Виллисы - это невесты, не дожившие до свадьбы, лишенные счастья. По ночам они встают из могил и убивают одиноких путников. Виллисы - это персонажи балета "Жизель", хрупкие и жестокие призраки в подвенечных платьях. Виллисы - это студентки хореографического училища, пожертвовавшие всем ради танца.
Какая девушка не хочет стать балериной? А тем более балериной Большого театра. Но немногие знают, какой это тяжелый и изнурительный труд: репетиции до седьмого пота, кровавых мозолей, ограничения во всем. Мир здесь делится на тех, кто на сцене и тех, кто в зале. Кажется, что для любви в этой жизни нет места.
Но молодость берет свое. Юля влюбляется и понимает, что помимо балета существует и какой-то другой мир. Что же она выберет?..
Юрий Коротков
Виллиса
Такие морозы иногда случаются в конце февраля - будто напоследок, зиме вдогонку. Ранним вечером вымирает Москва, воздух едва прозрачен от взвешенных колючих льдинок, свет окон, реклам и фонарей расплывается, как чернила на сырой бумаге, грохочут по ледяным ухабам троллейбусы - промерзшие жестяные короба, в которых еще холоднее, чем на улице; из метро валит тяжелый пар и пахнет баней, редкие прохожие, до глаз укутанные шарфами, спешат домой, каждый в одиночку храня свой островок тепла. Да что спешат - бегут, спасаются. Но и крепкие стены домов не всегда спасают, потому что в такие морозы трещат по швам панельные башни и рвутся обледеневшие провода.
А бездомному и вовсе горе…
В последнем письме мать виновато, вполстрочки, после "крепко целую" и приветов от родни и знакомых, сообщала, что вернулся отец, и Юлька сразу после уроков помчалась на "междугородку" звонить в Рудник - соседям через улицу, у которых стоял телефон.
На том краю земли давно была ночь. Юлька переполошила соседей, слышно было плохо, мать тотчас начала плакать. "Гони его, поняла? - кричала Юлька, приставив ладонь к трубке. - Гони к черту!" - "Жалко…". Сквозь стекло переговорной кабины на нее пялился солдатик-узбек с серыми обмороженными ушами. Юлька повернулась к нему спиной. "А себя тебе не жалко? А Зойку с Катькой не жалко?" - "Жалко…" - и снова слезы. На редкость содержательный получился разговор.
Троллейбуса долго не было - наверно, опять где-то оборвалась линия, и Юлька пошла обратно пешком, срезая дорогу через Арбат. Москву она знала плохо, только район вокруг училища да центральные улицы, сразу заблудилась и теперь металась по темным, наполовину выселенным переулкам наугад сворачивая то налево, то направо. Короткая нейлоновая куртка от мороза стояла колом, под нее задувал ветер, колени одеревенели и едва гнулись, и Юлька вдруг с ужасом поняла, что никуда не дойдет, просто упадет и замерзнет посреди огромного чужого города, под равнодушным взглядом чьих-то теплых окон.
Она нырнула в подъезд, дернула внутреннюю дверь - заперто.
Юлька, подвывая от отчаяния, перебежала в другой дом, здесь над замком был крупно выцарапан код. Она потыкала в кнопки окоченевшими, негнущимися пальцами, замок нехотя щелкнул, она вошла и поднялась на второй этаж. Откинула капюшон, зубами стащила варежки и всем телом прижалась к высокой батарее, просунув руки между секциями.
Больно заныли отходящие от мороза пальцы, куртка оттаяла, свитер стал понемногу пропитываться теплом. За дверью ближней квартиры слышался звук наполняемой ванны - гулкий, уютный: неразборчиво бубнил телевизор, прошаркали по коридору шлепанцы. Юлька представила себе эту квартиру с высоченными потолками, ванную с мягким ковриком, набором косметики на полочке под зеркалом, кухню со стопкой тарелок в раковине, комнату с длинными, наискосок, тенями от настольной лампы. И ее обитателей, неторопливо, по-домашнему пьющих чай, не подозревающих даже, что рядом с ними чуть не замерз живой человек…
Внизу хлопнула дверь подъезда, загудел, поднимаясь, лифт и остановился на втором этаже. Юлька отскочила от батареи и принялась деловито рассматривать номера квартир, ожидая, когда человек пройдет. Но шаги замерли у нее за спиной. Тетка с авоськой, набитой пакетами молока, бдительно следила за ней. Юлька подумала, что молоко в пакетах замерзло, и если разорвать картонку, молоко будет стоять в тарелке голубоватым столбиком, потихоньку оплывая.
