* * *
Из "Новой газеты" позвонили и сказали, что в Беслане я теперь очень популярен, потому что туда привезли две книги "72 метра", и их теперь читает весь Беслан. Самый главный мой пропагандист там Мурат Михайлович Кабоев, бывший подводник, 20 лет на Северном флоте. Меня попросили позвонить ему так, чтоб человеку было приятно.
Я позвонил.
– Але, это Мурат Михайлович?
– Да?
– Это Саша Покровский звонит! Вы мою книгу читали! "72 метра"!
– Ой! Это Саша? Саша, как хорошо! А я сначала не понял, кто это звонит! Это же все про нас! Столько лет там, на Севере! А мне ее ребята привезли! Мы теперь все читаем! Смеемся! Ты же знаешь, мы тут такого натерпелись!
– Знаю! Сам три дня у телевизора просидел! Матерился все время!
– Саша, слушай! Столько времени совсем не в себе были! Очень тяжело! А тут я прочитал несколько рассказов и отложил, потому что работать надо. Я так не могу. Я как начну читать это все, так и работать не буду. Буду только вспоминать. Э-э… столько всего! Ее сейчас мой сосед читает. У него в школе ребенок погиб. Надо его поддержать. Читает. Нравится.
– А вы не на 31-й дивизии служили? Что-то фамилия знакомая.
– Да! На 31-й! Конечно! На "К-140", вечный командир турбинной группы! Ушел в 1983 году на пенсию. Сейчас у меня пенсия 4700, мало, приходится работать.
– У меня тоже 4700! Я на "216-й" служил начхимом. У Бусырева. Помните?
– Хой! Конечно помню! А Многолета помнишь? Наш начхим!
– Помню Многолета! Он еще погиб!
– Да! При нас это было! Столько хороших ребят было! Всех помню! Как хорошо, что ты позвонил! Мне сказали, что кто-то будет звонить, но не сказали кто! Сюрприз хотели сделать! Ай, Саша, какой хороший сюрприз! Везде наши люди! Я как уволился, так и приехал сюда. Много работы. Помогаю людям. И глава администрации у нас бывший военный. Только не подводник. Он тоже читает. Нравится, конечно! Ой, Саша, как хорошо, что ты позвонил! Ты мне сейчас свой телефон дашь, чтоб я записал? Мы тут немного выпиваем.
– Смотри, только немного!
– Конечно! Саша, как хорошо, что ты позвонил! Счастья тебе, счастья!..
Конечно я дал ему телефон, и мы обязательно еще созвонимся.
Нормальные мужики. Именно они и должны были оказаться в Беслане.
* * *
Наш главный редактор Коля сходил на обед в итальянское посольство.
– Итальянская кухня необычайно изысканна! – говорил он потом мне. – Там была лазанья со шпинатом. Это такой пирог. А тесто приготовлено так, что еще немного, и оно бы превратилось в сопли!
Я не мог не согласиться: это действительно очень изысканно.
А еще Коля рассказал, что он встретил там З., главного редактора журнала "Г". После двух бокалов вина Коля не мог на него не напуститься.
– Как же вы с вашим пожухлым журналом совершенно не следите за литературным процессом! М-а-а? Выходят книги, а вы их обходите молчанием!
(Тут Коля имел в виду своего "Кузнечика").
– Нет, ну все откликнулись, кроме этого журнала! – продолжал он возмущаться.
Потом он сказал ему, что они проворонили даже меня.
– Вы проворонили даже Покровского! Возмущению его не было предела, З. краснел, и жена Коли, Марьяна, еле его от него оторвала.
Я сказал Коле, что ему надо было выпить еще три бокала вина, потом снова найти З. и, треснув его ладошкой по унылой лысине, сказать:
– Я с вами еще не закончил!
– Да ты что! – смеялся Коля. – Он бы от этого превратился в рыбу и выпал бы под ноги гарсонов! Да нет! Они же все проворонили! Все уже давно ушло!
Я сказал, что литература ушла от них, как Аму-Дарья. А они до сих пор ходят по бывшему дну с неводом и удивляются, почему вместо рыбы им в сети попадаются одни только тарантулы.
