- Собираешься выступить?
Арчер кивнул:
- По просьбам общественности.
- И что ты им скажешь?
Арчер пожал плечами.
- Кто знает? Наверное, поделюсь с ними прописными истинами. Думаю, то же самое будут говорить и остальные. Свобода мнений, никакой цензуры, нет обвинениям и давлению со стороны. Скучновато, но что еще можно сказать? Как мне представляется, главное не в том, что ты скажешь, а в том, что ты придешь туда. - Он подошел к столу, начал набивать трубку. Нэнси поднялась, бросила журнал, аккуратно оправила юбку. Арчер с удовольствием наблюдал за ней. Сегодня она выглядела очень мило, не такой измученной, как в день спектакля Джейн.
- У тебя отличная шляпка, Нэнси. - Арчер улыбнулся.
- Клемент, - Нэнси пропустила комплимент мимо ушей, - ты думаешь, от этого будет польза?
- От чего?
- От собрания.
Арчер пожал плечами, раскуривая трубку.
- Кто знает? Кто знает, от чего нынче будет польза, а от чего нет? Польза точно будет только от одного: если земля вдруг разверзнется и Россия провалится в тартарары. Но на это рассчитывать не приходится, а делать что-то надо.
- А может, оно принесет много вреда? - спросила Нэнси, не отрывая взгляда от Арчера. - Я про собрание. Тебе не кажется, что люди, которые выступят на нем, подвергнутся особенно яростным нападкам?
Арчер глубоко затянулся, выпустил струю дыма.
- Вероятно. Скорее всего так оно и будет.
- Тогда, может, лучше не высовываться? На какое-то время лечь на дно. Не подставляться под обстрел?
Арчер встретился с Нэнси взглядом.
- Я не знаю. - Он никак не мог понять, куда клонит Нэнси, говорит ли она от себя или уже обсудила этот вопрос с Виком и теперь выражает их общее мнение. - Я в этих играх новичок. Поэтому не могу однозначно сказать, хорошо быть мучеником или нет.
Нэнси шагнула к нему.
- Только не сердись на меня, Клемент.
Арчер улыбнулся:
- Я ни разу не сердился на тебя с тех пор, как в тридцать пятом году ты предложила мне фляжку Вика. Даже если бы я хотел рассердиться на тебя, я не знаю, как это делается.
Быстрая нервная улыбка пробежала по губам Нэнси.
- Они бы оставили тебя в покое, если бы ты не попытался помочь Вику.
Вот тут надо быть очень осторожным, подумал Арчер.
- Я пытался помочь многим, Нэнси. - Ему вспомнились Уэллер и Матеруэлл, Атлас и Покорны. - С разными результатами. Некоторые из тех, кого я хотел облагодетельствовать, сейчас лежат в земле, другие несут обручальные кольца в ломбард.
- Но ты вызвал на себя огонь из-за Вика, - настаивала Нэнси, словно в чем-то обвиняя его. - Ради него ты рискнул своей работой. Ты собирался уйти, если бы они выгнали Вика, так?
- Я не знаю, Нэнси. - В голосе Арчера слышалась безмерная усталость. - Это случилось очень уж давно, когда я был храбр, молод и многого не знал.
- Это мне известно.
- Может, дело вовсе не в Вике. Может, дело в том, что в либеральных салонах называют принципом. Старомодным таким, средних размеров принципом.
Нэнси подошла к Арчеру вплотную. Он вдыхал свежий, будоражащий аромат ее духов, видел маленькие морщинки у глаз. Ее широко раскрытые сине-серые глаза сверкали.
- Клемент, я давно хотела сказать, что я тебе очень признательна.
- Да ладно тебе, - нервно ответил Арчер, ему не хотелось, чтобы его благодарили за то, что он делал по велению души.
