Поднявшись из-за стола, он направился в каморку для прислуги, нашел последнюю коробку с дневниками и с письмом Элспет и принес на кухню. Он вытащил тетрадь и начал перелистывать страницы, ища нужную запись.
- "Апрель, День дураков, тысяча девятьсот восемьдесят третий год", - прочитал он вслух и передал дневник Джеку. - На вечеринке, в Найтсбридже. Ты сильно напился. В дураках вроде бы должна была остаться Эди.
Джек держал тетрадь на расстоянии вытянутой руки и читал.
- А имя-то мое здесь не упоминается.
- Они вели дневник вместе, - ответил Роберт. Склонившись над плечом Джека, он указал на запись, следующую за прочитанной. - Это ответ Эди.
"Будь ты проклята. У меня может быть хоть что-нибудь свое?" - читал про себя Джек. В замешательстве он поднял взгляд.
- Они хотели как лучше, но не просчитали возможных последствий, - объяснил Роберт. - Не думаю, что это было направлено против тебя.
- Нет, конечно, - сказал Джек. - Просто я им подвернулся. - Он положил дневник на стол, закрыл глаза и стиснул зубы.
Роберт думал: "Он и вправду не знал о своем отцовстве. Боже мой". Вернувшись мыслями к Валентине, он ощутил беспомощность и ярость. У него отнялся язык. Наконец, указав на один из дневников, он сказал:
- Хочешь - можешь пролистать.
- Нет, спасибо, - ответил Джек. - Я узнал все, что хотел.
Он поднялся из-за стола, растерянный и слегка захмелевший. Посмотрев друг на друга, оба отвели глаза, не понимая, как вести себя дальше.
- Увидимся в Лодердейл-хаус, - сказал Роберт.
- Да-да. Мм… спасибо.
Тяжелым шагом Джек направился к выходу. Роберт прислушивался к его медленному подъему по лестнице. Открылась и захлопнулась дверь. Взяв бумажник и ключи, Роберт вышел купить цветы.
Прощание с Валентиной было устроено в Лодердейл-хаус, особняке шестнадцатого века, где когда-то жила Нелл Гвин; сейчас в нем помещались художественная галерея, зал для свадебных торжеств, кафе. Для прощальной церемонии сняли просторное помещение на втором этаже, где проводились уроки рисования с натуры и занятия йогой. Зал был только наполовину обшит деревом и наполовину обставлен мебелью, как будто у плотников обеденный перерыв затянулся на десятилетия. Напротив входа на деревянной подставке стоял усыпанный белыми розами гроб. Остальное пространство занимали складные стулья. Джулия сидела между родителями в первом ряду и смотрела в окно. Она вспомнила, что кто-то рассказал им историю о том, как в этом особняке Нелл Гвин выронила из окна своего ребенка. Но Джулия не могла вспомнить, почему это случилось и какое окно оказалось роковым.
Гроб был белым, с простыми стальными защелками. Себастьян ходил по залу - поставил на конторку графин с водой и пустые стаканы, расположил только что доставленные венки перед гробом. Джулия подумала, что своей необычайной деловитостью и противоестественным спокойствием он похож на дворецкого. "Никогда не встречала дворецкого". Себастьян мельком взглянул на Джулию, словно прочел ее мысли, и невозмутимо ей улыбнулся. "Я сейчас разревусь, а если начну, потом будет не остановиться". Ей захотелось провалиться сквозь землю. Себастьян поставил коробку с салфетками рядом с конторкой. "Он этим занимается постоянно, это его работа". Джулия никогда не думала, что и она, и люди, которые ей знакомы, смертны. Покойники на кладбище были просто камнями, именами, датами. "Любимой маме". "Преданному мужу". Элспет - это забава, салонное развлечение; для Джулии она никогда не была по-настоящему живой. "А Валентина сейчас вот в том ящике". Этого не могло быть.
