– Быть, как все? А что в этом хорошего, когда у тебя нет собственного лица, собственного мнения на что-либо в жизни, нет собственного "Я"? Вот вы говорили, что вас устраивает наше телевидение и вы им довольны?
– Весьма доволен, – последовал быстрый и короткий ответ Быдлова.
– Охотно вам верю, – усмехнулся я, – охотно верю… Новостной официоз, рекламно-попсовая истерия, мыльные оперы и шпионские фильмы. Нет живого эфира и открытого диалога с народом… Нам только показывают рекламные картинки из какой-то виртуальной жизни!
– И еще скажу больше, – молвил довольный мой собеседник, – меня недавно пригласили на телесъемки…
– В какую передачу?
– В передачу "Счастливая семья" на телевидение "Останки".
– Как, как? Телевидение "Останки"?
– Именно так…
– Характерное название у этого телевидения, – съязвил я, усмехаясь. – Точно, одни останки остались от этого телевидения…
– Опять смеетесь?
– Гм, рад за вас… И что вы там будете делать? На останках нашего телевидения?
– Рассказывать о своей счастливой жизни, рассказывать о моей счастливой семье!
Ведь у меня есть любимая моя жена, есть двое мальчиков…
– Понятно, запускается новая телепрограмма, – усмехнулся я. – И нашли такого всем довольного, чтобы показать его по телевидению. Да за это еще вам и деньги они должны заплатить…
– Почему?
– Как почему? Вы будете там рассказывать, изображать из себя довольного жизнью человека, что у него всё хорошо и всё, всё, всё прекрасно!
– Да, у меня всё хорошо, – подтвердил мой собеседник. – И что тут такого плохого, что у человека всё хорошо?
– А ничего плохого в том нет, – моментально ответил я, – плохо только то, что они, эти телевизионщики или разные пиарщики, которые запускают новую программу, делают новую программу для ложной идеи, что якобы всё вокруг прекрасно и ничего менять не надо! Что вот есть такой счастливый человек и счастливый семьянин, он с радостью рассказывает нашим телезрителям о своей счастливой жизни, у него есть хорошая семья, жена, дети…
– Ну и что? Что тут плохого, если я буду в этой передаче участвовать?
– Я устал вам всё объяснять, – рассердился я, – устал уже… Просто, если говорить о новом телепроекте, как я его понимаю сейчас, то это очередная зомбирующая телепрограмма, телеиллюзион для разных обывателей, которым хотят внушить, что везде всё якобы уже прекрасно!
– А разве не так?
Я промолчал минуту, после чего ответил:
– Давайте так… Вы припомните мои слова сейчас, когда будете участвовать в той телепрограмме "Счастливая семья". Это будет просто телешоу для зрителей, не изображение настоящей нашей подлинной жизни, а только реалити-шоу, спектакль для разных конформистов и разных обывателей! …. И где-то там рядом с вашим или чьим-то домом или квартирой будет стоять якобы купленный членом какой-то семьи автомобиль…. И все радостно закричат и запоют, не понимая того, что всё здесь подстроено кем-то … Это будет шоу, новое шоу для зрителей, а если вы в нем будете играть, понимаете играть, а не рассказывать правду о своей жизни, то тогда вам они должны платить за свою работу, как какому-либо актеру, который должен наизусть заучить чей-то написанный заранее текст и его четко излагать в эфире… Ясно вам или еще нет?
– Что-то грустно складывается у вас, – помрачнел мой собеседник.
– Согласен, что невесело получается, – ответил я, – это не показ настоящей жизни, как хотелось бы, это только реалити – шоу, как сейчас говорят, а не настоящая наша жизнь с ее сложностями и различными бытовыми проблемами… Разница очевидна…
– Спасибо вам за новую лекцию! – усмехнулся Быдлов.
Послышался шум в начале вагоне, Маэстро испуганно встрепенулся, снова закричал свои надоевшие нам обоим фразы.
Рядом с нами прошли трое парней с маузерами, одетые в зеленые гимнастерки и ушанки. Они недовольно покосились на нас, но ничего не сказали и прошли мимо.
– Хорошо, что прошли мимо! – вырвалось у меня.
