– Я тут два месяца корпел, все организовал, все устроил! А ты приехал и рожи корчишь! Это ему не так! То ему не то! Людей понабрал, портфель ему нести! Тьфу! – Антон Ильич в сердцах плюнул, не сильно, конечно, однако обдал Пехлюван-бея слюной. Тот как будто и не возражал и защититься не пытался. Антон Ильич двинулся к выходу, у двери еще раз обернулся, вновь воздел палец к небу и изрек:
– Эксплуататор!
Так как дверь оставалась открытой, эту сцену наблюдали обе секретарши Пехлюван-бея, водитель Василий, бог знает, почему оказавшийся здесь, Людочка и еще несколько сотрудников, сбежавшихся на редкостный шум. Антон Ильич, все еще взвинченный и грозный, прошел, ни на кого не глядя, в свой кабинет и захлопнул за собой дверь. Вслед за ним преданно прошагали Людочкины каблучки.
Выждав четверть часа, Людочка аккуратно постучала в кабинет и тихонько вошла. В руках у нее был поднос с кофе и бутербродами.
– Α-a… Людмила Григорьевна, благодарю вас, как нельзя кстати, – Антон Ильич, сидевший в задумчивости, подперев голову руками, отнял ладони от лица и чуть оживился. Людочка встала напротив, наблюдая, как он с удовольствием взялся за еду.
– Вы не переживайте из-за Пехлюван-бея, – произнесла она мягко. Антон Ильич встрепенулся и перестал жевать.
– Вы думаете?
– С ним все в порядке. Он уже ушел.
– Как ушел? Куда?
– Не знаю. Оделся и пошел. Василий его отвезти хотел, но он отказался.
– Ну тогда пусть Василий отвезет меня, – сказал Антон Ильич, возвращаясь к бутербродам.
– На склад?
– Именно. Хочу, чтобы там сегодня же начали разгружать контейнер.
– Они уже разгружают, Антон Ильич.
– Уже? Кто ж им приказал?
Людочка заулыбалась.
– Ах, Людмила Григорьевна, вы чудо! Что же мне тогда, не ехать?
– Конечно, нет. Езжайте домой, отдохните. Завтра все уже будет в салоне, туда и поедете.
– Да, пожалуй, вы правы.
В кабинет постучали. Людочка по-хозяйски без спешки подошла к дверям и, не давая стучавшему войти, вышла сама и прикрыла за собой дверь. Через минуту в кабинет просунулась голова Василия.
– Антон Ильич! Машина готова!
– Да ну! Уже забрал? – Обрадованный, Антон Ильич даже приподнялся из-за стола.
– Уже, уже, – улыбнулся Василий. – Подогнать? – Антон Ильич закивал головой. Потом встал, вытер рот салфеткой, взял портфель и нетерпеливо стал спускаться вниз.
"Ауди" темно-фиолетового цвета, длинная, благородная, представительная, сверкающая на мокром от только что прошедшего дождя асфальте, стояла, будто живая, соскучившаяся по езде, готовая взвизгнуть шинами и полететь. Антон Ильич, счастливый как дитя, провел рукой по отполированному капоту, по сияющим, вычищенным от пыли кольцам, уселся за руль и завел мотор.
– Гюн айдын! – раздалось вдруг.
От неожиданности Антон Ильич замер.
– Гюн айдын! – настойчиво повторили вновь, словно кто-то ждал от него ответа.
Антон Ильич нажал кнопку, достал из магнитолы диск и уже хотел кинуть его подальше в бардачок, но передумал и жестом подозвал Василия, стоящего на ступеньках офиса.
– Что-нибудь не так, Антон Ильич? – забеспокоился тот, бегом спускаясь к машине.
– На, выбрось это, – Антон Ильич отдал Василию диск, затем достал из бардачка книгу с надписью "Учимся говорить по-турецки" и еще несколько дисков в упаковке.
– То есть как, выбрось, это ж новое все, Антон Ильич, – тараторил Василий, – это ж учебник, может, пригодится еще…
– Мне не пригодится.
– Ну так девочкам, может, отдать, они ж вроде тоже учили что-то там…
– Ну девочкам и отдай.
