По инициативе Непомнящего, высокие стороны встретились на нейтральной территории – в ресторане "Селигер" – и вступили в переговоры о принципах дальнейшего сосуществования. Вадим предложил, забыв старое, заключить договор о дружбе и взаимопомощи: мол, помогаем друг дружке двигаться вверх каждый по своей линии. Листопад осторожно склонялся к вооруженному нейтралитету – приглядимся. В конце концов, после двух "Столичных" сошлись на пакте о ненападении. То есть Листопад не посягает на авторитет Непомнящего, а Непомнящий, в свою очередь, закрывает глаза на то, что секретарь крупнейшей комсомольской организации то и дело игнорирует заседания райкома.
Но договоренности договоренностями, а что может выкинуть непредсказуемый скандалист в присутствии высокого начальства, оставалось только догадываться. Вадим зябко поёжился.
Свободу Анджеле Дэвис!
Комсомольский семинар был организован на территории туристической базы "Орлик".
Руководство турбазы освободило под молодежный актив два одноэтажных барака с комнатами на пять-шесть человек, – дабы были под постоянным приглядом. Для высоких гостей, само собой, подготовили отдельные домики.
* * *
К тому времени, когда первый секретарь Пригородного райкома комсомола Непомнящий прибыл в "Орлик", над притихшей вечерней турбазой громыхала развеселая похабная песнь: "Ему девки говорили". В хоре разудалых голосов Вадим с беспокойством распознал рев Листопада.
– Он самый, – услужливо подтвердил Маргелов. – С час как горланит. Самовольно занял мансарду. Девок с собой привез: мало того, что Викторию, так еще и Нинку из ресторана прихватил. Многие товарищи из отдаленных районов недоумевают. Узнал, что у нас по плану митинг намечен, так заявил, что сам проведет.
– А почему не поставили на место? Где члены бюро?
– Они как раз пошли разбираться, – Маргелов глянул на часы. Смутился. – Часа два уж. Главное, ведь всё на глазах. Престиж как бы. Да и Шикулина с Балахниным уже подъехали. Как бы конфуза не вышло…Ой, не у них ли?!
Вадим встревоженно обернулся, – над отдаленной частью турбазы поднимался клуб дыма.
Когда Вадим подбежал к горящей мансарде, под балконом уже столпилось человек пятьдесят отдыхающих. И еще продолжали подтягиваться. Соблазненные дармовыми путевками, они день за днем неприкаянно бродили в сырых штормовках по заваленным гниющими листьями аллеям. По вечерам в промозглом летнем клубе внимали со слабыми улыбками осипшему сторублевому массовику-затейнику или дремали в холлах у сломанных телевизоров. А возбуждались лишь три раза в день: при обсуждении незатейливого меню. И с нетерпением ожидали часа возвращения в родные места, откуда их в директивном порядке "соскребли" по трем нищим нечерноземным областям. Пожар на турбазе стал неожиданным, бонусным развлечением.
– Надо бы пожарную вызвать, – лениво предложил кто-то.
На задымленном крыльце показался Иван Листопад.
– Граждане! – громыхнул он. – Прошу сохранять спокойствие. Усилиями героического комсомола пожар, грозивший уничтожить родную турбазу, предотвращен!
Человек на балконе нагнулся, поднял на вытянутых руках широкий металлический диск от штанги, так что огонь оказался у него над головой, и эффектно стряхнул тлеющее месиво вниз – на залитый лужами асфальт.
– От звонари! – разочаровались внизу, поняв, что трупов в огне не дождаться. – Пошли отсюда.
Но Иван, не давая разойтись, выбросил вверх раскрытую ладонь.
– Дорогие товарищи, – зычным, подрагивающим голосом выкрикнул он. – Сейчас, в позднюю распутицу, миллионы советских граждан, прервав ударный труд на стройках пятилетки, разъехались на заслуженный отдых по бескрайним просторам нашей Родины. Кто в Ялту, кто в Сочи. Вам выпала удача отдыхать здесь.
В толпе обреченно вздохнули.
– Но я вас спрашиваю: можем ли мы, счастливые советские люди, равнодушно смотреть, как на Западе грубо попираются права человека? Или, потушив маленький пожарчик, – он ткнул в дотлевающие ошметки, – будем считать, что погасили бушующее пламя, разжигаемое империалистическими агрессорами?
Вадим, приподнявшись на носки, увидел в глубине мансарды, за спиной Листопада, глумливые лица членов бюро райкома. Он принялся опасливо оглядывать толпу.
– Доживают в индейских резервациях последние из могикан, гибнут преследуемые куклуксклановцами негры! – гремел меж тем воодушевившийся вития. – Пентагон плотоядно поигрывает волосатыми лапами по ядерным клавишам! В застенках США томится Анджела Дэвис, женщина черной кожи, поднявшая свой голос против расизма. И что, мы останемся в стороне?