* * *
Умер мичман Макаров Владимир Николаевич. 2 ноября он должен был ложиться на операцию, накануне все собирался, говорил жене: "Не забудь то, положи это!" – а после 18.00 ему стало плохо. Два раза приезжала "скорая помощь". Делали уколы. Почти откачали, но потом – все. Третья "скорая" констатировала смерть.
Человек с марта боролся. Восемь месяцев. Силы кончились. Жил одной надеждой на операцию. И вот – собрали деньги, договорились о гонораре для врача, о гонораре для ассистента, надо ехать на операцию в Мурманск, в больнице ждут – не дожил.
Глава администрации городка Западная Лица помогал лекарствами, деньгами. Там его очень хвалят, говорят, что настоящий человек.
В базе собрали 45 000 рублей среди офицеров, мичманов и матросов – куда это все теперь?
Я говорил вчера с его женой, Варварой Моисеевной. Что сказать, плачет. Говорит: "Зачем мне теперь эти деньги? Раздам все назад!"
Я ей сказал, чтоб не раздавала. Еще же хоронить надо. И потом, люди отдали что могли. Не в деньгах дело.
Кстати, пришел ответ из Министерства здравоохранения. Не прошло и восьми месяцев, как в недрах этой структуры созрело решение о том, что мичман Макаров имеет все-таки право на бесплатную операцию. Пригласили: "Приезжайте!" – но к этому времени он уже ослабел так, что смог бы добраться только до Мурманска.
Теперь выясняется, что и до Мурманска не смог.
По моей просьбе мой бывший подчиненный в училище (я был у них младшим командиром на первом и втором курсе), а теперь он снабжает весь Мурманский рыболовецкий флот, Ерохин Григорий Алексеевич, или просто Гриша, просто очень хороший человек, занялся делами Макарова, звонил, напоминал, требовал, убеждал. Надоел всем – врачам, главам администрации, клубам подводников и чиновникам, вплоть до министра обороны. Горы переписки, звонки в Москву… все, теперь не надо… можно выдохнуть.
Мичману Макарову пытались помочь тысячи людей. Все это так.
Может быть, от этих усилий когда-нибудь, не сразу, не вдруг, и наше государство повернется наконец к своим людям.
* * *
Меня тут спросили: что я думаю о национальности и национальной идее.
И вот я подумал о том и о другом.
Должен заметить, что там, где есть настоящее дело, там нет национальности.
Это я понял тогда, когда еще на подводной лодке служил.
Там было все равно, кто ты – удмурт, калмык, татарин или узбек, еврей или русский.
Никого не волновала форма ушей или вероисповедание.
Волновало только то, как вот он – этот твой сосед по отсеку – знает свое дело, и чтоб он в трудную минуту не сдрейфил, не запаниковал, не бросился бить тебя в лоб и сдирать с тебя противогаз.
Волновало только то, можно ли на него положиться и спокойно заснуть, пока он на вахте.
Ибо будь ты хоть сыном Владимира Мономаха, но если ты глуп как пробка или робок, как овечий хвост, то тебе на это укажут или, не указывая ни на что, просто однажды избавятся от тебя, списав тебя на берег.
Нет! Там, где есть настоящее дело, там нет всей этой этнической чуши.
Она появляется тогда, когда надо умыкнуть что-либо, свистнуть, стибрить, отнять, отобрать, присвоить, а самому потом скрыться, замести следы, спрятаться, уйти в тину.
Вот тогда и кивают на не своего.
Одновременно с этим появляется острая необходимость в национальной идее, потому как очень хочется, чтоб общество, пропустив вора, сомкнуло свои ряды так, чтоб канул он в нем, наподобие камня, упавшего в болото.
* * *
Когда меня раньше просили подписать мои книги, я подписывал: "Такому-то от автора". Потом от "автора с чем-нибудь (например, "с приветом"). Потом – "От хорошего автора". Потом я придумал для себя всякое такое, как, к примеру, "великолепный автор". А еще: "замечательный", "чудный", "невероятный", "дивный", "лучший", "прекрасный" и "жутко красивый". Коля увидел как-то и сказал: "А по алфавиту можешь?" – "Могу". – "Ну придумай на букву "а". – "Пожалуйста: абсолютно замечательный".