– А что такое? – не понял Быдлов, переодеваясь прямо передо мной в серый костюм.
Я объяснил ему, что несколько раз в поезде ко мне подходили разные военные, требуя предъявить документы.
– И что с того? – усмехнулся Быдлов, садясь. – Сейчас какое время тревожное…
– У нас постоянно тревожное время, не находите? Постоянно вихри враждебные веют над нами!
– Это кто против нашей песни что-то говорит? – недовольно спросил один в гимнастерке, подходя ко мне.
– Это я не о вас.
– А о ком же? Кто такие будете? Откуда едете? И зачем?
– Началось, – вздохнул я, показывая свой паспорт военному в гимнастерке.
– Странный у вас паспорт! – заметил военный, смотря на мой паспорт.
– А в чем дело, вы что хотите? – спросил Быдлов, недоуменно смотря на военных. – Мы собственно ничего незаконного не совершали… Что хотите от нас? Едем просто в поезде, у меня отпуск, а мой собеседник…
– Ничего, – перебил Быдлова военный в гимнастерке, продолжать листать мой паспорт, – мы сами как-нибудь разберемся!
– Простите, но я только повторил название песни, – объяснил я.
– Ничего, мы сами разберемся, – угрожающе ответил военный в гимнастерке, – что за липовый паспорт у него…
– Липовый? – не понял я.
– Да, – холодно ответил военный, – какой ваш адрес?
– Мой адрес? – переспросил я. – А зачем это?
– Ваш адрес?!
– Мой адрес: vasilii.ru!
– Что-о? Он что, издевается надо мной?
– Нет, это мой электронный адрес.
– А ваш паспорт? – спросил военный Быдлова.
Тот услужливо предъявил свой паспорт, вставая и подходя к военному.
– Сядьте пока… Та-а-к… Тоже и у этого липовый паспорт! – обрадовал он Быдлова, после чего Быдлов опешил.
– Как… как липовый… у меня настоящий паспорт! – заявил Быдлов.
– Арестовать бы вас обоих и в кутузку! – бросил недовольно военный в гимнастерке, – но времени у нас сейчас нет на вас…
– Да? – обрадовано спросил Быдлов, стараясь забрать свой паспорт у военного.
– Ладно, забирайте пока свои липовые паспорта, – с одолжением произнес военный, – времени у нас нет…
– Спасибо! – ответил обрадованный Быдлов, беря свой паспорт. – А куда торопитесь?
– Мы ищем золото партии! – гордо ответил военный в гимнастерке.
– О, это и сейчас очень актуально! – усмехнулся я. – А кто сами будете?
– Не слышали о нас? – вопросом на вопрос ответил военный. – Мы – неуловимые мстители!
– Да, слышали о вас, – ответил я, стараясь не засмеяться. – Даже кинофильмы о вас были, часто их показывали нам.
– Правда? – удивился военный. – И давно показывали?
– Давно, – согласился Быдлов, – давно, сейчас другие фильмы нам показывают…
О разных бандитах, о милиции, спецназе…
Неуловимые мстители попрощались быстро и ушли.
– И сейчас всё хорошо? – с ухмылкой спросил я, когда военные ушли и отдали нам наши паспорта.
– Что делать… – вздохнул Быдлов.
– Всё будет кока-кола?
– Хватит ерничать, – попросил Быдлов.
– Вот так и живет большинство обывателей!
– Только не надо опять надо мной посмеиваться, – попросил мой собеседник.
– Вы такую песенку слышали, может? "Всё хорошо, всё будет хорошо!"?
– Да, что-то подобное я слышал, – ответил осторожно Быдлов, опасаясь подвоха с моей стороны. – И… и что дальше?
– Еще была другая песенка "Всё хорошо, прекрасная маркиза".
– Была, – ответил Быдлов, – и что с того?
– А то, – продолжал я, – что такие песенки характеризуют настроения некоторых в обществе… То есть якобы всё хорошо, создают видимость успеха, видимость призрачного благополучия…
– Опять надо мной смеетесь?
– Нет, увольте, – ответил я как можно серьезней и стараясь не засмеяться. А хороший костюмчик у вас!
– Да? – обрадовался Быдлов, поглаживая рукава пиджака.