Антон Ильич нажал на газ, машина послушно тронулась с места, выплыла со двора и понеслась, гулко набирая скорость, по широкой дороге столичного проспекта.
Дело особой важности
Самолет пошел на снижение. Из иллюминаторов открывался изумительный пейзаж, достойный кисти художника: безбрежным океаном раскинулись плотные жемчужно-серые облака, лучи восходящего солнца искрились на ледяной глади, высвечивая очертания облаков то нежно-розовым, то лиловым светом. Вскоре самолет погрузился в самую пучину серо-сиреневой массы, и солнце на миг исчезло, но тут же засияло вновь, просвечивая насквозь ставшие теперь легкими и перистыми облака, между которыми кое-где проглядывалась темная зелень степей.
Антон Ильич залюбовался видом.
Полет был долгим, к тому же, несмотря на зарождающееся утро за окнами иллюминаторов, в Москве в это время было два часа ночи. Большая часть пассажиров спала. Антон Ильич же лишь отдохнул немного с закрытыми глазами, но уснуть так и не смог. Однако уставшим он себя не чувствовал: дело, по которому он направлялся в этот маленький промышленный городок, было особо важным, и потому, как всегда накануне ответственного события, Антон Ильич находился в приподнятом настроении – слегка взволнованный, но твердо настроенный на победу.
Летел он сюда не один. Напротив него, по другую сторону салона, опустив голову и не выпуская из рук пачку документов, которые намеревался было изучить, ритмично всхрапывал мистер Дональд Мак’Кэнахью, англичанин.
История взаимоотношений двух компаний – российской, в которой счастливо служил Антон Ильич, и английской, приславшей своим представителем упомянутого Мак’Кэнахью, тянулась вот уже третий год и, казалось, имела все меньше шансов увенчаться успехом.
Идея поставок российских материалов в Великобританию выглядела весьма перспективной и поначалу была воспринята с энтузиазмом обеими сторонами. За дело взялись с жаром: переговоры были проведены, бумаги подписаны, образцы продукции изготовлены и направлены на экспертизу. И тут англичан словно подменили. Испытания образцов они проводили месяцами в самых разных лабораториях, при этом непременно обнаруживая несоответствия и запрашивая новые, улучшенные модели, на изготовление которых снова уходили недели. За это время менялась ситуация на рынке, и сторонам по новой приходилось договариваться о ценах и прочих условиях. Затем англичане дотошно собирали информацию не только о производственных процессах, но и обо всей компании вообще, направляя российским партнерам длинные анкеты для заполнения, которые те по большей части даже не читали. Словом, несостоявшиеся поставщики вконец отчаялись когда-либо ударить по рукам и приступить к работе.
За три года Москву посетило с десяток сотрудников английской компании – специалистов и руководителей разных уровней и квалификаций. Мак’Кэнахью был, по крайней мере, четвертым, кто направлялся с проверкой на завод.
Сопровождать его поручили Антону Ильичу – то ли оттого, что поездка действительно обещала быть решающей, как искренне полагал Антон Ильич, то ли оттого, что дело было совершенно безнадежным.
В аэропорту высокую делегацию из двух человек встретили, как полагается, со всеми почестями. Переводчица Света помогла гостям разместиться в лучшей гостинице города. Согласно регламенту в одиннадцать их ожидал деловой завтрак с директором завода Иваном Игнатьевичем.
Антон Ильич бывал в этих краях не раз и потому не был удивлен размахом блюд, предложенным с утра: помимо дежурного омлета, горячих булочек, сыров и фруктов, на столе были блинчики с мясом, свежеиспеченные ватрушки, жареные колбаски, селедка, соленые огурцы, моченые яблоки, маринованные грибочки, жареные грибы с луком и картошкой, печеные овощи и, венец застолья, знаменитые мелкие пельмени домашнего приготовления со свежей деревенской сметаной. Все это предлагалось испробовать не скрывающему своего изумления мистеру Мак’Кэнахью, не забывая разбавлять еду традиционным горячительным напитком и недлинными тостами.
