ПЯТНИЦА 1-е ЯНВАРЯ
Люди, среди которых я живу, так невыносимо скучны. Нам совершенно нет нужды разговаривать, мы заранее знаем, что каждый скажет.
СУББОТА 2-е ЯНВАРЯ
Моя маска, купленная в благотворительном магазине "Поможем пожилым".
Общая стоимость: 3 ф. 17 п.
Парик "Клеопатра" (черный)
Блестящий хлорвиниловый плащ (черный)
Мягкая мужская шляпа (черная)
Темные очки
Косметический набор "Мэри Квонт" (ранее использовались только голубые тени для век)
Лорен Макскай на выходные уехала. Надо полагать, пишет этюды где-нибудь в Камберленде.
ВОСКРЕСЕНЬЕ 3-е ЯНВАРЯ
Лорен должна вернуться завтра утром, когда все зануды уйдут из дома.
ПОНЕДЕЛЬНИК 4-е ЯНВАРЯ
Привет, я вернулась. Зануды ушли на работу, в школу и в колледж. Я помогла Ковентри по дому, потом сложила свою одежду в хозяйственную сумку и поехала на автобусе в город. Ковентри зашла в дамскую уборную, а вышла оттуда Лорен и у зеркала над раковиной сделала макияж. Одна знакомая Ковентри особа проходила мимо Лорен. Чтобы проверить маску, Лорен эту особу толкнула. Та возмутилась и закричала: "Куда вы несетесь?" Лорен извинилась. Голос у нее ниже, чем у Ковентри, с небольшим акцентом – и не английским, и не американским. "Простите, пожалуйста, – сказала Лорен, – я мысленно была далеко. Я сейчас работаю над картиной. Я художница, нам свойственна рассеянность".
Это объяснение не вполне дошло до особы, но она смягчилась и ушла. Этой особой, знакомой Ковентри, была ее свекровь. Как же хохотала Лорен – вот это чудеса! Сбежали чашки, блюдца, и лошади смеются.
ВТОРНИК 5-е ЯНВАРЯ
Сегодня утром Лорен записалась на курсы живописи в художественной школе для трудящихся. На вопрос, как ее зовут, она много раз повторила: "Меня зовут Лорен Макскай".
Когда ее спросили, кто она – мисс, миссис или как, Лорен ответила: "А никак, просто Лорен Макскай".
Занятия у нее будут по понедельникам и средам, с 10 утра до 12.30 дня. Потом она будет обедать вместе с другими художниками в столовой.
СРЕДА 6-е ЯНВАРЯ
На самый первый урок Лорен сегодня пойти не смогла, потому что у одного из зануд температура 101° и он лежит в постели. Лорен очень рассердилась.
Ковентри сделала для раскисшей зануды целый кувшин ячменного напитка с лимоном. Она неизменно проявляет любовь, терпение и материнскую заботу.
ЧЕТВЕРГ 7-е ЯНВАРЯ
Лорен не терпится уйти из дома. Она по-прежнему возмущена и сердита, но у зануды грипп, и Ковентри нужна здесь, чтобы бегать вверх-вниз по лестнице, а Лорен ведь не может уйти без Ковентри, правда?
ПЯТНИЦА 8-е ЯНВАРЯ
Лорен требует, чтобы ее выпустили из дома. Любовь Ковентри к зануде поутихла.
СУББОТА 9-е ЯНВАРЯ
Лорен беспрерывно ссорится с Ковентри. Они обе измотаны. Зануда все еще валяется в постели и теперь жалуется на невнимание.
ВОСКРЕСЕНЬЕ 10-е ЯНВАРЯ
Лорен без конца вопит: "Выпустите меня". Ковентри весь день молчит.
ПОНЕДЕЛЬНИК 11-е ЯНВАРЯ
Сегодня Лорен ходила на первое занятие. Ее группа состоит из пенсионеров, служащих, уволенных по сокращению штата, и безработной молодежи.