"Приди ко мне, - думала Джулия. - Явись мне, Мышка. Подойди, обними. Будем сидеть рядом и выводить наши секреты на планшетке. Или, если не сможешь, просто посмотри на меня. Больше мне ничего не нужно. Где ты? Ведь не здесь же. Но у меня нет ощущения, что ты ушла. Ты - моя фантомная боль, Мышка. Я тебя жду не дождусь. Я все забуду. Какая же я дура, Мышка. Явись мне, найди меня, вернись, где бы ты ни была. Будь со мной. Мне страшно".
Джулия взглянула на свою мать. Эди сидела такая сухая, чопорная; руки с побелевшими костяшками пальцев сжимали маленькую сумочку. "Ей тоже страшно". Отец грузно восседал на стуле рядом, от него сладко пахло табаком и алкоголем. Джулия прильнула к нему. Джек взял ее за руку.
Один за другим входили какие-то люди и рассаживались на складных стульях. Джулия повернулась посмотреть, кто это, но почти всех видела впервые. Пришли их знакомые по кладбищу. Джессика и Джеймс сели позади Пулов. Джессика погладила Джулию по плечу:
- Здравствуй, дорогая моя.
На ней была маленькая черная шляпка с вуалью - как будто звезды попались в сети. "Мышка была бы в восторге от этой шляпки".
- Здравствуйте.
Джулия не знала, что еще сказать: она выжала улыбку и повернулась лицом к гробу. "Мне было бы легче, если бы я могла сесть сзади".
Распорядительница, с папкой в руках, стояла в дверях, наблюдая, как люди рассаживаются. На ней был какой-то красный балахон, ниспадавший складками с плеч. Джулии было интересно, что произойдет дальше. Панихиду они заказали светскую. Роберт организовал ее через Британское гуманистическое общество. Он спрашивал у Джулии, не захочет ли она сказать несколько слов. У нее в сумочке лежала несколько раз сложенная, исправленная и исчирканная речь. Все эти словеса были такими неправильными, неуместными, какими-то нечестными. Мартин заранее прочитал текст и помог ей кое-что переформулировать, но все равно речь не передавала того, что хотела сказать Джулия. "Неважно, - убеждала себя Джулия. - Валентина все равно не услышит".
Облаченная в красное распорядительница начала говорить. Поприветствовав всех собравшихся, она произнесла какие-то мирские истины, призывающие к утешению. Вслед за тем она предложила тем, кто знал Валентину, сказать о ней несколько слов.
На трибуну поднялся Роберт. Он вглядывался в заполненный лишь наполовину зал. Пулы расположились в нескольких метрах от него, стоически внимая. "Валентина, прости меня". Он откашлялся, поправил очки. Когда он наконец заговорил, его голос зазвучал сначала слишком тихо, потом слишком громко. Роберт дорого бы дал, чтобы оказаться где-нибудь в другом месте и заняться чем-нибудь другим.
- Я прочту стихи Артура Уильяма Эдгара О'Шонесси, - объявил он. Руки твердо держали лист бумаги.
Для новой милой я привез
кусты в мой старый сад.
Поверх былых умерших роз
посажен новый ряд.Но мне не стало веселей.
Мой сад и гол и сух.
В нем бродит дух минувших дней,
Любимый прежде дух.Ее улыбка холодна.
Она кидает в дрожь.
И где ни явится она,
все то же - да не то ж.То с белых роз ее шажки,
касания и взгляд
сбивают все их лепестки,
то красные - белят.
Роберт не стал читать стихи до конца. Посмотрев на присутствующих, сидящих на складных стульях, он уже хотел было продолжить, но потом передумал и неожиданно вернулся на свое место. Стихи, прочитанные им, смутили людей, в комнате поднялся гул. Джессика думала: "Какая бестактность. Словно он за что-то винит Элспет. Вместо того чтобы говорить о Валентине". Эди и Джек не сводили глаз с белого гроба. Джек так и не понял, что же подразумевал Роберт.
