Из этих моих размышлений меня вывело следующее: голос ведущего зазвучал как-то особенно торжественно:
"А теперь (торжественно, с паузой)… премия вручается (еще торжественней, с паузой)…
Владимиру… Владимировичу… Путину!!!"
Аплодисменты! Аплодисменты! Аплодисменты! Все встают! Волнами по залу! Опять аплодисменты!
Я оглянулся вокруг. Не встал только я и еще двое. Они демонстративно сложили руки на груди.
Я руки не сложил – чего их складывать.
Понимаете, если б я до сих пор служил во флоте, то появление Владимира Владимировича в зале как верховного главнокомандующего сопровождалось бы вставанием со своих мест по стойке "смирно". Перед этим подавалась бы команда: "Товарищи офицеры!"
А так как такой команды не было, то и чего вставать?
И потом – он же так и не появился.
Народ еще поаплодировал, поаплодировал и потихоньку сел, а ведущий зачитал от Владимира Владимировича приветственные слова, мол, я рад и все такое.
После этого я подумал о том, что для Владимира Владимировича при награждении, видимо, сделали исключение: не стали доводить дело до семидесяти лет – и так все ясно, что с "верой и верностью" у него полный порядок.
А потом был банкет, где мы подняли бокалы, и были тосты "за Фонд!", "за Россию!".
После тоста "за Россию!" я подумал о том, что бомжи, избы, грязь и попрошайки – это, в общем-то, тоже Россия, за которую только что выпили.
А потом все засобирались на поезд, так что быстренько подняли еще разик бокалы и похватали закуску со столов.
Торопливая вонь вокзала встретила нас жадно, как всегда, приняла и проводила до вагона, а по дороге в Питер ветераны, разгорячившись от увиденного и услышанного, все никак не могли успокоиться и прийти в себя, и все говорили, говорили, и все пили коньяк, пили…
* * *
Романом мы назвали "Кота" в самый последний день.
Редактор Коля сказал: "Коту" надо жанр обозначить". – "Пиши: эпопея". – "Напишем "роман", не повесть же".
Так "Кот" стал романом. Он одно сплошное веселое издевательство и надувательство. Даже определение– роман – насмешка над жанром. И размещено оно прямо под наглой рожей кота. Иногда я слышал, что он рыжий. Реже говорят, что он пушистый. Хотя ни о цвете, ни о пышности оперенья нигде ничего не сказано.
Писал я его с черного гладкого кота, которого действительно зовут Бася.
В жизни он терпеть не может людей.
В книге – это философ и художник.
Его копирайт на рисунки мы поместили в книге.
Рисовать на полях придумал Коля.
Точнее, я и раньше рисовал, и Коля предложил: а не издать ли нам "Кота" с рисунками? "Видишь ли, – сказал умный Коля, – текст очень плотный, надо его еще разбавить".
Мы и раньше разбавляли.
(Это разбавление у меня еще с "Бегемота", а до того – с "Фонтанной части".
Оно состоит в том, что я строю фразу не горизонтально, а вертикально – и это лично мое открытие).
Так на полях появились рисунки. Там рисунки все по тексту. Если есть лишние гениталии, то это мой поклон Рабле.
* * *
Филологи – они же слегка не в себе, и на этом простом основании считают, что ничего такого придумать нельзя.
Слово "тиск" – имеет отношение к девушкам, только они должны быть обязательно невинны до седьмого дня от Ивана Купала.
* * *
Ожидаю от этой жизни только веселья, потому что только мне стоит начать относиться к этому миру серьезно, как он – бах! – и в лучшем случае перестает существовать.
В худшем случае перестаешь существовать ты, но до этого дело, слава Богу, пока не дошло.
И потом, никто еще мне не доказал, что все вокруг не одна только видимость, одна только кажимость и ничего более.
Так что лучше миру строить глазки – ага, противный, я-то знаю, что ты мне только мерещишься!
* * *
Да, я знаю о гибели линкора "Новороссийск" и о том, что благодаря примитивной звукоподводной связи (гидрофон спускали с борта баркаса) устанавливалось число человек в помещениях, их состояние и осуществлялось руководство.
С "Курском" такого не случилось. Видно, не нашлось ни гидрофона, ни баркаса.
Что ж тут странного?
А что К. сказал 15-го, что в случае чего "Курск" будут поднимать на бандажных ремнях с помощью понтонов, – это я слышал. Что тут сказать. Он, видимо, в школе не учился. Не успел. Сразу главкомом назначили.
* * *
Из аккуратного снежного бордюра, возведенного заботливой дворницкой рукой на краю тротуара, торчало замороженное собачье дерьмо – и все.