Экзотическая внешность Лорен понравилась группе. Все сочли, что у нее вполне художественный вид. Ее отказ снять очки приняли за проявление артистической натуры. Она уже без ума от преподавателя. Его зовут Брадфорд Кинз; он худ и бледен. У него ужасно косматая борода, и он очень небрежно одевается. Брадфорд совершенно одержим "линией". Он заставлял группу рисовать круглые фигуры.
У Лорен фигуры получались угловатыми. Брадфорд велел ей расслабиться.
Джон отложил дневник матери и потянулся за собственным. Пролистал на начало января.
Джон закрыл оба дневника. Он чувствовал себя преданным и осиротевшим. Он зажмурился, но все равно крупные, теплые слезы потекли по его лицу. А он-то считал, что мать – порядочная женщина.
9. Смерть как хочется курить
На углу возле здания Сентер-Пойнт сломался светофор, и женщина в полицейской форме пыталась справиться с образовавшими затор потоками машин; массивное тело дергалось из стороны в сторону, руки проворно и резко сгибались, как на шарнирах. Пораженная этими затейливыми движениями, я остановилась посмотреть.
Тут я заметила, что она смотрит на меня. И не просто смотрит, но приглядывается ко мне, как это водится у полицейских. Затем она что-то проговорила в свою маленькую рацию и меня охватил ужас; я метнулась через дорогу и свернула в первый попавшийся переулок. Я мчалась без оглядки, и мне чудилось, что вслед за мной несутся патрульные машины со стражами закона, облаченными в полицейскую форму. Вот-вот, казалось, с неба спикируют вертолеты с включенными прожекторами.
Когда бежать уже не было сил, я перешла на шаг, а когда и шагать стало невмочь, я села передохнуть на ступеньки Ассоциации содействия страдающим легочными и сердечно-сосудистыми заболеваниями. Место, куда я попала, называлось Тависток-сквер. Еще одна площадь. Сколько же их тут?
У подножия лестницы я насчитала на тротуаре пять окурков. Вероятно, в помещении Ассоциации курить не положено. Одну сигарету успели только зажечь и тут же бросили. Я всегда слыла женщиной чистоплотной, но тут я подобрала окурок и привычно зажала его между пальцами.
Я дождалась, пока появится курящая женщина, и попросила у нее огонька. Она была старая, толстая и хорошо одетая – в алом пальто и в красивой шотландской шали.
– Простите, вы не позволите мне прикурить?
– Ох, как вы меня перепугали, выскочили неведомо откуда.
Она вынула из висевшей через плечо сумки черепаховую зажигалку и щелкнула ею. Я, прикуривая, посасывала сигарету, и пламя осветило мое лицо и правую руку. Она сказала:
– Мы, курильщики, – вымирающее племя. В наши дни удивляешься, встретив себе подобную.
– Да, – откликнулась я, – это моя первая сигарета за сутки.
– Пытались бросить, да?
– Не на что было купить, – пробормотала я.
– Видно, что вы в стесненных обстоятельствах.
– Да уж, – сказала я.
– Я хочу вам дать кое-что, – объявила она и стала рыться в сумке.
Вопреки моим надеждам, вместо денег она вынула карточку, на которой было оттиснуто:
СИЛИЯ ХАРТСЛАВ
Прорицательница по финансовым вопросам для "звезд"
– Зайдите ко мне, когда снова встанете на ноги, – сказала она. – Я занимаюсь инвестиционными делами самых знаменитых людей, а у вас положительная аура. Вас ждут большие перемены. Кстати, что это у вас на лице и на руках?
– Сажа, – ответила я. – Я трубочист.
Она засмеялась:
– Разве еще остались трубы? Просто невероятно. Мне сто лет назад уже перевязали фаллопиевы и забили каминную трубу. Доброй ночи.
