Робертсон в центральном посту. На рулях – рулевой; вахтенный инженер-механик – на "каштане"; Артхюха – на своем пульте управления общекорабельными системами; вахтенный боевого информационного поста (БИПа) – у своей ЭВМ; на вахтенном журнале центрального – мичман Нестеренко; в центре – кресло командира, там старпом.
Кашкин знакомит его со всеми. Все ему кивают. Ну, со старпомом он его не знакомит – тут знакомить нечего.
– Вы лучше пройдитесь по отсекам, проверьте несение ходовой вахты, – говорит старпом, не отрывая взгляда от своего журнала боевой подготовки, – это полезней будет.
– Пошли, Робертсон, – говорит Кашкин, – пройдемся по отсекам. Мы в первом! – говорит Кашкин вахтенному инженер-механику.
– Есть! – говорит тот, и они спускаются вниз по трапу.
Ныряя через переборочные двери, Кашкин и Робертсон оказываются в первом отсеке.
– Вот, Робертсон, смотри, – говорит Кашкин, – мы в первом отсеке. Это отсек живучести. А почему? А потому что из него, чуть чего, подводник может выбраться через специальный люк – он наверху, на торпедной палубе – и через торпедные аппараты. А еще здесь есть аварийно-спасательные устройства – буй, который отдается для обозначения места затонувшей подводной лодки. Но тонуть эта лодка, сам понимаешь, должна на глубине, удобной для спасения – примерно метров в триста. Вот если над тобой триста метров, Робертсон, то тебя еще можно будет отсюда достать.
– А если четыреста?
– Можно и четыреста, но тогда нужны специальные автономные аппараты – они подходят к затонувшей лодке, присасываются сверху к комингс-площадке над люком, убирают всю воду из-под себя, потом открывают люк, и люди переходят в аппарат.
– А если глубже?
– А если глубже, то может раздавить.
– А какая вероятность того, что лодка затонет на удобной для спасения глубине?
– Никакой. Лучше вообще не тонуть. Вот поэтому мы и проверяем вахту. Вахта на корабле несется именно для того, чтоб не утонуть. И не сгореть.
– И вахта гарантирует.
– Ничего она не гарантирует. Лозунг на скале видел?
– Где североморец?
– Ага!
– Видел.
– Вот там все правильно написано. Особенно под лозунгом, – говорит Кашкин, наклоняясь куда-то под колонку ВВД. Вылезая из-под нее, он представляет ее Робертсону: – А это колонка ВВД. На каждом клапане все написано – что, для чего, почему. Отсюда можно аварийно продуть все группы ЦГБ, дать "пузырь в нос" или продуть ЦГБ по группам. Понятно?
– Понятно, – говорит Робертсон, хотя по нему видно, что ему пока ничего не понятно.
– Ничего, Робертсон, – говорит Кашкин, – привыкнешь. Пошли дальше. – А это выгородка кондиционирования первого отсека. Тут у нас компрессор, который недавно взрывали всякие взрыватели, как ты помнишь, тут у нас отсечный вентилятор, углекислотный регенератор морской – заведование твоего друга Рустамзаде, а под палубой – аккумуляторная батарея на сто двенадцать элементов. Сама батарея у нас поделена на две части. Первая часть в первом отсеке – вот она, а вторая часть – во втором.
– А еще что здесь есть?
– А еще у нас здесь гидроакустический комплекс со своими выгородками, насосы главной осушительной и трюмной магистрали, шпили, торпеды, торпедные аппараты и прочее. Да! Среди прочего – гальюн первого отсека, замечательное устройство, которое ты еще до конца не изучил, и цистерна пресной воды – к ней подведен воздух низкого давления через редукторы. Давим воздухом – и есть в кране вода. И за всем этим наблюдает.
– Вахтенный первого отсека мичман Завирюха!
– Вот тебе и вахтенный. Завирюха, сообщите в центральный по телефону, что мы у вас были и проверили несение вами ходовой вахты.
– Щас сделаем!
