Джеймс предложил ему денег, но Роберт, поблагодарив, сказал, что угощение с него. "Париж. И Рим. Саскачеван". Напевая это себе под нос, Роберт вышел на улицу и направился в сторону Арчвей-роуд. Вскоре он прибавил шагу: в воздухе быстро холодало. "Аделаида. Каир. Пекин. Куда бы я ни сбежал, она так и будет ошиваться в той в квартире, придумывая, как бы ей воскреснуть. - Это его насмешило. - До чего дошел! Бреду по улице и ржу, как Петер Лорре. - Ему пришлось остановиться и прислониться к газетному киоску; от смеха его согнуло пополам. - Канкун, Буэнос-Айрес, Патагония. Могу перейти через дорогу, сесть в метро - и через час буду в Хитроу. Никто и не узнает. - Он распрямился, тяжело дыша и закрыв глаза. - Боже, как мне плохо". Он так и стоял несколько минут - с закрытыми глазами, обхватив себя руками за плечи. Потом Роберт открыл глаза. Вселенная накренилась на один бок, но тут же встала на место. Очень медленно он пошел под гору. "Надо взять себя в руки. Я должен принести еду. Джеймс и Джессика будут волноваться". На него глазели прохожие. "Проблема в том, что я… слишком ответственный. Она знает, что я это сделаю, потому что в противном случае… если я не сделаю…" Он едва не прошел мимо рыбного ресторана, но в силу привычки зашел внутрь и даже сумел расплатиться. Когда он, обессилевший, тащился обратно в гору, его посетила мысль: "Я должен прочесть дневники. Элспет дала мне их сама, и я должен их прочесть". Он стал повторять снова и снова: "Дневники, дневники". Когда он вернулся в дом Бейтсов, креветки уже остыли, а Джессика и Джеймс сидели на кухне и ели суп. Джессика постелила ему в гостевой спальне.
Наутро, мучаясь от похмелья, он выполз из постели с таким чувством, будто забыл что-то важное. Джессика заставила его выпить тошнотворную смесь из банана, помидора, водки, молока и соуса "табаско". Потом она приготовила яичницу и сидела с ним, пока он ел. Джеймс уже ушел на кладбище.
- Мы с Джеймсом вчера все обсудили и пришли к выводу, что ты нуждаешься в уходе. Может, поживешь пару дней у нас?
У Роберта екнуло сердце. Вот тот удобный предлог, которого он искал; слова согласия почти соскользнули с его языка, когда он подумал: "Подождите. Если я останусь у вас, то не смогу по ночам ходить на кладбище".
- Можно, я подумаю? - сказал он вслух.
- Конечно, - откликнулась Джессика. - Мы никуда не денемся.
Он поблагодарил ее и покинул их дом с чувством человека, потерпевшего кораблекрушение и упустившего спасательную шлюпку.
Следующим же утром Роберт вспомнил о своем решении прочитать дневники. Дрожа, он положил коробки на кровать и стал разбирать бумаги.
"Просто считай, что собираешь материал, - говорил он себе. - Они не кусаются". Дневники начинались с семьдесят первого года: Элспет и Эди было по двенадцать лет. С облегчением он обнаружил, что записи обрываются на восемьдесят третьем, задолго до его появления на сцене; Роберт не жаждал читать о себе самом. Дневники представляли собой мешанину из школьных сплетен, суждений о прочитанных книгах, размышлений о мальчишках; некоторые отрывки были зашифрованы. Хозяйка дневника затевала длинные диалоги и споры сама с собой; внезапно Роберта осенило, что Элспет и ее сестра-близняшка вели дневник вместе. Текст производил странное впечатление бесшовной ткани. От этого Роберту стало не по себе. На полях стояли какие-то символы, появлявшиеся только во время каникул и, вероятно, имевшие отношение к родителям; был даже план неосуществленного побега. Но Роберт и без того знал, что жизнь Элспет в семье нельзя было назвать счастливой: ничего нового он для себя не открыл, если не считать какой-то неотвратимой печали, пронизавшей обычные девчоночьи интересы - нетбол, школьный спектакль и так далее. В последних томах описывались занятия в университете, вечеринки, первая квартира близнецов. Появился и Джек - сначала как один из многих симпатичных и подходящих молодых людей, а потом как главное действующее лицо. Будучи единственным ребенком, Роберт всегда интересовался отношениями в тех семьях, где росли братья или сестры. И Элспет, и Эди избегали писать о себе в единственном числе: всегда "мы" - мы пошли в кино, мы сдали экзамен. Роберт с трудом пробивался сквозь их записи, плохо понимая, что же он ищет в юношеских дневниках Элспет.