* * *
Какая разница между словами "ксерануть" и "отксерачить"?
Сдаетесь? Разница в объеме.
* * *
Все говорит о том, что в момент удара происходили локальные возгорания, возможно, из-за КЗ в электрощитах.
Раз люди доставали СГП, снаряжали РДУ, носили В-64, подсоединялись к ИЩА, значит:
1. Не было никакой паники, никто не умер на месте, все работало по-штатному.
2. К вопросу об оплавлении крышки В-64 и потере по этой причине комплектами своих свойств. Это спорно. От температуры В-64 теряют свои свойства, но не так быстро, как хочется г-ну У. И вообще, он очень торопится с выводами, главный из которых: "Но, как показало следствие, если бы даже ключ пуска прибора КА-01 был вставлен в штатное место и буй, сработав, всплыл и передал информацию о месте затопления апрк, то, с учетом расчетного времени подхода из места базирования спасательных кораблей и обнаружения лодки, своевременно выполнить весь комплекс спасательных мероприятий и спасти моряков все равно не удалось бы".
Вот ради этих строк все и затевалось.
На обычный, гражданский язык это переводится так: "Что бы мы ни делали, они все равно умерли раньше".
Да не умерли они раньше, как бы этого ни хотелось г-ну У. и всем заинтересованным лицам.
Когда возникает пожар, пусть даже локальный (а он возник, и не один, о чем всюду есть свидетельства, даже у г-на У.), то с ним сначала:
борются – включаются в ПДА, ИДА, потом в ИП, потом в ИДА-59 (все это последовательно, и эта последовательность описана у У.);
устраняют последствия пожара (тоже описано – станции ВПЛ и прочее), потом оценивают обстановку, принимают решение на выход.
Все это люди в корме сделали.
Почему не вышли (способы описаны у У.)?
На мой взгляд, они не вышли потому, что их начали доставать. Они были уверены, что началась спасательная операция.
Они все слышали в отсеке и прекратили готовиться к самостоятельному выходу.
Вот главная ошибка. Нельзя прекращать готовиться к самостоятельному выходу.
По крайней мере, нельзя это делать в нашей стране. Тебя никто не спасет, кроме тебя самого. Мы это знали прекрасно. Знали ли они?
Похоже, что не очень.
Что потом? Они ставят, ставят, ставят спасательный аппарат, а он не становится. И что?
Они перестают его ставить, и на какое-то время в спасательной операции устанавливается тишина.
Вот тогда-то подводники и поняли, что спасать их перестали.
Это очень тяжело. Человек это не выдерживает. Если сначала у них вполне хватило бы сил и моральных, и физических на то, чтобы выйти самостоятельно, то теперь они могли только записки писать.
Записки заранее никто не пишет. Могу эту фразу повторить.
Почему? Для господина У.: примета плохая.
* * *
Не так давно появилось слово "пиар", а от него – "пиарить".
Я тут же предложил расширить его глагольную форму с помощью приставок.
Так появились на свет глаголы: напиарить, выпиарить, пропиарить, впиарить, припиарить, перепиарить, недопиарить, распиарить, перепиарить, неперепиарить, спиарить и недоперепиарить.
* * *
Меня спросили: как я отношусь к чиновникам. Я сказал, что отношусь я к ним как к тараканам. То есть брезгую. Особенно наших, отечественных. Заграничных чиновников я не так брезгую, но ведь и тараканы бывают разные. Бывают экзотические тараканы.
* * *
Народ!
Хочу поделиться с вами некоторыми своими сомнениями. Касаются они недавно сошедшей в Питере со стапелей дизельной подводной лодки "Амур". Она что-то около 1800 тонн водоизмещением ("Варшавянка" примерно на 1000 тонн тяжелее) и уже объявлена самой лучшей, самой бесшумной, не имеющей аналогов в мире.
Будущее, как сказали при ее спуске конструкторы, именно за этими лодками.
Кстати, недавно в Германии спустили на воду дизельную лодку с каким-то необычным дизельным двигателем, так что о "самой бесшумной, не имеющей аналогов в мире" можно поспорить, но хочется сказать несколько слов о "самой лучшей".
