* * *
Когда Антон вернулся из подсобки, за столом в одиночестве пил Вадим Непомнящий. Лишь на спинке листопадовского стула висел его пиджак, словно охраняя покинутое хозяином место.
Через наполненную рюмку Вадим, прищурившись, разглядывал танцующих. Пухлая нижняя губа его брезгливо отвисла к подбородку. После разрыва с Викой у Вадима как-то перестало ладиться с женщинами. Он незаметно подрастерял прежнее всепобедительное хамство, и женщины всё чаще предпочитали отдаваться другим. Вадим их за это крепко запрезирал.
При виде Антона он осклабился:
– Кого я зрю? Личный адъютант гражданина Листопада! Или – камердинер?
– Был ты, Вадя, козел, а теперь и вовсе размазней стал, – беззлобно отреагировал Антон. – Ну, бросила тебя девка. Сколько ж в истерике биться можно? Может, тебе жениться? Тем более, наверное, по должности положено.
– Ещё чего выдумал – в истерике! Ни одна баба того не стоит. Будешь в порядке, сами с куста посыпятся, – когда Вадим напивался, в нем просыпался прежний Вадичка. – Подумаешь, Вика. Тоже мне – королева Шантеклера!
Он осекся.
К столику, чему-то смеясь, возвращалась Вика под ручку со смуглой изящной девушкой. Смоляные волосы Викиной подруги покрывали узкие плечи. Антон помертвел.
– А я подругу по музучилищу встретила, – весело объявила Вика. – Оказывается, они тут на втором этаже отмечали выпускной.Знакомьтесь, – Лидия.
Антон подошел к девушке, с лица которой смыло смех. Всмотрелся в припухлые подрагивающие губы.
Заторможенно провел рукой по волосам.
– Ты! – выдохнул он.
– Как будто я, – подтвердила она.
Антон, едва касаясь, огладил ее плечи.
– Как же я мог столько без тебя? – с нетрезвой откровенностью выдохнул он.
– Еще как мог! Очень даже регулярно, – загоготал Вадим, сально подмигнул на подошедшую Нинку.
Лидия будто опамятовала.
– Я тоже рада тебя видеть, – тоном старой приятельницы произнесла она. – Как поживаешь?
– Плохо. До этой минуты думал, – нормально. А оказывается, без тебя очень плохо, – простодушно признался Антон. – Можно пригласить на танец?
– Поздно. Мои танцы закончились. Мы как раз собрались уходить. Так что, – звони, подружка!
Она пожала запястье Вике.
– А как же?… – Антон растерялся. – Ведь едва встретились. Может, провожу?
Лидия заколебалась. Но злой, подначивающий взгляд Непомнящего сверлил ее.
– Пожалуй, не стоит. Да и с чего вдруг такие страсти? Девушек неразобранных еще полно. Тем более есть с кем утешиться.
Она свойски кивнула официантке.
– Будь спокойна, мать. Утешу в лучшем виде, – пьяная Нинка подтверждающе причмокнула губами.
Лидия помрачнела:
– Вот видите, юноша, как всё складненько. Так что не грустите. Какие наши годы: лет через пять, глядишь, еще где-нибудь столкнемся. Мы ведь с тобой – люди гулящие!
Она сделала общий разухабистый жест и, фривольно покачивая бёдрами, удалилась.
Антон осел. Из него будто выкачали воздух.
– Я её потерял, – потерянно сообщил он. – Я опять ее потерял. Нинка, ладно этот обормот! Но ты-то чего влезла?!
– Кто ж знал, что она такая фифочка, – Нинка, до которой дошел подтекст происшедшего, чувствовала себя виноватой. – И чего вы, мужики, в таких выпендрюжках находите?
– Держи! – Вика вытянула из сумочки и протянула Антону клочок бумаги.
– Здесь ее адрес.
– А если не одна?
– Отобьешь! Дурачок, да у неё ж самой губы дрожали. Хочешь женщину, добивайся. Не давай ей опомниться. Или ты не Ванькин друг? Чему-то должен был научиться.
– Да! – подтвердил Антон. – Конечно, да!
Он вскочил.
– Только Ваньку предупреди, что уходишь! – закричала вслед Вика. – Он у входа с каким-то белобрысым шептался!
