Сергей безуспешно искал взгляд девушки, но та упрямо смотрела себе под ноги. Сергей подошел к ней, опустился рядом на колено. Искательно заглянул в лицо.
– Анжелочка! – мягким, прерывающимся голосом произнес он. – Ты ведь знаешь, дороже тебя у меня никого. Но, может, тебе самой так лучше? Ведь всё разом потеряешь! А что я дам взамен?..Я, конечно, сделаю, что смогу. Но…
– Пошел вон! – обессиленно пробормотала девушка.
– Ты всё не так поняла! – Сергей оскорбленно вскочил. – Я же о тебе только… Одно твоё слово!..
– Тебе ж сказано, – пошел вон! – Листопад грозно поднялся. – Или проводить?
Наступая на пятящегося жениха, выдавил его в прихожую. Ткнул в джинсу:
– Тоже, поди, на мои "бабки" куплено. Ладно, хрен с тобой, дарю. А вот ключ верни на базу.
Заторможенный и униженный, Сергей принялся копаться в карманах. Скосился на гостиную.
– Так когда мы могли бы?… – сдавленно произнес он.
– Шо могли бы? – Иван отобрал ключ.
– Ну, вы ж предлагали… – он умоляюще показал глазами на кресло, за которым на полу затих предмет торга. Испуганно вздрогнул, – Иван раскатисто, привлекая внимание Анжелы, загоготал.
– Ишь каков бойкий Сергунчик оказался! Чистый сутенёр. Втянулся, похоже, за чужой счет жить. А за шо тебе давать? Я предлагал, шоб отступился. А ты ж не отступился. Это тебя послали. Стало быть, отступного не заслужил. Анжелк! А може, пожалеем, дадим чего-ничего на трамвай?!
– Гады, – сдавленно донеслось из гостиной.
– Слышал? Стало быть, не судьба, – Иван сожалеюще пожал плечами. – Так шо, пшел вон, гнида!
Короткая возня. Дверь захлопнулась.
Вернувшийся Иван подсел к рыдающей Анжеле.
– Полно тебе. Все они нынешние такие.
Теперь он чувствовал к оскорбленной, униженной девушке жалость и нежность. Приобнял. Под его рукой она выжидательно затихла.
– Вот и славно. Вот и снова вместе. Уж я-то тебя не обижу. Завтра покажу, какое колье привёз, – беспорядочно оглаживая плечи Анжелы, бормотал Иван. И уже, сопя, в нетерпении стаскивал с нее халат.
На амбразуру!
С возвращением Ивана Листопада деловая жизнь в институте забурлила.
Антон занялся технической подготовкой к аукциону.
Воспрянувший Петр Иванович, как и было договорено, беспрерывно ездил по банкам, выбивая кредит. Так что вскоре вся Москва знала, что директор ВНИИ РЭС повсюду ищет денег для выкупа собственных акций. И, кажется, готов согласиться на самые унизительные условия.
Листопад же, назначенный первым заместителем Гендиректора, взвалил на себя всё остальное.
Для начала сосредоточился на изучении финансовых документов.
Уже на следующий день, к отчаянию Петра Ивановича, он лишил его главной опоры, – уволил зама по финансам. И, странное дело, вдруг оказалось, что аренда – вещь все-таки прибыльная. При этом по этажам Иван не бегал и публично не матерился. Просто выложил перед арендаторами суммы недоплат и кротко разъяснил, что, дабы не потерять веру в человечество, ничего не хочет слышать об "откатах", что до него здесь практиковались. Но тем, кто через неделю полностью не погасит задолженность, охрана перекроет вход в здание. А потом бегайте по судам, сколько дыхалки хватит. Так что – с пионерским приветом!
Пересохшее русло начало заполняться влагой, а вскорости в институтскую кассу по нему побежал резво журчащий, золотоносный ручеек.
Сотрудники приободрились. С теми же, кто нешуточно нацелился любыми способами уехать из России, Иван от имени института заключил договор, – они заканчивают свои темы. А по достижении результата институт помогает им оформить гранд, выделенный для российских ученых, в которых заинтересованы США. И уезжают не мойщиками окон, а высокооплачиваемыми научными сотрудниками в элитные учреждения.