Она осмотрела все четыре квартиры и пошла вниз по лестнице.
- Вам кого? - спросила тетка.
- Мне?.. Так… - не оборачиваясь, ответила Юлька.
- А если так, нечего по подъездам шляться!.. Подзаборники!
Строгий фасад училища светился в густой морозной тьме тремя сплошными рядами окон. Юлька пробежала через пустынный заснеженный сквер, еще из-за стеклянных дверей увидела в интернатском вестибюле двух чужих парней и вахтершу Ольгу Ивановну, стоящую перед ними с раскинутыми руками. Один из парней присел, пытаясь прошмыгнуть под рукой.
- Куда? Куда? - Ольга Ивановна схватила его за куртку. - Родителей не пускаем, а вас, кобелей, - пусти козла в огород!
Юлька стряхнула снег с сапожек и вошла.
- Юля! Азарова! Объясни им, не пойму, кого хотят, Лену какую-то! Раньше волосатые кругами ходили, теперь стриженые лезут. Как медом намазано…
- Юля! Юлечка! - долговязый парень тотчас переключился на Юльку, доверительно придержал ее за локоть. - Вся надежда на вас. Не дайте разбиться сердцу… Лена. Блондинка. Худая. Высокая. Танцует виллису в "Жизели"…
- Вы видели "Жизель"? - спросила Юлька, освобождая руку.
- Виноват. Но непременно…
- Там двадцать две виллисы. И три состава. Умножать умеете?..
Второй парень молча смотрел на Юльку и улыбался. Она глянула на него раз, другой, невольно улыбнулась в ответ, а потом так и разговаривала с долговязым шутом, глядя в глаза его приятелю.
-…Все худые. Большинство высоких. Лен - человек пятнадцать.
- От винта! - безнадежно сказал долговязый. - По такому дубильнику зря перлись!..
Мимо тянулись на ужин интернатские ребята и девчонки в халатах, спортивных костюмах, высоких гетрах. Все с любопытством оглядывались на новые лица.
- Арза, идешь? - окликнула Юльку Света Середа.
- Сейчас. Займи мне.
- А это кто? - спросил долговязый, глядя вслед рослой русоволосой красавице Светке.
- А это не про вашу честь. Больше вопросов нет?
- Есть, - сказал, улыбаясь, приятель долговязого. - Вы тоже виллиса?
- Да.
- А вас как найти?
- А меня искать не надо. Вам, кажется, Лена была нужна? Вот и ищите Лену, - и Юлька направилась следом за подругой.
- Меня зовут Игорь, - сказал парень вдогонку.
- Очень приятно, - не останавливаясь, ответила она.
- Все понятно? - затараторила у нее за спиной Ольга Ивановна. - Давай, давай, пока милицию не вызвала. Вон в городе полно их ходит, другую найдете. А у нас девочки серьезные, им гулять с вами некогда…
Юлька, на ходу снимая куртку, вошла в столовую, взяла талон на ужин у дежурного воспитателя Галины Николаевны и пристроилась в очередь рядом с Середой.
- Кто это? - кивнула та в сторону вестибюля.
- Опять Ленку ищут. Хоть не говорила бы, где учится.
- Ты что! Это ее коронный номер: "Ах, здравствуйте, я балерина!". Она на улице по пятой ходит, - Света развела носки на сто восемьдесят и засеменила так с подносом в руках.
Подруги сели за свободный стол в своем ряду. В просторном зале было еще два ряда столов - центральный для москвичей, а крайний, с мягкими креслами и салфетками, - преподавательский. Вечером ни москвичей, ни педагогов не было, но интернатские привычно занимали свою треть.
- Как дома?
- Все по новой началось… - Юлька тоскливо усмехнулась. - Мать ревет… Скорей бы лето. Я бы этого гада в шею вытолкала…
- Кого это? - поинтересовался Генка Демин, подсаживаясь к ним. - Не меня?
