Он предпочитал убивать не огнестрельно, а лицом к лицу. Удод, кстати, всегда задавал этот вопрос своим жертвам, словно искал какой-то неведомый, но приемлемый для него ответ, и никогда его не находил. Его приятель по профессии, иногда напарник, раздражался и полагал, что Удод просто шутит, что выглядит не совсем профессионально. "Удод, тут не театр", - ворчал он. Но Удод презирал его неповоротливость ума и легкость руки. Рука у Удода была тяжелая, словно он вышел из-под земли.
К утру дом, где все это произошло, сгорел дотла. Трупы Тоника и деда обгорели так, что стали похожи на ненормальные мумии. Событие это никого особо не заинтересовало.
После визита к Глебу в душе Леры произошел перелом. Она уже не искала, видимо, потерянного для мира мужа. Вадим пытался кое-что сделать, но потом бросил…
- Придет или не придет - теперь уже все равно, - сказала Лера Алёне.
Та набралась смелости и добавила:
- Да ты легко найдешь другого. По душе… По-моему, в тебя влюблены, по крайней мере, человек пять.
- Ну, ты хватила… Впрочем, не это меня волнует, - ответила Лера. - Я устала и хочу отдохнуть среди друзей. Таких, как ты, Вадим, Филипп и некоторые другие. Иначе меня скует этот холод, и я потеряю интерес ко всему.
- Не тот случай, - уверенно ответила Алёна и поцеловала Леру.
Они расстались, но не надолго. "Леру надо теперь поддерживать", - так было решено и сделано.
Время ускорилось. На следующее утро телефонный звонок разбудил Алёну. В трубке - голос Лохматова. "Папаня" приглашал на бизнес-ланч в тихом арбатском особнячке недалеко от метро Кропоткинская. "Будет для тебя важная весть прямо из моего рта", - утвердил свое намерение Лохматов.
Алёна явилась. Небольшой зал, мебель антикварная, естественно, высокие лепные потолки, зеркала. "Ни одного черного зеркала", - подумала Алёна. Народу немного. Официанты разносят внушительную закуску, напитки; посреди зала, - незнакомые холодные лица. К Лохматову - чуть-чуть подобострастны, несмотря на холодность. Кроме Лохматова единственное знакомое лицо - тот странноватый финансовый туз-магнат, словно одетый в деньги, господин Евлин, который присутствовал во время первого попадания Алёны в дом Лохматова. Стоял он как каменный столб, словно деньги превратились в камень. Диким показалось Алёне, что он как будто улыбнулся ей, - улыбнулся, как улыбается, наверное, пустая глыба.
Лохматов представил Алёну как художницу и эксперта по делам искусства. "Деньги надо делать из пустоты, а не каким-либо иным путем", - тихо, но твердо, по-слоновьи как-то заметил один из бизнесменов. В руке у него была синяя папка. Он ничего не ел и не пил.
Алёна затерялась в чуждой толкотне. Но гости стали расходится, куда-то торопясь, и Лохматов тайненько поманил Алёну пройти. Сам он почему-то немного пошатывался, хотя отнюдь не был пьян.
Алёна следовала за медвежье-задумчивой фигурой Лохматова. Оказались в маленькой комнатке, типа кафе, за одним столиком в центе сидели два человека - вида необычного, потому что смахивали на выходцев из арабских пустынь.
"Папаня" и "дочка" сели в уютном углу, им сразу подали кофе, и в полумраке лицо Лохматова выглядело вдруг до неприличия не от мира сего, хотя и с еле уловимым оттенком.
- Ба-ба-ба! - провозгласил Лохматов. - Мне - пора! Пора заканчивать бред земной жизни. Я сматываю не удочки, а все, меня окружающее.
- То есть как? - ошеломилась Алёна.
- Всех, кого ты видела у меня, прогоняю. Оставлю только шамана. Столбы-охранники, девки, прислуга - больше не нужны. Даже Наденьку отпущаю на поиски греха, что ей свойственно. Никуда она от этого не уйдет.
- А дом?
- Дом будет закрыт и пуст. Оставлю только нужное. И твою картину. Она мне духовно подмигивать стала, - расхохотался Лохматов. - И я, тот, который на портрете, так сказать, вдохновляю самого себя.
- И что? Куда?
- Я меняю команду, дочка. Уже подобрались крепкие существа, но поиск продолжается.
- Для чего?
- Это будет очень серьезная, как сама жизнь и смерть, команда. Цель - создать небольшое сообщество под вывеской "Институт паранормальных исследований", но лучше без всяких вывесок. В тишине, в полутайне, не от Господа, конечно. Цель - осуществление моего идеала, - Лохматов захохотал при этом слове, - прорывы в параллельные и иные миры, хаос, гульба по всей Вселенной, видимой и невидимой. То, о чем мы говорили в кафе.
