* * *
К вечеру следующего дня Николаев и Галушкин вернулись из колхоза 50-летия СССР. Виктору Арсентьевичу не повезло. Никаких новых доказательств кражи зерна он не добыл. Больше того, агент, сообщивший о краже, вдруг "пошел в отказ": заюлил, будто услышал с чьих-то слов. Получив по морде, признался, что просто хотелось выпить.
Зато Галушкина ждала удача. Удалось найти подтверждение сразу двух краж: витаминной муки на сорок семь рублей и пятидесяти листов шифера на сумму пятьдесят шесть рублей 47 копеек. Не ахти, конечно, но в комплексе – образовалась система. Что и требовалось доказать.
Кроме того, настырный Галушкин разыскал двух очевидцев, подтвердивших, что Негрустуев и прежде приворовывал колхозное зерно прямо из хранилища. Правда, один из них, хотя и видел Негрустуева с полным мешком, но никак не у амбара, а скорее возле собственного дома. А другая свидетельница – страдающая бессонницей старуха – действительно углядела как-то мужскую фигуру, вытягивающую что-то в сумерках из дыры амбара, вот только лица не разобрала. На вопрос Галушкина, а не был ли то ее сосед Негрустуев, старуха, пожевав губами, ответила: "А кто его знает? Может, и он. Мужики нынче все воры пошли". Мелкую эту неувязку Галушкин успешно разрешил, слегка подредактировав фразу в протоколе допроса: "Мне показалось, что это был мой сосед, известный ворюга Негрустуев".
На другое утро Галушкин отправился в изолятор временного содержания, дабы добиться признательных показаний.
Увы! В отдел Пал Федосыч приехал под вечер крайне расстроенный. Безысходно теребя длинный пористый нос.
Негрустуев на удивление легко и даже охотно подтвердил факты кражи шифера и витаминной муки. Причем рассказал в подробностях, будто был доволен случаем хоть чем-то порадовать симпатягу-капитана. На скотном затеяли выгружать машину шпал прямо на втоптанные в навоз листы шифера. Часть успел спасти. Витаминную муку собрал на АВМ из невывезенных остатков. Но как только Галушкин переводил разговор на главное, – зерно, скулы его цепенели и взгляд делался колючим. Даже представленные новые, увесистые доказательства – показания соседей, хоть и поразили подозреваемого, но не изменили позицию – зерна не крал.
– Так не дурак, поди, – с притворной бодростью прокомментировал Николаев. – Понимает, что за мелкую кражонку лишения свободы не дадут, а признается в зерне, – сидеть-не пересидеть. Вот и косит под раскаявшегося.
Впрочем произнес он это больше, чтоб разрядить нависшее молчание. На самом деле стало ясно главное, – машину зерна, с которой всё закрутилось, Негрустуев не крал.
* * *
В кабинет начальника райотдела Александр Константинович Шмелев вошел как обычно без доклада и выложил папку с уголовным делом, поверх которой лежали несколько отпечатанных документов.
– Подпиши, – потребовал он.
– Что это? – Звездин кончиками пальцев не читая отодвинул подложенные листы.
– Постановления об освобождении Негрустуева из ИВС и о прекращении дела. Зерно он не крал. Да и остальное – один мираж.
Брови Звездина приподнялись домиком – неприязненно-недоуменно:
– Жалостлив ты, Шмелев, не по должности. Может, и был мираж. Только теперь он уже, это самая, заборчиком из доказательств окольцован. Зерно в подсобке, показания кладовщика, косвенные свидетельства соседей, сюда же – шифер, мука. Осталось колючую проволоку пропустить, что суд и сделает. И будет ему полная реальность – нары на зоне.
Шмелев вспотел.
– Погоди, у нас был уговор о трех сутках. А припаять парню ни за что ни про что "пятерик", жизнь поломать, я не подписывался. И постановления об аресте писать не стану.
– И не пиши, – неожиданно легко согласился начальник отдела.
Шмелев вскинул голову и наткнулся на ехидный взгляд.
– Всё, что нужно, голуба, ты уж сделал. Дальше другие доведут, – Звездин подтянул к себе папку, придавил локтем. – Материалы о краже семенного зерна забирает прокуратура области для соединения с делом модельщиков.
Сдерживаться более Звездин не мог. Голос его задрожал от распирающего торжества.
– Вчера арестована группа частнопредпринимателей, именующих себя модельщиками. При допросе показали, что четверть от каждой получаемой суммы… – Звездин сделал паузу, набрал воздуху, – передавали лично в руки ректору сельскохозяйственного института Ивану! Андреевичу!! Листопаду!!! Завтра же взяточнику Листопаду будет предъявлено обвинение. Вот так-то справедливость торжествует.