Иван сделал паузу. Внизу озадаченно молчали.
– Нет, не останемся! – разрешил все сомнения Листопад. – Закордонные голоса уверяют, что у них, мол, лучше жизнь. Зато у нас лучше строй! – он победно припечатал перила. – Империализм не пройдет, товарищи! Свободу Анджеле Дэвис! Свободу калифорнийской патриотке! Сво-бо-ду! Сво-бо!.. Ну, товарищи, или – вы не советские люди? Вместе! Сво-бо-ду! Сво!.. – он энергично задирижировал руками.
Собравшиеся были советскими людьми и потому сначала робко, по одному, озираясь неуверенно друг на друга, а потом и дружнее, принялись выкрикивать вслед за оратором: "Сво-бо-ду!".
Непомнящий меж тем разглядел среди собравшихся, чуть в сторонке, двух человек, при виде которых ему сделалось дурно.
– Попрут. Непременно попрут. И – папаша не выручит, – пробормотал он.
Вадим пулей взлетел на балкон и попытался затолкать вошедшего в раж Листопада внутрь комнаты.
– А шо там попусту сотрясать воздух?! – Листопад отодвинул Вадима, взмахом руки установил тишину. В нем бушевало вдохновение на грани восторга, – он управлял толпой. – Предлагаю сию же минуту составить петицию протеста против заточения Анджелы Дэвис и от имени отдыхающих турбазы "Орлик" направить в американское посольство. Нас поддержат все люди доброй воли!
Теперь вместе с Непомнящим Листопада оттягивали другие члены бюро.
– Прервись же! – задыхаясь, умолял Вадим. – Важное скажу! Срочно!
Листопад неохотно отступил в мансарду, победно оглядел шевелящего губами Вадима.
– Мы на ящик водки побились, что я митинг организую, – гордо сообщил Листопад. – А шо, комсомолия, может, и впрямь запустим почин? Грохнем по Вашингтону петицией? Пускай почешутся. А то живут, падлы, на всем готовеньком. Давай, Вадичка, на что-нибудь помажемся, шо соберу не меньше пятидесяти подписей.
– Зачем так много? – к тяжело дышащему Вадиму вернулся голос. – Ты вон того дядю уговори.
В стороне у сосны задумчиво стоял рослый мужчина в натянутом на плечах плаще и полощущемся на ветру галстуке.
– Не узнаешь? Это Балахнин. На минуточку – Первый секретарь обкома комсомола.
– Серьезно? – Листопад озадаченно хмыкнул.
– И вон на ту тетю глянь, – Вадим показал на сухопарую сорокалетнюю женщину, что как раз подошла к Балахнину. Ухватив его за лацкан пиджака, она что-то гневно, не сдерживаясь, "рубила", тыча пальцем в сторону балкона. – Шикулина Таисия Павловна, секретарь райкома КПСС по идеологии. Подъехали на семинар. Как раз вовремя, чтоб оценить ваш успех, Иван Андреевич. Знаете, что бывает за несанкционированный митинг? И остальным хохмачам мало не покажется.
Он с ненавистью оглядел перепуганных членов бюро, не помышлявших зайти так далеко.
Натолкнулся взглядом на Вику, судорожно сглотнул, – кажется, она стала еще красивей.
– Был бы ты один, Листопад, то и гори ты огнем. Даже не пожалел бы, – не скрываясь, признался Вадичка. – Но ты ж весь райком втянул. И что теперь прикажешь делать?
– Чего ж не предупредили, что начальство понаедет? Думал, обычный межсобойчик, – Листопад ощутил в себе страх. А себя, трусящего, он не любил. Решительно встряхнулся. – Главное правило полководца: когда не успеваешь втихаря смыться, прорывайся сквозь строй. А ну, прочь с дороги, книжники и фарисеи! Меня ждут влюбленные массы!
Он шагнул на балкон, под которым гудели, не решаясь разойтись, полные тревожного томления люди.
– Товарищи! – голос, которому они начали привыкать повиноваться, разом установил выжидательную тишину. – Предлагаю митинг, посвященный подписанию петиции в поддержку Анджелы Дэвис, считать открытым!
Вадим тихо заскулил, буравя висок указательным пальцем.
– Слово для выступления предоставляется секретарю обкома комсомола товарищу Балахнину. Попросим! – прогремел Иван и первым зааплодировал, понуждая хлопать и остальных.