- Но это немыслимо, невозможно…
Лохматов, огромный, глотнул кофе и уточнил:
- Я не сумасшедший, чтобы все сразу. Но с чего-то надо начать. Пробьем стену в два-три параллельных мира, не исключаю даже и ад, хотя это дело деликатное, - добавил он, подмигнув Алёне, - и такая гульба тогда начнется, у всех обывателей мозги перевернутся вверх дном.
Алёна вздохнула, как будто ей стало жалко обывателей.
- Все зависит от команды. Это страшный проект. За последнее время я еще больше разбогател, деньги сыпятся, своим глазам не веришь. Но я удалец в этом, все рассчитал, не как Мефистофель, а лучше. Денег с лихвой хватит, чтобы купить землю, желательно где-нибудь в Азиатской России и параллельно в Индии, около Гималаев, поближе к Тибету. И организовать банду метафизических головорезов, бандитов неведомого, выражаясь твоим языком. Ты, доченька, не смущайся. Домики будут и все, что нужно для таких дел.
- Если такой проект серьезен, то им, наверное, заинтересуется государство и не одно… Сами знаете об их интересе к подобного рода явлениям…
- Это моя проблема, - сухо ответил Лохматов.
- А где все ваши астрологи и прочее?
- Если будет астролог, то иной.
- А Удод?
- Удод вообще не мой. Тот, который улыбнулся тебе сегодня на бизнес-ланче, к нему имеет некоторое отношение. (Проверить.) Я сказал - только шаман из прежних. И некроманты не нужны. Зачем? Меня от живых людей тошнит, не то, что от мертвых… Видела ведь этих биороботов на приеме? Еще только мертвых не хватало. Скучаю я, дочка, скучаю. Тесно мне здесь, как слону в коммуналке. Расшвырять бы весь этот мировой порядок в пустоту… Запредельную… Вот чего хочет моя бедная душа, Алёнушка. Я человек все-таки уголовный где-то.
Алёна усмехнулась, но была поражена решительностью Трофима.
- Девки мои плачут, не бросайте, мол, Трофим Борисыч. Битые они, но по мне скучать будут. К тому же все было справедливо, и по большому счету я их не обижал… Земнородные бестии… И при расчете не обидел. Каждая пухлый конверт получила. "Столбы", и те прослезились.
- Как же вы без охраны?
- Есть другая охрана, совсем иного качества… А теперь о нас.
Алёна даже вздрогнула.
- Не бойся. Я тебя в лихость не зову. Наоборот, живи своей душой. Нечего тебе в пропасть кидаться, все-таки ты моя дочь. Я оставлю тебе кризисный телефон, если надо, по любой проблеме, звони - все тебе будет оказано. Человек тот надежен, как восход солнца.
Алёне стало грустно.
- И дом опустел. А моя картина?
- Возьму с собой, туда, где мы осядем. И скоро я улетаю. В чужие края… Азия, Африка, Латинская Америка. Намеки там у меня есть на всяких динозавров духа, - рассмеялся Лохматов, - для моей команды. Но и наши хороши. Только ленивы, но если учуют, что цель великая, почти за гранью возможного, себя разорвут, но прорвутся…
- И что же, мы не будем видеться теперь? - как-то наивно спросила Алёнушка?
Лохматов умилился.
- Уеду на год. А потом будем. Мирок этот тесен.
Один из посетителей, похожий на выходца с Востока, подошел к нему и что-то пробормотал. Улыбнувшись, Лохматов в свою очередь что-то шепнул ему на ушко. Потом обернулся к Алёне:
- До свидания, дочка. И никогда не горюй.
Алёна возвращалась на метро, решила съездить к родителям. Душа была в растерянности, далее чуть подавлена разговором с Лохматовым. "Он определенно сумасшедший, - думала она. - Надо же всерьез приняться за то, что нельзя осуществить Хорошо, допустим, древние йоги, великие из них, могли делать со своей душой все что угодно, входить и путешествовать в любые миры, но именно потому, что они соблюдали тайные законы творения… А этот наоборот… То, что могли делать такие йоги, сейчас совершать невозможно, а он хочет того, что в принципе немыслимо. И какой огонь в глазах, зеленовато-синий какой-то". - Алёна вздохнула. - "Какая энергия появилась при осуществлении того, что нельзя осуществить. Странная, дикая энергия, не от творения сего. Впрочем, впрочем, если покушаешься на абсолютно немыслимое, можно вдруг совершать что-то меньшее, но необычное, очень важное, или даже относительно немыслимое. Он же подчеркнул, что не безумен он и начнет с малого по отношению ко всему замыслу, но что само по себе, не дай Бог, конечно, может перевернуть этот маленький мир, - заключила Алёна. - Хотя и надоел же этот маленький мир. Стал как камера пыток для людей… Но может быть гораздо хуже".
