Обрезание (Изыск.)
Мне кажется, любезный читатель, что я немного поспешил, оставив одинокого Обломоффа коротать свои дни в Ницце, всеми брошенного, сломленного, и перескочив через несколько очень любопытных событий в его жизни, вернее, перескочив через одно событие, а именно через обрезание, о котором я упомянул лишь вскользь, хотя именно оно, необходимое для принятия иудаизма обрезание, послужило катализатором целого сонма фантазий и образов, которые буквально взорвали усталое сознание Обломоффа, и погрузили его в такие глубины, о которых он даже и не подозревал. Кроме того, оно послужило знакомству с совершенно особенным человеком, о котором он на всю жизнь сохранил самые теплые воспоминания. Незнакомца звали Доктор Обрезание (о, разумеется, у него было обычное, необходимое в быту имя, и даже не одно, и мы в нужное время все эти имена, разумеется, назовем!) Доктор Обрезание, как, очевидно, уже успел догадаться прозорливый читатель этих сумбурных заметок, занимался всю жизнь тем, что обрезал необрезанных иудеев, начиная с младенцев восьми дней от роду, которых со всех сторон несли ему тысячами, исполняя тем самым завет Господа с Авраамом, а также взрослых евреев, таких, как Обломофф, которые по той или иной причине решили принять иудаизм. Доктор Обрезание за всю жизнь, по его собственным подсчетам, обрезал не менее полумиллиона евреев, и неимоверно гордился этим свои подвигом, который намного превосходил подвиги других докторов и раввинов, которые хоть и обрезали людей, но не в таком огромном количестве. Разумеется, Доктор Обрезание был награжден всеми мыслимыми и немыслимыми наградами Израиля, о нем давно уже слагали легенды, снимали кинофильмы, и даже писали книги.
Между прочим, баловался сочинительством и сам знаменитый доктор, и нет ничего странного в том, что именно он захотел обрезать такого известного писателя, как Айзек Обломофф. Яблочко, как известно, идет к яблочку, монетка к монетке, а писатель к писателю, особенно если они не являются конкурентами. Доктор Обрезание, разумеется, ни в коем случае не мог составить конкуренцию всемирно известному Обломоффу, и Айзек великодушно согласился подставить под его скальпель свою крайнюю плоть, которая, между нами, ему нисколько не мешала, и расставаться с которой ему было весьма грустно.
– Я вас вполне понимаю, коллега, – говорил ему в номере иерусалимской гостиницы, где Доктор и Обломофф встретились ранним весенним утром, решив предварительно обсудить все детали этой малоприятной медицинской процедуры. – Я вас вполне понимаю, коллега, – говорил ему Доктор. – Ибо, дожив почти до пятидесяти лет со своей крайне плотью, и совершив с ней немало великих подвигов, а также удивительных открытий, как-то не хочется лишаться ее, оставаясь незащищенным и открытым всем превратностям мира. Ведь психологически крайняя плоть действительно является для нас защитой, мы прячемся в ней, словно в броне, совершив вылазку в некие сладостные и запретные куши, мы отсиживаемся в этой специально сшитой для нас одежке до нового рискованного предприятия, и остаться совершенно голым, или хотя бы голым частично, нам совершенно не хочется!
– Вы говорите, Док, о голом фаллосе совсем, как о человеке, потерявшем на улице свою любимую шляпу, и вынужденно подставившем нескромный взорам прохожих свою голую лысину!
– Да, да, совершенно верно! – Радостно захлопал в ладоши Доктор Обрезание. – Совершенно верно, вы правильно уловили мою мысль, ибо я действительно провожу абсолютную аналогию между фаллосом и человеком, точнее, между фаллосом и мужчиной, которые настолько близки и даже внешне похожи, настолько имеют одинаковые потребности, желания и мечты, что порою я даже теряюсь в догадках, где кончается фаллос и начинается собственно человек!
– Да вы, Док, настоящий поэт! Кстати, вы не возражаете, если я буду звать вас именно Доком?
– Помилуйте, какие возражения?! Весь Израиль зовет меня Доктором Обрезание, Доком, Доктороу, Докторишкой, Кровавой Манишкой, Сладострастным Извращенцем, Доктором Смертью, и прочее, все в том же роде, так что безобидное и добродушное обращение Док меня устраивает во всех отношениях!
– Вас называют Сладострастным Извращенцем? Простите, но за что?
– Так называют меня недруги. Израиль, господин писатель, населен разными евреями, от архиортодоксальных – до таких, которые вообще ни во что не верят, и для которых обряд обрезания – всего лишь кровавая забава неких извращенных монстров, вроде меня.