Сигарета согрела меня, успокоила, подбодрила и уменьшила муки голода. Как только я ее докурила, мне тут же захотелось еще одну, и я отправилась на поиски. Около автобусной остановки я нашла на тротуаре пять вполне приличных окурков. Еще я подобрала пустую коробку из-под сигарет, половинку гребешка и мелочи на два с половиной пенса. Теперь, когда у меня появилась собственность, я почувствовала себя лучше. Сложив свои скромные приобретения в коробку из-под сигарет, я, почти повеселевшая, зашагала по незнакомым улицам. В десять часов я сделала остановку в каком-то переулке, чтобы освободить кишечник. Потом тщательно вытерлась опавшими листьями, скопившимися у стены дома. Как я уже говорила, я женщина чистоплотная.
После дождя на растрескавшемся тротуаре стояли лужи, я обмакивала в них пальцы и, слизывая отдающую камнем влагу, продолжала свое бесцельное путешествие.
10. Местная газета
Хлебная Пила не отрываясь смотрела на первую полосу местной вечерней газеты. Оттуда с фотографии на нее взирала дочь.
– Да, есть, – произнесла она. И передала газету маленькому кругленькому мужу.
– Как мне все это противно, – сказал он, молча прочитав первую страницу.
– Сказывается дурная кровь, – заметила Хлебная Пила.
Это был намек на Руби, мать ее мужа, уже покойную; все знали, что она была завсегдатаем низкопробных пивнушек с весьма буйными посетителями, а детей нарожала целую прорву. Один из них, полукровка, жил сейчас в Кардиффе. Руби ни разу не была замужем.
Так что Теннисный Мяч был незаконным ребенком. Он понятия не имел, кто его отец, да и не хотел знать, покорно вас благодарю. Когда конец Руби был уже близок – того гляди помрет, – она послала за сыном, но он не поехал, убоявшись последних признаний и прикосновений к неопрятной старческой плоти.
– Говорят, это проявляется через поколение, да? – заметил он.
– Что ж, так оно и вышло, правда? – отозвалась Хлебная Пила.
Теннисный Мяч встал с дивана, пошел на кухню и сунул газету в мусорное ведро под раковиной.
С глаз долой.
ПОЛИЦИЯ ПРЕДУПРЕЖДАЕТ:
ДОМОХОЗЯЙКА-УБИЙЦА
МОЖЕТ НАНЕСТИ НОВЫЙ УДАР
Сегодня жители района муниципальной застройки Темные Тропинки приходили в себя от потрясения, которое они испытали, узнав, что их соседка, Ковентри Дейкин, разыскивается полицией за убийство Джеральда Фокса; он скончался вчера в результате смертельного удара по голове. Ее муж Дерек Дейкин сказал нашему корреспонденту Сандре Топпинг: "Мою жену всегда считали кротким, робким человеком. Я могу лишь предположить, что она была не в себе". Когда его спросили, известно ли ему о пресловутой любовной связи между его женой и убитым, м-р Дейкин ответил: "Не знаю, чему и верить. Прежде Ковентри не проявляла к другим мужчинам ни малейшего интереса".
М-р Дейкин, лысеющий, в очках, тщательно одетый старший инспектор обувной компании "Хопкрофт шуз лимитед", не выдержал и разрыдался. "Она же буквально мухи убить не способна; мне приходилось прогонять их в окно свернутой газетой".
Дети блондинки-убийцы – Джон, 17 лет, и Мэри, 16, – сейчас живут у бабушки, миссис Эдны Дейкин, пенсионерки, в ее одноэтажном домике. "Она была темная лошадка, – заявила м-с Дейкин. – Никто никогда не знал, о чем она думает".
На вопрос, удивляет ли ее тот факт, что ее невестку разыскивает полиция, м-с Дейкин ответила: "В общем, нет".
Жена убитого, м-с Кэрол Фокс, пребывает в больнице, ей введены сильные успокаивающие средства. Ее дети, на глазах которых произошло чудовищное умерщвление отца, находятся на попечении друзей. М-р Дж. Бродвей, директор начальной школы имени Джона Кеннеди, где учатся дети покойного, заявил: "Я полагаю, они несколько дней не будут ходить в школу". Когда его попросили высказаться по поводу убийства, он сказал: "В районе Темные Тропинки нет культурного центра, людям нечего делать по вечерам".