После этого захиревшая с голодухи научная мысль забила ключом.
* * *
Всё шло бы расчудесно, если бы не сам Иван. Истомившийся без любимой и вновь обретший ее, он жадно, забыв обо всем, бросился наверстывать упущенное. Почти в открытую перебрался жить к Анжеле. Дома, к отчаянию Таечки, появлялся урывками. Встречаясь в институте с дядькой, обсуждал неотложные дела и к вечеру, боясь расспросов и упреков, поспешно исчезал до следующего утра.
Петр Иванович до поры отмалчивался. Но было заметно, как накапливается в нем обида и как всё труднее сдерживать ему нарастающее раздражение. В конце концов неизбежное произошло, – недовольство выплеснулось наружу.
В один из вечеров, отпустив участников планерки, Петр Иванович предложил Ивану задержаться. Поняв, о чем пойдет речь, Иван подобрался.
Какое-то время тяжело молчал и дядька. Достав коробок, он зажег спичку и принялся перекатывать меж пальцев. Оба неотрывно следили, как догорает слабеющий огонек.
– У Таечки вчера нервный приступ случился, – сообщил Петр Иванович. – Пришлось "скорую" вызывать.
– Не знал, – буркнул Иван. – Сегодня заеду.
Неудачная эта фраза будто освободила Петра Ивановича от привычной деликатности, дотоле мешавшей объясниться.
– А откуда тебе знать?! – внезапным фальцетом выкрикнул он. – Ты ж дома не бываешь. Полтора месяца как вернулись. Сколько раз ночевал? А у меня не костылёвская ночлежка. Тут семья твоя!
– Дядя Петь! – умиротворяюще пробормотал Иван.
– Я тебе не дядя Петь! Я тебе сейчас отец жены твоей. Знаю: завёл бабу. И понять могу, – кто без греха прожил? Но что ты-то творишь? В открытую. На разрыв. Она и без того сына потеряла. Или забыл, чем всё чуть не кончилось в восьмидесятых? Хочешь чтоб как с моей женой?!..
Он прервался. Боясь привлечь нечистую, испуганно поплевал через плечо.
– Перекрестись ещё, – дерзко посоветовал хмурый Иван.
Старый атеист не медля истово перекрестился.
– Ещё? Или хватит? – мрачно вопросил он. – Что хошь сделаю, чтоб дочь в обиду не дать. Никому не дать! И без того исстрадалась.
Он перевел дыхание.
– Влюбился я, дядя Петь, – через силу признался Иван.
– Если б еще без любви, так вовсе б поганец был, – дядька жестко прищурился. – Но мне на твою любовь растереть. Дочь дороже. А ей, чтоб в себя прийти, надо либо опять с тобой, охломоном, к которому присохла, либо уж разом знать – нет тебя и больше не будет. Так что выбирай.
– Может, и впрямь ей лучше без меня? – робко протянул Иван.
– По мне, куда лучше. Беда, что она так не думает. Всё надеется. Но если собрался уходить, то совсем. Отовсюду. Был и – нет!
– Отовсюду – это что?.. Никак из института гонишь?
– Гоню! – отчеканил Петр Иванович. Угадав по ивановой усмешке, что тот собирается сказать, опередил. – И денег мне твоих не надо.
– Да без моих денег из-под тебя институт выгребут, – напомнил Иван. Со скрытой угрозой.
– Пусть! Что будет, то будет! Раз станешь чужим, отходи в сторону.
Иван опешил, – такого поворота он не ждал. Тон Петра Ивановича не оставлял сомнений в его решимости исполнить угрозу.
– У меня в моторе, похоже, керосину совсем немного осталось, – Петр Иванович потыкал себя в область барахлящего сердца. – Но что осталось, то пущу ей на обогрев. Рассчитывал на тебя, думал, новых внуков нарожаете. Притретесь. Но раз нет, так нет.
Голос его подозрительно задрожал. Боясь выказать слабость, он прервался, выхватил новую спичку и, казалось, погрузился в созерцание огня.
Иван испытующе прищурился.