Бомба была заложена в последней тетради; под обложкой Элспет спрятала конверт с надписью "Большие, темные, жуткие тайны". Под заглавием был неумело нарисован череп с костями. Череп улыбался. "Ох, Элспет. Я не хочу этого знать". Роберт держал конверт, думая сжечь его. Но потом зачем-то вскрыл.
Дорогой Роберт, надеюсь, ты не рассердишься. Как-то раз ты сказал, что не хотел бы обнаружить в моих записях никаких убийственных секретов, - но, к сожалению, без этого не обойтись. "Убийственные" - не совсем подходящее слово, скорей "нелепые". Так или иначе, милый, это дело прошлое - все случилось задолго до нашего с тобой знакомства.
Меня зовут Эдвина Ноблин.
Я поменялась местами с моей сестрой-близняшкой Элспет в 1983 году. По сути, это была ее затея, но я не смогла повернуть события вспять и тем самым разрушить ее счастье. Да я и сама была не без греха.
Как тебе известно, Элспет была обручена с Джеком Пулом. В период между помолвкой и свадьбой Джек начал оказывать мне знаки внимания - чем дальше, тем больше. Элспет решила его испытать.
Я рассказывала тебе множество историй про то, как мы с Элспет выдавали себя друг за дружку. Но ты никогда не видел нас вместе - мы были невероятно похожи, просто как две капли воды. Каждая знала другую, как саму себя. А в юности мы даже не могли отделить себя друг от друга: если Элспет бывало больно, плакала я.
Так вот, когда рядом появлялся Джек, Элспет становилась мной. Он не мог нас различить, но влюбился в "Эди". Разорвал помолвку с Элспет и стал уговаривать "Эди" сбежать, уехать с ним в Америку под видом Элспет.
Что она могла поделать? Ее унизили, довели до белого каления. Но ведь она сама заварила эту кашу. Она прибежала ко мне. Мы решили, что она превратится в Эди, а я стану Элспет, и жизнь пойдет своим чередом.
К сожалению, все оказалось непросто. Я переспала с Джеком (один-единственный раз - мы напились на какой-то вечеринке - просто глупая ошибка, любимый мой, беспечность и алкоголь) и забеременела. В результате я уехала с Джеком в Америку. Прожили мы с ним почти год, хотя женат он был на Элспет. Я родила близнецов, морила себя голодом, чтобы сбросить вес после родов, вела хозяйство и чуть не свихнулась от скуки, досады и ощущения какого-то фарса. Когда близнецам исполнилось четыре месяца, я привезла их в Лондон, "показать бабушке". А через некоторое время в Лейк-Форест с близнецами вернулась Элспет (теперь Эди). С тех пор я их не видела. Только в мечтах. По словам Элспет, они очень похожи на нас с ней.
К тому времени, когда я вернулась в Лондон, Джек мне чертовски опостылел, да к тому же я затаила злобу на Элспет, что она настояла на родах (я хотела сделать аборт). Ситуация была жуткой. Такое случается только по молодости и глупости. Трудно представить, чем бы закончился наш обман, узнай о нем Джек. Никогда не могла понять, как его угораздило просмотреть различия, пусть мелкие, между моим телом и телом Элспет. А может, он знал и просто помалкивал? Мы решили сделать так, чтобы Джек больше не имел возможности видеть нас вместе. До сих пор не могу поверить, что нам это сошло с рук.
