– Да!
– Свинец есть?
– Свинец?
– Да! Найди кусок, разогрей на камбузе и сюда, прыжками.
– Есть! – окрыленный Константиныч помчался за свинцом.
По дороге он его выронил, потом встал, опять побежал на камбуз, опять разогрел, притащил.
Залили, застыл, сверху отполировали.
– Замеряй!
Константиныч берет мазок.
– Чисто!
– Вот это да! Аллах! Будда! Магомет! Сделали!
Через мгновение Рустамзаде докладывал уже старпому об устранении замечания. По кораблю объявили отбой тревоги "Радиационная опасность", а изумленное СРБ все брало и брало мазки.
– А что вы сделали?
– Мы? Устранили замечание.
– А как?
– Каком кверху! Есть к нам еще вопросы?
– Нет!
– Тогда попрошу с корабля!
И офицеры БЧ-1, 2, 3, 4, РТС, именуемые в простонародье "люксами", ровно в 23.00 стартовали к своим женам.
Всего-то восемнадцать километров.
"Мужики! Всего-то восемнадцать километров! Я это дело к своей мамочке за один час пробегу!"
Утро. Восемь. Подъем флага. Старпом обходит строй.
– БЧ-1?
– Все на месте!
– БЧ-2?
– Личный состав полностью!
– Минер?
– Все налицо!
– БЧ-4?
– Все!
– РТС?
– Полностью!
– БЧ-5? Владимир Владимирович?
– Кроме тех, что на вахте, все в строю!
– Химики?
– На месте!
– Служба снабжения?
– Здесь!
– Внимание личного состава! Родная база согласилась нас принять! Через пять минут должны быть буксиры! В базе – погрузка продуктов до 10.30. Полчаса приборка. В 11.00 – проверка штабом флота. Доклад о готовности – в 13.00. Обед, после обеда – подготовка к выходу в море, последнее "прости" и трехдневный предпоходовый отдых – ну, это как получится. Все ясно? Тогда вперед!
В базу, перешвартовка, погрузка продуктов – все это в диком темпе, все мелькает – только успевай замечать. Люди не движутся – они бегают, как муравьи. Люди-автоматы, люди-роботы.
Погрузка продуктов. По пирсу мечется помощник.
– Эдик! – кричит он, – Рустамзаде!
– А?
– Пройдись по каютам! Где люди? Наверняка зашхерился кто-то и спит! Пинками наверх!
– Сейчас!
Эдик в каюте уже нашел одного спящего.
– Там люди уродуются, а ты здесь спишь! А ну пошел! – вытряхивает его из каюты. – Бегом наверх!
Продукты, продукты, продукты – паки, ящики, мешки – все это летит вниз, ловко подхватывается на руки – все работают как машины.
Потом приборка – трется палуба. На карачках – мичманы, офицеры, матросы.
"Внимание по кораблю! На корабль прибывает комиссия штаба Северного флота!"
Приборка прекращается как по волшебству. В проходах появляются старшие офицеры – они в новеньком РБ (рабочее платье с биркой на кармане "офицер штаба флота")
Открывается дверь ЦДП, в нее всходит офицер, Рустамзаде поднимается навстречу:
– Товарищ капитан второго ранга! Начальник химической службы корабля.
В пятом отсеке комиссию встречает Кашкин:
– Товарищ капитан первого ранга!..
В центральном маленький хромой капитан первого ранга – это председатель комиссии капитан первого ранга Руденко Александр Александрович – он сияет. Он сам бывший командир подводной лодки из этой базы, и теперь – будто он сам выходит в море.
Он все это не говорит, но по нему видно, как он рад снова увидеть корабль, подводников. Он уже безнадежно стар.
– Молодцы! – говорит он, обращаясь к начальнику штаба (тот представляет корабль вместе с командиром). – Молодцы! Виталий Александрович! Вот спросит меня командующий:
"Как там, Руденко, флот еще жив?" – а я ему доложу: "Жив!" Флот – это же люди. И эти люди выходят в море. Я доложу, что ты молодец и командир у тебя молодец. – Спасибо, Александр Александрович, не забываете! (Начштаба.)