Полиция графства опубликовала следующее описание внешности Ковентри Дейкин: "Рост 5 футов 8 дюймов, стройная, волосы светлые, глаза карие. Когда ее видели в последний раз, на ней были синие расклешенные внизу брюки и серый хлопковый свитер с изображением черепахи на груди".
Представитель полиции также сказал: "Предположительно убийство могло быть совершено Ковентри Дейкин в приступе гнева, когда Джеральд Фокс объявил ей о прекращении их любовной связи. Другое возможное объяснение состоит в том, что Ковентри Дейкин является членом тайной группы фанатичных феминисток, которая поставила себе целью истребить мужчин". Отвечая на вопрос, что дает ему основания для такой неожиданной гипотезы, представитель полиции сказал: "Несколько человек предложили свою помощь в расследовании, и нам стало известно, что Дейкин, прежде чем насмерть забить Джеральда Фокса, покрыла лицо сажей, как это водится у террористов. Она может нанести новый удар", – предупредил он.
11. Ковентри-сиси
В четверг около полуночи на меня вдруг накатила волна оптимизма. А может, он жив. Как могла дурацкая пластмассовая кукла убить здоровенного мужчину ростом в шесть футов? Из урны для мусора я вытащила газету "Стэндард", о которой до того и не слыхала. В ней не было ни слова о совершенном мною убийстве; возможно, лондонская пресса не сильно интересовалась провинциальными сенсациями, хотя и сообщала о других насильственных смертях: о людях, раздавленных сельскохозяйственными машинами, о тех, кто погиб, не сумев выбраться из горящих грузовиков или из затопленных карьеров.
Дочитав газету, я сунула ее под свитер, преследуя две цели: чтобы согреться, а также прикрыть соски.
Я не успела еще сказать, что, хоть я была грязна и плохо одета, мне, пока я тащилась по тротуарам, многие мужчины делали вполне недвусмысленные предложения. На вид все они были обыкновенные, приличные люди. Некоторые открывали дверцу машины и приглашали меня сесть рядом. В нескольких машинах сзади были специальные сиденья для маленьких детей. Я понять не могла, зачем таким людям подбирать вонючую незнакомку, когда многих из них наверняка ждет дома благоухающая жена. Но потом я сообразила, что одежда моя явно подчеркивает фигуру. В моем обличье по улице двигался набор женских гормонов и напоминал мужчинам об их физиологических потребностях. Красивую женщину никто не принимает всерьез, кроме нее самой.
Моя привлекательная внешность всегда вызывала у родителей стыд. Когда я была маленькой, они намеренно искажали мой облик, причем делали это самым жестоким образом. Светлые локоны безжалостно отрезались или прятались под некрасивыми вязаными капорами. В будни тело мое болталось в чересчур свободной школьной форме, а на ногах, в довершение картины, были неуклюжие башмаки на шнурках. По субботам и воскресеньям я носила севшие после стирок свитеры и бесформенные юбки в складку.
Я очень рано стала отличаться от сверстниц. Когда мне исполнилось двенадцать, у меня с пугающей скоростью стали расти груди. Такое было впечатление, что еще вчера я носилась, играя, по школьной площадке, а сегодня уже скорчилась в углу, нахохлившись и сложив руки на груди. В самое жаркое лето я не снимала просторной кофты на пуговицах. Игры превратились в мученье, пойти с девочками в душ стало пыткой. Закрыв глаза, я пробегала через заполненное паром помещение. Была у нас такая высокая худая завистливая девчонка по имени Таня Дрейкок, она первой переделала мое прозвище Ковентри-сити в Ковентри-сиси. К пятнадцати годам груди у меня отросли громадные; даже во всей сбруе, стянутые и засупоненные, они распирали платье. Мозолили людям глаза. Учителя смятенно отводили взгляд, посторонние мужчины пялились на них как зачарованные.