Я подумал, глядя на эту картину, что, в сущности, ничего другого не надо. Не надо никаких объяснений, заверений, планов, предложений, запросов, ответов – ничего не надо на этой почве.
На той самой почве, где все мы живем, все это лишне.
Достаточно увидеть только вот этот аккуратный бордюрчик, торчащее из него дерьмо, и все становится ясно.
* * *
Не знаю почему, но фамилию "Грызлов" все время тянет произнести с ударением на первом слоге.
* * *
Некоторых интересует: как я отношусь к передаче "Времена".
Я сказал: представьте себе большую-пребольшую свалку (мрак, смрад, крысы), в середине которой стоит красивый стол, а за ним сидят одетые в смокинги люди; перед ними тарелки, разложены вилки, ножи.
"Приступим, господа!" – говорит староста всей этой компании, и вносится блюдо, прикрытое крышкой.
Крышку снимают, и под ней – о Боже! – порезанные картонные ячеистые коробки из-под куриных яиц.
На каждой тарелке появляется по кусочку, и каждый из присутствующих торжественно втыкает в свой кусочек вилку и глубокомысленно отправляет в рот.
"Что скажете, господа?" – обращается к ним староста.
"Я думаю, – говорит первый, – это… м-м… ванильное мороженое!"
"Что вы! – говорит другой. – Это, скорее, бисквитный торт!"
И тут я замечаю, что староста задумчиво рассматривает кусок коробки на своей тарелке. Видно, там у него яйцо раздавилось, когда его из углубления доставали, потому что там видны следы желтка и остатки скорлупы.
"Вы все ошибаетесь, господа! – начинает говорить староста с некоторой улыбкой на устах. – Это не торт и не мороженое! Это… (я в этот момент внутренне вздыхаю: "Слава Богу! Хоть этот нормальный! Сейчас он им скажет про картон и про яйца!")… это… – говорит он, – восхитительное суфле!"
* * *
Интересно, не назначат ли когда-нибудь меня на должность совести при президенте с окладом в сорок тысяч долларов?
* * *
Позвонил Женя Бунимович и спросил: "Ну, как вы там?"
"Там" – это в Питере.
Я сказал, что, судя по состоянию помойки под моими окнами, у нас все отлично.
У меня окна на кухне выходят во двор, и я каждый день вижу мусорные ящики – их там два, а вокруг них – помойку.
Так вот: всегда не хватает еще одного ящика, чтоб собрать в него всю помойку.
То есть! Один только взгляд на помойку – и я в ту же секунду понимаю, что в государстве нашем, в общем-то, все стабильно. Все на своих местах, и город управляем.
Вот если внезапно уберут помойку под моими окнами, то будет повод для беспокойства.
А так – все просто отлично!
* * *
Меня спросили насчет нового патриотического канала "Звезда".
Что я по этому поводу думаю.
Я сказал: "Представьте себе: люди воруют, воруют, воруют, а потом им вдруг начинает казаться, что все остальные недостаточно патриотичны".
* * *
Надо ли спасать подводников? И вообще, надо ли кого-то спасать? Тут может быть только два решения. Первое – не надо, второе – надо. Если побеждает первое решение, то следует так и объявить подводникам: не будут вас спасать, после чего следует всем желающим полностью овладеть секретами этой профессии заранее раздать ампулы с ядом. В этом случае расходы государства – только на яд.
Будет ли от этого у нас меньше подводников?
Не думаю.
Ведь знали же мы, что все эти средства спасения полная чушь, но в море-то мы ходили.
Всегда найдутся те, кто пойдут в море при любых обстоятельствах.
На это и расчет. Тонкий и государственный.
* * *
Да! Чуть не забыл. Есть же еще и иное решение: подводников спасать надо. А почему? Ну, там, человеколюбие и прочее, и прочее, словом, надо.
Теперь остается только уточнить: спасаем с любой глубины или только с пятидесяти метров?
А может, спасаем со ста, двухсот, трехсот, километра, пяти километров? Есть ли пределы желанию спасти?
Допустим, есть, и это триста метров.
И что? А ничего. Все равно не спасут, но зато предложится множество технических решений, что позволит нашему ВПК получать деньги.
Вообще-то яд дешевле.
* * *
Видите ли, у нас все строится не так, как нужно, а так, как может наша промышленность, поэтому, когда американцы впервые увидели то, на чем мы летаем в космос, они были поражены.
Хорошо, что они не сразу увидели то, на чем мы ходили в море, – все-таки у нас была, я не знаю, какая-то фора, что ли.
И так всегда, начиная с комбайна: сначала делаем железо, а потом в него засовываем человека.