Изредка Элспет посылала мне письма и фотографии близнецов. Я никогда ей не отвечала и нарушила молчание только в прошлом году, как тебе и говорила. Думаю, жизнь с Джеком не принесла ей счастья. В ее письмах была тоска по Лондону, по старым друзьям, по мне. Пока она не вышла замуж, я уговаривала ее бросить его или рассказать всю правду. Но ей не хватило духу. Если когда-нибудь вы с ней познакомитесь, ты, возможно, меня поймешь.
Вот так я и стала Элспет. Не думаю, что это сильно повлияло на мою жизнь. Жаль, что мне так и не довелось повидать близнецов. Было очень тяжело отдавать их в ее руки. Никогда не забуду, как я стояла в Хитроу и смотрела, как она идет с ними на посадку. Я проплакала несколько дней. Хотелось бы еще раз увидеться с Элспет. Страх и гордыня так и не подпустили нас друг к другу.
Роберт, других секретов от тебя у меня нет. Хочу верить, ты меня не осудишь. Надеюсь, при встрече с близнецами ты узнаешь в них частицу меня, и это напомнит тебе о счастливых временах.
Твоя любящая
Элспет (Эди)
P. S. Честное слово, я готова была написать завещание в твою пользу, если бы ты захотел. Но я знала, что тебе этого не захочется. Люблю тебя. Э.
Это было написано за неделю до ее смерти. Роберт сидел на кровати с письмом в руке, пытаясь разобраться, что к чему. "Значит, это была сплошная ложь?" Нет, конечно нет. Но он даже не знал ее имени. "Так кого же я любил?"
Он сложил все тетради в коробки и отнес их в каморку за кухней; плотно закрыв дверь, он попытался выкинуть письмо из головы, но оно назойливо вторгалось в его мысли, чем бы он ни занимался. После того случая Роберт стал все чаще выпивать и все реже выходить из своей одинокой квартиры.
ПРЕДЧУВСТВИЯ
Валентина и Элспет часами обсуждали подробности своего плана. Все должно было выглядеть естественно, как бы само собой. Элспет придумала способ, как Валентине получить наличные с их совместного с Джулией счета; эту сумму можно будет растянуть на год, а то и на два, при условии что Валентина не станет транжирить и денег не хватятся до окончания похорон. Валентина нашла в квартире несколько книг по анатомии и открыла их для Элспет на полу гостевой спальни. Для них обеих это стало почти игрой: предугадать все мыслимые трудности, усыпить бдительность Роберта, не вызвать подозрений у Джулии. "Что, если?.." - произносила одна, и они, как детективы, принимались обсуждать очередную сложность, пока не находили решения. У них появились понятные им одним шутки, свой секретный язык. Занятие было необычайно увлекательное; вернее, оно было бы увлекательным, задумай они спланировать пикник или вечеринку-сюрприз - да все, что угодно, только не смерть Валентины. Элспет поражалась тому азарту, с которым Валентина уточняла все детали плана, и полному равнодушию, с которым она просчитывала чужое горе. Но и я не лучше. Стала ее пособницей. Она бы на это не решилась, если бы только знала… А вдруг не получится? А вдруг получится? Элспет наблюдала за Валентиной и спорила сама с собой. Она думала: Так нельзя; это страшное зло. Но каждый вечер приходил Роберт и забирал Валентину то на ужин, то на прогулку. Возвращались они поздно и каждый раз перешептывались в прихожей. Элспет ожесточалась сердцем.
ДЕНЬ ВОСКРЕШЕНИЯ ИЗ МЕРТВЫХ
Роберту снилось, что на Хайгейтском кладбище наступил День воскрешения.
Он стоял на верхней ступени, у захоронения извозчика Джеймса Селби. Тот сидел на своей могильной плите, не обращая внимания на тяжелую цепь, тянувшуюся через его грудь от одного углового столбика могилы к другому. Селби курил трубку, нервно постукивая ногой в ботинке о землю.
