дребезжать, как у старика. - Вчера вечером, ровно в десять часов сорок три минуты, в мужском туалете ресторана "Двадцать один" я принял окончательное и бесповоротное решение уйти из программы.
- Простите меня, парни. - Арчер снял пальто и бросил его на стул. - Я опоздал и не знаю сценария.
- Там я встретился с Ллойдом Хаттом, который как раз мыл руки, - все тем же ровным, бесцветным голосом продолжал Барбанте. - Он мыл руки, на нем был входящий в моду серый костюм с синим отливом, и я принял решение.
- О чем ты говоришь, Дом? - Арчер старался сохранить выдержку, гадая о том, прочитал Барбанте утреннюю газету или нет.
- Он наклонился над раковиной, чтобы не забрызгать костюм и соблюсти нормы личной гигиены, увидел меня в зеркале и сказал: "Что взбрело вам в голову, Барбанте? Вроде бы я говорил вам, что от этих похорон надо держаться подальше".
- Что? - недоуменно переспросил Арчер. - Он так сказал?
- Это моя вина, - подал голос О'Нил. Он сидел за столом, на лице читались упрямство и испуг. - Хатт попросил меня довести до вашего сведения, что он не хочет, чтобы кто-нибудь из участников программы появлялся на похоронах.
Арчер отвел глаза от Барбанте, уставился на О'Нила.
- Но ведь ты сам пошел на похороны. - Режиссер чувствовал, что за всем этим кроется какая-то тайна, узнать которую ему не суждено.
- Пошел.
- И я не слышал, чтобы ты говорил кому-либо о том, что не надо идти на похороны.
- Не слышал, значит? - О'Нил говорил таким же бесцветным тоном, что и Барбанте. - Это странно. Потому что я никому ничего не говорил.
- Нарушение субординации, - изрек Барбанте. - Утром верного лейтенанта отдадут под трибунал по обвинению в любви к мертвым.
Арчер начал кое-что понимать и пожалел О'Нила. Теперь О'Нил нравился ему гораздо больше, чем раньше.
- Какого черта? - обратился Арчер к Барбанте. - Не уйдешь же ты из программы только потому, что Хатт сболтнул лишнее? Ты сходил, похороны прошли, Покорны лежит в земле, и ни Хатт, ни кто-либо еще ничего не сможет с этим поделать.
- Да, да, именно поэтому я ухожу. - Барбанте как-то странно тянул слова, и только тут до Арчера дошло, что сценарист пьян. - Моя золотая пишущая машинка отслужила свое.
- Это нарушение контракта, Дом, - угрожающе напомнил О'Нил. - И не думай, что Хатт это тебе спустит. Он позаботится о том, чтобы на радио ты новой работы не нашел. А может, и в любом другом месте.
- Мне открылась истина. - Барбанте его не слушал. - Я вдруг понял, что не могу жить, если меня лишают возможности самому выбирать, на какие похороны идти, а на какие - нет. Если другого не дано, мне проще продавать средства от пота или присыпку для ног. Радио меня больше не интересует.
- Хатт, между прочим, проявил редкую проницательность, и винить его особо не за что. - В голосе О'Нила звучала мольба. - Он изо всех сил старался спасти программу, а сегодня утром ее склоняют в газетах, которые пестрят нашими фотографиями. Покорны называют не иначе, как красным композитором "Университетского городка", и приводят самые сочные отрывки из выступления этого мерзавца. Гиенам брошена жирная кость. Если б я знал, что мы станем участниками такого представления, то, конечно же, не пошел бы на похороны.
- Эммет, - мягко заметил Барбанте, - не лги. Пожалуйста… ты сделал доброе дело… не отказывайся от него.
- Я не лгу! - взорвался О'Нил. - И отвечаю за свои слова. Я шел прощаться с бедолагой, которому в очередной раз крупно не повезло. У меня и в мыслях не было, что я окажусь на праздновании Первого мая в Кремле.
- Припаси эти аргументы для беседы с Хаттом, - усмехнулся Барбанте. - Вот где тебе понадобится железное алиби.
- Да заткнись ты, - фыркнул О'Нил. - Ты меня утомил.
- Хватит, - вмешался Арчер. - Мы ни к чему не придем, если будем кричать друг на друга. Дом, я не хочу, чтобы ты уходил. Мы и так в подвешенном состоянии. В данный момент браться за сценарий программы некому, а пока мы найдем подходящего человека, если допустить, что мы сможем его найти, программа может слететь с эфира. И на тебя ляжет ответственность за то, что пятьдесят человек останутся без работы.
- Извини, Клем. - Барбанте повел плечами. - Отныне у нас новые правила: каждый за себя. Возможно, на следующей неделе будут новые похороны и Хатт не одобрит моего желания пойти на них. Возможно, умрешь ты, или мой отец, или Сталин, и мне захочется поприсутствовать на этих похоронах, даже если Хатт сочтет, что тем самым я создам лекарствам антирекламу.