– Но вы-то, надеюсь, так не считаете!
– Позвольте, конечно же, нет! Я верующий иудей, и соблюдаю завет, переданный Иеговой через Авраама, обрезавшего сначала себя, а потом и двух своих сыновей, Исаака и Измаила, всем последующим поколениям. В обряде обрезания, мой дорогой человек, заложено так много философии и так много любви Бога к простому и маленькому человеку, что о нем можно говорить часами, и даже днями и неделями, да так и не суметь выговорить до конца всю его неизъяснимую глубину!
– И именно поэтому вы выбрали эту профессию?
– Стал обрезать людей? Да, именно поэтому! Собственно говоря, обрезать младенцев должны раввины в синагогах, когда тем исполнится восемь дней, и все это вплоть до настоящего времени воспринимается, как чуть ли не главный семейный праздник, с участием многочисленных родственников, друзей и знакомых, а также последующим пиршеством в течение нескольких дней, все это правильно, все это прекрасно, но жизнь и прогресс вносят свои коррективы, и очень многие обрезают своих детей, а также обрезаются сами в условиях более стерильной клиники, и здесь я могу предоставить им куда больший комфорт, а также анестезию и полнейшую конфиденциальность. Вы можете обрезаться у меня сегодня, а всем говорить, что сделали это полвека назад в тоталитарной стране грубыми и кустарными средствами, вроде ржавой бандитской финки или старинных бабушкиных ножниц, которыми уже триста лет обрезают младенцев. Моя помощь повышает рейтинги многих людей, в том числе и стоящих у власти в стране, она создает новые биографии и новые судьбы, или, наоборот, развенчивает мнимых кумиров, я возвожу на трон премьер-министров и королей, и я же, в свою очередь, являюсь иногда причиной самых страшных скандалов, которые подчас кончаются самоубийствами! Я, дорогой коллега, в самом прямом смысле этого слова, держу за кончик фаллоса весь Израиль, и хотел бы держать за него все человечество!
– Думаю, что человечество еще не готово к тому, чтобы его держали за кончик фаллоса!
– И напрасно, совершенно напрасно! Держаться за кончик фаллоса чрезвычайно приятно, и точно так же чрезвычайно приятно тому, кого за этот самый кончик удерживают. В моей клинике пациенты не то что не испытывают боли, лишаясь своей крайней плоти, но проходят через оргазм такой невиданной силы и глубины, что многие специально потом приходят ко мне еще и еще, пока я, извините, не обрежу у них вообще все, что можно, так что они делаются голые, словно в бане, и им даже приходится трансплантировать новую кожу; все это, разумеется, относится к взрослым пациентам, вроде вас, младенцам эти игры и наслаждения, естественно, недоступны, но они тоже пищат от восторга, лишившись своей крайней плоти и став тем самым ближе к Господу, и поэтому многие папаши и мамаши приносят их именно ко мне, а не к раввину, который, бывало, и каменным ножом не брезгует, подражая в этом своим древним собратьям!
– А что, бывает и такое?
– Использовать в синагоге при обрезании каменные ножи, как это некогда проделал Авраам по отношению к Исааку и Измаилу? – Да сплошь и рядом! Сейчас модно обращаться к своим истокам, к трехтысячелетней глубине наших предков, и некоторые раввины даже специально за большие деньги покупают у археологов каменные ножи, и в присутствии родителей обрезают ими младенцев, которые, разумеется, орут на весь храм, а потом не могут успокоиться несколько дней, лишая папаш и мамаш долгожданного праздника!
– А меня вы чем думаете обрезать?
– А чем бы вам хотелось?
– Ну уж во всяком случае не древними каменными ножами, которые покупают у археологов за баснословные деньги!