Человек у сосны вздрогнул, внимательно присмотрелся к оратору, который продолжал упоенно колотить в ладоши, движениями подбородка подбадривая остальных. Наконец усмехнулся и грузно, по загудевшей под тяжелым телом лестнице взошел на балкончик. Аплодисменты резко усилились и даже сделались вдохновенными. Присутствие ответственного лица принесло всем заметное облегчение, поскольку разом переводило происходящее из разряда несанкционированных сумасбродств в ранг официального мероприятия.
– Товарищи! – игнорируя лучезарного Листопада, Балахнин вскинул руку. – Мне приятно отметить высокую политическую активность нашего комсомола. Но поскольку Анджела Дэвис уже несколько лет как на свободе, петицию в адрес американского посольства полагаю несвоевременной. Митинг закрываю. Всем разойтись по корпусам! – резко, без перехода, оборвал он речь. Отвернувшись от растерявшихся людей, вошел в помещение.
Оглядел недопитое спиртное, подъеденные закуски, движением брови оборвал чей-то нервный смешок, неприязненно задержался взглядом на Непомнящем, на физиономии которого застыл заискивающе-намекающий замес.
– Шалим, Вадим Кириллович? Припомнили прежние "отвязные" годы? Комсомольский актив области брошен на произвол, а руководство райкома затеяло двусмысленную выходку.
– Я как раз, Юрий Павлович, здесь и появился в связи с жалобами на нарушения общественного порядка, – с ходу выпалил пунцовый Вадим. – С той же целью прибыли и члены бюро. Что касается митинга, то райком это мероприятие не санкционировал. Всё это – индивидуальная провокация. И я вас уверяю, что мы дадим надлежащую оценку вот этому товарищу…
– Почин! – благодушно пробасил Листопад. – Хотел, так сказать, проявить инициативу. Поддержать линию. Но не хватило политического кругозора. Подвела гнилая западная юстиция. Больно шустро выпустили они эту свою Анджелу. У нас бы так легко не отделалась.
На секретаря обкома комсомола смотрел косящий, весело-шальной, очень знакомый глаз.
– Вообще-то есть святыни, к которым надо относиться особенно бережно, – раздумчиво произнес Балахнин. Носком ботинка он придержал выкатившуюся из-под кровати пустую водочную бутылку. – А коллективная пьянка – тоже почин этого гражданина?
– Так сегодня мой день рождения, – из смежной комнаты появилась Нинка Митягина. В колготках в рубчик и в сапогах на "манке". Бесстыжая и в своем бесстыдстве – соблазнительная. Она подплыла к Балахнину, помимо воли смешавшемуся. – Слушайте, чего они все вас боятся? Вроде импозантный мужчина. Не хотите составить компанию новорожденной?
Будто случайно Нинка коснулась ладонью секретарского бедра. Установилось выжидательное молчание. Согласие стало бы индульгенцией для всех.
Балахнин заколебался.
– В самом деле, Юрий Павлович! – взял быка за рога Листопад. – Отметим культурно? Опять же нечаянная радость – Анджела Дэвис на свободе. Нам, интернационалистам, грех за такое не ломануть, пока при памяти.
– Гитара-то хоть найдется? – Балахнин качнул головой, то ли удивляясь своей покладистости, то ли давая возможность женщинам оценить его шевелюру.
– Да боже ж мой! – облегченно захлопотал Вадим. – Что гитара? Орган добуду!
* * *
… На улицу раскрасневшийся секретарь обкома комсомола и вызвавшийся проводить его Листопад спустились вдвоем. Смеркалось. Над пасмурной турбазой нависла тишина, и лишь с мансарды доносились последние, усталые возгласы.
– Ты что, и впрямь меня не узнал? – полюбопытствовал Балахнин.
Иван озадаченно промолчал.
– А ты напрягись. Мужика в тянучках, с которым под утро на скамейке распивал, а потом от милиции отбил, – неужто забыл?
Иван обрадованно хлопнул себя по ляжке.
– Наслышан я о тебе, – сообщил Балахнин. – Только не знал, что тот самый. Стало быть, доцентствуешь?
– Пока всего лишь и.о.
– И не поднимешься выше, если с кем ни попадя водку хлестать будешь! Пойдешь ко мне в аппарат работать?
Листопад присвистнул:
– А если б мы еще сверху "сухарём" заполировали, куда б ты меня пригласил?
– Брось! – властно, неожиданно трезво рубанул Балахнин. – Я по пьяни ничего не решаю. У меня так: отдых – одно. Дело – другое. Не пересекаются. А вот у тебя, вижу, намешано.
– Не скрою, уважаю добрую гульку, – с пьяной откровенностью пробасил Листопад, сбивая Балахнина с привычного начальственно-снисходительного тона. Иван не то чтобы специально рассчитывал свое поведение. Скорее, был он человеком стихии. Но – с абсолютным социальным слухом. И как человек с абсолютным слухом умел точно определить, с кем и в каком тоне следует говорить. И хоть действовал интуитивно, практически не ошибался.