– Эх, дядька, дядька, – он укоризненно помотал головой. – С чего ты взял, шо я-то козлом в эмпиреях любви скокаю и ни о чем не думаю? Тоже, знаешь, не всякую ночь сплю. И что рвать с ней надо, понимаю. Тем более, куда вы без меня? Но – трудно. Иной раз совсем решусь. А у самого вот здесь пульсировать начинает, – он ткнул в шейную вену. – И – отступаюсь. Понимаю, шо пока она рядом, рано или поздно, опять сорвусь.
– Может, денег дать, да и пусть из Москвы… – встрепенулся Петр Иванович.
– Прикидывал, – согласно покачал головой Иван. – Куда-нибудь, шоб самому не добраться. В Штаты или в Канаду. Я уж подумал, нельзя ли в какое-нибудь представительство от Академии наук. Да к тебе с этим неловко было подходить.
– Сама-то захочет?
– Уговорю. Какая русская девка, если с визой помочь, от Америки откажется?
Петр Иванович решительно поджег весь коробок. Прищурившись, оглядел блудного зятя.
– Раз так, готовь документы. Через пару недель отправим твою зазнобу. Пару недель тебе хватит напоследок натешиться? Тайке, так и быть, скажу, что в командировку тебя отослал.
Иван благодарно сжал дядькино плечо. Поднялся, прощаясь. Внезапно нагнулся к уху.
– А насчет, кому сколько осталось, так ты еще, глядишь, на моих похоронах порыдаешь.
Озадаченный Петр Иванович проводил племянника обеспокоенным взглядом.
– Тьфу на тебя, – пробормотал он. Убедившись, что кабинет пуст, на всякий случай пару раз перекрестился, – уже привычной рукой.
* * *
Из таинственной командировки Листопад вернулся почерневшим, будто резко "завязавший" алкоголик, и – неожиданно переменившимся. Теперь всё свободное время он проводил с женой, словно задавшись целью восполнить ей то, чего лишил после возвращения на Родину.
Петр Иванович, видя счастливые глаза дочери, самодовольно оглаживал подбородок.
* * *
Меж тем наступил июль. А с ним подоспел аукцион.
События до удивительности точно развивались по сценарию, прописанному Иваном Листопадом. Будто судьба в него и подглядывала.
Петр Иванович оформил-таки кредит на два миллиона долларов. Инсайдеров имя Балахнина попросту распугало, потому никто из посторонних на аукцион не заявился. Зная это, "Конверсия", как и предполагал Иван, выставила для участия лишь одну компанию. И сумму, как оказалось, заявила едва ли не тютелька в тютельку по Листопаду – два миллиона пятьсот пятьдесят тысяч долларов. Когда вскрыли победную заявку института – два миллиона восемьсот тысяч, оторопели даже устроители аукциона. С извиняющимся, беспомощным видом смотрели они на потрясенных представителей "Конверсии". Те, оправившись от шока, само собой, бросились звонить. Но поезд ушел – аукцион состоялся.
На следующий день, прихватив выписанный вексель, Антон и Иван отправились в банковское представительство, где и был оформлен необходимый платеж. Вексель по возвращении до поры припрятали в сейф в кабинете Гендиректора, к которому имели доступ лишь оба Листопада. А еще через четыре дня деньги поступили на счет устроителей аукциона. Свершилось!
В институте воцарилось торжествующее веселье. Готовился банкет.
Петр Иванович пребывал в перманентном блаженстве. Ему хотелось вновь и вновь возвращаться к обстоятельствам чудесного спасения института и выслушивать похвалы в адрес гениального племянника.
А поскольку посвященных в детали было всего трое, то он взял за привычку под всяким предлогом заманивать к себе Антона.
Антон не обманывал ожиданий восторженного старика и с удовольствием нахваливал изворотливость иванова ума.
– Что изворотливость? – притворно возмущался Петр Иванович. – Ведь всем для дела пожертвовал. Вот что важно.
Вошедший внезапно Иван так и застал обоих в состоянии эйфории.
– Празднуете? – произнес он. – Тогда уж, чтоб поставить все точки над "и", – показываю фокус.
Он бесцеремонно залез в дядькин стол, достал ключ, вскрыл сейф, привычно засунул голову вглубь, вытащил наружу файлик с лежащим внутри векселем, любовно оглядел.