* * *
Листопад и Осинцев, стараясь не привлекать внимание, переговаривались за углом мотеля.
– Шо ты от меня хочешь? – не в первый раз сумрачно поинтересовался Иван.
– Просто рад внезапной встрече, дружище, – в отличие от взъерошенного, зло косящего Листопада, Осинцев сиял широкой русацкой улыбкой.
– Ну, встретились. Теперь заново разойдемся. Тем паче в городок ваш случайно заскочил. Завтра опять с концами, – соврал Иван.
Юра Осинцев сконфуженно развел руки.
– Ай-я-яй! Ты уж совсем нашу контору ни во что не ставишь. Я ж как тебя увидел, тут же через свои каналы информацию прокачал. И раньше б прокачал, если б не был уверен, что ты в Москве осел. А раз, выходит, ты наш, тверской, так мы с тобой опять дружки – не разлей-вода. Да и кто ж откажется от такого друга – доцент, член бюро обкома комсомола!
Иван прикусил губу. Оглянулся через плечо.
– Ты ж пообещал, что вербовку оформлять не будешь, – прохрипел он.
– Так я свое слово держу, – Осинцев оскорбился. – Нигде никаких следов.
Закаменевшая физиономия Ивана облегченно разгладилась.
– Единственно, конечно, саму подписку сохранил. Но больше как память о знакомстве. Припрятал надежно. В конторе никто ничего. Так что это наше с тобой внутри-дружеское дело. Так сказать, межсобойчик!
– На крючок насадить хочешь? – прошипел угрожающе Листопад, едва сдерживаясь, чтоб не запустить кулачищем в приятственную физию.
Крепыш Осинцев отступил, не слишком впрочем испугавшись. Улыбка не сошла с округлого лица его. Лишь глаза предупреждающе заматовели.
– Хотел бы – насадил так, что ни в жизнь не соскочишь, – отчеканил он и как ни в чем ни бывало вернулся к прежнему, шутливому тону. – Да и хочу в сущности немногого. Ваш сельхоз как раз в зоне моих интересов. А ты теперь человек немаленький. Вхожий.
– То есть шоб стучал?! – голос Ивана подрагивал. – В угол загоняешь, падла?!
– Зачем уж так в лоб? – Юра сконфузился, но легкомысленность из тона убрал. – Никаких письменных следов не останется. Так, устная информация. Чтоб – только ты и я. Да и потом, дружище, перестань на меня волком смотреть. Польза-то обоюдная. Я ж тебя тоже где надо подопру. Не афишируя, конечно. А помощь конторы – это еще никому не помешало. К примеру, кого из конкурентов убрать. Многие из ваших пользуются.
Он насторожился, – из-за угла послышался шорох. Иван с неожиданным проворством метнулся на звук. Но никого поблизости не увидел. Лишь на крыльце и в вестибюле в ожидании такси толпились загулявшие гости.
Взмокший, вернулся назад.
– Вроде, показалось, – неуверенно произнес он. Тем не менее прихватил Осинцева за локоть, отвел подальше, прижал спиной к стене.
– Вот шо я тебе скажу! – жарко прошептал Иван. – Выйдет у нас с тобой польза или нет, жизнь покажет. Но хочу, чтоб одно ты усвоил накрепко, до потрохов! Никто и никогда меня безнаказанно за глотку держать не будет. Попробуешь пережать или даже просто кому вякнешь, я тебе самому успею башку отвернуть. А там шо судьба попишет!
Осинцев не то чтоб испугался, но, увидев вблизи косящий, горящий яростью глаз, почувствовал себя неуютно.
С усилием освободился, поправил сбившийся галстук.
– Ничего, стерпится – слюбится, – он расплылся в прежней, простецкой улыбке. – А пока пособи хотя бы Митягину в постель затащить. А? Уж так хочется, а она уперлась. Не может забыть, что я ее Феликса сажал. Хотел организовать, чтоб с работы выгнали, да больно сладка, стерва. А к тебе, вижу, прислушивается. Так что? Поможешь по дружбе? Я в долгу не останусь.
– Попробую, – снисходительно протянул Иван. – Только имей в виду, рискуешь. Нинка на мужиков беспредельщица. Если не удовлетворишь, она тебя так ославит, мало не покажется.