Вдалеке протяжно запели трубы. Повернувшись, Роберт увидел, что над кладбищенской аллеей появился длинный балдахин из красной ткани, а грязь, гравий и слякоть застланы белым шелком. Стояла зима, и белизна шелка почти сливалась с пологом снега, укрывшего могилы. Сквозь деревья он видел, что все аллеи задрапированы красным и белым. Роберт не сразу понял, что куда-то движется. С волнением он глянул под ноги, опасаясь, что его грязные подошвы замарают шелк, но оказалось, они не оставляют следов.
Подойдя к зоне отдыха, он увидел накрытый для пиршества стол. Еды не было, только фарфор, приборы, пустые бокалы для вина и пустые стулья. Трубы смолкли, и Роберт услышал шум деревьев. Раздавались какие-то голоса, но он не мог разобрать, откуда они доносятся.
Садись, поступил приказ, но донес его не голос, а скорее мысль, откуда ни возьмись пришедшая ему в голову. В ряду столов он занял место с краю и стал ждать.
Духи собирались медленно, ступая нетвердым шагом по шелковым дорожкам. Они столпились вокруг столов, полупрозрачные, одетые в саваны и развевающиеся покровы - свои лучшие выходные наряды. Воздух полнился привидениями. Более ста шестидесяти девяти тысяч людей были похоронены на этом кладбище. Роберт усомнился, что им хватит места за этими столами. Призраки дрожали в утреннем свете. Похожи на медуз. Среди них прокатилась волна недовольства: они были голодны, а еды не было. Ему померещилась Элизабет Сиддал, и он стал подниматься, мечтая с ней поговорить, но чья-то рука легла ему на плечо, удерживая на месте.
Привидений собралось видимо-невидимо. Прибавилось и количество столов. У него за спиной раздался хорошо знакомый, долгожданный голос.
- Роберт, - окликнула Элспет. - Ты что тут делаешь?
- Сам не знаю. Ищу тебя? - Он попытался обернуться, но его опять остановили.
- Нет… не делай этого. Я не хочу… Только не здесь… - Ее прижало к нему.
Ему стало неудобно и тесно. Внезапно он почувствовал, что нечто ужасное, какой-то монстр стоит позади него и впивается ему в туловище своими мерзкими руками.
Он выкрикнул ее имя так громко, что близнецы проснулись у себя в спальне этажом выше; так громко, что сама Элспет тут же перебралась на пол и не один час лежала прямо над его кроватью, в медленно бледнеющем сером свете, ожидая, когда же он позовет ее снова.
ПОСЛЕДНИЙ ЗВОНОК
Зазвонил телефон. Эди протянула руку и приложила трубку к уху, но не спешила отвечать. Она лежала, свернувшись клубком, на своей стороне кровати; было почти девять утра. Джек давно ушел на работу.
- Мам?
Эди села и пригладила волосы, словно Валентина могла ее видеть.
- Алло? - Ей удалось притвориться, будто сна у нее - ни в одном глазу. - Валентина?
- Привет.
- Как жизнь? Где Джулия?
- Наверху. Тусуется с Мартином.
Эди почувствовала облегчение: "С ней все в порядке. С ними обеими".
- Мы в воскресенье ждали вашего звонка. Где вы были?
- Ой… извини. Мы просто… потеряли счет дням, понимаешь?
- Надо же! - воскликнула Эди, обидевшись на такое невнимание. - Так в чем дело?
- Ни в чем… Просто захотелось тебе позвонить.
- Солнышко мое. Так как дела?
- Так себе. Тут дождливо, мрачновато.
- У тебя грустный голос, - сказала Эди.
- Разве? Не знаю. У меня все нормально. - Валентина сидела в саду позади дома, дрожа от измороси. Она не хотела, чтобы их разговор услышала Элспет; для июня было ужасно холодно, и ей приходилось делать над собой усилие, чтобы не стучать зубами. - А у вас с папой что нового?
- Ничего особенного. Правда, папа на днях получил повышение, так что вчера вечером мы отмечали. - Эди слышала щебет птиц в трубке. - А ты сейчас где?