Родня моя – люди простые, они считали банты в волосах и цветные туфельки сущей глупостью. Одежда выбиралась скорее для маскировки, чем для украшения. И если я в шестнадцать лет стала битником, то не по интеллектуальной потребности, а из чисто практических соображений. Битники носили огромные бесформенные свитеры, скрывавшие грудь, да еще просторные пальто из шерстяной фланели. Впервые за много лет я наконец расслабилась. Я перестала сутулиться, расплела руки и принялась читать книги, которые раньше таскала под мышкой как неотъемлемую часть обмундирования.
Иногда внешность меня выручала. Благодаря ей я получила должность младшей конторской служащей на фабрике картонных коробок. Других данных к тому у меня не было. "Снимите-ка пальто, милая, – сказал м-р Риджли. – Тут жарко". Я была юна и доверчива. Я сняла пальто… скрестила руки на груди. Лоб м-ра Риджли покрылся потом, и он промокнул его темно-бордовым платком. "И вот еще что. Будьте добры, залезьте, пожалуйста, на мой стол и откройте верхнюю фрамугу".
Я еще не имела о мужчинах никакого представления. Взобравшись на стол, я с удивлением обнаружила, что м-р Риджли не двинулся со стула. Я потянулась вперед и открыла окно, в комнату ворвался ледяной ветер и закружил бумаги. М-р Риджли смотрел мне под юбку. Наши глаза встретились, темно-бордовый платок вновь был извлечен на свет.
– Да, вы нам подойдете, – сказал он. – В понедельник приступайте.
Еще два года я по-прежнему полагала, что м-р Риджли заглянул мне под юбку случайно. Кроме того, я считала, что он на редкость неуклюж, без конца задевает меня и путается под ногами. Однажды, развешивая в конторе украшения к Рождеству, он повалился с лестницы прямо на меня. Так мы и лежали, растянувшись, на линолеуме, я внизу, он сверху. М-р Риджли все никак не мог встать на ноги.
– Давай немножко так и полежим вдвоем, ладно? – невнятно шептал он мне в шею. – Я устал. Мне нужно отдохнуть. Жена моя отнимает столько сил; она не дает мне спать.
Поскольку я была совсем молода и глупа, я решила, будто он намекает, что жена требует от него всяческой работы по дому, причем до глубокой ночи. Я представляла себе, как м-р Риджли, светя себе фонариком, набивает на чердаке слой теплоизоляции.
12. На морском берегу
– Господи, я умираю с голоду! – сказал Сидни. – Сколько еще ждать?
Сидни и Руфь сидели под навесом на морском берегу неподалеку от Албуфейры. Полтора часа тому назад они сделали заказ пожилой безумного вида женщине в ситцевом платье. С тех пор они ее не видели. Какой-то малыш подал им хлеб, масло и нарезанные помидоры. После чего ребенок с визгом исчез в морских волнах.
Повар, одетый в капитанскую фуражку, скромнейших размеров плавки и оранжевые пляжные тапки без пяток, явно страдал манией общения. Готовкой он не занимался вовсе. Вместо этого он доставал из колодца воду и опрокидывал ведра на головы и столы посетителей-португальцев. А потом с удовольствием вытаскивал промокших клиентов из-за стола, чтобы те вступили с ним в боксерский поединок. Затем он заключал их в объятия и, громко потребовав бутылку вина, усаживался с ними за мокрый стол выпивать.
Руфь сказала:
– Наверное, это местный обычай, Сид.
Сидни ответил:
– Если он окатит меня ведром воды, я ему врежу. Таков уж обычай у нас, в Центральной Англии.
Руфь вздохнула и посмотрела на пейзаж, почти столь же прекрасный, как было обещано в рекламной брошюрке. Вот он, перед нею: светложелтый песок, ярко-оранжевые скалы, голубое небо и синее море. Брошюрка советовала отведать блюда местной кухни в одном из пляжных ресторанов под навесами; цыпленок пири-пири, судя по рекламе, "хорош до того, что слюнки текут".