- Он собирался приехать в воскресенье и отвезти меня в колледж, но позвонил и сказал, что у него ничего не получится, так как он женится. Наверное, это детское, но я всегда злюсь, если меня подводят со свиданием. - Джейн повернулась к Арчеру. - Что-то ты очень грустный. Пожалуйста, не грусти из-за меня.
Арчер встал, подошел к ней, поцеловал в лоб.
- Обещаю, что с этого самого момента, как только я подумаю о тебе, мои губы будут расползаться в широкой улыбке. Потому что ты становишься очень хорошим человеком.
Губы Джейн вновь задрожали, на глаза навернулись слезы, но по щекам они не потекли.
- Ладно, я иду спать. А ты?
- Еще нет. - Джейн глубоко затянулась. - Я не устала. Посижу здесь, подумаю о женщинах, которым двадцать восемь лет. - Она выдавила из себя улыбку.
Арчер улыбнулся в ответ и вышел из кабинета.
Джейн осталась в кабинете. Возможно, его дочери сегодня предстоит пережить свою первую бессонную ночь, в течение которой ей придется вновь ощутить свое первое серьезное поражение, ночь, которая станет очередным шагом на пути в мир взрослых. А вот у Арчера, поднимающегося по лестнице, на душе полегчало. Частично потому, что пути его дочери и Барбанте окончательно разошлись, но в основном потому, что Джейн вдохнула в Арчера гордость и уверенность в завтрашнем дне.
В спальне была разобрана только одна постель, и Арчер понял, что Китти легла в спальне для гостей. Он подумал о том, чтобы зайти к ней и пожелать спокойной ночи, но вздохнул и начал раздеваться. Пообщаемся утром, решил он и заснул через две минуты после того, как выключил свет.
Глава 25
Разбудил Арчера звонок. Он протянул руку к телефону и снял трубку.
- Алло! - Но ответом ему была полная тишина. Тут он вспомнил, что сам попросил отключить телефон. Вновь звякнул звонок, и тут Арчер понял, что звонят в дверь. Он посмотрел на часы. Восемь с минутами. Тело ломило от усталости, будто вечером он участвовал в забеге на длинную дистанцию. Арчер закрыл глаза, надеясь, что дверь откроет кто-нибудь еще. Но звонок продолжал трезвонить, и ему пришлось встать. Вторая кровать так и осталась нетронутой. С трудом Арчер натянул халат, сунул ноги в шлепанцы. Волоча ноги, спустился вниз. Непрерывный трезвон жутко его раздражал.
Он открыл дверь. На пороге стоял старик в потрепанной шинели и фуражке. Шел дождь, старик посинел от холода, с фуражки капала вода.
- "Вестерн юнион", - пробормотал старик, сунув в руки Арчера конверт. - Распишитесь.
Арчер расписался. Порылся в кармане халата в поисках мелочи. Обнаружил только носовой платок да коробок спичек.
- Извините. - Он развел руками.
Старик грустно улыбнулся, привычный к людской неблагодарности, повернулся и, ссутулившись, ушел в дождь. Арчер закрыл дверь, прошел в гостиную и включил лампу, чтобы разогнать тьму. Сев в кресло, он уставился на желтый конверт, потом разорвал его неуклюжими, еще не проснувшимися пальцами и развернул телеграмму.
"НЕ МОГУ СВЯЗАТЬСЯ С ТОБОЙ ПО ТЕЛЕФОНУ. В ДЕВЯТЬ УТРА ТЫ ДОЛЖЕН БЫТЬ В МОЕМ КАБИНЕТЕ. ДЕЛО СРОЧНОЕ. О'НИЛ".
Арчер разжал пальцы, телеграмма упала на ковер. Минут пять он сидел, вытянув ноги, не в силах пошевелиться. Потом тяжело встал и пошел наверх. Он отвернулся, проходя мимо зеркала в холле. Ноги его дрожали, когда он поднимался по ступеням, во рту пересохло. Наверху Арчер взглянул на дверь комнаты Джейн. Закрыта. Он подумал, не зайти ли к Китти. Остановился, держась рукой за перила. Зайти только для того, чтобы сказать "доброе утро", сказать "извини", сказать, что поздно становиться врагами после стольких лет семейной жизни, сказать: "Я хочу позавтракать, составишь мне компанию?" Но потом он покачал головой. С этим придется подождать. Плохо, конечно, но придется подождать.
Арчер прошел в спальню, побрился, несколько раз порезавшись. Вспомнил крошечные капельки крови на воротнике рубашки Бурка, его громкий воинственный голос. Принял душ, кожу щипало в тех местах, где мыло попадало на ранки. Желудок словно завязался узлом, даже горячая вода не снимала напряжения. Когда все закончится, подумал Арчер, придется идти к врачу.
Арчер быстро надел те же рубашку и костюм, что были на нем вчера, так как подбирать новые желания не было. Когда он завязывал галстук, в спальню вошла Китти. Он бросил на жену короткий взгляд и отвернулся: не мог смотреть на ее несчастное лицо.
- Я еду к О'Нилу. - Арчер чувствовал, что она стоит у него за спиной. - Получил телеграмму. Много времени это не займет. Я скоро вернусь. А потом мы все уладим, если еще есть что улаживать. - Ему не понравился собственный тон. Сухой, холодный, отстраненный, лишенный жалости, любви и надежды. Но он слишком устал, чтобы задумываться о тоне или словах.
- Нам ничего не надо улаживать. - В голосе Китти чувствовалась безысходность. - Все улажено.
Арчер не ответил. Застегнул пиджак, расправил воротник.
- Какой у тебя мятый костюм. Ты ужасно выглядишь.
Арчер заглянул в бумажник. На такси хватит.
- Я приготовлю тебе завтрак.
- У меня нет времени.
- Не можешь же ты выйти из дома не позавтракав, - гнула свое Китти.
- У меня нет времени. - Он повернулся к жене. Выглядела она ужасно: черные мешки под глазами, заострившиеся скулы.
На мгновение она подняла на него глаза, потом неуклюже дошла до кровати, села, опустив голову и зажав руки между колен. Арчер шагнул к ней, поцеловал в маковку. От сухих волос пахнуло затхлостью. Китти не шевельнулась, и он ушел, оставив ее на кровати.
На углу он купил газету, зашел в аптечный магазин, чтобы выпить кофе. Кофе ему налили очень горячий, и Арчер пил его маленькими глоточками, просматривая газету. О вечернем собрании статьи не было. Или он ее не нашел. Не мог заставить себя методично пролистать толстую газету. А тем, кто не искал в "Таймс" какую-то определенную статью, газета сообщала об авиакатастрофе, унесшей жизни тридцати восьми человек, о перепалке в ООН полномочных представителей США и России. Эти страны по-разному оценивали события в Китае.
Арчер допил кофе, вышел на улицу и поднял руку, чтобы поймать такси. Машина, тормознув, остановилась у тротуара, но не успел он протянуть руку к дверце, как рядом словно из-под земли возникла толстуха с зонтиком и распахнула дверцу.
- Будьте джентльменом! - фыркнула она, закрывая зонтик, нырнула в кабину и захлопнула дверцу перед носом Арчера. Тому лишь оставалось проводить такси взглядом. Арчер основательно промок, прежде чем у тротуара остановилось другое такси.
Миловидные девушки ослепительно улыбались ему и мелодичными голосами желали доброго утра, словно ничего не произошло, а его статус в агентстве нисколько не изменился. А вот в кабинете О'Нила царила иная атмосфера. О'Нил, вобрав голову в плечи, стоял у окна. Он обернулся на звук открывающейся двери. При виде Арчера на его лице не промелькнуло и тени улыбки, глаза словно заволокло туманом. Они молча пожали друг другу руки, несколько мгновений постояли посреди кабинета.
- Мне очень жаль, что все так обернулось, Клем, - наконец вырвалось у О'Нила. - Очень жаль.
- Забудь об этом. - Арчер пожал плечами. - Профессиональный риск, ничего больше. - Он снял пальто, бросил на стул. Дождь лил как из ведра, так что пальто промокло насквозь. Плечи пиджака и те стали влажными.
- Они нас ждут. - сообщил О'Нил. - Хатт и Сандлер. В кабинете Хатта. Хочешь что-нибудь спросить у меня?
- Нет.
О'Нил помялся, словно сам хотел что-то сказать. Потом мотнул головой, шагнул к двери, открыл ее.
- Тогда пошли.
Они пересекли общий зал, благоухающий духами и туалетной водой машинисток. Мисс Уолш встретила их враждебным взглядом.
- Заходите. Он ждет.
Сандлер сидел в кожаном кресле лицом к двери. Пол у его ног устилали газеты. Хатт за столом синим карандашом правил сценарий. Оба встали, как только Арчер и О'Нил вошли в кабинет.
- Доброе утро, - прошептал Хатт. - Эммет, будь так любезен, если тебя это не затруднит, закрой дверь.
О'Нил закрыл дверь. Хатт выдержал паузу, прежде чем сказать: "Присаживайтесь". Отложил в сторону синий карандаш и сценарий.
Арчер сел на стул, О'Нил остался стоять, привалившись к стене, мрачный и бледный.
- Вы это видели, Арчер? - Сандлер поддел ногой лежащие на полу газеты.
- Я просмотрел только "Таймс".
- Могли бы потратить еще несколько центов, - процедил Сандлер. - Ваша фамилия упоминается в каждой газете.
- И вас отнюдь не хвалят, - добавил Хатт.
- Правда? - ровным тоном спросил Арчер.
- Правда.
- Правда, - вмешался Сандлер. - Честят не только вас, но и меня. И мою компанию.
- Я сожалею.
- Вы сожалеете. - Сандлер наклонился к нему. Лицо его закаменело, а голубые глаза - только теперь Арчер заметил, что цветом они такие же, как у Хатта, - превратились в две ледышки. Чувствовалось, что сдерживается он с трудом. - Сожалеть сейчас самое время.
- А чего вы от меня ждете?
- Давайте обойдемся без грубостей! - рявкнул Сандлер. - Я поднялся в пять утра и проехал девяносто миль не для того, чтобы выслушивать грубости. - Губы его побледнели, он, казалось, выплевывал каждое слово. - Чего вы, собственно, добивались, Арчер?
На долю секунды у Арчера возникло желание все объяснить. Потом он взглянул на перекошенное яростью лицо старика, в глаза-буравчики Хатта и понял, что смысла в этом нет.
- Я не думаю, - устало ответил он, не желая еще одного раунда споров, - что есть смысл возвращаться к пройденному.
- Тогда позвольте сообщить вам о том, что произошло в последние дни, - отчеканил Сандлер. - На случай, если вы не в курсе. Мой чертов телефон звонит двадцать четыре часа в сутки. На работе. Дома. Эти психи обливают помоями меня, мою жену, моего секретаря, мою служанку, всех, кто снимает трубку. Вчера вечером четверо бандитов подстерегли моего сына на автостоянке и избили так, что на бровь пришлось наложить шесть швов. Мой дворецкий уволился. Из десяти писем… Чего вы улыбаетесь?
Арчер и сам удивился тому, что его губы изогнулись в улыбке.
- Забавно, знаете ли. Дворецкий подает заявление об уходе, потому что его работодателя обвиняют в симпатиях к коммунистам.
- Прекратите улыбаться! - взвился Сандлер. - Ничего смешного тут нет. Моя жена в истерике, и я собираюсь отправить ее в Аризону, пока все не успокоится. Если успокоится. Более того, со всей страны начали приходить отказы. Фирмы, с которыми мы работали по двадцать лет, больше не хотят брать нашу продукцию. И одному Богу известно, когда все это закончится. И все это ваших рук дело, мистер Арчер, ваших.
- Я с этим категорически не согласен, - возразил Арчер. Он понимал, что старика ему не переубедить, но хотел погасить всплеск его ярости. - Я не звонил вам домой или на работу. Я не подбивал глаз вашему сыну. Я не отменял никаких заказов. Люди сейчас усталые, взволнованные, испуганные, отсюда и тяга к насилию. Моей вины в этом нет.
- А я говорю, что это ваша работа, Арчер, - не уступал старик, - сколько бы вы ни произнесли речей о положении в мире. Да и не хочу я больше слушать ваши речи. И так выслушал на одну больше, чем следовало, и теперь приходится поджимать хвост. Вы сделали то, чего никому не удавалось за последние сорок лет. Вы мне солгали, вы прикинулись, что заботитесь о моих интересах, вы скрыли от меня важную информацию, вы цинично сыграли на моих чувствах, но теперь вам за все это придется заплатить.
- Я вам не лгал. - Арчер почувствовал, как в нем закипает злость, и попытался пригасить ее. - И ничего от вас не скрывал.
Сандлер зловеще рассмеялся.
- Разве не вы гарантировали мне, что человек, с которым вы дружили пятнадцать лет, не коммунист?
- Гарантировал. Но…
Сандлер наклонился, поднял с пола одну из газет. Швырнул ее Арчеру. Газета рассыпалась на листы.
- Прочтите вот это. - Арчер не стал нагибаться за газетой. - Протяните руку и прочтите, что написано о вашем друге.
- Читать мне не обязательно. Я уже все знаю.
- Ну вот, - взревел Сандлер, - теперь вы говорите, что все знаете! И вы этого не знали, когда ехали в Филадельфию? Вы ничего не знали о человеке, с которым пятнадцать лет жили душа в душу?
- Я не знал, что он коммунист.
- И вы хотите, чтобы я вам поверил? - Он подождал ответа, но Арчер промолчал. - А теперь, - Сандлер сбавил тон, но в голосе по-прежнему звучали ледяные нотки, - что вы знаете о нем теперь?
- Я знаю то, что слышал на вчерашнем собрании.
- Ага. - Сандлер кивнул, словно решил прислушаться к голосу разума. - И я полагаю, о Барбанте вы тоже знаете только то, что слышали на вчерашнем собрании. Я про приятеля вашей дочери. Вы, конечно же, не имели понятия, что человек, который писал сценарии вашей программы, - закоренелый атеист.
Арчер вздохнул:
- Это-то тут при чем? В нашей программе мы никогда не задевали религиозные чувства слушателей.
- "В нашей программе мы никогда не задевали религиозные чувства слушателей", - фальцетом передразнил его Сандлер. - Как мило с вашей стороны. Как тактично. Послушайте, Арчер, мои соседи - набожные люди. Я сам верю в Бога. Я верю в то, что люди должны ходить в церковь и защищать свою религию. Я президент моей синагоги. Я председатель пяти или шести межконфессиональных благотворительных фондов. Я каждую неделю встречаюсь со священниками, раввинами и пасторами. И что прикажете мне делать на следующей неделе, когда я вновь должен буду выступать перед ними? Как мне объяснить им, что я платил семьсот долларов в неделю человеку, который хотел их всех уничтожить? А что, по-вашему, скажут по этому поводу антисемиты?
Теперь еще и это, обреченно подумал Арчер.
- Что вы пытаетесь со мной сделать?! - кричал Сандлер, голос его, на удивление молодой и сильный, переполняла ненависть. - Чем я так насолил вам? За что вы втянули меня в такую передрягу? - Сандлер встал, подошел к Арчеру, навис над ним, словно собрался его ударить. Он тяжело дышал, лицо его побагровело, и Арчер даже испугался, не хватит ли старика удар. Он с любопытством всмотрелся в Сандлера, гадая, попытается тот ударить его или нет.
- Ладно. - Сандлер медленно повернулся и направился к столу Хатта. Казалось, на него навалилась усталость и он вдруг осознал, что уже далеко не молод, поднялся в пять утра и успел проехать девяносто миль. - Какой смысл говорить с вами? - Сандлер прислонился к столу, уставился на режиссера. Смотрел на него и Хатт, молчаливый, с застывшим лицом-маской. - Вы проиграли, Арчер. Я окончательно убедился, что доверять вам нельзя, и вы заплатите за содеянное. Программа закрыта. С этой самой минуты, Хатт.
- Да, сэр, - кивнул Хатт.
- Рекламу будем давать только в журналы, - продолжал Сандлер. - Если останется что рекламировать. Когда заканчивается контракт Арчера?
- Через семь недель, - без запинки ответил Хатт.
- Ничего ему не платите. Пусть подает в суд. Если придется, мы дойдем до Верховного суда. Но сейчас он не получит от нас ни цента.
- Да, сэр. - Хатт взял со стола синий карандаш, начал разглядывать его.
- Это все. - Сандлер тяжело вздохнул. - Мне пора. У меня встреча в Филадельфии.
Он взял пальто. Хатт вышел из-за стола, помог ему одеться. Сандлер нахлобучил на голову шляпу с загнутыми полями, совсем как у ковбоя. Хатта не поблагодарил. Задумчиво оглядел Арчера и медленно вышел, подволакивая ноги. Дверь он оставил открытой, и Арчер успел заметить, как хищно улыбается за своим столом мисс Уолш. А потом О'Нил, который все это время стоял как истукан, шагнул к двери и закрыл ее.
Хатт вновь сел за стол, покрутил в руках синий карандаш.
- Вот так. Вы слышали, что он сказал.
- Слышал, - ответил Арчер.
- Вы обратитесь в суд?
- Я дам вам знать. - Арчер знал, что судиться не будет, но не хотел делиться своими планами с Хаттом. Пусть подергается.
- Мы вас растопчем. Вот это, - Хатт кивнул на устилавшие пол газеты, - покажется любовными письмами в сравнении с тем, что напишут о вас во время процесса.
- Я больше не нужен, не так ли, Ллойд? - спросил О'Нил, шагнув к двери. По его печальному лицу Арчер видел, что О'Нила от всего этого тошнит. - У меня полно работы и…
- Останься, Эммет, - остановил его Хатт. - Мне надо кое-что сказать мистеру Арчеру, и я хочу, чтобы ты меня послушал. Возможно, из этого разговора ты кое-что почерпнешь и для себя.
О'Нил опустил руку, которая уже тянулась к ручке двери, и занял прежнюю позицию у стены.
- Я вас предупреждал. - В голосе Хатта слышались торжествующие нотки. - Я давно говорил вам: не пытайтесь бороться со мной. Лучше бы вы ко мне прислушались.
Арчер поднялся.
- Думаю, я могу уйти.
- На вас поставлен крест, Арчер, - зашептал Хатт. - Я говорил вам, что так и будет, и я рад, что развязка наступила так быстро. Мне это стоило больших денег, но они потрачены не зря. Я, во всяком случае, об этом не жалею. Прежде чем вы уйдете, я хочу, чтобы вы знали: я имею самое непосредственное отношение к тому, что случилось с вами вчера вечером.
Арчер остановился у двери, заинтригованный словами Хатта.
- Что вы хотите этим сказать?
- Поехав в Филадельфию к мистеру Сандлеру, вы нарушили один из самых старых и неукоснительно выполнявшихся законов этой организации. И я решил навести о вас справки. Более месяца два частных детектива плотно занимались вами, и, должен сказать, свое вознаграждение они отработали.
"Вот, значит, кто прослушивал мой телефон", - подумал Арчер. Это могло показаться странным, но у него отлегло от сердца. Во всяком случае, ФБР он еще не заинтересовал.
- Паршивый сукин сын, - отчеканил Арчер.
Хатт пожал плечами, даже улыбнулся, хотя и покраснел.
- Ваши слова меня не трогают, Арчер, потому что меня вы больше не интересуете. Я пытался вас спасти. Я предоставил вам достаточно времени и использовал все свои аргументы и все свое красноречие. - Вновь улыбка, на этот раз даже более широкая. - Об этом я тоже не жалею. На вас я потренировался, упорядочил мысли, и когда возникла необходимость прибегнуть к тем же аргументам, чтобы убедить другого человека, все получилось как нельзя лучше. В отличие от вас Френсис Матеруэлл показала себя настоящей патриоткой. Судя по газетам, вчера она выступила блестяще, не так ли?
- Полагаю, вы гордитесь устроенным ею грязным спектаклем.