- Ладно. - Нэнси улыбнулась, прочитав мысли Арчера. - Хвалить тебя не буду. Не скажу, какой ты хороший друг и прекрасный крестный отец. А если бы у тебя еще и волосы были, я бы просто не поверила, что есть такие люди, как ты…
- Нэнси, дорогая… - Арчер вынул трубку изо рта. - Нельзя же так смущать старого, больного человека…
- Но одно я тебе скажу. - Нэнси вновь стала серьезной. - Насчет сегодняшнего вечера. Ты сделал достаточно. Я не хочу, чтобы ты пострадал. Из-за меня, Вика или кого-то еще. Крепко подумай, Клемент. Этот вечер может дорого тебе обойтись. И последствия будут ужасны. Тебя на долгие годы могут лишить работы. Возможно, тебе придется сменить профессию. Подумай о себе. Прошу тебя. Если у тебя есть личные причины пойти на собрание, пожалуйста. Но не ходи туда ради Вика. Ты меня слышишь, Клемент? Только не ради Вика.
Арчер в некотором недоумении уставился на Нэнси. Она стояла совсем рядом, такая юная, такая серьезная, так решительно настроенная. Он положил трубку на стол, обнял Нэнси и поцеловал. Тело ее на мгновение напряглось, потом она обхватила его руками, яростно прижала к себе.
Арчер вновь поцеловал ее, в щечку. Послышались медленные, тяжелые шаги Китти, она вошла в кабинет.
Арчер похлопал Нэнси по плечу, опустил руки.
- Духи у тебя потрясающие.
Телефон зазвонил, когда они прощались в холле. Арчер снял трубку, глядя на обеих женщин, стоявших у открытой двери.
- Арчер? - услышал он мужской голос.
- Да. Кто это?
- Не твое дело. Долго мы этого терпеть не будем, братец, это все, что я хотел сказать…
Арчер заставил себя улыбнуться, потому что женщины перестали говорить, наблюдая за ним.
- Мы разберемся с тобой и такими же мерзавцами, как ты. - Человек на другом конце провода не кричал, не брызгал слюной, говорил спокойно, словно занимался привычным, уже изрядно наскучившим ему делом. - Берегись, братец, потому что мы…
Арчер положил трубку.
- Из телефонной компании. - Он направился к женщинам. - Хотели узнать, нет ли у нас претензий к качеству связи.
Женщины ничего не сказали. Арчер обнял Китти и проводил взглядом Нэнси, сбегающую по ступенькам, отметив в очередной раз, какая стройная у нее фигура и как к лицу ей эта маленькая смешная шляпка. Кассандра, добродушно подумал он, вспомнив предупреждение Нэнси. Кассандра в шелковых чулках и забавной шляпке, которая, выдав пророчество, спешит в агентство по найму, чтобы подобрать няню для детей. Была ли настоящая Кассандра красавицей? Чем она занималась в промежутках между пророчествами?
Вновь зазвонил телефон, Арчер закрыл дверь и вместе с Китти вернулся в холл. Он снял трубку и уже по голосу, спросившему Клемента Арчера, понял, с кем имеет дело. Положив трубку на стол, он задумчиво наблюдал, как доносящееся из динамика кваканье становится все громче.
Арчер дал голосу выкричаться, не слыша ни единого слова, лишь чувствуя рвущуюся из трубки ненависть. Китти прошла мимо, чуть ли не пробежала, словно словесный поток причинял ей физическую боль. Арчер следил за ней взглядом, пока она не скрылась в гостиной. Мужчина на другом конце провода уже кричал во весь голос, поэтому Арчер смог разобрать слова "коммунист" и "мерзавец". "Интересно, - подумал он, - какие выводы сделает человек, который прослушивает мой телефон. Если он хорошо воспитан, если его тошнит от ругательств и богохульства, эти крикуны испортят ему день".
Голос сменили короткие гудки. Арчер взял трубку, нажал на рычаг, позвонил на телефонную станцию и попросил соединить его с отделом договоров.
Ему ответил молодой женский голос. По тону чувствовалось, что в телефонной компании, где работала обладательница голоса, желание клиента - закон, требующий неукоснительного исполнения.
- Я бы хотел временно отключить телефон, - сказал Арчер, назвавшись и сообщив свой номер. - Я уезжаю из города.
- Да, мистер Арчер. Когда вы хотели бы отключить ваш номер?
- Немедленно, - ответил Арчер. - Как только я положу трубку.
- Вы хотите, чтобы мы переводили звонки на другой номер? - спросила женщина. - Чтобы тот, кто хотел бы вас найти, мог связаться с вами?