Джулия разозлилась, но пыталась успокоиться; она подошла к конторке. Ей казалось, что руки-ноги двигаются сами по себе. Развернув свою речь, она начала говорить, ни разу не подглядев в листок.
- Мы далеко от дома… Спасибо, что пришли, несмотря на краткость нашего знакомства… - ("Что еще я хотела сказать?") - Мы с Валентиной близнецы. Ни одной из нас не приходило в голову, что мы можем разлучиться. Мы этого не предполагали. Собирались всегда быть вместе… В детстве мама с папой привели нас в Линкольн-парк, видимо, не все знают: это такой огромный зоопарк в центре Чикаго. Там на фоне небоскребов показывают эму, жирафов и другую живность. А мы разглядывали тигра. Он, единственный, жил на фоне рисованного пейзажа: наверное, тигру внушали, что он в Китае - или где там его родина. Валентина просто влюбилась в этого тигра. Она стояла около него целую вечность, просто смотрела, а тигр подошел ближе и тоже стал на нее смотреть. Так они и стояли, глядя друг на друга; через какое-то время он кивнул - или просто тряхнул головой - и отошел. А потом Валентина мне сказала: "После смерти я стану этим тигром". Так что я теперь думаю: возможно, она и вправду стала тигром, но, надеюсь, не за решеткой, потому что на самом деле она ненавидела зоопарки. - Джулия глубоко вздохнула. "Плакать нельзя". - С другой стороны, нам тогда было по восемь лет, а позднее у нас изменились представления о загробной жизни.
"Ох, только не это", - встревожился Роберт. Джулия продолжала:
- Я точно не знаю, как именно Валентина воспринимала смерть. С тех пор как мы сюда переехали, она, по-моему, даже увлеклась этим вопросом, но это, скорее всего, по той причине, что мы жили около кладбища, нам было по двадцати одному году и смерть как бы не имела к нам никакого отношения. - До этого Джулия обращалась к цветочной композиции у дальней стены зала, но сейчас она перевела взгляд на свою мать. - Как бы то ни было, она сама, наверное, не сильно расстраивается. Я не хочу сказать, что она желала смерти, но ей была близка особая красота этого кладбища, и, если уж этому суждено было случиться, я думаю, она будет счастлива покоиться там. - ("Что еще? Я люблю тебя, не представляю, как жить дальше одной, ты была частью меня, теперь тебя нет, я тоже хочу умереть. Понимаешь?") - В любом случае, спасибо. Спасибо за то, что пришли.
Под шепоток присутствующих Джулия села на место. Себастьян поймал взгляд Роберта. Тот мог поклясться, что Себастьян посчитал это выступление слегка нестандартным. Слово опять взяла распорядительница, попросив двигаться в сторону кладбища, через Уотерлоу-парк, и еще раз поблагодарив всех за присутствие. Служители вынесли гроб из комнаты. Присутствующие ждали, чтобы идти вслед за семьей Пулов; когда же те остались сидеть, после молчаливого обсуждения все встали и, по двое, по трое, стали выходить из помещения. Пока зал не опустел, Пулы не двигались. Роберт поджидал их на лестничной площадке. Наконец Себастьян предложил Эди свою руку. Он думал о том, как она выдержит церемонию погребения.
- Хотите воды?
- Нет. Нет.
Джек и Джулия встали. Эди посмотрела на всех троих. "Я не могу пошевелиться". Склонившись к ней, Джулия прошептала:
- Оставайся. Я тоже побуду здесь.
Эди покачала головой. Ей хотелось, чтобы все закончилось, чтобы время остановилось. У нее в ушах еще звучали стихи про пустой и голый сад; она представляла, как в преддверии ночи бродит одна среди мертвых цветов там, где похоронены Валентина и Элспет; ей казалось, что если она будет сидеть тихо-тихо, если все оставят ее в покое, то она услышит, как они говорят с ней. Она никак не могла отделаться от захватившего ее видения. Наклонившись, Джек помог Эди встать со стула и заключил ее в объятия. Она разрыдалась. Себастьян вышел на площадку и присоединился к Роберту. Они слышали, как плачет Эди. Выйдя из зала, Джулия прошла мимо, не удостоив их взглядом, и спустилась вниз.