– Серый цвет, серый, серость, – задумчиво произнес я, глядя в окно.
Внезапно раздались где-то рядом выстрелы.
– Что это? – испуганно спросил Быдлов, озираясь по сторонам.
– Не бойтесь, Быдлов, вас не убьют…
– Да?
– Да, вы будете жить вечно!
– А… откуда вы это знаете?
Выстрелы вновь послышались.
– Такие, как вы, нужны обществу всегда! – глубокомысленно изрек я, стараясь не засмеяться. – Вы будете вечно жить… Такие, как вы, вечны!
Быдлов встал, грозно смотря на меня.
– Вы… вы опять начинаете?!
– Нет, увольте… Я говорю это на полном серьезе, – объяснял я, стараясь не смотреть на побагровевшего Быдлова, который нарядился в серый костюм, одел белую рубашку и черный галстук. – Будьте спокойны, вас не забудут…
– Откуда вы всё это знаете?!
– Да, таких не забывают… Таких приглашают на телевидение, спрашивают об их жизни, предварительно, конечно, объяснив им, что нужно говорить в эфире и что нельзя говорить в эфире…
Быдлов хотел что-то мне ответить, как снова раздались выстрелы уже в нашем вагоне.
– Сколько можно стрелять? – возмутился Быдлов.
– А чего вы так беспокоитесь? – спросил я. – Ведь всё нормально, как вы мне ранее говорили… Не беспокойтесь, вас не убьют… Только не высовывайтесь…
– Опять надо мной смеетесь? – обиженно произнес Быдлов, прячась под койкой купе.
Пули свистели слева и справа от меня…
Неуловимые мстители, как я заметил, ложась под койку в купе, носились по вагону, стреляя и вопя.
– Не бойтесь, Быдлов, – продолжал успокаивать я своего собеседника, – они не вас ищат… Их интересует золото партии… Они вас не тронут!
Пули снова засвистели прямо рядом с моим виском.
Казалось, что никуда от них не деться…
Мне снова показалось, как и ранее, когда я слышал свист пуль, что свистящие пули хотят сыграть мне победную мелодию, напоминающую одну из грозных симфоний Бетховена…
Выстрелы…
Опять выстрелы…
Выстрелы… выстрелы…
Стрельба прямо над головой… дым… шум…
– Абсурд!! Царство абсурда!! – вопил посреди адской канонады Маэстро, невозмутимо сидя на столике возле окна купе. – Шумим, братцы, шумим!
Мимо нас с шумом пробежали трое неуловимых мстителей с винтовками в руках.
Они подошли ко мне, грозно спрашивая меня:
– Здесь никто не пробегал?
– Нет, – коротко ответил я, – а кого ищете?
– Кого надо, – последовал ответ, – того и ищем…
– А золото партии еще не нашли?
– Ищем, товарищ! Пока не нашли.
– Сочувствую вам, – честно признался я, глядя на усталых и запыхавшихся военных.
– Это почему вдруг?
– Да… просто понимаю, что трудно найти это золото вам, – ответил я, думая, что напрасно вступил с ними в беседу.
– Да трудности нас совсем не пугают, они только нас закаляют, как сталь! – твердо ответил мне один из неуловимых мстителей.
– Вихри враждебные веют над нами… – вспомнил я старую песню.
– Вы пели эту песню? – спросил один из военных меня.
– Нет, я что-то вспомнил ее сейчас, – ответил я.
– Ну, мы побежали, – попрощался военный, после чего неуловимые мстители тронулись в путь.
– Как найдете золото партии, так сообщите нам! – вслед им крикнул я, но они не услышали меня.
…. Снова выстрелы, канонада…
Выстрелы… одни выстрелы…
Пули свистели совсем рядом с нашим купе… Я закрыл дверь купе…
Выстрелы…
Выстрелы…
Быдлов от страха полез под койку купе, ложась на пол и закрывая обеими руками голову.
– Абсурд!! Царство абсурда!! – вопил мой Маэстро, встряхивая свои перья и сидя на столике у окна купе.
А я забился в угол рядом с окном, стараясь не двигаться.