Иван Игнатьевич был радушен и угощал на славу. Видно было, что подобные приемы для него отнюдь не редкость и чувствовал он себя как рыба в воде. Без устали, словно в первый раз рассказывал он о своем крае, о городке, о местных памятниках и традициях. Переводчица легко произносила привычные фразы, Мак’Кэнахью задавал дежурные вопросы, а Антон Ильич предавался завтраку, изредка включаясь в разговор. Только теперь он смог получше разглядеть англичанина.
Выглядел тот лет на сорок-сорок пять. Одет был в немодный клетчатый пиджак, мятую бледно-розовую рубашку и светлые вельветовые брюки. Держался весьма приветливо, на лице его то и дело блуждала ничего не значащая улыбка, а глаза, как у большинства европейцев, светились неуемным интересом ко всему окружающему.
– Что ж, теперь поедем на завод? – осторожно поинтересовался Мак’Кэнахью, когда все трое мужчин, насытившись обильным завтраком, откинулись на спинках кресел.
– Не торопитесь. Спешить нам некуда. – Ответил Иван Игнатьевич.
– В регламенте написано… – начал было Мак' Кэнахью, извлекая из портфеля листок бумаги, но Иван Игнатьевич остановил его, дружески похлопав по плечу:
– У нас здесь свой регламент. Света, скажи ему сейчас сюда подтянутся люди, с которыми он хотел переговорить – там, значит, технический директор, начальник производственного отдела…. в общем, все, кто ему нужен.
– Сюда? Они придут прямо сюда? – удивленно восклицал Мак’Кэнахью, тыча пальцем перед собой.
– Ну конечно сюда. Посидим, обсудим все в спокойной обстановке, а потом поедем на завод и посмотрим все, что необходимо. – Уверенно говорил Иван Игнатьевич, будто по-другому и быть не могло.
Через некоторое время стол действительно пополнился компанией людей, прибывших с завода. Англичанину представили директора по качеству, заместителя директора по экспортным поставкам, технического директора, начальника отдела опытных партий, начальника протокольного отдела и еще несколько начальников, имен и должностей которых мистер Мак' Кэнахью запомнить все равно не мог.
Разговор постепенно приобретал деловую направленность, хотя, как и прежде, перемежался тостами, чоканьем и вновь подносимыми закусками. Когда время приблизилось к двум часам, Иван Игнатьевич громко спросил:
– Так, что у нас там по регламенту, мистер Мак' Кэнахью?
– Завод? – Обрадовался иностранец.
– На завод всегда успеем. А вот Вы озера наши видели?
Переводчица Света принялась объяснять непонимающему англичанину, что здесь у них уникальные озера, которые обязательно надо посмотреть.
Антон Ильич, видя, что программа предстоит обширная, шепнул директору завода:
– Иван Игнатьевич, давай сначала на завод, а то не успеем ведь. У меня обратные билеты на девять утра, мне велено его завтра к обеду в Москву доставить, задержаться здесь не получится.
– Антон Ильич, – Иван Игнатьевич смотрел заискивающе, – я тебя прошу, давай на завод после обеда, там сейчас ребята порядок наводят, раньше не получится.
– Ну хорошо, – вздохнул Антон Ильич, поднимаясь из-за стола.
Следующие два часа почетных гостей в сопровождении двух других машин возили по местным окрестностям. Антон Ильич, разморенный и немного уставший, предпочитал все время проводить на заднем сиденье автомобиля, предоставляя Мак’Кэнахью выходить любоваться пейзажами и фотографироваться. Места эти он посещал не раз, а если бы и не так, все равно никакая сила не заставила бы его теперь выйти на улицу из теплой, мягко укачивающей машины.
Мак’Кэнахью держался молодцом. Улыбка все еще не сходила с его губ, хотя энергичное любопытство в глазах уже погасло. Чувствовалось, что его стали утомлять эти бесконечные вылазки через каждые пару километров с целью увидеть старинный памятник или развалины церкви, сфотографировать вид на город с еще одной горы и согреться очередной рюмкой. Казалось, он был рад наконец добраться до ресторана, где для всех подали поздний обед.