"Что же мы наделали?" Слезы Эди словно растворили отстраненность Роберта, его решимость просто пережить этот день, его веру в собственную порядочность. Он - негодяй. Теперь сомнений в этом не было. Ему оставалось только одно - довести план до конца, но сам план был необдуман и пронизан отвратительной эгоистичностью.
- Нет, - произнес он.
- Что? - не понял Себастьян.
- Ничего, - ответил Роберт.
Джессику преследовало неотвязное чувство дежавю. Вновь они собрались у семейного склепа Ноблинов. Разве что вместо зимы было лето; Найджел встречал катафалк, могильщики были наготове, оцепеневший Роберт застыл рядом с Филом и Себастьяном. Отпевания не было; женщина из Гуманистического общества произнесла несколько слов. Гроб с телом Валентины стоял на полу склепа, чтобы вскоре быть помещенным в нишу, под нишей с гробом Элспет. Ноблины держались вместе; мать повисла на руках отца и Джулии. Себастьян поспешно принес откуда-то стулья. Все трое рухнули на них, не отводя взглядов от двери склепа. "Жалко их. Она была так молода". Джессика перевела взгляд на Роберта, с которым не разговаривала с тех пор, как застукала его на кладбище. Она прошептала Джеймсу:
- Не дай бог он сейчас упадет в обморок.
Роберт, бледный как полотно, покрылся испариной.
Джеймс кивнул и взял Джессику за руку, будто это она нуждалась в поддержке.
Прощание окончилось. Найджел запер дверь склепа. Люди устремились по дорожке к выходу. В Лодердейл-хаус приготовили кофе, закуски, напитки. Джек Пул разговаривал о чем-то с Найджелом; Джулия и Эди молча ждали. Роберт в одиночку побрел за остальными. Его окликнула Джессика. Поглядев через плечо, он заколебался. Но в конце концов вернулся назад и подошел к ней.
- Мы глубоко скорбим, Роберт, - сказала Джессика.
Он покачал головой.
- Это моя вина, - ответил он.
- Нет, - возразил Джеймс. - Ты не виноват, такое случается. Ужасное несчастье.
- Это моя вина, - повторил Роберт.
- Не вини себя, дорогой, - отозвалась Джессика.
Она занервничала. Что-то не то сквозило в его взгляде.
"Мне давно казалось, что он теряет рассудок, но теперь, как видно, уже потерял. Это стихотворение… Боже праведный".
- Пора идти, - сказала она.
Нога за ногу, они двинулись мимо Египетской аллеи в сторону Колоннады.
В Лодердейл-хаус больше всех говорили те, кто Валентину почти не знал. Джек увел Эди в "Вотреверс", чтобы она могла прилечь. Джулия сидела, пришибленная и молчаливая, в окружении нескольких молодых представителей Общества друзей Хайгейтского кладбища; Фил, подав ей чай с бутербродами, топтался неподалеку - на случай, если что-нибудь понадобится. Наконец появился Роберт.
- Может, проводить тебя домой? - спросил он. - Или Себастьян подбросит, если хочешь.
- Как скажешь, - отозвалась она.
Посмотрев на нее, Роберт решил, что лучше будет посадить ее в машину. Джулия отключилась; глаза ее были пусты: казалось, она не понимает, о чем ее спрашивают. Он помог ей отвязаться от "друзей". В молчании они вышли на улицу и ждали, пока подъедет Себастьян.
- А сколько прошло времени, пока Элспет не стала призраком? - тихо спросила Джулия, глядя в сторону.
- По-моему, она сразу стала призраком. Она говорит, что некоторое время была чем-то вроде тумана.