- Нет, благодарю вас. Я не жду никаких срочных сообщений.
- Когда подключить номер вновь? - спросила женщина.
Никогда, подумал Арчер. В двухтысячном году.
- Я вам позвоню и дам знать.
- Спасибо, мистер Арчер. Счастливого вам пути.
- Благодарю. - Арчер положил трубку. Эта женщина говорила от чистого сердца, подумал он, или выполняла инструкцию, требующую от сотрудников максимальной благожелательности в общении с клиентами.
Он прошел в гостиную. Китти несла большое и достаточно тяжелое кресло к окну. Ей пришлось поднять его очень высоко, чтобы не задеть вазу с цветами, которая стояла на кофейном столике. Она тяжело дышала, лицо перекосилось от напряжения.
- Что ты делаешь, Китти? - Арчер подошел, попытался взять у нее из рук кресло.
- Нет! - крикнула Китти. - Не трогай. Я хочу все сделать сама.
Арчер отпрянул.
- Зачем ты тащишь это кресло? - беспомощно спросил он.
- Хочу переставить мебель. - Китти поставила кресло, отступила на несколько футов, критически оглядела результаты своего труда. - Надоела мне эта комната. - Она вновь подняла кресло, передвинула его к другому окну. Арчер молча наблюдал, как Китти дважды пересекла гостиную, чтобы переставить приставной столик и лампу. Она наклонилась, чтобы выдернуть штепсель из стенной розетки, и с трудом выпрямилась, тяжело дыша.
- Тебе нельзя перенапрягаться, дорогая. - Арчеру не нравилось напряженное лицо Китти. Она его словно не замечала, металась по гостиной, задевая столы и кресла. Слова Арчера остались без ответа. Она словно его не услышала.
- Я попросил телефонную компанию отключить наш номер, - попытался Арчер вновь привлечь к себе внимание. - Эти бандиты больше не будут тебя пугать.
- Это хорошо. - Китти, морщась, опустилась на колени, чтобы воткнуть штепсель в новую розетку.
Арчер все смотрел на нее. Когда она в таком настроении, думал он, разговаривать с ней бесполезно. Он уже направился в кабинет, но у двери предпринял последнюю попытку:
- Китти, дорогая, я бы хотел, чтобы ты оставила нашу гостиную в покое. Я думаю, она и так прекрасно выглядит.
Китти несла ширму, чтобы поставить ее за кресло.
- Тебе есть чем заняться?
- Да.
- Тогда, пожалуйста, занимайся своими делами и позволь мне заняться моими. - Китти говорила резко, раздраженно, не глядя на мужа, продолжая возиться с ширмой. Арчер пожал плечами и прошел в кабинет, закрыв за собой дверь.
В кабинете еще стоял аромат духов Нэнси, и Арчер решил не раскуривать трубку, чтобы задержать его еще на несколько мгновений. По другую сторону двери Китти продолжала двигать мебель. До Арчера долетали нервные, резкие звуки, словно Китти хваталась за слишком тяжелые вещи и рывками переставляла их с места на место.
Арчер сел за стол, положил перед собой несколько листов бумаги. На этот раз он решил обойтись без пишущей машинки. Текст-то предстояло писать очень личный, идущий из души, поэтому хотелось исключить промежуточные, механические звенья между рукой и бумагой. Карандаш - лучший посредник.
"Дамы и господа", - написал он. Поднял карандаш, закрыл глаза, попытался представить себе зал в "Сент-Реджисе" сегодня вечером, участников собрания. Безусловно, среди прочих там будут дамы и господа. А также воры, плагиаторы, сплетники, коммунисты, некоммунисты, антикоммунисты, фашисты, нимфоманки, пьяницы, педерасты и несколько человек, которым самое место в дурдоме, о чем, собственно, знали все остальные. Все они будут сидеть в зале, ожидая, что их убедят… в чем? Многие из них с радостью стояли бы в стороне и наблюдали, как других артистов обрекают на смерть. Объединяло их только одно: они все работали на радио, телевидении, в театре.
Арчер открыл глаза. Подчеркнул написанные слова "Дамы и господа". Для усиления.