В команде пирующих то убывало, то прибывало. Кто-то, прощаясь с гостями, покидал ресторан, кто-то наоборот только усаживался, своим присутствием внося свежую струю в ход застолья. Неизменными оставались четверо: Мак’Кэнахью, Антон Ильич, Иван Игнатьевич и Света, которая была здесь больше по долгу службы, чем по необходимости. Временами Антон Ильич медленно и без эмоций вопрошал:
– Когда же на завод, Игнатьич?
На что тот сурово смотрел в ответ и показывал на англичанина:
– Антон, ну ей-богу, посмотри на человека, ты видишь, он счастлив. Ну какой ему сейчас завод, ты сам подумай?
Мак’Кэнахью действительно выглядел довольным. Теперь он не пропускал ни одного тоста, а то вдруг и сам пытался произнести что-то длинное и путанное, сводящееся к тому что Россия – прекрасная страна.
Когда обед подошел к концу, настало время ужинать и отдыхать, и вся компания направилась в единственный в городе ночной клуб, где для руководства завода имелся отдельный зал. Кто включил караоке, кто мог – принялся играть в бильярд. Антон Ильич устроился на диване, молча наблюдая за происходящим.
Накрыли столы, подали выпивку. В зале появились две девушки, высокие, длинноволосые, в коротеньких юбках. Одна из них непрерывно улыбалась Антону Ильичу, во всяком случае, ему так казалось. Другая явно предназначалась Мак’Кэнахью, однако тот не обращал на нее никакого внимания, занятый увлекательной беседой с директором завода.
– Ты, Дональд, приезжай к нам зимой. Здесь красотища неимоверная! Я говорю, зимой к нам приезжай! Зимой, понимаешь? – Иван Игнатьевич наклонился ближе к англичанину и кричал ему почти в самое ухо, словно от этого иностранец мог понять его лучше. – Я говорю, зимой, зимой! Ну когда холодно! – Иван Игнатьевич согнул руки в локтях и съежился, изображая холод. Света подоспела с переводом.
– Α-a, зимой! Так холодно ведь!
– Ерунда! – Махнул рукой Иван Игнатьевич. – Мы тут одного француза на крещение взяли с нами в проруби купаться, – глаза Мак’Кэнахью округлялись по мере того, как он начинал понимать из объяснений Светы, что такое прорубь. – Так ему очень понравилось. Он даже потом в гостиницу не хотел возвращаться, представляешь? – Иван Игнатьевич пьяно захихикал.
– Что, попросил сразу отвезти его в больницу? Иван Игнатьевич захихикал еще громче.
– Да нет же! Решил… поехать с нами… в баню! – От смеха Иван Игнатьевич навалился на поручень дивана и разлил содержимое рюмки. – Вот так-то, я тебе скажу… мистер Макканаху…
– Мак’Кэнахью, Иван Игнатьич, – смутившись, поправила директора Света.
Тем временем девушка в мини юбке, не дождавшись инициативы со стороны Антона Ильича, подсела к нему на диван, представилась Ольгой и пригласила на танец.
У Антона Ильича мелькнуло в голове, что для танцев он не слишком крепко стоит на ногах, но смелость девушки придала ему сил, он послушно поднялся и, слегка качаясь, повел спутницу на танцплощадку, где в самом разгаре шла дискотека.
Не прошло и пяти минут, как, к немалому удивлению Антона Ильича, к ним присоединился Мак’Кэнахью, обнимая за талию вторую девицу. "Салют, Энтони!" – весело помахал он рукой Антону Ильичу.