– Обижаешь! – Юра самодовольно повел налитыми плечами. – Мы пскопские!
Ночное репетиторство
В половине четвертого утра Антон продолжал выстаивать в полутемном подъезде. Из подвала тянуло затхлостью и кошачей мочой. Лидии всё не было. Давно стало ясно, что ночует она не дома. И все-таки Антон продолжал ждать. На зло себе, сатанея от ревности, ждал. Более того, чем дольше тянулось время, тем отчетливей зрела в нем решимость дождаться ее, – пусть даже привезенную кем-то более удачливым, но – увидеть, убедиться самому. Понимал, как нелепо будет выглядеть, когда наткнутся они на него, как, должно быть, станет она потом, чтоб успокоить в любовнике ревность, подшучивать над незадачливым поклонником. Одной этой мысли всегда было достаточно, чтоб разбередить уязвленное самолюбие. Она подействовала и сейчас, но – иначе. Он перебрался за куст сирени, – оттуда можно было наблюдать за аркой и подъездом, оставаясь незамеченным. Дал себе еще один час на ожидание. Кажется, третий по счету. От утреннего холода начало поколачивать.
На шоссе затормозила машина. Послышался перестук каблучков. Антон выглянул, – из-под арки показалась Лидия. Одна.
Стараясь держаться независимо, он вышел из кустов. При виде мужского силуэта она опасливо всмотрелась.
– Заставляете себя ждать, девушка, – развязно произнес Антон. Но голос предательски дрогнул.
– Ты?! – поразилась Лидия. – Давно здесь?
– Да не так чтобы очень. Часов с двенадцати.
– Правда?! А мы с девчонками всё не могли расстаться. Сначала у одной на квартире, потом гуляли по набережной, делились планами. – Лидия пригляделась к тяжело дышащему ухажеру. – Да ты ж продрог весь, бедняжка!
От нее пьяняще пахло свежестью и духами.
Внутри у Антона разом отпустило, – самое страшное, чего боялся, не произошло. Она оказалась одна, и она ему рада.
– Лидонька! – он притянул ее, вжался лицом в смоляные волосы.
– Пусти же, увидят.
Она изогнулась, освобождаясь. В самом деле всего за несколько минут рассвело, хлопнула дверь отдаленного подъезда, – день занимался.
– Пойдем к пляжу, – посидим. Тем более спать совсем не хочется, – Лидия ухватила его за руку и повлекла из двора, через шоссе, в скверик над Волгой.
Маленький скверик из десятка тополей возвышался над узкой пляжной косой. Снизу доносилось мерное урчание, – набегавшие волны облизывали берег.
Лидия сидела на скамейке. Антон стоял перед ней на коленях, положив голову на юбку, а она задумчиво гладила его волосы, и со странной улыбкой вслушивалась то ли в то, что бессвязно лопотал он, то ли в голос внутри себя.
– Антон, Антон! Непутевый ты мой Антон. Всё у тебя не как у людей, – она с силой ухватила клок спутанных его волос и потянула, норовя причинить боль. – И что ж мне теперь с тобой делать?
Антон вскинул голову:
– Что угодно. Только не гони.
– Как же я о тебе мечтала, – тоскливо протянула Лидия. – Сначала пацанкой. Да и после колхоза всё ждала, что объявишься, попросишь прощения, скажешь, что это была ошибка и не можешь без меня жить.
– Это была ошибка, и я не могу без тебя жить, – в восторге подтвердил Антон.
– Но прошло-то три года. И мы стали другие.
– Я опоздал? – он встревоженно встрепенулся.
– Не знаю.
В карих Лидиных глазах зашустрили прежние лукавые чертики: – Вспомнила вдруг, как ты меня на спор по деревне нёс – мимо бабок.
– Так я и сейчас могу! – Антон подхватил ее на руки.
Оба затихли.
– Так и будешь держать? – Лидия сделала слабое движение освободиться.
– Так и буду.
– Тогда хоть держи с пользой, – неси к дому.
Тяжело дыша, он добрался до подъезда, облегченно пригнулся, собираясь спустить на асфальт свою очаровательную, но все-таки не воздушную ношу.
– Как? И это всё? – неприятно удивилась ноша. – А кто на четвертый этаж понесет?
– Так там родители. Услышат.