– Вот он, родимый. Внимание – фокус-покус стоимостью в три миллиона!
Дурачась, достал зажигалку, на глазах у Антона и дядьки поджег вексель, покрутил, давая огню заняться, и бросил догорать в пепельницу:
– Хоп! Был долг и – нет долга. Финита ла комедия. Восторженная публика, не слышу аплодисментов!
Антон зааплодировал, кивнул в сторону шкафа со спиртным.
– Присоединяйся. Такой фокус надо отметить.
– Не могу. Всю ночь за рулем ехать, – с сожалением отказался Иван.
– Дядя Петь, я институтский "Таурес" возьму?
– Почему собственно за рулем? – Антон присмотрелся к Ивану. Игривость спозла с его лица.
– Что-то случилось?
– Для меня ничего нового, – Листопад отрешенно опустился на подставленный стул.
– Сказку про аленький цветочек помните?
– Причем тут?.. – Петр Иванович в предчувствии дурной вести сжался. Иван успокоительно потрепал его по плечу.
– Не робей, дядь Петь. Цветочек уже у тебя. А мне пора к чудищу на разборки.
– Ванька, кончай дурить. Говори связно, – нервно потребовал Антон.
– Да я не дуракую. По возвращении из загранки у меня состоялся разговор с Торопой. Выкатил мне счет.
– Но мы ж со всеми рассчитались! – встревоженно вскинулся Петр Иванович.
– С ним нет! Скелеты в шкафу меж нами остались, – он через силу подмигнул Антону. – В общем я его уговорил об отсрочке до конца аукциона. Сегодня позвонил, – ждет в Киеве на разборки. "Стрелку" забил, понимашь.
– Даже не думай! К каждому бандюге ездить! – Петр Иванович выдернул из внутреннего кармана электронный блокнот. – Я в своё время кое-чем помог одному из правительства. Что-что, а ОМОН подключить в состоянии.
– Остынь, дядька, – Иван ласково отобрал блокнот. – Какой еще ОМОН? Вон мент сидит. Спроси его, чем ментовские вмешалки кончаются. И вас обдерут, и мне не помогут. В общем встречусь. Обговорим по деньгам. А если надумал радикально… – он прервался. Улыбнулся горько, – тогда достанут без разницы, шо там, шо здесь. Но жить, ныкаясь по норам, больше не хочу. Уж разрублю разом.
– Но почему ж раньше не сказал?! – возмутился Антон.
– А для чего вам знать надо было? – губы Ивана сошлись в жесткую полосу. – Шоб дядька по ментам да прокурорам припустил? И шо б хорошего с того вышло? Предъявить-то нечего. А шороху на всю Москву навел бы. И кто знает, чем бы тогда наш аукцион обернулся?А потом – ты-то понимаешь, что за "прижмуренные" долги меж мной и Торопой. Уж точно не для ментовских ушей.
Антон удрученно промолчал.
– Но почему в Киеве? – Петр Иванович кое-как собрал разбежавшиеся в панике мысли. – Зачем непременно на машине?
Иван нежно, с не принятой меж ними фамильярностью провел по седым, поредевшим волосам.
– В Киеве, потому что не мне диктовать. Может, они так страхуются. А на машине… – он продемонстрировал мобильный телефон. – После пересечения границы должен позвонить. На рассвете где-то на трассе и встретимся.
– В таком случае я с тобой, – объявил Антон.
– Остынь, – грубовато пресек его порыв Иван. – Если разберусь, то сам. А если нет, тогда тем более одного хватит. Лучше за дядей Петей пригляди. А то и впрямь в ментовку кинется.
Иван поднялся. Навис над дядькой.
– Как же это, Ванюш? – Петр Иванович, будто разом усохший, смотрел снизу вверх. – Это какая-то, понимаешь, ерунда.
– Ерунда и есть, – согласился Иван. – Делов-то, туда и обратно сгонять.
Петр Иванович засуетился.
– Насчет денег не скупись, – затараторил он. – Поскребем по сусекам. Найдем. А попробуют силой, припугни, что если за сутки не объявишься, всю Москву подниму. И – сразу звони. Слышишь? Как решится, тут же. Все равно спать не буду.