- На заднем дворе.
- Понятно. А вы с Джулией как проводите времечко?
- Джулия уже выучила весь город. Может ходить без карты.
- Замечательно… - А про себя Эди подумала: "Что-то она не договаривает". - Но тут же решила, что это неизбежно: "Они уезжают и вскоре отдаляются. Создают свой мир, и тебе в нем места нет".
Валентина что-то спросила насчет выкройки платья, которое задумала сшить; Эди попросила прислать эскиз по электронной почте, не подумав, что у близнецов нет сканера.
- Ну ладно, неважно, - ответила Валентина. - Ничего страшного.
- Точно с тобой все в порядке? - переспросила Эди. И подумала: "Голос у нее какой-то не такой".
- Точно. Мне пора, мам. Люблю тебя. - ("Если не закончу разговор, я разревусь".)
- Счастливо, солнышко. Я тоже тебя люблю.
- Пока.
- Пока.
Валентина набрала рабочий номер отца и попала на автоответчик. "Перезвоню попозже", - решила она и не оставила сообщения.
С ПОЛИЧНЫМ
Почти рассвело. Джессика стояла у окна в помещении кладбищенского архива и смотрела во внутренний двор перед Колоннадой. В хранилище было темно. Большую часть ночи она пролежала без сна, переживая из-за письма, которое написала одному из управляющих кладбищем. В конце концов она встала и, черкнув Джеймсу записку, отправилась в архив, чтобы внести исправления в текст письма, но при том, что у нее в голове крутились отдельные фразы, способные убедить управляющего пойти навстречу ее просьбе, ей никак не удавалось логично выстроить свои доводы. Джессика облокотилась на подоконник, сцепив перед собой пальцы и выставив локти в стороны. В предрассветных сумерках над Колоннадой темнели расплывчатые очертания деревьев и надгробий. Внутренний двор напомнил ей пустую сцену. "Так много надо сделать, - думала она. - И никто не понимает, сколько уже сделано. Каждый булыжник этого двора уложен нашими руками…"
Внезапно кладбищенский двор озарился ярким светом. "Лисы, - решила Джессика, и посмотрела по сторонам, пробуя отыскать их взглядом. - Это сработали датчики движения". Но вслед за тем увидела мужчину, идущего через двор. Казалось, вспыхнувшее освещение его нисколько не беспокоило: он не прибавил шагу и не свернул с пути. Джессика вытянула шею, чтобы его разглядеть. Это был Роберт.
"Чертов мальчишка. Ему было ясно сказано не ходить через эту дверь!" Джессика изо всех сил забарабанила по холодному стеклу, от злости не замечая боли в скрюченных артритом пальцах; позже она, вероятно, удивилась, что рука у нее распухла и дрожит. Роберт шагал вперед как ни в чем не бывало. Схватив ключи и фонарь, Джессика спустилась по лестнице и вышла через контору во двор. Остановившись около арки часовни, она громко окликнула его по имени.
Роберт остановился. "Попался, голубчик". Джессика решительно направилась к нему. Он думал: "Не упала бы - слишком торопится". Забыв включить фонарик, она выставила его перед собой, как оружие. Спохватившись, Роберт двинулся ей навстречу, чтобы сократить расстояние между ними. Они встретились около ступеней Колоннады, словно это было кем-то срежиссировано. Джессика молчала, с трудом переводя дыхание. Роберт ждал.
- Ну и что ты тут делаешь? - наконец выговорила она. - Ты же знаешь, это запрещено. Мы не раз это обсуждали, а ты тут как тут - шляешься на рассвете по кладбищу, хотя не имеешь на это никакого права! Я тебе доверяла, Роберт, а ты меня подвел.
Она стояла с непокрытой головой, рассерженная, взъерошенная, и уничтожала его взглядом; на ней была одежда, в которой она обычно работала в саду. Роберт был поражен, заметив блестевшую на ее щеке слезу. Это его растрогало.