– Родители на даче, – скорее выдохнула, чем выговорила она.
* * *
Счастливо изможденные, они лежали на софе, которую так и не успели покрыть постельным бельем, – оно валялось рядом, неразобранное, на полу.
Антон раскинулся на спине. Лидия склонилась над ним, отчего округлая грудь ее болезненно сдавилась, и пальчиками нежно водила по влажному лицу. Облизнула палец. Он оказался соленым.
– Ты что, плачешь? – поразилась она.
– Странный получился день, – стесняясь, Антон спрятал лицо на ее коленях, с трудом выравнял сбившееся дыхание. – За один вечер я потерял лучшего друга и нашел тебя.
– Как потерял? – не поняла она.
Но Антон лишь махнул рукой:
– Не хочу об этом. Ты со мной, и ни о чем больше не хочу.
Он почувствовал заминку, встревожился. Шутливо взметнулся над подушкой:
– Только не вздумай врать, что ты меня больше не любишь!
– Почему? Люблю, наверное, раз ты здесь. Но… Мы повзрослели. У каждого появились свои планы. Понимаешь, Антошка, – она придвинулась, – мои планы года два как определились. Говорят, надо следовать призванию. Еду поступать в консерваторию.
– Как это? Когда?!
– Через месяц вступительные.
Антон почувствовал, как восторг внутри сменяется тяжелым, саднящим предчувствием.
Лидия порывисто обхватила его:
– Господи! И зачем ты появился так не вовремя! Все было размеренно, выстроено. Даже жених в Москве образовался. А вот встретила опять тебя и – что? Всё на излом?
Она встряхнула смолью волос, отбрасывая печальные мысли. – И кто у нас жених? – Антон подобрался.
– О! Куча достоинств. Москвич с отдельной квартирой, офицер, слушатель Академии, папа вице-адмирал.
– Тогда это просто счастливый лотерейный билет.
– Родители тоже так считают. Так что жених как раз очень даже ничего. Вот невеста ему дура попалась, – почувствовав, что Антон вот-вот сорвется, Лидия прижалась к нему. – Как говорит мамочка, не умеет ценить того, что в руки идет. Бог с ним! Давай не будем сегодня о грустном, – она через силу засмеялась. – В конце концов, что наше, то наше. Между прочим, я была на прослушивании в Гнессинке у знаменитого профессора. Он говорит, что у меня все данные стать классной скрипачкой. Очень точные движения. Смотри, невежда!
Лидия вскочила на колени. Всё еще стесняясь, обернулась наспех атласной простынью и, будто дирижер палочкой, взмахнула кистью руки, которую Антон перехватил и прижал к губам.
– Что значит "классной"? Великой! – возликовал он. – Ты обязательно станешь великой скрипачкой. А я буду приезжать к тебе в Москву, сидеть на твоих концертах и – посылать флюиды. Да что там? Я тебя сам натаскаю для вступительных!
– Ты?! – она хихикнула.
– А то! Не хватало еще какому-то профессоришке передоверить. Да чего откладывать? Прямо сейчас и начнем репетировать.
Он подбежал к столу, на котором в раскрытом футляре лежала скрипка.
– Осторожно! – вскрикнула Лидия.
– Не боись. Хоть и свинья свиньей, но порядок знаем, – Антон аккуратненько извлек скрипку, двумя пальцами – смычок, и все это с поклоном поднес юной скрипачке.
– Вздумаешь хихикать, прибью, – предупредила она, пристраивая скрипку на плече.
– Ни боже мой! – заверил восхищенный Антон, неотрывно глядя, как тронутый скрипкой атлас медленно сполз с плеча, обнажив примятую грудь. Он подобрался ближе и, не в силах удержаться, втянул губами сосок, тут же набухший во рту.
Скрипка издала короткий стон.
– Не отвлекайся, – потребовал строгий педагог. – У нас на репетиции всего месяц.
* * *
На другой день, когда Антон позвонил Лидии, трубку подняла ее мать. Нарочито строгим голосом она сообщила, что Лидушка срочно уехала в Москву – готовиться к вступительным экзаменам. Никакой информации ни для кого не оставила и вообще просила домогательствами не отвлекать.