– Да как все это забудешь?
Рустамзаде выскакивает из ЦДП и напарывается на председателя комиссии.
– О! – говорит тот. – И ты здесь?
– Здесь, товарищ капитан первого ранга! Неужели помните?
– А как вас, разгильдяев, не помнить? Шучу, шучу. Молодцы. Химик (Подходит к Рустамзаде ближе и вполголоса), – чтоб народ в автономке дышал!
– Будет дышать!
– Смотри мне!
– Сделаем!
– Так! (Возвращается к начальнику штаба.) Виталий Александрович! На два слова! Я в курсе всех твоих приключений. Ничего. Не волнуйся. Все вы сделали правильно. Командир! Пойдем поболтаем.
Доклад командиров боевых частей и служб. Председатель – командующий флотилии, адмирал.
– К-216 готова к выходу в море для решения задач боевой службы.
Утро следующего дня. Квартира, диван и раскладушка рядом. На диване спит Рустамзаде, на раскладушке – Робертсон. Рустамзаде проснулся, смотрит в потолок, потом на Робертсона – тот тоже открыл глаза.
– Ну, Саня, – говорит Рустамзаде, – вот у нас с тобой и есть квартира. На три дня. Дали поносить. Чего-то совсем вставать не хочется. Это и называется: трехдневный предпоходовый отдых. У тебя три дня, у меня – два, потом мне на ввод ГЭУ надо. Вставать-то будем?
– Будем. Я должен тут сбегать.
– К ней?
Робертсон кивает. Рустамзаде хочет что-то сказать, но потом:
– Конечно беги.
Звонок в дверь. Дверь открывает женщина. За дверью Робертсон.
– Здравствуйте! Катю можно?
– А вы, наверное, Александр?
– Да!
– Заходите.
И вот они уже сидят на кухне. Робертсон поникший.
– Значит, вышла замуж? – выговаривает он все это так, будто слова застревают в горле.
– Вышла и уехала.
Робертсон еле сдерживается, тяжко ему.
– Я тогда пойду.
– Саша, – говорит мать Кати. – Вы должны знать, что вы лучше, чем моя дочь. И на этом жизнь не кончается.
Робертсон врывается в квартиру – там Рустамзаде.
– Ну, чего там? А? – спрашивает Рустамзаде, он видит, что что-то случилось. – Ну? Что стряслось во Вселенной? Умер кто-то из высшего командования или съели твой завтрак?
– У нас водка есть?
– Спирт есть. кажется. Шило. где-то было. Да что стряслось-то?
Робертсон проглатывает стакан разбавленного.
– Ну?
– Она замуж вышла!
– Когда?
– Только что!
– Что значит "только что". Полчаса назад, что ли?
– Нет. Два дня назад.
– И?
– И уехала!
– Написала?
– Мать сказала! Ничего она мне не написала.
– А-а-а… так я ж тебе говорил. – начинает Рустамзаде, а потом осекается. – Черт! Еще выпить хочешь?
Робертсон мотает головой.
– И правильно! Не надо нам пить! Зачем нам пить! Совершенно незачем! Давай чего-нибудь скушаем? А? Яичницу? А? Я мигом! Только за яйцами в магазин сбегают. Ладно?
Рустамзаде хочет уйти, но сомневается какое-то время – ему не хочется оставлять Робертсона одного.
– Я сейчас! Ладно?
Вылетая из квартиры, Рустамзаде шепчет: "Чуяло мое сердце! Эх, Саня, Саня. Ну ничего! Мы это сейчас поправим."
Звонок в дверь – Робертсон открывает. На пороге Света.
– Саша, можно к тебе?
Тот молча распахивает дверь.
И вот они уже сидят на диване, его голова на ее коленях, она ее гладит и приговаривает:
– Все будет хорошо. Ты такой маленький, Саша. Очень маленький. И волосы у тебя мягкие. Приятно. Во рту сладко. А я в первом классе с мальчиком дружила. Мы с ним мороженое ели. Он мне всегда давал первой облизать. А потом мы вместе дрались. Со всеми. Портфелями. А пусть не лезут.