– По-о-о-дай-те, кто сколько может… Подайте ради Иисуса Христа, люди добрые! – услышал я вдруг чей-то старушечий голос в коридоре вагона.
Выстрелы продолжались, но просьба о помощи раздалась вновь:
– По-о-о-дай-те, кто сколько может ради Иисуса Христа! Люди добрые…
Я сел рядом с дверью и приоткрыл ее, чтобы посмотреть, кто это говорит.
По коридору шла одна старушка с палкой лет около семидесяти или более, одетая в синее потертое платье, сверху накрытое черным платком. Она шла медленно, будто не замечая выстрелов рядом с ней.
Поравнявшись со мной, она ласково глянула на меня, тряся и протягивая ко мне трясущуюся руку.
– Помогите мне, сынок, – обратилась она ко мне, – помогите мне, ради Иисуса Христа, помогите мне!
– Пошла вон, старуха! – крикнул Быдлов ей.
– А вот так говорить со мной не надо, – попросила она.
Я, честно говоря, не люблю говорить с разными старухами, которые жалуются на свою трудную долю, маленькую пенсию, одинокую старость, не люблю с ними что-то обсуждать и говорить… В связи с этим мой дорогой читатель, может, подумать обо мне плохо, что я не люблю старость и не почитаю ее… Отнюдь, я просто как-то чувствую, что эти постоянно жалующиеся на жизнь старики после беседы со мной, который намного моложе их, вроде отнимают у меня часть бионергии. Это не только я заметил, так как часто вспоминаю одного моего приятеля, врача по профессии, работающего в одной обычной городской поликлинике. И он, вздыхая, иногда мне признавался в том, что чувствует, что у него, еще молодого в свои сорок лет человека, уходит энергия после каждого рабочего дня, после приема многих больных и старых, которые постоянно, кроме своих болячек, жаловались на всё что угодно в жизни, а ему приходилось слушать, слушать их и успокаивать… Поэтому я порылся в карманах, отдавая мелочь старушке, стараясь не смотреть ей в лицо.
Но она не отходила от меня, взяв деньги и ласково смотря на меня.
– Спасибо тебе, сынок! – сказала она, улыбаясь мне. – Спасибо, ты будешь жить долго и счастливо, у тебя трудная судьба, но успех у тебя будет…
– Да? – удивился я, посмотрев на старушку.
– А у меня? – спросил Быдлов.
Но старушка смотрела только на меня и говорила только со мной.
– Да, попомни мое слово, сынок, – ласково говорила она мне, – у тебя будет успех, но у тебя очень острый язык, порой ты не выдержан, хотя и добр по натуре…
Постарайся помогать людям, если они просят у тебя помощи, сынок… И дай бог тебе успеха в жизни! У тебя будет успех, любовь людей, любовь жены и дочки!
– А… а вы … что… ясновидящая? – удивленно спросил я.
– Откуда она это всё знает? – усмехнулся Быдлов, поднимаясь с пола и недовольно смотря на нее. – Она не отвечает на мои вопросы почему-то и только с вами говорит…
Старушка глянула на Быдлова, после чего ответила коротко ему, пытаясь не смотреть далее на него:
– А тебе я ничего хорошего, к сожалению, сказать не могу… Вот так уж получилось в твоей жизни… И коротка у тебя будет жизнь…
– Это как… ничего у меня хорошего нет? Это почему у меня будет короткая жизнь?! – спросил ошарашенный Быдлов, тупо уставясь на старушку. – У меня всё хорошо, понимаете? Всё хорошо, и дом есть, и дача, и семья у меня есть… А тут всякие прорицатели старые будут мне смеяться надо мной!
– Пока, сынок, – попрощалась старушка только со мной, ласково смотря на меня.
Она пошла неспеша дальше по коридору.
Выстрелы снова возобновились с уходом старушки с новой силой…
– Это что она здесь болтала, эта старуха? – воскликнул Быдлов, тупо уставясь на меня, но я не хотел ему отвечать.
Выстрелы, опять выстрелы…
… Канонада…
… Стрельба из пушек и автоматов…
– Ну, сколько можно? – вскрикнул Быдлов, начиная нервно ходить по купе.