По краю пропасти
Вика проснулась от электрического света, что лазером буравил веки, и от какого-то поскрипывающего звука. Неохотно приоткрыла глаза. От изумления пробудилась. За столом при свете настольной лампы, неловко прикрытой наволочкой, в наброшенном, бахромящемся от старости халате вполоборота сидел Иван Листопад и увлеченно, не отрываясь, писал, – скрипучим своим, перешедшим от отца пером.
Не веря себе Вика скосилась на прикраватную тумбочку, – будильник показывал шесть сорок утра. Между тем только в полвторого ночи они добрались до Перцова, и еще с час пьянющий Листопад "чертил" по аспирантскому этажу, требуя объявить всеобщую побудку, – дабы представить невесту. Лишь под предлогом запрятанной бутылки коньяка ей удалось затащить его в комнату и кое-как уложить. И то пообещав, что ляжет следом. Через десять минут он уже спал, оглашая комнату тяжелым храпом упившегося человека.
И вот спустя всего четыре часа опойка не было в помине, а за столом сидел сосредоточенный, углубленный в свои мысли ученый. Вика тихонько поднялась с кровати, заглянула через плечо. Под левой рукой Ивана лежала перевернутая исписанная стопка листов, – следовательно, поднялся он не менее часа назад.
– Энбиэй – это просто фантастика, – пробормотала она.
Иван обернулся с видом человека, возвращаюшегося от сладкого забытия. Был он совершенно, неправдоподобно свеж.
– Викуля! Дружище! – он рывком усадил ее к себе на колени.
– Ванечка! Как же это? Когда ж ты спишь?
– В могиле отосплюсь.
– Тьфу на тебя. Ты хоть помнишь, что мы до Перцова на экскаваторе добирались? Осинцев не уместился, так ты его в ковш запихал! Так и ехал, – Вика залилась смехом. Посерьезнела. – Да, какой-то чернявенький собирался утром в ректорат жаловаться. Ты его пидором обозвал.
– Та пошли они все, подголоски! – отмахнулся Иван. – Вот защищу докторскую, тогда хрен кто из них до меня дотянется.
Вика с уважением дотронулась до исписанной стопки.
– Ванечка! А о чем твое исследование?
– Исследование-то? Да как тебе сказать? Вот есть комбайн, а в нем … Сейчас растолкую наглядно, – Иван подхватил чертеж, намереваясь подробно прокомментировать сделанное им открытие. Но столкнулся с испуганным взглядом безнадежного гуманитария, усмехнулся и ограничился предельно кратким, доступным собеседнице объяснением. – Короче, это такая загогулина, которую никто не видит. Но на которой я сам стану доктором и дети мои кандидатами. Наши! – поправился он.
– Ванюшка! Ты это и впрямь всерьез? – Вика задохнулась счастливо. – Так же нельзя, – то ни словом, ни намеком. То – вдруг вспыхнул и – будто пожар, – давай все разом. Разберись в себе сначала.
– Разобрался! Сегодня же идем в загс.
– Но, Ваня, мы даже не обсудили. Мне ещё училище заканчивать. Потом, где жить, например, будем?
– Да хрен его знает! – Листопад беззаботно смахнул ее с колен, поцеловал, очумелую. – Что ты всё с глупостями? Не пропадем. С милым рай и в шалаше, если милый атташе. А я, так думаю, скоро буду покруче. И вообще не порть праздник. Где паспорт?!
– Дома, конечно.
– Берем мой, – он метнулся к брошенному на продавленный стул пиджаку. – Антона свидетелем. Хотя… Мы их с Лидкой тоже обженим. За компанию. Шоб нескушно было. Свадебную комсомольскую групповуху организуем! А? Какова идейка?! Грохнем почином! С райкома под это дело деньжат выбьем! Представляешь, с Вадички?! – он захохотал, довольный, вывалил на стол пачку документов.
– Фантазер ты, Ванюшка! Всё у тебя не как у людей. Может, за это я к тебе и приросла? Любишка мой.
Она прервалась. Лицо Листопада посерело. От возбуждения не осталось и следа.
– Что? Потерял паспорт?
– Паспорт? Похоже, что хуже. Хотя и паспорт тоже! – он вновь принялся шарить в карманах пиджака, так что послышался треск сукна, обшарил брюки, беспомощно оглянулся вокруг:
– Ты не помнишь, я нигде?…