Прежде всего, при спуске на воду "Амура" бутылка шампанского разбилась не сразу, и с этим суеверием давно надо что-то делать. Я считаю, что в подобных случаях надо готовить не только лодку, но и бутылку. Может быть, следует брать какую-то другую бутылку, которую обычно разбивают в кино о голову актеров.
Словом, нельзя брать какую попало бутылку, чтоб потом не страдать по поводу "разобьется или же нет".
И потом, я очень опасаюсь всяческого восхваления.
Не люблю я, когда заранее говорят такие слова, как "лучшая" или "самая лучшая". Обычно после этого происходят катастрофы, и подводники об этом хорошо знают.
Не принято у подводников ничего хвалить.
Так вот о "лучшей".
В стародавние времена ведь как строили подобные лодки?
В те времена строили деревянный макет в масштабе один в один и в него уже затаскивали такие же деревянные механизмы. Почему это делалось?
Потому что проверялось: как эти механизмы поведут себя внутри лодки, можно ли их будет менять полностью или частично, и удобно ли будет их ремонтировать в боевых условиях.
Так вот с "Амуром", как я понимаю, это не произошло.
Обошлись компьютерной графикой.
В результате, как мне уже успели сообщить, расстояние от крышки дизеля до подволока составляет 28 сантиметров.
То есть вряд ли кто сможет в нем – в этом дизеле – что-либо в ходе ремонта поменять. Разве что наберут в команду лилипутов.
Да и им, я думаю, с крышкой дизеля придется повозиться.
Да, и еще мне сказали, что эти дизели не совсем успели пройти то, что проходят обычно такие агрегаты.
А что они проходят?
Они проходят вот что: они молотят на стенде весь свой ресурс, чтоб выявить недостатки, которые потом надо доработать, чтоб поставить дизель еще на один ресурс, чтоб потом еще доработать, чтоб потом поставить его на третий ресурс, ну и так далее.
Но все это в идеале, а в нашем случае иногда делают так: ставят дизель на лодку и, чтоб избежать временных потерь, рядом, скажем, на пирсе, ставят другой такой же двигатель, который и вырабатывает тот самый моторесурс, и как только в нем что-то ломается, то оно на месте (там же, на пирсе) и меняется, а потом дизель дорабатывается, то есть доводится до ума тоже, в общем-то, там же.
Понятно вам? Думаю, что да.
Так вот, на том дизеле, что на пирсе молотит ресурс, поменять что-либо как раз очень даже можно – он со всех сторон досягаем, а вот на том, что уже на лодке стоит, – увы!
(28 сантиметров над подволоком.)
Думаю, что и с остальным оборудованием дела обстоят так же.
Да, тут, говорят, хотели "Амур" тут же индусам продать, но те сказали, что, мол, пусть он у вас хоть немного в море походит.
Если б я был индусом, то я только так и поступил бы: купил бы лодку только после того, как ее русские экипажи обкатают.
Пусть они походят, помучаются, погорят да, может быть, и повзрываются, а потом уже конструкторы всех мастей доведут свой замечательный "Амур" окончательно до ума, после чего его всем индусам и покупать будет можно.
* * *
Письмо:
"Сэр! Всякая чушь не позволила мне обнять Вас на этой неделе.
Чувства мои к Вам и к Вашей газете остаются неизменны.
Ваш высокий профессионализм и все такое позволяет предположить, что вы куда большие государственники, чем те охламоны, которым за это деньги плотют.
Уповаю на то, что Вы пребываете в добром здравии и расположении ко всяким явлениям природы.
Врожденная вежливость, благородство души и родственных ей органов призывает меня поинтересоваться здоровьем Вашего скота и состоянием Ваших пастбищ.
Надеюсь на замечательный травостой, как и на то, что укосы будут обильны, а привесы значительны. Знаменательным мне представляется и тот факт, что Вы не теряете чувства бодрости и собственного места в цепи событий.
Тешу себя тем, что органы, отвечающие в этом государстве за стиль, отметят его наличие у Вашего покорного слуги.
Думаю также, что у них не возникнет сложностей с дешифровкой этого послания.
На всякий случай справка: охламон – человек толпы".