- Мне кажется, сегодня утром появилась Валентина. В спальне. - Джулия покачала головой. - Я прямо чувствовала ее.
- А Элспет была с ней? - спросил Роберт.
- Не знаю. Мне ее не видно.
- Мне тоже.
Подъехала машина. Храня молчание, они поехали вверх по склону.
Казалось, этот день никогда не кончится. Роберт неподвижно сидел за письменным столом без единой мысли в голове. Ему хотелось выпить, но он боялся, что его развезет и дело пойдет наперекосяк, поэтому он просто сидел молча и ничего не делал. Эди спала на кровати близнецов. Джек сидел на диванчике, у почти зашторенного окна, слушал тихое посапывание жены и читал первое американское издание повести "Старик и море". Джулия поняла, что не может оставаться в доме. Выйдя на задний двор, она села на скамью, положила подбородок на колени и обхватила себя руками. Мартин тренировался смотреть в окно. Заметив Джулию, он после некоторого колебания постучал в оконное стекло и поманил ее. Она вскочила и побежала к пожарной лестнице. Он услышал глухой звук ее шагов и отпер заднюю дверь как раз тогда, когда подоспела Джулия. Она молча прошла в квартиру и села на кухонный стул.
- Ты сегодня что-нибудь ела? - спросил он ее.
Она покачала головой. Он стал готовить сэндвич с сыром. Налил полный стакан молока и поставил перед ней. Потом зажег плиту и сунул сэндвич в духовку, чтобы расплавился сыр.
- Ты пользуешься плитой, - отметила Джулия.
- Я решил, что это безопасно. Вызвал газовщиков, чтобы мне ее подключили заново.
- Здорово, - улыбнулась она. - Делаешь успехи.
- Витамины творят чудеса. - Мартин порылся в карманах в поисках зажигалки, достал из пачки сигарету и прикурил. Потом сел на второй стул. - Ну, как ты? Прости, я не пришел на похороны твоей сестры.
- Я и не ожидала, что ты придешь.
- Роберт меня звал… Я даже вышел, постоял на площадке, но дальше идти не смог.
- Да ничего, все нормально. - Джулия представила, как Мартин стоит один среди газетных залежей и безуспешно пытается спуститься по лестнице.
Целый день Мартин ломал голову, как убедить Джулию заночевать у него в квартире. Он предусмотрел самые разные диалоги, но сейчас просто выпалил:
- А что ты делаешь вечером?
Джулия пожала плечами.
- Ужинаю с родителями - скорее всего, в кафе "Руж". Потом - не знаю. Думаю, они вернутся в гостиницу.
- Не лучше ли и тебе с ними?
Джулия упрямо помотала головой. "Я не ребенок".
- Может, тогда побудешь у меня? Чтобы не оставаться одной.
Джулия представила себе Элспет, крадущуюся по квартире, и ответила:
- Да, я бы с удовольствием. - Она отпила молока.
Они не проронили больше ни слова, пока не зазвенел таймер; Мартин с осторожностью извлек из духовки подрумяненный сырный сэндвич, положил его на тарелку и поставил перед Джулией. Она смотрела на сэндвич и молоко, а сама думала, как это непривычно, когда вокруг нее хлопочет другой человек, а не наоборот. Мартин погасил сигарету, чтобы Джулия могла спокойно подкрепиться. Когда она закончила, он убрал со стола и предложил:
- Хочешь поиграть в скрэббл?
- С тобой? Нет уж, это нечестно.
- А в картишки перекинуться?
Джулия колебалась.
- Нехорошо как-то играть, когда она… ну, ты понимаешь. Даже думать об этом не хочется.
Мартин предложил ей сигарету. Она взяла; он поднес зажигалку и сказал:
- По-моему, игры для того и были придуманы, чтобы люди не свихнулись от тягостных мыслей; но у меня есть другая идея: давай сами устроим поминки, поскольку я пропустил те, что были. Расскажешь мне о Валентине?