Англичанин танцевал довольно эмоционально, то сильно прижимая спутницу к себе и ведя ее длинным размашистым шагом, то резко отталкивая и двигаясь стоя на месте, выделывая такие па, какие Антону Ильичу еще не доводилось видеть. Очередной раз сделав оборот вокруг себя, Мак’Кэнахью снова неожиданно схватил партнершу за талию и уверенно повел за собой, высоко вскинув локти и прижимаясь щекой к ее щеке, как в танго, как вдруг Антону Ильичу стало понятно, что англичанин по ошибке увел чужую девушку, а его партнерша стояла одна, неуверенно двигаясь в такт музыки. Антон Ильич хотел было остановить Мак’Кэнахью и стал пробираться к нему, не отпуская от себя Ольгу, но тот уже оттолкнул девицу и, вытянув руки во всю длину, собирался провернуться на одной ноге, но не устоял и повалился прямо в руки Антона Ильича, оказавшегося рядом…
Охранники помогли всем троим подняться с пола и дойти до диванов, но Мак’Кэнахью было уже не угомонить. Веселье било в нем ключом. Включив первую попавшуюся песню на караоке-диске и повернувшись спиной к экрану, он стал расхаживать по залу с микрофоном в руках, словно по сцене, и распевая какую-то песню на английском языке. Пел он от души, и зрителям – из тех, кто еще не спал сидя за столом – понравилось. Иван Игнатьевич даже взял второй микрофон и принялся подпевать, тоже громко и раскатисто, правда, совсем другую песню и, разумеется, по-русски, но, казалось, ни один, ни другой диссонанса не ощущали.
Веселье завершилось к половине седьмого утра, когда было принято решение отвезти Мак’Кэнахью и Антона Ильича в гостиницу, чтобы дать им время собраться – не позднее восьми надо было выезжать в аэропорт.
Провожать их приехали на двух машинах, одна для отъезжающих, в другой – пакеты с подарками и сувенирами, переданными директором завода на память о поездке. Антон Ильич был готов к выходу, когда в номер постучали.
– Иду иду! – крикнул он, думая, что охранники беспокоятся, не проспал ли он.
– Антон Ильич, помощь нужна!
Антон Ильич открыл дверь.
– Что стряслось?
– Да этого Вашего Макдональдса разбудить не можем. Закрылся изнутри и спит, в ус не дует. Прикажете ломать дверь? С балкона зайти возможности нет.
– Конечно ломать! Самолет через час!
Замок взломали быстро. Мак’Кэнахью, как был в одежде и ботинках, крепко спал. Антон Ильич принялся будить его, но тот бормотал какие-то фразы и не поднимался. Тогда двое охранников взяли англичанина под руки и вынесли на улицу. Третий помог Антону Ильичу наспех собрать вещи Мак’Кэнахью, которые были на виду и закрыть чемодан.
По дороге в аэропорт Мак’Кэнахью проснулся и в самолет поднялся почти сам. Стюардесса помогла разложить кресла, чтобы мужчины могли прилечь. Почти все пространство на полу заняли пакеты с сувенирами для Мак’Кэнахью. Благо, в бизнес-классе других пассажиров в этом рейсе не было.
Антон Ильич, не спавший две ночи, накрылся пледом и быстро заснул.
Через несколько часов его разбудил голос стюардессы:
– Через двадцать минут садимся, будьте любезны, просыпайтесь. И осторожно, пожалуйста, не наступите на своего спутника.
– Что? – Не понял спросонья Антон Ильич.
– Ваш друг отдыхает внизу под Вами.
Антон Ильич посмотрел вниз. Мак’Кэнахью отдыхал на полу в проходе между рядами, вытянувшись во весь рост.
Под голову он подложил один из сувенирных пакетов, обняв его, как подушку, двумя руками…
Прошла неделя. Ждали отчета о результатах командировки со стороны англичан. Те как всегда тянули.
Для Антона Ильича это была длинная, мучительная неделя, полная тяжких переживаний. Что только не передумал он за эти дни. Пойти к руководству и признаться, что на завод они не попали… Или позвонить Мак’Кэнахью и попросить его придумать что-нибудь, отрапортовать, что, мол, есть необходимость приехать еще раз… Или сразу написать увольнительную, чтобы только не объясняться, что да как… Он не переставал корить себя за то, что не справился с поручением, что подвел руководство, что сорвал важную сделку, да еще вот так… Антон Ильич весь съеживался внутри и горел от стыда, стоило ему представить, как прогремит голос начальника, Алексея Евсеича:
"Как же вы так, Антон Ильич, полетели на завод, а на завод-то и не попали?! Извольте объясниться!"
В отчаянии он набрал номер Ивана Игнатьевича, единственного, с кем можно было поделиться бедой и спросить совета. Иван Игнатьевич сразу смекнул, что к чему, и ответил строго: