Самолёт на Кёльн. Рассказы - Евгений Попов 3 стр.


В одном славном сибирском городке, которых много в Сибири, есть славный краеведческий музей, которых немного меньше в Сибири.

Это – трехэтажный каменный дом, выстроенный при царизме купцами и мещанами под руководством интеллигентов.

И другой дом – возведенный уже при Советской власти.

Оба дома соединяются остекленной галереей, и оба дома полны чудес.

Чего тут только нету! И каменные бабы, и стрелы, и скелеты, и птичек различных чучела, и наряды, и побрякушки, и какие-то значительные горшки. Чего тут только нету!

А во дворе у них – флигель. Там за утепленной дверью сидит угрюмый человек в кирзовых сапогах. На столе он имеет беспорядок: бумаги, чугунная пепельница в виде нескромной девы, папиросы "Беломорканал" и от папирос же – окурки.

То сидит за столом директор музея – громадный энтузиаст своего дела, а сам по себе – бывший геолог, закончивший в свое время Московский геологоразведочный институт имени С. Орджоникидзе.

Замечу, кстати, что геологи, роль которых в принципе огромна, иногда довольно странно оседают в Сибири. Один в городе К. ведает народным творчеством, другой руководит торгово-пушной базой на Таймыре. А некоторые нестойкие искатели даже иногда спиваются и тогда просто-напросто философствуют в пивных. Беда!

А этого когда назначили, многие считали, что он дело не потянет и захиревшему в последние годы музею придет окончательный конец. Но бывший разведчик недр завел, не покладая рук, различные новшества, организовал интересные раскопки, обновил экспозицию, отчего музей вновь засиял, а его директор смог слегка успокоиться.

И вот однажды он сидит, а в дверях появляется слабобородатый гражданин средних, с отклонением в молодость, лет.

– Андрей Андреич Прозоров, – представился он.

И осведомившись, с тем ли он лицом говорит (а ему был нужен директор), гражданин предложил музею закупить принадлежащие ему на основе частной собственности кабинетные часы производства XVIII века.

А директор тоже был бородатый и имел в этот момент немного свободного времени. Он встал и накинул брезентовую куртку на овчинном меху. И они пошли по заснеженной белой улочке.

Дорогой молчали. Директор вспоминал свой геологоразведочный трест, начальника которого впоследствии посадили за хищение на десять лет. Кроме того, директор размышлял, как человечеству следует понимать строчку китайского поэта Тао Юаньминя:

Белый день наступает, и терновую дверь затворяю, Чтоб в жилище пустое не проникла житейская мысль

А молодой человек – просто молчал. Молчал, молчал, а потом потянул директора за рукав.

– Нам сюда.

И показал пальчиком, одетым в желтую перчатку, на сияющий купол небольшого храма Божьего, имевшегося в этом славном сибирском городке.

И видя не то чтобы изумление, а некоторую непонятливость директора, объяснил:

– Я забыл сказать. Я – служитель культа.

Сам при этом немного напружинился, но, увидев полное безразличие директора к такой профессии, пропустил последнего через калитку в маленький флигелек, имеющий ванну и паровое отопление

Комната. У директора мелькнуло, что Андрей Андреич врет, и не служитель он вовсе культа. Потому что наблюдался в комнате обычный холостой беспорядок и висела значительно увеличенных размеров фотография всемирно известного квартета "Битлз".

– Пол Маккартни, Ринго Старр, Джордж Гаррисон, Джон Леннон, – перечислил хозяин беспорядка и перешел к делу. – А вот и предмет, часы.

Но часы оказались так себе. То есть имели и медный маятник, и старое дерево, и все прочее они имели, что, по-видимому, было нужно для производства часов в XVIII веке. Но на музейную ценность явно не тянули. О чем директор и сказал весьма откровенно.

А служитель культа не обиделся. Он только вздохнул, после чего они, как многие сибирские люди, стали пить водку, закусывая ее соленой рыбкой.