– Ла-адно, ладно. Ты главное – мотор не перегружай, – Иван напоминающе похлопал его по груди. – Сам помнишь, для кого нужен.
Он пылко, сильней, чем собирался, прижал к себе дядьку, через его голову поманил в коридор Антона и вышел.
Дождавшись приятеля, завел его в свой, соседний кабинет и запер дверь изнутри.
– В ближайшее время в институте появится Балахнин, станет предъявлять права, – объявил он. – Знай, у него фальшивка.
– Какие права? Какая фальшивка? – растерялся Антон.
– Сам поймешь. Сейчас нет времени, – Иван открыл сейф. Достал распёртую от документов папку. – Главное, что Балахнин просто так не отступится. Не вышло с аукционом, начнет банкротить. Рассказать тебе, как это делается?
– Не теряй времени на ликбез, – поторопил Антон. Он и сам знал, как балахнинские стервятники за бесценок скупают доходные предприятия.
Выискивается должок, пусть крохотный, тысяч на сто рублей. Долг перекупается на "бумажную", специально для этого созданную фирму. Фирма предъявляет иск с требованием оплатить. Предприятие оплатить готово. Но платить уже некому. Кредитор пропал. Пока его ищут, чтоб рассчитаться, время идет. Долг остается непогашенным. А когда истекают предусмотренные законом сроки, кредитор вдруг обнаруживается в арбитражном суде и требует объявить неплательщика несостоятельным должником. И в случае благосклонности суда преуспевающее, с многомиллионным оборотом предприятие в одночасье объявляется банкротом. А арбитражный управляющий назначается, само собой, по рекомендации того же кредитора.
– Да, схема у него отработана, – оценил Иван. – Только есть одно "но". Чтобы банкротить под себя и назначить своего управляющего, надо скопить долгов больше, чем у других кредиторов.
– Да нет у нас особенно долгов.
– А это что? – Иван потряс папкой. – Здесь аж на десяток миллионов скопилось. По поставкам, информобеспечению, неустойкам, – в общем сам изучишь.
– Какие десять миллионов? Какие неустойки? – ошалелый Антон принялся искать рукой стул. Нашарив, опустился. – Что ты опять замутил?!
– Времени мало, – Иван зыркнул на циферблат. Протянул папку Антону. – Унеси и спрячь подальше. Здесь всё грамотно, сам договоры готовил. Все на одну компанию. Институт перед нею в долгу как в шелку. Владельцы компании – дядя Петя и Таечка. Теперь понял?
Антон, сглотнув, кивнул.
– Так вот, Балахнин полезет буром. Начнет перекупать на себя институтские договоры, лишь бы вас на банкротство затащить. Не спеши, дай как следует потратиться. А уж когда по уши завязнет, выкатишь в суде эту папку, и всю процедуру возьмете под свой контроль. Институт спасёте. А заодно и Балахнина на "бабки" выставите. То-то взвоет!
Глаз Ивана мечтательно закосил.
– Почему ты так уверен, что Балахнин не отступится? – поразился Антон.
– Почему? Во-первых, у него принцип, – если в расход вошел, идти до конца. А он крепко вошел! А во-вторых, – физиономия Ивана растеклась в глумливой усмешке, – я ему сам посоветовал. Будет помнить!
– Как это сам? – Антон поперхнулся, – в горле пересохло.
– Всё, цейтнот! – Листопад, вновь зыркнув на часы, рывком поднял приятеля со стула на ноги. Встряхнул. – Дядьку и Тайку на тебя оставляю!
– Всего-то на день-другой! – Антон попробовал сплюнуть через плечо. Слюны не было и в помине, – от волнения пересохло в горле.
– Всего-то, – согласился Иван.
Когда Антон вернулся к Петру Ивановичу, тот закостеневшими пальцами нервно, не попадая на кнопки, перелистывал файлы в электронном блокноте, перебирая фамилии тех, к кому мог бы обратиться. Беспомощно отбросил. – Господи! – слезящийся его взгляд остановился на Антоне. – Что ж мы за страну-то сотворили, что академику от бандитов спасения искать не у кого?