А вот они уже лежат в постели. Она его целует, целует, лицо, шею. Он отвечает, но робко. А потом она водит пальчиком по его носу, губам, закрытым глазам и смеется тихонько.
Лодка, пирс, последний день отдыха, и все вереницей идут на корабль, тащат какие-то вещи свои.
– Степаныч, ты чего тащишь?
– Так, всякую ерунду!
– Чего у тебя там, камни, что ли?
– Варенье!
Настроение у всех приподнятое – отдохнули. Старпом на мостике, смотрит вниз. На мостик поднимается мичман. Это тот самый мичман, что в море фотографировал американцев.
– Анатолий Иванович, разрешите на мостик?
– А?
– На мостик прошу разрешения!
– А-а-а. Савельев? Ну поднимайся. Чего тебя на мостик потянуло?
– Так ведь видно отсюда. Хорошо! И воздух здесь вроде лучше.
– Лучше. – размышляет старпом, на него глядя.
– Дышится!
– Дыши. – говорит старпом, а потом неожиданно для самого себя добавляет: – в последний раз!
– А чего это в последний-то раз, Анатолий Иванович? – весело говорит мичман.
– А того, Савельев, что мы тебя в Гаагский трибунал передать должны! – старпом сказал, и вроде как сам удивился.
– Как это? – осекается мичман.
– Так! Бумага пришла. Командир сейчас в дивизии.
– Ну!
– Звонил оттуда. Готовься.
– Чего это, Анатолий Иванович?
– Чего? Ты в прошлый раз фотографировал вертолет?
– Я?
– Ну ты ж у нас все фотографируешь!
– Вертолет?..
– Ну на прошлом выходе в море.
– На прошлом?..
– Ну да, натовский вертолет. Си-кинг!
– Си-кинг.
– Ты совсем, что ли, ничего не помнишь?
– Я?
– Ты!
– Я помню, фотографировал. кажется.
– Они еще над палубой нашей зависли и из своего фотоаппарата нас щелкали.
– Да.
– А ты притащил свой аппарат.
– Свой.
– Со вспышкой.
– Со вспышкой.
– Ну вот. Снял ты его и в лодку спустился, а мы с командиром остались стоять.
– Остались.
– Ну и упал он.
– Кто?
– Вертолет от вспышки твоей совсем ослеп и в море упал.
– Как упал?
– Покружил, покружил – и в воду!
– В воду.
– Теперь требуют тебя.
– Куда?
– В трибунал.
– В Гаагский?
– Ну! Командир по этому поводу сейчас в дивизии.
– И чего ж теперь будет, Анатолий Иванович? – Савельев не на шутку разволновался.
– А черт его знает, – буркнул старпом. – Пока только продаттестат на тебя приказано выписать.
– Продаттестат.
Весть о том, что Савельев с помощью вспышки утопил натовский вертолет, немедленно облетела корабль.
В этом деле участвовали все. Мичман Степаныч сейчас же нашел Савельева, с чувством его обнял, расцеловал во все щеки:
– Ты не боись, Савелич, семью твою не оставим. Поднимем детей!
– Я.
– Воспитаем сына! Ты Маше своей письмо написал? Нет?
Письмо писали все. Усадили Савельева в столовой личного состава, и началось:
– Я не знаю, что писать.
– Пиши! Дорогая Маша! Пишет тебе твой любимый муж! Меня тут посылают выполнять задание государственной важности. И не будет меня лет пять-восемь!
– Да чего вы? Ему больше трех не дадут!
– Дадут меньше – напишет, что справился с заданием!
– Да не дадут ему меньше.
Тут же протискивается к Савельеву начальник продовольственной часи:.
– Савельев здесь?
– Здесь!
– За продатестат распишись! Вот здесь! Расписался? Давай ко мне.
– Зачем?
– Сухой паек получать!