– Вы ложитесь, а то пристрелят! – посоветовал я ему, усаживаясь снова в углу у окна.
– Нет, хватит мне лежать на полу, спина ноет! – ответил он, выходя из купе в коридор.
Снова раздались выстрелы, где-то рядом прошумела автоматная очередь.
Быдлов подошел к окну в коридоре, высовывая голову из окна.
Снова раздались выстрелы…
Он слегка покачнулся, как тонкое деревце под ветром, икнул и неожиданно стал оседать книзу, хватаясь за грудь.
Я подбежал к нему, но он уже лежал на полу коридора без признаков жизни.
На лице его застыла безжизненная улыбка. Кровь была на его лице и груди, очень много крови… Я быстренько оттащил тело в купе, уложив на то место, где он ранее лежал.
– Какая нелепая смерть, – произнес тихо я, смотря на его серый костюм, испачканный кровью. – Серая и тусклая жизнь, нелепая смерть… А старуха в самом деле напророчила ему эту скорую смерть!
Я медленно сел на свою полку, смотря на труп… Что мне делать в этой ситуации?
Есть ли в этом вагоне проводник, чтобы сообщить ему об убийстве моего попутчика?
И что я потом скажу проводнику? Кто убил моего попутчика? А я это знаю? Я не понимаю, почему постоянно в этом поезде раздаются выстрелы, происходят разные нелепости, тогда я что скажу милиции? А она ведь со мной церемониться не будет, как я полагаю, судя по моим неоднократным встречам с милицией в этом поезде!
Долго я сидел в задумчивости, не двигаясь…
Выходить из купе не хотелось, так как периодически были слышны выстрелы рядом…
Ситуация, как сказал бы шахматист, была патовая!
Я вышел из купе, плотно закрывая дверь за собой. Открыл окно в коридоре, желая подышать свежим воздухом. Постояв у окна полчаса, я вошел в другое купе, в котором тоже не было никого.
Однако долго я в одиночестве не оставался.
Маэстро стал встряхивать свои разноцветные перья, начав снова вопить, что было признаком появления нового пассажира:
– Дебилизация!! Имитация!!.. Кастрация!! Модерация!.. Приватизация!! Ваучеризация!.. Монетизация!! Имитация!!.. Прострация!! Сатисфакция!.. Эксгумация!! Девальвация!! Либерализация!! Монетизация!! Имитация!! Дебилизация!! Синхронизация!!.. Фильтрация!! Инфляция!! Дебилизация!!
– Хватит орать, Маэстро! – попросил я попугая, вздыхая.
– Кто это кричит? – услышал я чей-то голос в коридоре.
Я оставался на месте, не двигаясь.
Уже было потянулся к двери, желая прикрыть ее, чтобы мне не мешали всякие пассажиры. Но было поздно: на пороге купе показался неизвестный мне человек лет около шестидесяти со свечкой в правой руке. Одет он был в белую рубаху, опоясанную простой веревкой, черные штаны, явно сшитые на местной фабрике, черные сапоги.
Лицо неизвестного мне пассажира было всё в морщинах, длинная его рыжая борода доходила почти до живота. Взгляд неприятный, исподлобья, глаза широкие светло-голубые, брови мохнатые и широкие.
Он остановился на пороге, пристально глядя на меня и Маэстро. Руки его чуть дрожали.
– Это кто тут кричит? – удивленно спросил он то ли меня, то ли Маэстро.
С такой интонацией разговаривают с детьми, а не со взрослыми. Поэтому я продолжал молчать, делая вид, что пожилой пассажир со свечкой в руке спрашивает не меня, а моего попугая, думая, что получит толковый ответ.
Ответ, правда, не заставил себя ждать:
– Абсурд!! Царство абсурда!! Имитация!! Дебилизация!! Шумим, братцы, шумим!!..
– Какой у вас интересный попугай! – усмехнулся пожилой пассажир, усаживаясь на полку напротив меня и с интересом продолжая смотреть на Маэстро.
– Кто его так научил говорить? Вы?
– Гм, это мне вопрос? – в свою очередь вяло спросил я, не глядя на пассажира.
– Да, вас спрашиваю, а вы даже на меня не смотрите, – обиженно ответил пассажир.