Не стану приводить содержание их беседы. Не для того пишется этот рассказ. И так понятно, о чем они беседовали, если человеку хоть что-нибудь понятно. А если человеку ничего не понятно, то тем более. Излишек информации окончательно загубит его. Не надо.

Не для того пишется этот рассказ. А пишется он ради последней фразы разгоряченного водкой молодого человека.

– Отвали! – вскричал Андрей Андреич Прозоров. – Я им тогда говорю – от-ва-ли!

– Прямо это слово и говоришь?

– Прямо так и говорю Они, особенно старухи эти… в черном. Они ко мне все больше после службы лезут. Батюшка – то-се А я им – отвали! Обращайся ко мне в рабочее время.

– Ну?

– Вот тебе и ну! В рабочее время. Потому что я кто? Я – служащий. Я такой же служащий, как и ты, как все. Служитель, служащий. Чиновник.

– Служащие тоже разные бывают. Некоторые даже не жалеют никакого своего времени, – сердясь, тихо возразил угрюмый директор.

Но Андрей Андреевич не слушал.

– Вот я им и говорю – от-ва-ли!

Директор внимательно посмотрел на молодого человека, и ему внезапно стало ясно все, что происходит на этом черно-белом свете.

ДВА СУШЕНЫХ ПАЛЬЦА ИЗ ПЯТИ БЫВШИХ

Дядя Вася Фетисов уже несколько дней, как работал по срочному заказу, а когда пришел отдохнуть домой, то увидел, что родная супруга выставила его личные вещи на улицу и велит ему, старшему Фетисову, убираться навсегда.

– Это ее научила теща. Вон она, сука, торчит в окне, а кто рядом с ней, усатый, это я не знаю, – сказал дядя Вася.

– А это будет заместо тебя новый твоей Маньки претендент, – сказал случившийся рядом сосед Фетисова по фамилии Шоркин, рабочий с комбайнового завода, и позволил отдать себе выставленные фетисовские личные вещи на сохранение.

– Не знаю, не знаю, ни-и-чего не знаю, – ответил дядя Вася и пошел и стал дальше трудиться над выполнением срочного заказа.

Дядя Вася был столяр. Они вместе с другими трудящимися строили на пустыре новый цирк вместо старого. Дядя Вася был неплохой мастер. Он работал несколько дней по срочному заказу, а потом пришел отдохнуть домой и видит, что его личные вещи жена выставила на улицу.

А ведь сам по себе Фетисов выглядел мужчиной не то чтобы чем особо выдающимся, но он был мужчина ладный, плотный, крепкий, рожа в оспе, и зарабатывал неплохо – оклад 105 рублей в месяц, а дальше как повезет – до ста восьмидесяти.

Может, Маньку охватила внезапно вспыхнувшая любовь к претенденту, что вполне возможно, если учесть, что у последнего имелись большие черные усы.

А может, у него и денег имелось поболе, чем у дяди Васи? Не исключено. Не исключено даже, что он являлся каким-нибудь холостым начальником и теперь решил жениться на Маньке, покоренный ее простой красотой и природной грацией.

Ну, дядя Вася вернулся в строящийся цирк и продолжал работать на фрезерной пиле.

А в листвяжном брусе оказался крепкий сучок, который дядя Вася сослепу и с горя не заметил.

Фреза нашла на сук, кроша его с визгом. Дернулся брус, дернулась дяди Васина рука и из нее забил фонтан крови, потому что фрезой оторвало дяде Васе три пальца: большой палец, указательный палец и палец мизинец правой руки.

Дядя Вася было стал на колени и шарился в пыли, но фрезу остановили, дядю Васю подняли и отправили на лечение.

Лечился он полмая, июнь, июль, август, сентябрь и двадцать дней октября, после чего 21 октября он внезапно появился в столярной мастерской не достроенного еще цирка.

Его обступили дружной гурьбой, но он заплакал и опять встал на колени.

Некоторые думали, что травмированный окончательно лишился разума, но они и на этот раз глубоко ошибались. Передвигаясь и стоя на коленях, Фетисов сумел отыскать под фрезой в пыли и застарелых опилках два свои из трех оторванных пальцев: мизинец и большой.

Дядя Вася прижимал найденные пальцы к груди и казался самым счастливым человеком на земле.

Пальцы были сушеные, серовато-черные. Они очень высохли, но все равно было видно, что это настоящие бывшие пальцы.

И молодежь, потрясенная этой драматической сценой встречи старого рабочего со своими пальцами, поклялась, что в случае нахождения ими указательного сушеного пальца правой руки дяди Васи они немедленно передадут его владельцу.

Далее, полностью получив все деньги по больничным листкам за перенесенную им производственную травму в размере ста процентов заработной платы, дядя Вася по собственному желанию уволился из столярной мастерской строительства цирка. Ведь бедняга не мог уже с прежним тщанием выполнять поручаемую ему работу.

По увольнении он, кстати, неплохо устроился. Он устроился ночным сторожем в кафе "Лель" близ колхозного рынка. Дежурит через день. День дежурит, а день не дежурит. Заступает в восемь часов вечера. Получает 60 рублей зарплаты, а вычетов никаких, ввиду минимально возможной суммы оклада.

После вечернего закрытия кафе и магазинов, начиная с одиннадцати часов дядя Вася тайно торгует своей водкой, купленной днем в магазине, продавая ее по твердой цене 5 рублей бутылка (20 лет назад – Евг Попов).

Это приносит дяде Васе за вечер от 20 до 40 рублей чистого дохода. Бывает, что далеко за полночь не гаснет гостеприимный огонек дяди Васиного окна комнаты, где он ночует, сторожа.

Но и это не все. Дядя Вася человек трудовой, привыкший с детства к труду, поэтому он не может допустить, чтобы полтора суток между двумя ночными дежурствами пропадали у него в праздности, даром.

Дядя Вася научился лить леденцовых петушков на щепочках. Это оказалось очень просто. Плавится на плите сахар, в него добавляется пищевой краситель разных цветов: красного, синего или цвета индиго, потом все заливается в форму петушка, где уже имеется специальная оструганная щепочка соснового дерева.

Петушков дядя Вася льет днем и по ночам, когда есть время, а продает только днем, около колхозного рынка. Цена петушка – 15 копеек штука, иногда – 20.

Про бывшую жену дядя Вася и думать забыл, и не знает, и не помнит. И не хочет, чтобы кто-нибудь что-нибудь про нее ему сказал. Он с ней развелся за 90 рублей.

Пускай себе она живет с мамой и со своим черноусым начальником

А может быть, она и умерла уже?

Это дядю Васю совершенно не интересует, потому что у него есть теперь новая подруга жизни. Славная такая бабенка, чуть старше его – 1927 года рождения.

Она ниже среднего роста. Чернобровая, полногрудая, с пушком над верхней губой, с миленькими ямочками и бородавкой правей правого глаза.

По специальности она ставит синие клейма на привезенном сельскими колхозниками на колхозный рынок свежем мясе.

С дядей Васей они познакомились не при исполнении служебных обязанностей, потому что дядя Вася не колхозник и у него нет мяса на продажу

И не в процессе торговли дяди Васи леденцами встретил он ее, потому что его подруга равнодушна к леденцовым петухам. Она любит самого дядю Васю, а вовсе не его отлитых петухов.

А нашли они друг друга в ресторане "Енисей", в воскресенье, когда дядя Вася, слушая джаз, скромно кутил на свои, заработанные изуродованными руками деньги.

Она сидела одна за столиком. Дядя Вася застенчиво подошел к ней и предложил выпить бокал шампанского вина. Потом они танцевали.

Глупая Манька! Глупая бывшая дяди Васина супруга! Да она была бы счастлива за дядей Васей, как за заморским принцем! Ей только нужно было понять дяди Васину открытую душу, и он бы носил ее на руках. А так он ее совсем забыл и носит на руках свою новую знакомую.

Вот что произошло однажды с дядей Васей Фетисовым. Вот какова стала его жизнь. Он переехал жить к подруге в ее деревянный дом около кирпичного завода. Новый дом его – полная чаша. У него есть все. У него много чего есть. У него есть телевизор с экраном 50 на 80. Подруга его – цветок. У него есть все.

Но примечательно, что найденные в пыли под фрезой пальцы дядя Вася ценит выше всех имеющихся у него богатств.

Дядя Вася держит пальцы в специальной запертой шкатулке и любуется ими по большим праздникам. Слегка омрачает его безмятежное существование лишь безвозвратная потеря указательного пальца.

Он очень просит ребят найти палец и даже обещает дать им за это солидное вознаграждение.

Он часто приходит в свою бывшую столярную мастерскую строящегося цирка и просит, клянчит, заглядывает под верстаки, в углы.

Молодые столяры в свою очередь и рады бы помочь своему бывшему старшему товарищу, потому что он по-прежнему вызывает в их сердцах сильное уважение, но, к величайшему огорчению всех, палец куда-то пропал и совершенно нет никакой возможности его найти.

Конечно, вполне может быть, что палец вымели когда-нибудь, не обратив внимания, еще до того дня, как дядя Вася, придя с лечения и встав на колени, нашел два своих сушеных пальца из пяти бывших. Очевидно, что так оно и есть. Но некоторые говорят, что этого не может быть, потому что пыль в мастерской никогда не убирается. Они врут или нет? Не знаю. Вполне вероятно, что и они правы. Все всегда правы.

И вообще, если говорить честно, что-то тут не то. Что-то тут не то в этой вроде бы простой на первый взгляд истории. Что-то тут не то.

ГОРЯЧЕЕ СЕРДЦЕ

Сам я – колбасник. Делаю колбасу из легких, печенки, рыла, ушей бычьих, коровьих хвостов. Мы с товарищами крутим все эти ингредиенты на машине, закатываем их в чисто отмытые кишочки и продаем на улицах по крайне дешевой цене с разрешения властей.

Ну, вы, конечно, понимаете, что это я образно и условно говорю – как бы в шутку. Я, как бы в шутку, считаю себя принадлежащим к старинному цеху колбасников, у которых есть герб на воротах, о чем мы легко можем читать в старинных книгах про немцев. На самом деле я – простой рабочий колбасного производства, цеха № 3, расположенного на углу улицы Достоевского в здании бывшего при царе бардака. Там, где в давние времена женщины продавали за деньги свое тело и красоту, опаивая простой сибирский люд, в этих некогда мрачных стенах, где слышались хрипы угнетенного народа, мы с товарищами наладили поточное производство высококачественного продукта.

Докторская, диабетическая, русская, одесская, эстонская, колбаса "казы" и прочая – вплоть до телячьей. Вот наш ассортимент, а все остальное – шутка.

Живу я тоже неплохо. Не стану врать, что я краду колбасу, потому что я ее не краду. Я просто беру домой немножко. Исключительно для правильного ведения семьи, состоящей, включая меня, из двух человек. А что Клава якобы продает колбасу соседям, то ведь это почти ложь! Ведь она вовсе ее не продает, а дарит или отдает остатки. И тут совершенно нет ничего дурного – они тоже ей иногда что-нибудь дарят или дают взамен. Потому что двор у нас дружный. И все сплошь рабочие люди, трудовая косточка.

Дуся трудится на ликеро-водочном, Скороденко тетя Феня, – маргариновый завод, Гуляев – плодоовощная база, и лишь один Безрядин Петр должен быть строго наказан, потому что он – сволочь, паразит и гад, которого не должна носить земля.

А носит. И он даже имеет флигель у нас в глубине, вросший в землю. Из трубы то и дело идет синий дымок, а иногда летят взрывы. Я думаю, что он нас скоро и вообще спалит, подлец. Мне-то от этого не тревожно. Мой-то милый домик застрахован последовательно еще с 1910 года. Мне не тревожно, но мне обидно.

Он, видите ли, говорит, что – изобретатель. Но, граждане! Ведь всякий, имеющий ум на исходе нашего двадцатого века, обязан знать: изобретатель ОБЯЗАН работать в конструкторском бюро, а не собирать у людей рваные галоши и прочую ветошь. Он же в ответ улыбается: "Я-де инвалид второй группы, охраняюсь государством".

Мне не тревожно. Мне обидно. Мне гневно. Гнев переполняет меня, душит воротником рубахи. Потому что сволочь он, а не инвалид. Будь он действительно инвалид второй группы, то его бы жалели ВСЕ, а он должен был бы за это хоть на гармонии научиться играть, что ли. И играл бы себе по воскресеньям на барахолке, зарабатывая неплохие деньги, как это делал, например, слепой мальчик Гена" пока окончательно не заважничал, разбогатев.

А так, я скажу совершенно честно, вовсе мне не жалко той колбасы, что ежеминутно таскает ему моя милая Клава. И Дуськиного спирту мне не жалко, и Скороденкиных жиров, гуляевского арбуза. Мне даже дома моего не жалко, потому что дом мой застрахован последовательно еще с 1910 года.

Мне ПРАВДУ жалко! Мне обидно, что человек нагло врет, нагло похваляется и стал у нас на квартале как святой. Врет, нахально обещая, что из рваных галош и прочей ветоши научится скоро делать ЧЕРНУЮ ИКРУ. Нет, это вы представьте себе, это вы не ленитесь представить – ЧЕР-НУ-Ю ИКРУ!!!

Отчего, дескать, все будут сыты малыми порциями, деньги обесценятся, хлебопашество увянет, а кормленные люди станут заниматься лишь космосом, игрой на музыке, плясками, книжками, картинками и научным сном. И это все от рваных галош и прочей ветошки!

Да каким же нужно быть дураком, чтобы во все это верить! Когда сейчас и галоши-то почти никто не носит! Это нужно уже совсем быть слабым умом, чтобы во все это верить!

А ведь сам по виду – обыкновенный бич в очках. Плюнул бы я ему прямо в очки, но нельзя – имеет высшее образование. А так, друзья, хочется плюнуть, что аж челюсть болит. Да что там плюнуть! Харкнуть, когда эта ободранная рожа в драном пальто косо ползет по нашему двору, имея за спиной все тот же холщовый мешок все с теми же рваными галошами и прочей ветошкой. Тьфу!

Я, впрочем, человек и интеллигентный даже. И я вполне допускаю, что действительно кто-нибудь где-нибудь когда-нибудь научится делать из галош эту самую черную икру. Где-нибудь в Японии или у нас, на переднем крае науки.

Но не здесь же ведь! Не во флигеле, который весь врос в землю, из которого то и дело идет синий дымок, а иногда летят взрывы,

Как? Почему? Зачем верят ему легкомысленные эти наши люди? Зачем они его упорно кормят, поощряя тунеядство и шарлатанство? Ведь – вранье, ложь, а кормят. "Нравится мне, что душа у мужика есть" (это моя дура Клавдия). "Талантливейший русский самородок, новый Кулибин" (это – Гуляев, лысый, тертый, во всех других областях совершенно умнейший человек). А тете Фене Скороденко, старой шалашовке, видать, захотелось на старости лет под баобабом поплясать! Или поспать "научным сном"!

Тьфу! Как это все меня мучит! Ведь я чувствую, он же, он же – хитрый и коварный враг! Это же, это – заноза прямо в горячее сердце! Прямо в горячее сердце!

Накатать, что ли, на него куда-нибудь строчек семьсот? Чтобы вызвали голубчика, посадили по другую сторону стола и сказали: "Здравствуйте, как правильно пишется ваша фамилия?" А он чтоб трясся, трясся, трясся! Паразит, скот! Накатать бы! Убить! Замучить!

Назад Дальше