Затем он вновь начал писать, сначала медленно, потом быстрее, по мере того как выстраивались в систему аргументы, которые ему хотелось донести до слушателей.
"Оглядывая сидящих передо мной людей, - писал он, представляя себя на сцене переполненного зала, - я не могу уйти от одного вопроса: а чем отличаются собравшиеся в этом зале от всех остальных? Здесь собралась более или менее типичная группа американцев, поэтому наши мнения и убеждения во многом разнятся. Я вижу перед собой представителей всего политического спектра и убежден, что во время избирательной кампании у каждого кандидата найдутся сторонники среди сегодняшних моих слушателей и зрителей. Здесь есть коммунисты и есть фашисты, хотя я надеюсь, что число и первых, и вторых минимально, здесь есть демократы, республиканцы, социалисты, сторонники сухого закона и единого налога. Различия видны невооруженным глазом. Нам же предстоит определить, что нас объединяет, почему мы собрались в этом зале".
Из гостиной донесся приглушенный скрип. Арчер нахмурился, подумав о Китти, передвигающей с места на место тяжелую мебель. Он перечитал написанное: вроде бы излишне высокопарно. Арчер решил, что вступление надо свести к минимуму, сразу перейдя к темам, которые он хотел затронуть, а писать надо не речь, а тезисы и обращаться к ним по мере необходимости.
"Наша связь, - написал он, - все артисты. Та же профессия, что у Мелвилла. Дузе. Станиславского. Примеры репрессий других времен. Достоевский. Лоренс. Непристойная брань. Другие причины. Возмездие. Гюго. Публикации из ссылки. Сейчас хуже. Концепция абсолютного наказания…"
Писал он медленно, аккуратно, понятным почерком, нумеруя основные разделы будущего выступления римскими цифрами, подразделы - латинскими буквами, более мелкие части - арабскими цифрами. Точно так же в далеком прошлом он готовился к лекциям по истории, когда, сидя в такой же тихой комнатке, писал: "Причины французской революции. I. Литература. А) Руссо, его влияние. Б) Вольтер. II. Экономика. А) Роскошь двора. Б) Чрезмерные налоги…"
Работал Арчер методично, наслаждаясь своим умением организовать мысленный процесс, разложить все по полочкам. "Есть, правда, одно отличие от колледжа, - мрачно подумал он, глядя на исписанные страницы. - После лекций у меня не было необходимости призывать студентов к каким-либо действиям. От меня не требовалось звать их на баррикады или класть голову под гильотину. Вот оно, преимущество истории прошлого перед историей настоящего".
В гостиной что-то грохнуло, зазвенело разбитое стекло. Арчер вскочил, подбежал к двери, распахнул ее. Китти стояла посреди комнаты, глядя на лампу, разлетевшуюся по полу тысячью осколков.
Гостиную перевернули вверх дном. Стулья стояли один на другом, диван был отодвинут от стены, на ковре виднелись светлые квадраты и прямоугольники в тех местах, где на нем годами стояли какие-то вещи. Китти смотрела на валяющиеся вокруг нее осколки и повторяла: "Черт, о черт". Лицо ее пылало, волосы растрепались, несколько прядок прилипли к потному лбу.
- Присядь, пожалуйста. - Арчер подошел к ней. - Я все уберу.
- Оставь меня в покое. - Китти тяжело опустилась на колени, начала собирать осколки матового стекла. - Разберусь сама.
- Я тебе помогу. - Арчер наклонился, осторожно подобрал несколько больших осколков.
- Не нужна мне твоя помощь! - выкрикнула Китти. - Не нужна. Иди работай. - Она зло посмотрела на него, продолжая вслепую собирать осколки стекла.
- Послушай, - мягко заговорил Арчер, - я знаю, ты расстроена, но причин для этого нет…
- Ой! - вскрикнула Китти и посмотрела на свою руку. На ладони появилась длинная розовая полоса, которая тут же покраснела, кровь потекла по запястью. Китти уставилась на руку, словно ребенок, который понимает, что порезался, но еще не знает, как глубоко.
- Ну вот. - Арчер выпрямился, помог Китти подняться. - Сейчас все уладим. Сядь и подними руку, чтобы не потерять много крови. Я принесу бинт.