Выдавали сухой паек Савельеву с особой тщательностью.
– Савельев! Ты все проверил?
– А зачем ты мне сухую картошку даешь?
– А другой у меня нет. В банках есть, по три кило. А сухая легче.
Кто-то притащил банку варенья:
– На, Савелич, варенье держи.
Кто-то принес шерстяные носки:
– Там зимой, в Гааге, жутко холодно.
Степаныч принес тельняшку с начесом:
– Савелич! С начесом! Моя! Личная! Ты там военно-морской флот! Не посрами!
В конце всего на пирсе появился командир. Савельев немедленно направился к нему:
– Товарищ командир, мичман Савельев! Товарищ командир, разрешите обратиться?
– Да!
– Говорят, вы по моему поводу в дивизию ходили?
– По вашему?
На помощь командиру пришел старпом:
– Это по поводу того, что Савельев, фотографируя натовский Си-кинг, ослепил его, и тот упал в море.
Командир смотрит на старпома с возрастающим интересом:
– И?
– Савельева теперь в Гаагу требуют. В трибунал. Года три получит, я думаю.
– Ах вы, значит, Савельев, по этому поводу ко мне обращаетесь?
– Так точно!
Командир думает, потом говорит:
– Так я же только что добился вашего освобождения!
– Товарищ командир!
– Да!
И немедленно на корабле возник праздник, и все ходили и поздравляли друг друга с освобождением Савельева.
Лодка уходила в автономку в 4 утра. Солнце (все еще полярный день). Тишь, красота, сопки вокруг, два буксира суетятся, помогают, командир на мостике, скалы, море – очень красиво.
Если смотреть на это дело со всех сторон – то это очень красиво.
Старпом появляется на мостике.
– Ну как, Анатолий Иванович? – спрашивает командир.
– Все нормально.
Старпом улыбается. Он вчера уходил из дома – девчонок в постель было не загнать. Облепили папу, не выпускали.
– Девки мои вчера не давали мне проходу.
Командир хмыкнул.
– Ладно, дышим пока. Флагманского разместили?
– А куда он денется.
– Вместо компрессоров дали-таки нам флагманского. ВВД в норме?
– В норме.
А вокруг солнце играет на воде.
В пятом отсеке открывается переборочная дверь и в нее лезет из шестого отсека Андрей Вознюшенко, а ему навстречу, расставив руки, Робертсон с завязанными глазами. Андрюха не растерялся, нырнул под руку. За Робертсоном на почтительном расстоянии Кашкин – наблюдает за мучениями Робертсона.
– Тренируетесь? – говорит шепотом Андрюха.
– Ага! – шепчет Кашкин.
– И как?
– Пока никак, но добьем это дело.
И тут из трюма такой крик нечеловеческий: "А-а-а!!!"
Все немедленно в трюм. Но крик шел не совсем из трюма. Он шел с нижней палубы. Там есть такая небольшая выгородка – душевая с предбанником. А рядом с ней – умывальник на четыре соска. В умывальнике стоит доктор с зубной щеткой в руках.
Кашкин:
– Михаил Сергеевич, что стряслось?
– Эт-ти трюмные! – доктор видит командира 3-го дивизиона Андрея Вознюшенко и обращается, в общем-то, к нему. – Вот придут твои трюмные ко мне за таблетками! Я им намажу!
– Да что случилось?
– Случилось? Вот! – доктор открывает кран – там воды нет.
– Ну, цистерну перегружают. Сейчас подадут воду на расход. Мы же только от базы оторвались. Сейчас все наладится.
– Только оторвались, а уже воды нет?
– Михаил Сергеич!
– Я в амбулатории минут двадцать из трубы воду высасывал!
– Так, и что потом?
– А потом я пошел в умывальник!
– Где тоже пытались сосать из трубы!
– Да!
– Не получилось?
– Издеваетесь! Мне из раковины всякая дрянь вылетела и в открытый рот попала!
– А-а. так это же ЦГВ осушалась. Осушалась ЦГВ. Цистерна грязной воды то есть. А когда насос включается, то он так это делает здорово, что вышибает гидрозатвор. Иногда. Вот он и вылетел.