– Ну все, Робертсон, пошли во второй отсек.
В это время к доктору в амбулаторию выстраивается очередь матросов. Доктор их принимает.
– Ну? – говорит он.
Вошедший матрос говорит ему:
– Тащ-ка, от головы чего-нибудь дайте.
Доктор выдвигает ящик стола – он полон таблеток:
– Бери любую.
– А она от головы? – с сомнением говорит матрос.
– От головы! Разломишь пополам и съешь. Вторая половинка – от живота.
– Да я ж серьезно, тащ-ка, болит.
– Ну тогда съешь всю таблетку.
Следующий матрос входит, тщательно закрывает дверь, поворачивается и говорит таким тоном, будто сообщает доктору военную тайну:
– Тащ-ка! У вас от головы чего-нибудь есть?
Через какое-то время резко открывается дверь амбулатории и из нее показывается доктор со стоном.
– А-а-а. я с ними с ума сойду! Все от головы! Все! Константиныч! – ловит он проходящего мимо химика – посиди за меня пять минут! Мне надо феншуй свой срочно включить! Расслабиться! Срочно в койку.
Картина: доктор в койке в изоляторе с умиротворенным выражением на лице, с закрытыми глазами расслабляется, а рядом, через стенку, в амбулатории, Константинович выдает всем таблетки от головы.
Ночь. Тихо. Только вентилятор отсечный работает. Ни звука. И тут матрос Алиев, спускаясь по трапу, поскользнулся и полетел вперед. Головой он влетел в ящик. Ящик всмятку. Алиев цел, но лоб рассек. Из рассеченного места течет кровь.
Алиев молча направляется в соседний отсек искать доктора.
Доктора он находит лежащим на верхней койке в изоляторе. Тихо открывается дверь изолятора, бесшумно входит в нее Алиев, и вот он уже зависает над лицом доктора. Алиев вглядывается, будто принюхивается.
Док уже проснулся, но все еще надеется, что это не к нему.
Кровавая рожа зависает над доком. Рожа сопит, по ней течет кровь. Рожа начинает на ощупь искать доктора:
– Тащ-ка! Тащ-ка! Это вы?
– Нет! – орет док и пугает Алиева. – Это не я! Вы мне когда-нибудь спать дадите? О господи! Первая фраза клятвы Гиппократа – как вы мне все надоели!!!
Алиев тихо покидает изолятор.
Крики доктора разбудили Сову. Тот встал, пошел вниз, в умывальнике он находит Алиева. Тот смывает кровь.
– Что, Алиев, с черепом?
– Ударился!
– Да-а-а? – с сомнением тянет Сова. – И почему ты все время ударяешься, Алиев? А?
– Не знаю, тащ-ка!
– А я знаю.
– Почему?
– Потому что головой работаешь. Вот если б ты работал другим местом, то ударялся бы именно им. У доктора был?
– Был.
– И что?
– Он спит.
– Спит? Запомни, Алиев, сон на флоте – это преступление. На флоте не спят, а отдыхают. По-твоему, доктор у нас преступник? А?
Сова входит к Рустамзаде – тот на вахте.
– Доктор Алиева не хочет лечить.
– Как это?
– Так! Телефон у тебя работает?
– Конечно.
– Позвони доктору в амбулаторию, а когда он возьмет трубку, дай отбой. А я сейчас посмотрю.
Рустамзаде так и делает: звонит доктору. Звонок длинный, не вылежать.
Сначала доктор лежит и делает вид, что спит, потом он, охая, на четвереньках, через окошко (чтоб не обходить) переползает в амбулаторию. Ударившись коленками и зашипев, подползает к телефону, берет трубку.
– Ах ты сука!!! – кричит доктор – Сука!!!
Сова, подслушивая все это у двери, с видимым удовольствием, улыбаясь, разворачивается и идет опять к Рустамзаде:
– Эдик, публика просит повторить.
– Сейчас!
– Погоди пять минут, пусть уснет.
Все повторяется до мелочей – опять док лезет через окошко, опять подползает к телефону, берет трубку.