– Ну, это ваши игры, – Шмелев безразлично повел плечом. – Но Негрустуев-то вам зачем?
– Как это зачем? – удивился Евгений Варфоломеевич. – Забыл, с чего начинали? Разоблаченный арендатор – это тебе не какой-то завмаг. Хуть и тухленькое хищеньице, а – налицо. Это и в райкоме отметят. И ваще, модельщики у него жили? Жили. Тоже наверняка не за так. Тут еще разобраться надо насчет причастности. Нет ли в его действиях укрывательства или того хуже. Негрустуев этот, как выяснилось, – Звездин доверительно пригнулся, – давним дружком Листопаду оказался.
Именно последняя фраза прозвучала в его устах самым тяжким обвинением.
Шмелев неловко кивнул, поднялся, потянулся к ручке двери.
– Да, насчет тебя, – услышал он в спину. – Сдавай дела Николаеву. Как и обещал, идешь на повышение.
И с немыслимой интонацией, от которой Шмелева перетряхнуло, добавил:
– Заслужил, голуба!
* * *
Александра Яковлевна Негрустуева беспрестанно покачивалась, примостившись на кончике стула. Полы домашнего халата распахнулись, обнажив дрябнущие икры. Но она не спешила оправить его, как прежде. Впервые за последние годы ощущала она себя не холеной властительницей, а обычной стареющей бабой.
Узнав об аресте сына, Александра Яковлевна позвонила Листопаду. Увы! На несколько дней уехал по хозяйствам области. Телефона для связи секретарше не оставил. Она бросилась по знакомым. Всем говорила одно и то же. Налицо явная ошибка. Какой из Антона вор? Дурак – да! И давно. Но чтоб вор! Надо срочно разобраться.
Ей обещали выяснить, похлопотать. Но дозвониться во второй раз уже не удавалось. Она поехала напрямую к начальнику Пригородного РОВД. Глядя ей в лицо рыбьими глазами, тот с видимым удовольствием отчеканил, что помочь не может, так как речь идет о серьезном преступлении. И вообще – надо было меньше сидеть по президиумам, а больше времени уделять воспитанию собственного сына.
Прокурор области, с которым Александра Яковлевна заседала в одной депутатской комиссии, принять ее отказался.
Она металась по квартире, бессильная помочь сыну, который почему-то представлялся ей не взрослым мужчиной, а прежним ребенком, что называл ее маменькой и любил вскарабкиваться ей на колени.
И вот это-то нежное, доверчивое существо сидит сейчас в тюремной камере, наверное, напуганное и совершенно беззащитное. А она, мать, не в силах ему помочь.
Она застонала.
В дверь позвонили. Александра Яковлевна вскочила.
На пороге стояла девушка с длинными смоляными волосами.
– Простите…Я насчет Антона, – пробормотала она сдавленно.
Александра Яковлевна пригласила гостью в проходную комнату, махнула рукой на кресло. Но та осталась стоять.
– Ну?
– Я Лидия, – произнесла девушка. – Антон вам обо мне… ничего?
– Много у него всяких. Всего не упомнишь, – грубовато отреагировала Александра Яковлевна. – Ты с чем пришла-то?
Крылья тонкого носа визитерши обиженно затрепетали, зубки обхватили нижнюю губу.
– В общем-то… Просто хотела узнать адрес.
– Адрес? – заинтересовалась Александра Яковлевна. – Чего ж он сам тебе его не дал?
– Мы несколько лет как расстались. Я уехала в Москву в консерваторию.
– Замужем, гляжу? – Александра Яковлевна разглядела колечко на безымянном пальце.
– Уже и сама не знаю.
– Ишь как. Стало быть, муж не тот подвернулся. И ты вспомнила о моем сыне? – Александра Яковлевна отчего-то обиделась за Антона.
– Всегда помнила.
Александра Яковлевна не поверила.
– Прыткие вы больно, нынешние. Накрутите-навертите. А в сущности – распутство. Сегодня один, надоело – другой. С чего ты взяла, что Антон-то тебя ждет не дождется?!
– Я не знаю. Я просто хотела адрес, – голосок ее зазвенел. – Это можно понять?! Не хотите давать, не давайте. Просто скажите, что приходила. А впрочем и этого не надо!
Она выскочила из квартиры.
– Еще одна финтифлюшка, – заключила Александра Яковлевна.
На другое утро она прорвалась в кабинет к председателю облсовпрофа Фирсову. Взбешенная неудачным визитом в милицию, несколько взвинченно потребовала вмешаться и защитить ее сына.Фирсов встретил ее сочувственно. Но помочь отказался категорически, – не то время, под самим кресло качается.