– Мне в рот!
В центральном немедленно узнали, что в рот к доктору по вине трюмных попал целый гидрозатвор сточных вод.
– Иди ты! – сказал мичман Артемов. – А зачем он стоял там с открытым ртом?
– О-о-о! – пропел командир БЧ-5 и потянулся в кресле. – Полное хлебло! Североморец! Не води.
– Хватит болтать! – сказал старпом. – Почему вода до сих пор не на расходе? Артемов!
– Уже бегу!
Кашкин входит в каюту к Сове и видит такую картину: Сова, сняв штаны, голой задницей в проход стоит на койке в позе прачки.
Сова, не меняя позы:
– А где старпом?
– Старпом? Не знаю. А что такое, Николай Николаевич?
– Старпом позвонил и сказал, что он идет меня наказать. Я так уже минут десять стою. Жду!
– А за что?
Сова медленно переворачивается, садится, натягивая штаны.
– Из-за доктора. Кто доктора обидел?
– Так это ж не мы! Это ж трюмные!
– Сказал: сейчас приду и надаю вам всем по жопе! Я готовлю жопу, а он не идет!
Сова смотрит хитренько:
– Ладно! Что там происходит на свете белом?
– Боевая готовность два подводная, третьей смене заступить.
– А-а. ладно. Значит, можно спать дальше?
Сова укладывается в койку с видимым удовольствием.
– Увидишь старпома, скажи ему, что моя жопа его не дождалась.
Сова засыпает.
Робертсон с Кашкиным стоят в отсеке. Мимо них неторопливо проходит кот.
– А это откуда? – спрашивает изумленный Робертсон.
– А это Васька, наш корабельный кот.
– И чего он, действительно на подводной лодке живет?
– Конечно. Ваську притащили на лодку маленьким котенком. А теперь он – вон какой котище. Васька автономки не пропускает. Он на контрольном выходе может сутками спать, но теперь – служба. Васька вышел на службу.
– Как это?
– Все из-за крыс. Крысы на лодках до последнего времени не жили, а потом – мутация, наверное, произошла – просто заполонили. Что только не делали – ничего не помогает. Вот народ и начал таскать на лодку котов. Васька прижился. Маленький был. Сначала крысы за ним гонялись – хотели съесть, а потом Васька вырос и теперь он их ежедневно давит. Васька в авторитете. Он даже на доклад командиров боевых частей и служб сегодня явится. Ровно в семнадцать ноль-ноль. Вот увидишь.
– Чудеса.
Доклад командиров боевых частей и служб в центральном посту. Командир в кресле, командиры боевых частей стоят вокруг.
– Сегодня первый день плаванья, товарищи командиры, пока говорить, конечно, не о чем.
В этот момент перед командиром появляется Васька и выкладывает перед ним убитую крысу.
– Вот, товарищи! – говорит командир. – Вот от кого я вижу ежедневную отдачу! Что ни день – то крыса. Молодец, Васька!
Васька щурится от удовольствия.
– Робертсон! – зовет Сова. Сова стоит на проходной палубе пятого отсека.
– Я!
– Заступаешь дублером вахтенного офицера.
– Есть!
Робертсон подходит к Сове. Тот смотрит на него испытующе – вроде Сове еще чего-то надо. Потом Сова подходит к телефону и набирает центральный:
– Есть! Центральный!
– Кто?
– Вахтенный инженер-механик капитан третьего ранга Баллонов!
– Бал-л-лончик!
– Кто это?
– Это я!
– Кто это "я"?
– Смерть твоя! – говорит Сова и вешает трубку. На лице его выражение полного удовлетворения – это то, чего так ему не хватало. Потом он возвращается к Робертсону, который все еще стоит рядом.
– Ну? На чем мы остановились?
– На том, что я заступаю дублером вахтенного офицера.
– А-а-а. Ну так полный вперед! Чего ждем? С Кашкиным, во вторую смену!
– Есть!