– А теперь, – говорит Сова Эдику, – скажи ему: "Извините".
– Ах ты сука! Сука!!! – орет док, но трубка уже молчит.
Док сидит в амбулатории совершенно разбитый.
Сова находит Алиева в умывальнике – тот пытается на свой череп приклеить пластырь.
– Иди к доктору. – говорит ему Сова. – Если он тебя сейчас не примет, мне скажешь.
Алиев стучится в дверь амбулатории:
– Разрешите, тащ-ка!
Командир, не раздеваясь, на спине лежит на койке. Над ним лампочка "каштана". Она шелестит, оживает– командир немедленно открывает глаза и вызывает центральный.
– Есть центральный!
– Что у нас?
– Замечаний нет.
– Старпом где?
– В центральном, позвать, товарищ командир?
– Не надо.
Командир входит в центральный. На старпомовское желание подать команду "Смирно!" он отвечает предупредительным жестом – не надо подавать команду. Взглядом он подзывает старпома.
– Анатолий Иванович!
– Да, товарищ командир.
– У нас все в порядке?
– Вроде да.
– Противолодочный рубеж форсируем через сутки?
– Да. Через сутки будет Нордкап-Медвежий.
– Хорошо. Так, говоришь, все в порядке?
– Да.
– Распиши всех – зама, командира БЧ-5, флагманского по живучести, помощника, себя, меня, вахтенных офицеров – чтоб каждый час кто-то обязательно проверял несение вахты вахтенными. Люди устают, не замечают очевидное – свежий взгляд всегда нужен.
– Сделаем.
– Хорошо. Я в каюте.
Командир уходит. Старпом смотрит ему вслед. К нему подходит командир БЧ-5.
– Ну, что такое? – спрашивает он у старпома.
– Ничего особенного. Просто если ничего не происходит, то командир наш не спит. Неймется ему. А вот после того как что-то произойдет и мы с этим справимся, вот тогда он уснет спокойно и какое-то время будет спать, а потом опять будет маяться. До следующего случая. Все как всегда. Надо расписать всех по проверкам.
– Понятно.
– Как у тебя матчасть?
– В норме.
– Хорошо! – старпом с сомнением качает головой и смотрит на трап, по которому только что ушел командир.
– И в заключение слово имеет заместитель командира. Николай Васильевич, прошу вас, – говорит старпом. (Собрание офицеров, встает зам и начинает.)
– Товарищи офицеры! В соответствии с распоряжением командира, как вы знаете, я назначен проверять бдительность несения ходовой вахты вахтенными в отсеках!
Офицеры собраны в кают-компании на совещание. Все слушают зама с безразличными лицами, а Поляков – демонстративно закрыв глаза.
– Геннадий Петрович, – говорит зам, – вам неинтересно?
– Очень интересно, продолжайте, пожалуйста. Я прикрыл глаза, чтоб полностью обратиться в слух.
– Так вот, товарищи, проверяю я несение, и что же?
– Николай Васильевич, – нетерпеливо перебивает его старпом, – если не очень сложно, то ближе к делу.
– А сейчас и будет дело!
– Прошу.
– Я подхожу к очень важному шестьдесят пятому боевому посту, а там прямо напротив поста приклеена голая женщина!
– И?.. – вмешивается опять старпом.
Все немедленно оживляются, предчувствуя потеху.
– Делать было нечего, товарищи, – говорит зам, – пришлось ее отодрать!
Громкий хохот. Старпом его прекращает одним взглядом, потом он вздыхает и говорит:
– Понятно. Спасибо, Николай Васильевич! Значит, так! В итоге следующее: всем исполнять корабельный устав. Каждый отвечает за свое заведование. Командиры подразделений – раз в сутки обойти все свое и проверить и несение вахты, и работу материальной части. И на этом все. А впредь все совещания подобного рода считаю излишними.
– Анатолий Иванович, но я еще не закончил! (Это зам.)