- Отца… - нехотя, не сразу ответила Юлька. - Илья! - она помахала рукой, подзывая Ленку Ильинскую. - Длинный, стриженый, в синей куртке - твой?
Ильинская, действительно "худая высокая блондинка" с мелкими чертами лица и всегда круглыми, будто бы изумленными глазами, подошла к столику. Против обыкновения она ужинала в училище. Обычно же сразу после уроков уносилась в город на дискотеку или в очередную компанию.
- А, панк недоделанный, - равнодушно фыркнула она. - Понту навалом, блин, а рубля на такси нет.
- Главное, чтоб человек был хороший, - ухмыляясь, поучительно сказал Демин.
- Ага. Пойди в первом классе это скажи.
- Тебе бы, Илья, академика, - посочувствовала Середа.
- Угу, - кивнула Ленка с набитым ртом. Она, всем девчонкам на зависть, ела, сколько влезет, жрала пирожные и кремовые торты, занимаясь при этом вполноги - и ни на грамм не выходила из формы.
- Лучше военного! Полковника! - подхватила Юлька.
- Ты что! - возмутился Демин. - Генерала!
- Угу, - кивнула Ленка. Игра была привычная для всех.
- Официанта!
- Писателя!
- С дачей!
- С "восьмеркой"!
- Ты что! С "мерседесом"!
- Самое главное забыли! - Генка торжественно поднял палец. - С пропиской!
- Да ла-адно, блин… Вы-то в Москве останетесь, не в Большом, так в Станиславского, - спокойно сказала Илья, доедая. - А я чего, головой больная - в Мухосрань ехать?
- Арза! - допивая на ходу компот, подошел киргиз Хаким в вышитом национальном халате. - Титова ужинать будет?
- Нет.
Хаким направился к воспитательнице.
- Титовой не будет, - сообщил он, протягивая руку.
- По третьему кругу? - изумилась Галина Николаевна, но все-таки отдала ему еще один талон. - Тебе плохо будет, Хаким!
- Не, - Хаким, широко улыбаясь, погладил себя по животу. - Мне будет хорошо…
Юлька, Света, Ильинская и Демин прошли в обратную сторону через вестибюль. Одновременно глянули в отсвечивающую стеклянную стену, чуть развели плечи, фиксируя спину, и тотчас расслабились, отвернулись - автоматически, не задумываясь, привычно реагируя на любое свое отражение или тень.
Генка был первым учеником и партнером Светланы. Но если Светку нельзя было не увидеть даже в толпе на улице - вот идет прима, то Демин был шпана шпаной: верткий, юркий, он вообще не умел ходить спокойно. Вдруг мощно выпрыгнул и с размаху обхватил Ленку за талию.
- Илья, - проворковал он, кося на нее плутоватые цыганские глаза. - А возьми меня замуж?
- Запросто, - невозмутимо ответила та. - Только лет через пять, Генчик. Когда квартиру получишь.
С третьего этажа, из интернатского холла, доносилась какофония терзаемого десятком рук рояля. На лестнице стояла Ия Чикваидзе, прижимая к груди папку с нотами.
- Юль, - плаксиво протянула она. - Скажи им! От классов ключа нет, а мне фоно завтра сдавать…
- Сама не можешь сказать?
- Ага! Ты знаешь, куда они меня посылают?
В холле бесилась малышня, облепила рояль - только с ногами на клавиши не прыгали. Маленькая Юлька, едва достающая подругам до плеча, грозно свела брови и уперла кулаки в бок.
- Атас! Арза идет! - крикнул кто-то, и малышей как ветром сдуло.
Ия подсела к роялю, разложила ноты.
- Юль, ты постой немножко, а то они опять прибегут.
От холла влево и вправо уходили длинные узкие коридоры интерната: налево жили девчонки, направо - ребята. Интернатские - от десяти до восемнадцати лет, первоклассники и старшекурсники вперемешку - смотрели телевизор, носились по коридорам, бродили из комнаты в комнату.