– А вот тут вы и не правы, коллега, вот вы тут и не правы! – Замахал от радости руками и запрыгал по комнате Доктор Обрезание, которого, между нами, но только по секрету, многие звали Припадочным Докторишкой. – Вот тут вы и не правы, коллега, потому что обрезание – это таинственный ритуал приобщения человека к Богу, и в нем важно именно все сакральное, древнее, настоянное и выдержанное на тысячелетней традиции, а вовсе не анестезия и удаление кусочка кожи без боли. Наоборот, коллега, чем больше боли, тем ближе младенец или такой неофит, как вы, ко Всевьшнему, боль поднимает вас над землей и возносит на пахнущее неземными травами и росами лоно Авраамово, от которого рукою подать до Иеговы. Так что обрезание с помощью древнего каменного ножа, который, между прочим, такой же острый, как и современные лазерные скальпели, наиболее правильно с сакральной, и вообще религиозной точки зрения. А в том, что в обрезании больше именно сакральности и религии, и почти нет ничего остального, о чем иногда говорят, оправдывая этот обряд, вроде гигиены, необходимой в жарком климате, отсутствия в пустыне воды, которой необходимо время от времени, особенно после посещения своей или чужой женщины, омывать свой фаллос, и прочее, – в обрезании почти все от сакральности и религии. Обрезанный фаллос ближе Иегове, чем необрезанный, он ему более люб, чем фаллос, спрятанный в складки сморщенной крайней плоти, Иегова, можно сказать, обоняет запах обнаженного фаллоса, и заполняет этим запахом свои трепещущие от вожделения ноздри. Он любуется обнаженным и обрезанным фаллосом, как любуется молодая вакханка фаллосом своего любовника, таким прекрасным, таким могучим и стойким, что ему можно посвящать поэмы и гимны, прижиматься к нему влажными от вожделения губами, целовать его, водить вокруг него хороводы, или, раскрыв свое горящее от вожделения лоно, впустить его внутрь, и слиться с ним в едином вселенском порыве, в едином и последнем вселенском объятии, которое, возможно, и есть самое главное, ради чего живет на земле человек. Ради чего создал Господь из праха земного это жалкое и способное единственно лишь на соитие и кратковременный экстаз существо!
– Вы считаете, что Господь создал человека прежде всего для того, чтобы любоваться бесчисленными актами соития, ежедневно и ежесекундно происходящими на земле в каждом удобном, и даже совсем неудобном углу? – тонко улыбнулся Обломофф, пораженный поэзией и философской глубиной проникновения Доктора Обрезания в этот щекотливый вопрос.
– Помилуйте, а ради чего другого? Для чего Господу еще нужно это обрезание крайней плоти мужчины, это открытие всему миру его спрятанной до поры мужественности и стойкости, как только лишь для того, чтобы лучше видеть этот чудесный и дерзостный акт, в результате которого зарождается новая жизнь, подобно тому, как зародилась она из простой глины, превращенной рукой Всевышнего в наших прародителей Адама и Еву? Поверьте мне, в каждом акте совокупления мужчины и женщины незримо присутствует сам Иегова, он, можно оказать, необходимая часть, необходимое условие этих актов, без него ни один из них просто не смог бы успешно закончиться, и дойти до необходимого логического конца! По большему счету, это не земной мужчина ежедневно миллионы раз там и тут овладевает своей вожделенной женщиной, а сам Иегова в порыве своей необъятной и необузданной страсти бессчетное количество раз овладевает всеми женщинами грешной земли! Именно Иегова прежде всего является их настоящим любовником и мужем, именно для Него существует тайна первой брачной ночи и тайна брачной постели, именно Ему отдают земные женщины сокровенную тайну своего запечатанного до времени лона! Сначала Ему, а уже потом всем остальным, в том числе и своим земным мужьям, любовникам и случайным знакомым!
– Так значит, Иегова не так бескорыстен в этом вопросе, как можно считать? – Удивленно спросил у своего воодушевленного этой поэтической речью собеседника Обломофф. – Так значит, у Иеговы имеется на земле свой интерес?
– Помилуйте, – воскликнул, всплеснув руками, Доктор Обрезание, – а почему же у Иеговы и не быть на земле своих интересов?! Да можно сказать, что вся земля вместе со всем, что она произрастает и покоит на своих пажитях, что она взращивает в своих потаенных лонах, – все это и есть первейший интерес Иеговы, как раз и создавшего землю со всем ее содержимым ради своего божественного бесконечного интереса! И, разумеется, земные страсти, земная любовь, и ее апофеоз – соитие мужчины и женщины – есть самый главный интерес Иеговы на земле! Он для того и создал землю вместе с первыми людьми, нашими праматерями и праотцами, чтобы иметь возможность бесконечно сливаться в порыве страсти с каждой из женщин земли, и изливать свое небесное семя на ждущее его и истомленное вечной жаждой и вечным ожиданием лоно! Обрезание же облегчает это соитие и делает его ближе к небу, вот почему оно предписано Иеговой всем евреям, и вот почему я делаю его всем желающим без малого уже тридцать лет, с тех пор, как взял в руки острый каменный нож и отсек им крайнюю плоть у ничего не подозревающего и бездумно глядящего в вечность младенца!