- Прекратишь ты когда-нибудь говорить о похоронах?! - прокричал О'Нил.
- Свобода речи, прессы, религии и оплакивания покойных, - гнул свое сценарист. - Билль о правах Барбанте. Нет похоронам без плакальщиков. Это для новой Атлантической хартии.
- И что ты собираешься делать? - спросил Арчер, надеясь вернуть Барбанте к реалиям жизни.
- Я рад, что вы задали этот вопрос, мистер Арчер. - Барбанте картинно улыбнулся, словно лектор. - Я возвращаюсь в Калифорнию, чтобы заняться делами, которые давно уже занимают мои мысли. Я поселюсь на ферме отца, женюсь и напишу книгу под названием "Диалектика атеизма". - Он покивал с безумной улыбкой на лице.
- Теперь ты видишь, - тяжело дыша, обратился О'Нил к Арчеру, - чем я тут занимаюсь с девяти утра.
- Вчера вечером я отправил письмо в "Таймc", в котором изложил основные тезисы. Пробный шар. Вас, возможно, заинтересует первое предложение. О'Нил его уже слышал… "Настало время, когда нам следует рассмотреть запрещение религии, прежде чем религия запретит нас".
О'Нил обхватил голову руками и застонал.
- Это великолепно. Именно этого нам и не хватало. Нас всех линчуют.
- Не волнуйся. - Арчер думал о том, как выпроводить Барбанте из кабинета. - Он ничего не написал. Он шутит.
- О нет. Я не шучу. - Барбанте улыбался, как ребенок-идиот. - Я написал. Четыре страницы. С четкой аргументацией, как принято говорить у юристов.
- Когда твое письмо опубликуют, - О'Нил поднял голову, - все разговоры об уходе с работы станут лишними. Тебе придется бежать со всех ног.
- Ты несешь чушь, Эммет, - резко бросил Арчер. - Даже если он отправил такое письмо, никто его не напечатает.
- Может, я напечатаю письмо на свои средства, - мечтательно протянул Барбанте, - и сброшу над Радио-Сити с самолета. Новое поле деятельности для самолетов. Атака на логику. Не волнуйся, О'Нил. Это не коммунистическая пропаганда. Коммунисты хуже всех, потому что в этот день и в этот век они религиознее всех. Вера… вера - самый разрушительный фактор, ведь она не допускает несогласия или отклонения. Поэтому коммунисты убивают некоммунистов, или почти коммунистов, или сомневающихся коммунистов, точно так же, как евреи убивали христиан, а христиане убивали евреев, католики убивали протестантов, а протестанты убивали католиков, крестоносцы убивали мусульман, а мусульмане убивали индусов. И даже в этой стране пуритане отрезали уши квакерам и прибивали их к церковным дверям. Вера в Бога или вера в государство либо государственное устройство пугает меня и, будь у вас хоть капля здравомыслия, пугала бы и вас, потому что так или иначе вас попросят умереть за государство, то ли борясь с ним, то ли защищая его. Единственный выход, единственная возможность выжить - ни во что не верить. Ни в нашего Бога, ни в наши идеи, ни в наших людей, ни во что. Очень важно не иметь твердых убеждений, не создавать себе кумира, который могут оскорбить, которому могут угрожать, который придется защищать…
- Боже мой, - простонал О'Нил, - почему я должен все это выслушивать?
- Извини. - Барбанте потупился. - Вроде бы Клемент спросил меня, чем я собираюсь теперь заняться.
- Дом, - мягко спросил Арчер, - когда ты в последний раз спал?
Барбанте кисло улыбнулся. Провел рукой по глазам.
- Три, четыре дня тому назад, - прошептал он. - Не знаю. Ты думаешь, я свихнулся, не так ли, Клем?
- Есть немного, - кивнул Арчер.
- Ты прав. - Барбанте захихикал. - Ты абсолютно прав. И если я останусь в этом городе, в этой вонючей дыре, на меня точно наденут смирительную рубашку и будут лечить электрошоком утром, днем и вечером. - В голосе сценариста зазвучала мольба. - Я должен уехать. Ты это понимаешь, не так ли, Клем? Еще три таких дня я просто не переживу. Человек должен знать, что для жизни ему нужны не только золотые портсигары и чек на круглую сумму, который он получает каждую пятницу. Как насчет тебя, Клем? - Барбанте отлепился от окна и нетвердой походкой направился к Арчеру. Остановился перед ним, низенький, с затуманенными глазами, ненадушенный, с запахом перегара. - Что осталось у тебя, Клем? Прикупи акции. Отличное вложение капитала. Что осталось у тебя на полках, Клем, помимо присыпки для ног и пенициллина?