При виде отступничества человека, в покровительстве которого была уверена, Александра Яковлевна совершенно потеряла контроль над собой и пригрозила обратиться непосредственно в министерство. В конце концов она номенклатура Москвы.
На что Фирсов отреагировал предельно жестко: конечно, председатель обкома профсоюзов химиков – немалая должность, особенно для женщины. Но у нас в резерве хватает других передовиц производства.
Впервые Александре Яковлевне указали на её истинное место.
Иван Листопад как локомотив перестройки
Иван Листопад, не зная, куда себя деть, расхаживал по пустой пятикомнатной квартире. Вообще-то он собирался в эти дни навестить беременную жену, по которой скучал и даже подумывал забрать к себе. Но опередил внезапный звонок дядьки.
Месяц назад Петра Ивановича убрали из Академии. Прокололся матёрый аппаратчик. В кои веки пошел против линии. Застрелился его дружок – ученый-винодел, – в азарте борьбы с пьянством и алкоголизмом "влегкую" порубили сортовой виноград, который старый селекционер выращивал более двадцати лет. На очередном партактиве возмущенный Петр Иванович не удержался, вылез с вопросом: до каких пор будем вместо создания нового уничтожать накопленное поколениями? Вот и подловили. Раз такой умный, хватит разглагольствовать. Бери под начало институт и – делом доказывай приверженность принципам перестройки. Так сказать, поверь гармонию алгеброй. Назначение Петр Иванович получил для аграрника совершенно неожиданное – директором ВНИИ радио и электроники. Очевидно, принимавшие решение рассудили, что человек, поднаторевший в методике руководства наукой со стороны советско-партийных органов, сумеет возглавить любое направление.
Но звонил дядька не с тем, чтоб поплакаться. Такого в его характере не водилось. Предупредил, что над самим Иваном сгущаются тучи. Из ЦК партии поступило неожиданное указание провести комплексную проверку Перцовского сельхозинститута.
Дядька зря паниковать не станет. Да и сам Иван прекрасно понимал уязвимость своего положения. Решение об эксперименте, так лихо пробитое им на съезде комсомола, осталось бумажкой, – статьи в бюджете под него так и не выделили. Потому, чтоб обеспечить финансирование научных разработок, Ивану пришлось изворачиваться, создавая полулегальные артели. Само собой, за услуги расплачивались наличными. Так что, случись что, доказать, что получаемые деньги шли на нужды института, а не клались в карман, Иван бы не смог. Он попросту ходил по лезвию ножа.
Поэтому, узнав об опасности, немедленно перезвонил Балахнину. Хотел попросить прояснить подоплеку, – за прошедший "московский" год Юрий Павлович крепко оброс связями.
Увы! Балахнин укатил в Сочи – в санаторий ЦК.
Иван призадумался.
Заголосил телефон.
– Ваня, ты?!
От неожиданности он задохнулся, – так давно не слышал голоса Вики.
–Слава Богу, что дома! Иван! Антона арестовали… Ты слышишь?!
– Да. Что на сей раз натворил?
– Не поняла толком, – что-то с зерном.
Иван выругался:
– Доперестраивался, спаситель отечества! Предупреждал ведь, – не лезь, затопчут!.. Ладно, порешаю.
– Не, не, подожди, я не с этим… То есть это не главное. В смысле не только это, – Вика перевела дыхание. – Иван, там еще каких-то модельщиков арестовали, что у него жили. И они при аресте на тебя показали, что давали деньги. Ты слышишь?!
– Да-а, – выдавил Иван. Он ощутил неприятный озноб: нашли-таки, как к нему подобраться. – А ты собственно, откуда узнала?
– От Вадима Непомнящего. Он от меня разговаривал по телефону с прокурором. Я случайно услышала.
– От кого?! – Листопад взвился. Как с ним часто бывало, неконтролируемая ярость накатила внезапно. – Так вот, передай своему Вадичке: хрена лысого у вас выйдет! Привлечь меня без согласия облсовета нельзя. А там половина депутатов мои корешки, начиная с Фирсова. Так шо замучаются меня под взятку подводить!
– Не замучаются, – холодно отбрила оскорбленная Вика. – Облпрокуратура направила запрос о лишении тебя депутатской неприкосновенности, и на завтра срочно собирают внеплановую сессию. Из президиума Верховного Совета выехал представитель. Так что – проголосуют как миленькие. Да и Фирсова твоего то ли снимают, то ли сняли, – не разобрала. В общем, пока не поздно, уноси ноги, – сдавленным, на грани взрыва голосом произнесла Вика. – Кстати, на днях тоже замуж выхожу. Так что, считай, попрощалась. В ухо Ивану забила дробь частых гудков. Он озадаченно положил трубку.