– Как странно, – задумчиво сказал после некоторого молчания Обломофф, – мы примерно в одно и то же время взяли в руки наши главные в жизни предметы, вы – каменный нож для обрезания крайней плоти, а я – свое вечное перо для написания текстов, которым я тоже обрезаю вокруг себя все лишнее, оставляя на листе бумаги лишь необходимое, складывающееся в романы, повести и стихи. Мы, можно сказать, делаем с вами одно дело, только с разных сторон, и оно, безусловно, приближает нас к Богу!
– Как я рад, что вы наконец-то поняли это, – сказал, радостно улыбаясь, Доктор Обрезание. – Приятно иметь дело с вдумчивым человеком, близким тебе по духу и образу мыслей!
– И не только по образу мыслей, но и по вере!
– Что вы хотите этим сказать? Ведь вы пока что православный, а я иудей, вы еще не обрезаны, и не приобщились к вере Иосифа и Моисея!
– Я уже отлучен от православия, – горько возразил ему Айзек, – но в душе еще не порвал с этим учением, да и никогда, очевидно, не смогу с ним порвать, как бы это ни мне, ни кому-нибудь, ни хотелось! Но, знаете, нет двух более близких религий, чем иудаизм и православное течение в христианстве! Я много размышлял над этим вопросом, и сейчас, слушая ваш панегирик божественному обряду отрезания, жрецом которого вы состоите вот уже тридцать лет, пришел неожиданно к выводу, что православие, собственно, все проникнуто неявной, а подчас и чересчур явно идеей обрезания. В это трудно поверить, но иначе и быть не могло, ибо корни христианства, а, следовательно, и православия, лежат глубоко в иудейской почве, лежат в Палестине, в иудаизме, из которого, внешне как будто преодолев его, вышло христианство и православие. Но нельзя полностью избавиться от своих корней, это просто физически невозможно! Дерево, лишенное корней, сразу же лишается и самой жизни. Взгляните на луковицы православных церквей: что это, как не позолоченные фаллосы, обрезанные золотые души православных людей, взывающие к небу, ко Христу, и желающие слиться с ним в едином и последнем божественном акте? Что это, как не мольба православного человека к Небу и к Богу, желание низвести Небо на землю, и обычным земным делам и утехам придать небесную глубину и божественность?
– Вы считаете, что православные люди тоже в душе обрезаны?
– Все до единого! Но только неявно, не в лоб, а, как модно сейчас говорить, виртуально. Тоска православного человека по Небу, его желание прикоснуться своими земным изнывающим фаллосом к небесам и суровое ответное молчание Христа породило внутри православной души непрерывный вопль, непрерывный стон, непрерывный зов, который, разумеется, прекрасно слышен на небе, открывающим время от времени свое суровое и молчащее лоно давно уже обрезанной душе русского человека. Обрезание реального, физического фаллоса для русского православного человека – всего лишь формальность, его можно делать, а можно не делать, ибо душа его обрезана уже от рождения! Непрерывный вечный зов к Небесам, воспринимаемым православным человеком как некое мистическое и бесконечно благое лоно, обнажает обрезанную душу православного человека, и тем самым роднит его с иудеем, делая их обоих чуть ли не единокровными братьями, и даже сиамскими близнецами!
– Вы рассуждаете, как настоящий писатель! – Воскликнул в изумлении Доктор Обрезание, восторженно, и даже с испугом уставившись на Обломоффа.
– Скорее, как религиозный философ, – ответил ему Айзек, – ибо долгое занятие литературой в России, глубоко, и даже безнадежно, если пользоваться этим медицинским термином, религиозной стране, поневоле делает любого ищущего писателя религиозным философом. Как видите, я тоже пришел к идее необходимости обрезания, но только со своей, писательской стороны!
– О Боже! – Воскликнул Доктор Обрезание, – Как же мы с вами близки! Хочу открыть вам страшную тайну, о которой еще никому в жизни, по крайней мере последние тридцать лет, не рассказывал: я ведь тоже, батенька, выходец из России!
– Из России? Не может быть!
– Да, представьте себе, из России, мое настоящее имя Андроник Соломонович Новосельцев, я одесский еврей, и некогда бежал из вашей прекрасной страны, забравшись тайком в трюм корабля, и чудом очутившись после множества приключений в Израиле!
– Бежали из России, которая давно уже обрезана, совершенно не подозревая об этом?
– Да, бежал из России, от ее обрезанных фаллосов-луковок храмов, золотым блеском взывающих к Небу с мольбой о вечном соитии, совершенно не подозревая об этом. Зная заранее о том, что вы сейчас мне рассказали, то есть о виртуальном обрезании всех русских православный людей, я бы никогда не сделал этого!