Китти послушно опустилась на деревянный стул, который стоял посреди комнаты рядом со столом. Арчер поставил ее локоть на стол, и Китти так и застыла, глядя на тоненькие струйки крови, медленно стекающие по голой руке.
- Какая же я глупая, - прошептала Китти. - Какая глупая.
Арчер поспешил наверх, в ванной наполнил тазик водой, нашел йод и бинт. Спустился в гостиную. Китти сидела в той же позе, не отрывая глаз от все удлиняющихся извилистых кровяных дорожек. Она ничего не сказала, когда Арчер осторожно смыл кровь, не поморщилась, когда он смазал йодом длинный порез. Потом он аккуратно забинтовал ей руку, разорвал конец бинта и завязал бантиком.
- Теперь ты будешь сидеть тихо? - спросил он.
- Посмотри на эту комнату. - Китти выдавила из себя улыбку. - Тут словно работали две бригады грузчиков. Одной наказали выносить вещи, другой - вносить.
- Я скажу Глории, чтобы она расставила все по местам. А ты иди наверх и ляг.
- Я должна что-то делать. - Китти отвернулась от него, но рукой не шевельнула. Оставила ее на столе, словно ребенок, гордящийся повязкой. - Не могу сидеть, ожидая, что позвонит телефон, потом вспоминая, что он отключен и дозвониться к нам никто не сможет.
- Об этом волноваться не стоит. Я думаю, тебе еще понравится жить без телефона. - Арчер наклонился, поцеловал Китти в щеку. Она была теплой и влажной.
- Ты сделал такую хорошую повязку. Так быстро и ловко. И ты совсем на меня не кричал.
- Во время операции ты держалась очень мужественно. - Арчер улыбнулся.
Китти задрожала всем телом, словно очень замерзла.
- Я не хочу быть мужественной. И никогда не хотела. - Она встала, коснулась локтя Арчера забинтованной рукой. - Клемент, - прошептала она, - ведь вечером ты не пойдешь на это собрание, да?
Арчер замялся.
- Давай не будем говорить об этом сейчас, дорогая.
- А когда мы об этом поговорим? - Арчера удивила ярость, прозвучавшая в голосе Китти. - Когда будем жить на пособие?
- Мы не будем жить на пособие.
- Пора бы тебе повзрослеть. Выйти из детской. Хоть раз реалистично взглянуть на жизнь. Что, по-твоему, произойдет после того, как сегодня вечером ты будешь публично защищать коммунистов? Ты думаешь, "Нэшнл бродкастинг компани" наградит тебя медалью и подпишет с тобой контракт на девяносто девять лет?
Китти уже держала его за обе руки. Арчер осторожно подался назад, и она его отпустила. Он повернулся и ушел в кабинет. Его тошнило от перевернутой вверх дном комнаты, стульев, стоящих на стульях, белых пятен на ковре, осколков лампы. Он надеялся, что Китти не последует за ним. Ему не хотелось слышать, что она думает по этому поводу, он предчувствовал, что результатом станет грандиозный скандал. За время их семейной жизни она никогда не ставила под сомнение его решения, наоборот, поддерживала их. Арчер всегда говорил себе, что с женой ему повезло. Китти полностью доверяла ему, никогда не сомневалась в его правоте. Арчер презирал женщин, которые превращали своих мужей в слабаков, о чем не раз говорил Китти. В кабинете Арчер подошел к столу и взял исписанные листы. Руки его чуть дрожали, но он все равно попытался прочесть написанное и не повернулся, услышав, как Китти вошла следом.
- Нет, ты туда не пойдешь. - Китти остановилась в шаге от него. - На этот раз ты от меня не спрячешься. - Она обошла стол, посмотрела Арчеру в лицо. - Вот это тебя сейчас интересует больше всего? Речь, которую ты собираешься произнести? Ты хочешь убедиться, что она произведет впечатление на слушателей? Ради этого ты готов растоптать последнюю возможность сохранить нашу семью?
- Китти! - Арчер не чувствовал твердости, с которой звучал его голос. - Боюсь, мне придется попросить тебя выйти из кабинета. Я хочу побыть один.