Надо же – Верховный Совет подключили. Значит, атака и впрямь пошла нешуточная, на уничтожение. И главное, времени подготовиться не оставили. При таких темпах могут уже завтра в кутузку упечь! А там не спеша грязи нагребут. Теперь выбора нет, – надо срочно лететь в Сочи к Балахнину. Если у него есть хоть какая-то возможность помочь, поможет, – среди тех, кто подкармливался возле Ивановых коммерческих проектов, Юрий Павлович Балахнин стоял с самой большой ложкой.
Листопад зло усмехнулся, потому что понял, что после Викиного сообщения о модельщиках ни разу не вспомнил об арестованном Антоне. Ничего. Спасая себя, спасет и этого блаженного.
Иван подбежал к серванту, вытащил пачку денег, паспорт, вызвал такси.
Что-то он не то брякнул Вике. Ведь звонила-то предупредить. И – что-то еще в конце. "Замуж? – до Ивана наконец дошла последняя ее фраза. – За Непомнящего, что ли?"
После женитьбы о прежней невесте Иван вспоминал нечасто и как-то отстраненно, будто о выдранном зубе. Но теперь при мысли, что Вика вновь сошлась с Вадичкой, Ивана отчего-то прошиб пот.
Не раздумывая, набрал номер ее домашнего телефона.
Вика оказалась дома.
– Ты шо, за Вадичку собралась?
– Тебе-то какое дело?
– А я как же?
– Ты?! – поразилась Вика. Голос ее наполнился прежним ехидством. – Так ты как будто на минуточку женился. И даже, говорят, детишки скоро пойдут.
– Так шо с того? Со всяким бывает.
– Слушай, Ваня, – Вика недобро развеселилась. – У тебя, похоже, в мозгах реле заклинило. Я тебе позвонила по старой памяти, чтоб успел монатки собрать. А за кого я выхожу замуж, это давно не твое дело.
– Шо значит?!.. А как же мужская ответственность? Я должен знать, кто он. Не могу ж я любимую женщину отдать какому-то негодяю. Так кто, Вадичка опять подсуетился?
– Успокойся, другой. Вадиму отказала. Хотя приезжал он как раз уговаривать.
– Это хорошо. Значит, вкус еще не окончательно потеряла. Только гляди, не торопись сразу в постель. Выдержи его, выдержи! А то попадется мурло вроде того же Вадички. Тут сперва разобраться надо.
– Уже разобралась, – мстительно бросила Вика. – Мама, я щас иду! – раздраженно бросила она в глубину. – Всё, Ваня, давай заканчивать. Прошла любовь, зачахли розы. У меня теперь своя жизнь.
– Шо значит своя?! – взбеленился Иван. – Какая еще на хрен своя?! А я? Всё, что было, – зачеркнуто? Так, что ли?! Ну, отвечай.
– Ваня, но мне же тоже надо устраиваться, – она вдруг неуверенно хихикнула. – Ты подумай, я еще и оправдываюсь!
– Потому шо виновата! Вот ответь: ты его любишь? Да или нет?
– Ваня, иди к черту! Твой бы темперамент да в мирных целях.
– Нет, только прямо: да или нет? Тогда повешу трубку.
– Не-ет! И не хочу больше никого любить. Меня пусть любят, пылинки сдувают. А я в этот детсад отыгралась… Мама, могу я поговорить?!…С дед Пихто!.. Всё, Ваня. Вот передо мной подвенечное платье и билет на поезд – на вечер. Я уезжаю в Омск к жениху. Он у меня нежный и сексуальный.
– Какой еще?…Да ты проститутка! – прогремел Иван. Короткие гудки были ему ответом.
– От падлы бабы! На всё готовы, лишь бы побольней! – Иван матюгнулся. Тело его подалось вперед. Руки с силой обхватили подлокотники кресла. Вскочив, крупными шагами заходил по комнате. Он искренне чувствовал себя брошенным.
Вновь зазвонил телефон, – такси ждало внизу.
Что ж, в самом деле, – счет пошел на часы.
– На вокзал, – неприязненно бросил Листопад, усаживаясь в машину. Его непрерывно потряхивало, губы что-то шептали, и с них то и дело срывался мат, заставляющий водителя встревоженно коситься.
– А вот хрена ей, а не замуж! – вдруг прорычал Иван. – Сворачивай к мосту.
– Куда именно? – уточнил водитель.
– На кудыкину гору! Замуж она захотела. Я вам устрою адскую свадьбу. Пошел, сказано!
Машина, понукаемая беспокойным пассажиром, рванула с места.