- Ты вроде бы собирался жениться. - В это утро Арчеру не хотелось говорить о себе. - Кто избранница?
Барбанте чуть оживился. Почесал нос.
- Еще не решил. Изучаю обстановку. Приглядываюсь к кандидаткам, завтракающим сейчас в своих постельках, раздвинув длинные стройные ножки. Должен остановить свой выбор на той, кому не повредит переезд. В засушливой Калифорнии выживают далеко не все. Ошибка тут недопустима. Господь требует моногамии. Мы вот разводим браминских быков. Из Индии. Могут жить на росе и полыни и за год набирать сто фунтов мяса. Циркулирую, циркулирую… - Барбанте опустил руку, его кисть совершила несколько кругов. - Циркулирую по уютным, маленьким спаленкам.
- К черту! - воскликнул О'Нил. - Я скажу Хатту, что нам больше не нужен Барбанте. Он получил свое.
- Барбанте получил свое, - нараспев повторил сценарист, возвращаясь к окну. - Великолепная фраза. Такая емкая. Прямо-таки сленг времен мировой войны. В которой мы сражались. Кроме меня. Кроме Клема. Кроме старого доброго йога Клема. - Он заговорщически подмигнул Арчеру. - Секрет, Клем. Мой, твой и любого, у кого есть десять центов на газету.
- Мне очень жаль, Клем. - О'Нил вздохнул. - Этот сукин сын Роберте…
- Забудь об этом, - отмахнулся Арчер и подумал, что ему придется к такому привыкать. Надо учиться не выдавать истинных чувств.
- Не волнуйся, Клем, ученые не стоят на месте. - Барбанте повернулся к нему. - Машины будут выполнять работу тысяч людей. Тысяч сценаристов. Наверное, одна из них сейчас как раз проходит экспертизу в патентном ведомстве. Позвони в "Интернэшнл бизнес машинс", и тебе привезут ее во второй половине дня. Вставишь штепсель в розетку, понаблюдаешь, как перемигиваются лампочки, а двумя минутами позже получишь сценарии десяти следующих передач "Университетского городка". Идеальных сценариев. К которым не прикасалась рука человека. А если в машине возникнут какие-то неполадки, их легко устранит человек с отверткой. И я гарантирую, что машина будет верить в Бога и не станет шляться до зари, выражать политические пристрастия, попадать в черные списки, ходить на чьи-либо похороны.
- О Господи, - выдохнул О'Нил, - он опять за свое.
Дверь открылась, не постучав, вошел Хатт. Свеженький, чисто выбритый, в идеально отглаженном костюме. Арчер вдруг понял, что всякий раз, когда Хатт входил в комнату, у него возникала мысль: вот человек, который выглядит на десять лет моложе своего возраста.
- Доброе утро, господа, - поздоровался Хатт. О'Нил встал, но Хатт замахал рукой: сиди, мол. - Как хорошо, что вы так рано заглянули к нам. - Он дружелюбно улыбнулся Барбанте и Арчеру, присел на краешек стола О'Нила.
Арчер заметил, что уши у Хатта уже не шелушатся.
- Хорошо отглаженный магнат, - нарушил паузу Барбанте. - Скажите мне, мистер Хатт, кто ваш портной?
Хатт бросил на Барбанте короткий взгляд, повернулся к О'Нилу. Тот покачал головой.
- Ни единого шанса.
- Вы говорили с ним, Арчер? - спросил Хатт.
Режиссер кивнул.
- Боюсь, О'Нил прав.
- Барбанте получил свое, - изрек сценарист. - Мы проголосовали.
- Может, вы подумаете еще денек? - предложил Хатт. - Чтобы принять окончательное решение в более спокойной обстановке.
- Никогда еще не ощущал себя в более спокойной обстановке, - ответил Барбанте. - Я циркулирую. - И хохотнул.
На лице Хатта отразилось недоумение, потом он пожал плечами и повернулся к О'Нилу и Арчеру.
- Сколько у нас сценариев? - спросил Хатт.
- Два, - ответил О'Нил.
- Корпорация "Посмертная продукция", - с важным видом покивал Барбанте. - Диалоги убывшего сценариста.
- Может, вам хочется поехать домой и отдохнуть, Дом? - по-прежнему дружелюбно спросил Хатт. - Вы выглядите уставшим.
Барбанте упрямо покачал головой:
- Мне тут нравится. Люблю слушать разговоры взрослых.
Хатт холодно оглядел Барбанте. Его светло-синие глаза не упустили ни всклоченных волос, ни мятого костюма, испачканного сигаретным пеплом, ни сизой щетины на щеках и подбородке. А потом он повернулся к сценаристу спиной.
- Арчер, как я понял, с моими инструкциями относительно похорон вышла некоторая путаница.