М-да! Как только все начнут делать ровно наоборот, тогда и медленно, но верно начнем выбираться из этого дерьма.
* * *
А вообще-то я слабо понимаю, почему у нас средства спасения в основном коллективные. Индивидуальные только противогазы и эти жуткие подводницкие дыхательные аппараты (ИДА-59) 1959 года рождения.
Причем если закажешь нашей промышленности что-то новое, то они создадут точно такой же аппарат и поменяют на нем бирку – он станет 1979 года рождения.
* * *
А плотики? Вы видели когда-нибудь спасательные плотики, известные под гордым именем ПСН-10?
Значит так, в воду они попадают невероятным, чаще всего чудесным образом, после чего они сами раскрываются и с этого момента только и ждут, когда же 10 человек в них заберутся.
А перед тем как забраться, подводник, как правило, падает в ледяную воду, потом гребет в ней до плотика, потом двое держат плотик, а все остальные пытаются в него залезть (а все это не так просто, уверяю вас).
А потом, когда все забрались, их переворачивает, накрывая волной.
Мне скажут, что этого не должно случаться. Конечно, не должно, но переворачивает.
* * *
А всплывающая камера (ВСК)? Тоже для коллектива. Весь коллектив в нее забирается, закрывает нижнюю крышку вручную (усилие полторы тонны при крене лодки) и на глубине километр при ударе о грунт она отделяется от корпуса субмарины и всплывает – все живы.
Мы вам только что рассказали сказку. Такого не бывает. Должно быть, но не бывает.
То есть – яд дешевле.
* * *
Забыли про пожар. Не про мелкие возгорания в течение всего похода, а про крупные, объемные, когда если загорелось, то загорелось. Тогда побегали, побегали, потравились газами угарными – лодка утонула вместе с потравленными.
Еще раз: яд дешевле.
* * *
А колокол?
Выход из затонувшей лодки с установкой над люком спасения колокола?
Значит, пришли, встали ровно над люком как вкопанные, опустили колокол и… люк не открылся, и потом еще не встали, не так встали, не присосались, не туда присосались (вообще с присасыванием в данном конкретном случае у нас большие проблемы).
То бишь не колокол, а одна забава.
* * *
А вот есть еще эти замечательные подводные аппараты, которые тоже присасываются – и это тоже забава.
Яд все же дешевле.
* * *
Мне скажут: чего это вы так? А я скажу: да так.
Август вспоминаю, да и праздник на носу. День ВМФ.
По всем городу плакаты: "Флоту России слава!". Ну что ж слава, конечно…
* * *
"Художник должен всегда быть больше своего произведения. Ему должно не хватать слов. А когда много слов, то за ними часто холод.
Хитросплетенья всего лишь упражнения, если от мастерства, а не от души.
Душа сама великая мастерица".
Когда я написал все вышесказанное, то подумал, что хорошо бы все это приписать ну, скажем, Толстому, что ли.
* * *
Говорили с Натой о гавайском винограде. О том, что нет его. Не растет он на Гавайях. А надо бы.
А что, если привнести в их культуру виноград?
Горы есть, а винограда нет.
Безобразие.
Надо измерять температуру в течение года.
– Температуру чего? – спрашивает Ната.
– Горы.
– А я думала, ректальную.
Я посмотрел на нее внимательно.
– И ректальную тоже.
* * *
Не могу писать помногу.
Страдает магма души.
Хотя иногда как понесет, даже страшно. Спятить можно.
Написал и стал прикидывать: кому бы это приляпать.
Кажется, так мог сказать Чехов наш, Антон Палыч.
* * *
Что делать с нашим флотом в сегодняшнем его состоянии?
Да в общем-то, от задач все зависит.
То есть сначала должна быть задача. Та самая, что ставится перед флотом. Вот какая сейчас задача?
В мои годы задача была такая – борьба с мировым империализмом.
В лице Соединенных Штатов, конечно.
И под эту задачу строился флот. И эту задачу он решал худо-бедно.
А наши технические недостатки мы перекрывали удвоенным, по сравнению с супостатом, количеством лодок, а нехватку военно-морских баз восполняли количеством лодок в море, дальностью полета ракет и прочее. Были задачи – были решения.
А сегодня противник России сильно измельчал.
До уровня одного террориста на один квадратный километр.
То есть если раньше можно было стрелять по площади и не промахнуться, то сейчас, стреляя по площадям, в кого-то попасть сложно.
То бишь сегодня нужно в первую очередь поставить задачи, для решения которых понадобится флот.
Постараемся поставить их сами, не дожидаясь тех ребят, которые до сих пор никак не могут их выставить.
Первый круг задач – это задачи большие, огромные, глобальные, геополитические.