Рядом с холлом в комнате дежурного воспитателя стоял телефон. Чолпан Хайрутдинова, пользуясь моментом - пока воспитатель внизу, на ужине, - нежно, с придыханием лепетала в трубку. Демин подкрался, принялся щекотать ее под ребрами.
- Да-а?.. Что ты говоришь?.. - сдавленным голосом продолжала Чолпан, отбиваясь. - В самом де-еле?.. - не выдержала, прикрыла ладонью трубку, злобно зашипела:
- Отстань, козел!
В комнате неподалеку красавец Астахов с крашеными глазами возлежал поперек кровати, закинув ногу за ногу, бренчал на гитаре, старшекурсники, набившиеся в комнату, хором орали матерные частушки и ржали. Демин присоединился к ним. Галина Николаевна поднялась наверх.
- Титова у себя? - спросила она у Ийки (та кивнула, не отрываясь от нот), на ходу потрепала по голове изнывающую от нежности Чолпан. - Заканчивай! - перекрикивая хор, пообещала: - Разгоню! - и пошла дальше по коридору.
Одна из дверей внезапно распахнулась, и под ноги ей выпала спиной вперед растрепанная третьеклассница. Следом вылетела подушка, и дверь захлопнулась.
Галина Николаевна решительно шагнула в комнату. Стоявшая на тумбочке с занесенной уже подушкой девчонка не успела сдержаться и с размаху ударила ее по голове. В ужасе закрыла рот ладошкой, прошептала:
- Извините, Галина Николаевна…
- В воскресенье вместо увольнения будете стирать наволочки! - Галина Николаевна двинулась дальше.
Нина Титова сидела в своей комнате, зашивала протершиеся балетки.
- Ты опять не ела, Нина? - мягко сказала Галина Николаевна. - У тебя скоро голодные обмороки начнутся… Надо есть, Нина, хоть немного. Ты же здоровье угробишь…
- Я в буфете обедала, - ответила Нина, не поднимая головы.
- Я говорила с буфетчицей - она тебя даже в лицо не знает.
- Я взрослый человек! - Нина резко обернула к ней болезненно-бледное лицо. - Что вы за мной шпионите?!
Галина Николаевна укоризненно покачала головой и вышла.
- Девки! Девки-и-и!! - Середа мчалась по коридору, размахивая листом бумаги. - В апреле в Японию летим!!!
Смолкла гитара, захлопали двери, со всех сторон бежали к ней старшекурсники.
- Кто летит?
- Какой состав?
- Дай посмотреть! Дай мне!
Свету обступили, галдя, листок со списками выхватывали друг у друга. Опоздавшие прыгали за спинами, тянули руки.
- Не порвите! Я на пять минут выпросила!
Титова молча протолкалась в центр круга, заглянула в список и, понурившись, ушла обратно в комнату. Ильинская, не найдя своей фамилии, деловито огляделась и вцепилась в Юльку:
- Арза, миленькая, купи мне часы, ладно? Они копейки там! Маленькие такие, ладно?
- Не завтра же летим, - отмахнулась Юлька.
- Нет, если кто будет просить, ты скажи, что я уже просила, ладно?
В половине одиннадцатого Галина Николаевна прошла по комнатам, выгоняя мальчишек на свое крыло. Те хитрили, перебегали из комнаты в комнату. Наконец, Галина Николаевна встала у стеклянной двери:
- Закрываю!
Мимо промчались, толкаясь и запрыгивая друг другу на закорки, малыши. Астахов неторопливо прошествовал с гитарой на плече.
- Монастырь! - с выражением сказал он.
- Иди, иди! - Галина Николаевна подтолкнула его в спину. - Монах!.. Все?
- Я! Я еще! - Демин выскочил из дальней комнаты в девчоночьем коридоре, вприпрыжку помчался к себе.
Галина Николаевна заперла за ним дверь на ключ. Демин с той стороны расплющил нос о стекло, скребся, изображая муки страсти.
- Господи! Каждый день одно и то же… - Галина Николаевна спрятала ключ в карман. Погасила свет в коридоре, села в своей комнате, устало прикрыла глаза. За одинаковыми пронумерованными дверями с фамилиями жильцов на табличках слышалась приглушенная возня, девчонки укладывались спать.