- Путаницы не было, Ллойд, - тихим голосом ответил О'Нил. - Я ему ничего не передал.
Хатт согласно кивнул:
- Значит, вы ничего не перепутали, Арчер. В отличие от О'Нила. Полагаю, сегодняшние газеты вы видели.
- Да, - ответил Арчер.
- Мы уже получили тридцать семь звонков, - продолжал Хатт привычным ему шепотком. - От церковных общин, организаций ветеранов, патриотически настроенных личностей. Все с требованием немедленно убрать из программы О'Нила, вас, Барбанте, Леви и Бревера.
- Начните с меня, - предложил Барбанте. - Ради улучшения отношений с широкой общественностью. Объявите, что Барбанте, будучи патриотом и личностью, убрался из программы.
Хатт его проигнорировал.
- Более того, звонили в приемную спонсора и даже к нему домой, хотя его номера нет в телефонных справочниках. И я хочу сообщить вам, господа, что мистер Сандлер нервничает, хотя, возможно, это еще мягко сказано. - И Хатт ослепительно улыбнулся.
- Церковные общины, - пробормотал Барбанте, - отрезали квакерам уши и прибивали к бронзовым дверям.
Хатт покосился на Барбанте.
- О чем это он?
О'Нил пожал плечами:
- О своем. Объяснить он не сможет, а уж я и подавно. Мы могли бы упростить себе жизнь, если бы два года назад отправили Барбанте к психоаналитику, оплатив его услуги по статье "производственные расходы".
- Я крещен Римской католической церковью, господа, и ею же воспитан, - заявил Барбанте. - Играл в бейсбол за Церковь Доброго Пастыря, пока они не нашли на мое место парня, который мог отбить крученый бросок питчера.
- Полагаю, вас не удивит, господа, - Хатт вновь обратился к О'Нилу и Арчеру, - известие о том, что спонсор очень серьезно рассматривает возможность закрытия программы. И я, откровенно говоря, не стал бы его за это винить.
В кабинете О'Нила повисла тишина. Спонсора никто не винил.
- Я не собираюсь скрывать от вас и тот факт, что мы подвешены на очень тонкой ниточке.
"До чего же он любит клише", - почему-то подумал Арчер. Хатт не стал затягивать паузу.
- Если мы не возьмем инициативу в свои руки, не сумеем круто изменить ситуацию, существует большая вероятность того, что в следующем месяце наша программа не получит разрешения на выход в эфир. Не буду отрицать, меня это тревожит, но я не думаю, - уверенно добавил он, - что мы уже потерпели поражение. - Хатт улыбнулся, обведя взглядом кабинет О'Нила, тем самым показывая, что числит всех в одной команде. - Если мы объединим усилия, то сможем спасти программу и, возможно, даже упрочить наше положение. Во-первых, на три часа дня я назначил пресс-конференцию, и я хочу, чтобы на ней присутствовали все участники программы: под всеми я понимаю и актеров, и музыкантов, и техников, и звукоинженеров. Мы должны собраться здесь и честно ответить на любой вопрос, заданный любым репортером. Я уже разослал телеграммы людям, которые раньше работали в программе, даже исполнителям маленьких ролей, появлявшимся в программе от силы три-четыре раза. Я пригласил Коннорса, редактора "Блупринт", он придет, сделав одолжение лично мне, и он уже предупредил, что намерен прямо спросить некоторых из участников программы, коммунисты они или нет. В том числе и вас, Арчер. - Хатт мило улыбнулся, показывая, что он воспринимает такой вопрос как шутку. - Судя по всему, за пределами этого агентства стало известно о том, что вы выступили против нашего решения очистить программу от коммунистов и сочувствующих, поэтому вами занялись вплотную. - Хатт покачал головой. - Коннорс оказал мне любезность и познакомил с результатами проведенного расследования. Должен сказать, Арчер, ваша подпись стоит под очень странными документами.
- Например? - с каменным лицом спросил Арчер.
Хатт в изумлении воззрился на него:
- Я должен вам их перечислить?
- К сожалению, да. Меня подводит память.
- Список восходит к тому времени, когда вы преподавали в колледже. Но, помилуйте, - Хатт рассмеялся, - не должен же я вам все это рассказывать.
- Так что я подписывал, работая в колледже? - спросил Арчер. - Я действительно хочу знать.
- Ну, к примеру… - Хатт пожал плечами, словно соглашаясь пойти навстречу причуде режиссера. - Вы были в колледже одним из основателей отделения профсоюза учителей. А потом председательствовали на митинге, который в тридцать пятом году Американский студенческий союз проводил в поддержку кандидата-коммуниста.
"Тридцать пятый год, - в отчаянии подумал Арчер, лихорадочно роясь в памяти. - Что я делал в тридцать пятом году?" Ничего не вспоминалось.