– Все мы любим расслабиться, – принял интимную интонацию Балахнин. – Не с таким размахом, как ты, – он озадаченно покачал головой. – Но если втихую, в достойной компании, то почему бы нет? – На Нинку глаз положил? – догадался Листопад.
– Шуму вы много подняли, – Балахнин уклонился от прямого ответа.
– Этого не бойся. Нинка на кого попало не кидается. Но могу намекнуть, что ждешь. Никто не узнает: ты, я и она.
– Придет – не обижусь, – осторожно согласился Балахнин. – Но если после разговоры пойдут, источник выяснять не стану, – твой прокол будет. Первый и последний. А что касается приглашения в обком, так я не шучу. Да?
– Я тоже. Нет.
Листопад осознал важность случайно завязавшегося разговора, и теперь быстро, на ходу, подбирал и интонацию, и нужные слова: – Холуев у тебя и без меня полно.
– Не без этого, – Балахнин предостерегающе построжел. – Но не на них держимся. Люди нужны. Сейчас молодежь такая, что на "даёшь" не поднимешь. Неверующая. А повести за собой надо. Иначе кто другой подхватит. Или не видишь, что происходит на самом верху? После смерти Брежнева сплошная кутерьма. Горбачев протрубил перестройку. А чего с ней делать, похоже, сам не знает. Страна накануне потрясений. И куда ее понесет, решать будут кадры. Чтоб живые, незаштампованые. Как ты. Ты – человек надежный?
Иван успокоительно засмеялся:
– Я, Юрпалыч, в самом важном для тебя надежный – за своих всегда готов стоять. Только, по мне, выгодней нужных людей копить в разных областях. В тех же министерствах, институтах, на заводах. Ведь чем шире площадь охвата, тем устойчивей. Одной кодлой идти. Фронтом. Сегодня, скажем, ты меня в науке поднимаешь. А завтра – переменись чего, – я тебя подопру. У меня ведь тоже планов громадьё. Так шо, руку на подвиг?
Иван перевернул руку ладонью вверх. Разговаривать подобным тоном – на равных – с человеком, который может походя поломать тебе жизнь, – это, конечно, сверхдерзость, поэтому внутри у Ивана все подрагивало от напряжения. Но на лице блуждала бесшабашная улыбочка.
Балахнин, выдерживая паузу, смотрел на белеющую в сумерках ладонь. Резким мужским движением пришлепнул ее сверху – как бы ставя печать на договор.
– Что ж, давай попробуем. И в чем я тебя сегодня поднять должен?
– Выдвинуть от района кандидатом на съезд комсомола! – сглотнув слюну, выпалил Иван.
Об этом он давно думал. Делегат съезда – это на всю жизнь, как орден. Такого и анонимки не достанут, и докторскую можно будет на годик вперед продвинуть.
– М-да, помалу не кусаешь, – Балахнин озадаченно присвистнул.
– Та надоело по мелочевке висты накапливать. Расти, так крупно.
– Понимаю желание. Но не выйдет. Во-первых, кандидатура на съезд от района уже согласована – Непомнящий.
Иван скривился.
– Впрочем, этого бы как раз подвинуть можно. И без того чересчур расшагался за отцовской спиной. Другое худо. Твоя кандидатура не проходная.
Он прихватил помрачневшего Листопада под локоть.
– В-он, светелку видишь? – они как раз проходили мимо кирпичного корпуса. Балахнин неприязненно кивнул на горящее окно на втором этаже. – Девицу там поселили, перезрелку Несмеяну.
– Шикулина? – догадался Листопад.
– Именно. Секретарь райкома партии по идеологии. Вот – звание из званий! Без её санкции из района ни одна кандидатура на областную конференцию не уйдет. А тебя она после сегодняшнего, уверяю, крепко запомнила. Так что не до съезда тебе, Иван. На первом этапе самая великая моя помощь будет добиться, чтоб она тебя вовсе поедом не сожрала.
– А ты с ней?..
– Нет. Чумовая баба. Принципиальная, как стоп-кран. Из самой что ни на есть паскудной породы. Ведь видно же, что до чесотки хочет. Оттого и бесится! Но в этом же своем воздержании находит какой-то особый кайф, от которого всем вокруг хреново! Там на самом деле – психоаналитик нужен!
Они подошли к подъезду.
– Не тужи. Не всё сразу. Вживайся пока.… Так как насчет?.. – Балахнин кивнул в сторону скрывшейся за деревьями мансарды.
Листопад задумчиво глядел на окно заветной светелки. Спохватился.
– Да придет, придет к тебе Нинка. Для другана уломаю.
Прощаясь, Иван еще раз глянул на светёлку – прикидывая.