– Николай Васильевич, я только что закончил за вас. Все свободны. По местам.
– Анатолий Иванович!!! – возмущается зам.
Но его уже никто не слушает, все устремляются на выход.
– Рустамзаде! – подзывает старпом начхима.
– Я! – останавливается тот.
– Завтра в четвертом отсеке проведешь занятие для молодежи по включению в средства защиты органов дыхания.
– Так я ж уже проводил, Анатолий Иванович!
– Что-то непонятно?
– Понятно.
– Я сказал: завтра. Всех собрать – молодых, прикомандированных – всех.
– Ясно.
– И Робертсона захвати. Ему будет полезно.
– Есть.
Столовая 4-го отсека. Занятие проводит Рустамзаде. Собраны матросы и Робертсон.
– А теперь – переключение из ПДУ в ИП-46, – говорит Рустамзаде. – Готовим изолирующий противогаз, потом затаиваем дыхание, закрываем глаза, снимаем очки, наносник, вытаскиваем загубник и включаемся в ИП. Понятно? А теперь по очереди каждый подойдет сюда и покажет мне, как он это будет делать.
В этот момент из камбуза повалил дым и побежали во все стороны коки. Рустамзаде очнулся первым. Он бросился к "каштану", вызвал центральный и объявил:
– Аварийная тревога! Пожар в четвертом отсеке! Пожар на камбузе!
Звонки аварийной тревоги.
В этот момент в центральный прибегает командир. Начинается борьба за живучесть.
Центральный пост объявляет: "Аварийная тревога! Пожар в четвертом! На камбузе!"
Люди мечутся по отсеку, но немедленно всех организуют Рустамзаде и Робертсон. Команды так и сыплются, люди успокаиваются, действуют в дыму быстро.
"Загерметизирована кормовая переборка! Загерметизирована носовая! Остановлен отсечный вентилятор! Готовится ВПЛ к работе! Замеряется концентрация угарного газа! Личного состава 20 человек. Включился в ПДУ! Найден источник возгорания – фильтр ФМТ-200Г! Фильтр обесточен!"
– Четвертый! – вызывает центральный.
– Есть!
– Как концентрация?
– Замерена концентрация угарного газа! 50 ПДК!
– Начхим!
– Я!
– Предложения.
– Надо перемешать воздух носового блока, все фильтры очистки должны быть в работе!
– Понял! Отбой аварийной тревоги! Производится перемешивание воздуха носового блока! Включить все средства очистки воздуха!
Люди в четвертом скапливаются у кормовой переборки. Они все еще включены в ПДУ. И тут Робертсон падает. Рустамзаде бросается к нему, сдирает с его лица ПДУ и надевает на него маску изолирующего противогаза, который он снимает с себя.
– Центральный! Лейтенант Робертсон потерял сознание! Прошу принять его в пятом!
После этого Рустамзаде тоже почти теряет сознание.
Их доволокли до изолятора. Там доктор приводит их в чувство.
– Ну, живы? – говорит док.
– А что это за дрянь? – говорит начхим, брезгливо вытирая нос.
– Не узнаем родной нашатырный спирт, Эдик?
– Уже узнаем!
– Чего это вы в обморок вместе хлопнулись?
– Робертсон остался включенным в ПДУ, а от волнения он его, видимо, сработал быстро. Так что – кислородное голодание.
– А ты свой ИП зачем на него надел?
– Чтоб быстрее было.
– Что быстрее? Быстрее надо было только в амбулаторию его тащить. Умники!
В амбулаторию врывается старпом:
– Ну?
– Живы, Анатолий Иванович!
– А вырубились-то они чего?
– Да больше от чувств! – говорит доктор.
– Понятно! Ну что, Робертсон? Все никак нам тебя не уморить? А? Чего молчишь?
В амбулаторию входит командир:
– Ну, где они?
– Здесь!
– Чего случилось-то?
– В основном переволновались.
– Переволновались? Рустамзаде! Что там с фильтром?
– Скорее всего, автоматика на отключение нагревателя не сработала, товарищ командир!
– Разберитесь, "скорее всего", потом мне доклад. Ну что, Робертсон, с первым пожаром тебя. За автономку таких возгораний будет три-четыре. Это норма. Так, ладно, доктор, дай им чего-нибудь успокаивающего.
– Сделаем, товарищ командир.
Командир и старпом уходят.
– Я в каюте, Анатолий Иванович! – говорит командир.
– Есть!
Старпом проходит мимо камбуза. Там коки вовсю его отмывают.
– Ну что, чудо-коки? Разбежались? А аварийную тревогу за вас кто будет объявлять? Папа Римский? Помощник!
– Я!
– Отработку с ними провести!
– Есть!
К старпому подходит командир БЧ-5:
– С первым возгоранием, Анатолий Иванович!
– Типун тебе на язык! Командир Робертсона тоже поздравил. Нашел с чем.
– Командир-то где?
– В каюту пошел. Теперь уснет спокойно.
В четвертом отсеке Робертсон натыкается на незнакомого офицера. Тот, увидев на кармане Робертсона бирку "КГУ БЧ-2", останавливает его вопросом:
– Это вы новый лейтенант в БЧ-2?
– Так точно!
– А я – флагманский дивизии по живучести, капитан второго ранга Фома. О вас мне говорил начальник штаба. Значит, так, побаловались и будет. Задание такое: зачеты по знанию устройства подводной лодки буду принимать у вас я. А все эти изучения методом "опроса местных жителей" мы теперь будем проводить следующим образом: вы отправляетесь в секретную часть, берете там описание систем и механизмов, изучаете, а потом – ко мне на зачет.
– Ясно!
– Ну, вперед, если ясно!
И начались для Робертсона черные дни. Он появлялся в секретной части, брал там описание, потом учил, потом шел в отсек и смотрел, где и что там лежит, а потом – к Фоме.
– Разрешите? – спрашивал он, втискиваясь в каюту. В каюте Фома только что бренчал на гитаре.
– Конечно! – говорил Фома, гитара откладывалась в сторону.
Фома забрасывал Робертсона разными вопросами:
– Как затопить трюм десятого отсека водой из-за борта?
– Из-за борта? – успевал только спросить Робертсон, как Фома ему тут же ставил два балла.
– Вам два балла! Идите учите.
– Так я же еще не начал отвечать!
– Ты думаешь, а тут думать не надо. Поздно думать. Тут надо знать. Я не успел спросить, а у тебя уже должен быть готов ответ. Тут жизнь надо проживать быстро. И соображать надо быстро. Иначе тут не выживают. Тут или "пять" или "два балла". По-другому с устройством подводной лодки не бывает. Тут все надо знать на "пять", а лучше – на "шесть". Чем опасен клапан слива на трубопроводе гидравлики кормовых горизонтальных рулей? А? Вот видишь! Ты думаешь! А ты должен отвечать и действовать! Если закрыть клапан слива на трубопроводе гидравлики кормовых горизонтальных рулей, то рули перестанут управляться. Понятно? Утонуть от этого можно! Вот поэтому все клапана на лодке пломбируют в том положении, в котором они и должны быть при нормальной, обычной эксплуатации. И вахтенные отсеков все время проверяют положение этих клапанов и состояние пломб – не закрыл ли их ненароком какой-нибудь олух, проходя мимо. На лодке не должно быть обезьян. Понятно?
– Так точно!
– Вот поэтому тебе очередная двойка. Иди и учи!
"Что делается при течи гидравлики?"
"Что такое факел гидравлики? Как с ним справляться?"
"Как растянуть тубус? Вы не знаете, что такое тубус?"
"Как устроен клапан подачи ВВД в отсек? В отсеке пожар. Тысяча градусов. Что будет с клапаном?"
Вопросы, вопросы, вопросы. Робертсону уже мерещится Фома, его голос, его говорящий рот, губы: "Вы ничего не знаете! Марш в отсек!"
Фома с ним вместе лазал по трюмам.