Юлька, Света и Нина сидели в ночных рубашках на подоконнике, курили в форточку, передавая сигарету друг другу. Красный огонек по очереди выхватывал из темноты их лица. За окном в сквере светились в морозном тумане зеленые фонари.
Ия спала. Она обладала потрясающей способностью мгновенно засыпать, приняв горизонтальное положение - в раздевалке, в гримерке между выходами.
- Не расстраивайся, Нин, - сказала Юлька. - Еще сто раз список поменяется.
- Да при чем тут список! Если не взяли - значит, точно отчисляют, - Нина прикусила губу, быстро отвернулась к окну. - Даже Нефедову взяли. Кобыла кривоногая…
- С таким папой хоть одноногая.
- А этот, второй, ничего был, а? - Света толкнула Юльку коленом.
- Ну и что?
- А смотре-ел на тебя… - хитро прищурилась Света.
- Отстань.
- Ты знаешь, я думаю - он придет еще… В коридоре послышались шаги.
Галина Николаевна открыла дверь, включила свет:
- Кто курил?
Ийка села на кровати, испуганно хлопая глазами спросонья. Все старательно спали.
- Я спрашиваю: кто курил? - повысила голос воспитательница. - Выгонят - не плачьте потом!..
- Как думаешь - напишет? - спросила Нина, когда дверь за Галиной закрылась.
- Да нет, пугает, - ответила Юлька.
- А надымили - фу! - пробормотала Ия.
- Ладно, девки, спим! Все понемногу затихли.
Юлька лежала с открытыми глазами, закинув руку за голову. Привычно ныли суставы и мышцы ног, болела правая стопа. Юлька, не меняя позы, подтянула колено к груди, ощупала пятку - болезненный бугор увеличился, "шпора" росла. Надо было оперировать прошлым летом, но так хотелось домой… Теперь поздно: впереди экзамены, первый год в театре. Пока терпимо, потом сколько-то можно продержаться на заморозке. Юлька давно привыкла к ежедневной боли, если после уроков ничего не болело - это казалось даже странным…
Потом вспомнился разговор с матерью, и опять подкатила к горлу жгучая обида. Для самой Юльки все было ясно и просто: отец - враг. Не враг даже - чужой, далекий человек. Юлька и думать о нем забыла, если бы не письмо матери.
Отец ушел восемь лет назад, в последнюю Юлькину зиму в Руднике. Что отец ушел, объяснили сердобольные соседки, зачастившие к матери. А как ушел? Жил на соседней улице, каждый день встречался у магазина или Дома культуры под руку с молодой красивой теткой, бухгалтершей из леспромхоза. Юлька цеплялась за отцовский рукав, тянула домой: "Пойдем, пап, ну пойдем! Мамка плачет!". Потом мать начала пить, не столько от горя, сколько от внимания участливых к чужой беде соседей. Распахивалась дверь, Витька, Юлькин одноклассник, живущий через забор, радостно кричал, едва видный в густых клубах морозного пара: "А ваша-то опять напилась, несут!", следом соседи или вовсе незнакомые мужики волокли мать, и соскочившие наполовину материны сапоги гребли носками снег.
Позже Юлька узнала, что мать виделась с отцом, просила одного - не вернуться, не денег: уехать куда-нибудь, но те не уехали, так и ходили под руку в Дом культуры в кино и на праздничные собрания, гордые.
Однажды, весной уже, Юлька подкралась к дому, где бухгалтерша снимала комнату - те смотрели телевизор, обнявшись перед экраном, - и просадила оба стекла ржавым тяжелым замком, найденным здесь же, в чужом дворе. Стекла еще сыпались на пол, а отец уже выскочил в апрельскую грязь в шлепанцах и в майке. Юлька и не пыталась убежать, стояла, ждала, сунув руки в карманы. Отец замахнулся было, узнал дочь и сказал только, подтолкнув к калитке: "Дура ты, Юлька, ей-богу…"
Неужели мать забыла, как втолковывала ей, раскачиваясь на валком табурете на кухне: "Всем им одного надо, Юлька, поняла? Что бы ни пел - всё слова одни, а нужно всем одного, запомни, какой бы он ни был…". Десятилетняя Юлька стояла перед ней и запоминала…