Но на сегодняшний день напоминать Америке, что она наш противник, в геополитическом плане неудобно. Это все равно что напоминать слону о существовании осы.
Если сравнивать военный бюджет России и США, то пропорция примерно такая.
Да, если слон наступит в осиное гнездо, то его могут сильно покусать, но пока он этого не сделает, он может жить совершенно спокойно и при наличии рядом осы, и в этом случае ходить он может куда захочет и делать он может все, что придет ему в его большущую голову.
Так что если задачи геополитические нам сейчас не потянуть, то остаются задачи престижа. Приятно, когда на какой-нибудь смотр в Англию или Францию придет, скажем, корабль "Москва" и будет там своим серым силуэтом напоминать о всеобщей погибели. Это очень красиво. Особенно издалека. Причем желательно никого не пускать на борт ради секретности. А секрет у нас такой: чтоб никто не догадался, что это просто силуэт. Силуэт внушает уважение, и ради уважения его стоит иметь.
То есть ради престижа, чтобы всерьез принимали, приглашали в какой-нибудь Давос или Парижский клуб.
И в этом состоит вторая задача.
Третья задача– внутренняя.
Хорошо бы запасы наши рыбные от иноземных браконьеров защитить. А то лезут и ловят, гады, нашего лосося или же там нашего краба, которого пока что не ловят, но вот-вот могут начать ловить…
Итак, если первая задача сейчас решения не имеет, вторая решается кое-как, то третья вполне нам по силам.
А главное, она еще и окупается.
Так что флот сейчас делится на две составляющие: первая – силуэты на горизонте, вторая – с риском для жизни гоняем браконьеров.
Потому что браконьеры вооружены лучше.
По крайней мере, в плане хода: сейчас пара узлов запаса у них всегда есть – если наш пограничник идет сорок восемь узлов, то у браконьера как минимум пятьдесят…
Вы спросите: а не будет ли так, что в Баренцевом море есть наши пограничники, есть норвежские браконьеры и есть норвежские боевые корабли, которые защищают норвежских браконьеров от наших пограничников?
Отвечаем: это следующий этап.
Сначала надо обеспечить наличие пограничников в нужном месте в нужное время. А уж потом будем развивать: сначала защиту этих пограничников, затем защиту тех, кто защищает пограничников, затем защиту и тех и этих, которые защищают пограничников, это все будет разрастаться, разрастаться и разрастаться. Это и будет возрождением нашего флота, о чем мы и будем говорить во всеуслышание. Но хотелось бы, чтобы при этом разрастании мы не возвращались, скажем, к мазуту. Авианосец сейчас не может быть мазутным по принципу. Идет авианосец, а за ним колонна танкеров – картина не для слабонервных. Вот этого не надо.
Если возрождать, то на основе современных технологий. Ну, там, экранопланы какие-нибудь…
Вы спросите: что же в таком случае делать с остатками Советского флота? Они же, как чемодан без ручки: и нести неудобно, и бросить жалко…
А мы вам повторим: у нас же есть задача престижа. Нужны же силуэты на горизонте. Выполнять задачу "силуэта на горизонте" им вполне под силу.
То есть настоящий, боевой флот надо строить заново?
Конечно. Строить заново нужно, потому что он уже сгнил, как оставленные на обочине на пять лет "Жигули". Подходишь к ним, заводишь, а они не заводятся. Потому что заводилка уже отсутствует. Эту задачу престижа ведь можно назвать задачей помощи временщикам. Как тем временщикам, что уже наворовали, но еще не сбежали, а потому не хотят, чтобы их попросили из Парижского клуба или из Давоса, так и тем временщикам, кто вчера служил на Советском флоте, а завтра будет служить на новом Российском. Им же тоже надо сейчас где-то служить, чтобы не терять навыки. Для этого и нужен тот флот, что сейчас существует в виде ведра болтов с гайками: подойти к берегу, стать гордым силуэтом на рейде и на борт никого не пускать: секрет! Секрет то, что это – просто силуэт.
То есть, иными словами, начинать капитальный ремонт Российского флота нужно не с головы, с которой гниет любая рыба, а с хвоста: с мелких пограничных кораблей?
Начинать надо с людей. И с экономики. Будут задачи для кораблей крупнее пограничных сторожевиков – будут корабли. Если ты рачительный хозяин, то тебе, естественно, за меньшие деньги хочется сделать сказку. Но если ты действительно рачительный хозяин, то и сказка будет поначалу маленькая. Но сказка. Допустим, ты скажешь: "Мы принимаем новую программу. У нас будут очень маленькие подлодки". И начнешь строить лодки ну очень маленькие. Пусть даже сначала эбонитовые: на шкаф ставить.