Она уже подъезжала к цели, как вдруг цепь ее мыслей, круто перевернулась. Она стала всматриваться в лица людей, сидящих перед ней в вагоне метро.
Лица были разные, больше усталые, озлобленные, но мелькали на редкость интересные, углубленные во что-то. Многие просто читали. Ей полезла в голову мысль: а вдруг теракт, вдруг все погибнут… Погибнут… Она отогнала эту мысль, как назойливую, нездешнюю грязную муху. Опять вгляделась в лица. Один человек пристально взглянул ей прямо в глаза…
И она стала молиться, молиться за всех, кто был с ней в этом вагоне. За их жизнь, за их безопасность, за отвод погибели разного рода - от дикой смерти до гибели души.
Тарас Ротов между тем никак не мог угомониться. Все искал истину, точнее - ее обратную сторону. Умудрился проведать у Леры все подробности Лениной истории. И сразу же вознамерился посетить неуютную больницу, где Лёня лежал в коме. Больница, в общем-то, обычная, районная, куда доставляют на скорой помощи, оказалась какой-то пыльно-заброшенной. В кардиологическое отделение, где мучился Лёня, пропускали в любое время.
Ротов, прихвативший гору конфет и печенья, изумленно для самого себя, беспрепятственно проник внутрь, сунув вахтеру десять рублей.
Кардиологическое отделение протянулось длинным коридором, один конец которого упирался в реанимационное отделение, а другой - в окно, выходящее во двор. По бокам - палаты и все остальное. Тарас сразу узрел ситуацию. Приглядевшись, заметил в палате 501 полумертвого старичка, которого молоденькая сестренка, ворвавшаяся в палату с лекарством, назвала Красов. Сестра моментально исчезла, прямо-таки сбежала из палаты.
Тарас нахрапом подлез к старику и шепнул ему в рот, что он от Пал Палыча. И вывалил гостинцы. Видно было, что старичок не только не воспринимал, кто такой Пал Паныч, но и что такое конфеты. Он со всем примирился, кроме своей смерти. Предлог был найден. Теперь надо было вникнуть в суть того, что происходило с Одинцовым. Тарас пошел разнюхивать в коридор - что да как.
Время обеденное. По коридору двигала столик с дымящимся супом и кашей толстая, до боли обыденная работница. Из реанимационного отделения трупы шмыгали как мыши. На глазах у Тараса, обходя передвижной обед, двое молодых санитаров пронесли носилки с абсолютно одеревеневшей старушкой, чуть прикрытой простыней. "Явный труп", - ворчали больные. Вообще атмосфера была деловая.
Тарас тем временем проявил себя: когда еще кого-то вынесли, он предложил свою помощь. С выпученным животом и глазами на выкате, как боевой конь обратной истины. Молоденькая сестричка, услышав такое предложение, паранормально как-то захохотала… Тарас сразу усек ее и, ловча, завязал отношения - как-то очень аккуратно. "Была бы ночь - я бы ее не упустил", - подумал, а сам игриво спросил:
- Что-то у ваших больных в палате, как у моего Красова, вены не в порядке?
Другая обиделась бы, но Тарас, узнав в ней нечто чуть-чуть патологическое, попал в цель. Сестричка Зоя только хихикнула и ответила, что почти у всех, мол, сразу в вены иглой не попадаем. И вздохнула.
Тарас, собрав в кулак всю свою интуицию, вдруг выпалил:
- А не работает ли тут у вас Аким Иваныч?
И замер в ожидании ответа.
Зоя спокойно ответила:
- А как же. Он работал у нас. Хороший врач. Только недели две назад ушел.
Тарас обомлел:
- Куда ушел? На тот свет?
Зоя как-то утробно хихикнула:
- Да нет. Из больницы ушел. Он бывал-то здесь редко. Он как-то по совместительству, консультантом что ли. Я точно не знаю.
Тарасу захотелось схватить сестричку за нос.
- Какой же из себя был?
- На мой взгляд, невзрачный. Чуть толстенький… - начала сестра.
Тарас удивился своей интуиции, исходящей, видимо, из его живота, где может быть у него помещался некий брюшной глаз или даже нижний разум. Сестричку-то он выбрал с аппетитом к ненормальному - ну кто же будет заводить такие разговоры с незнакомцем, да еще довольно странным посетителем.
Правда, внешность Аким Иваныча, как его описала Зоя, не совпадала с образом того Аким Иваныча, который встречался с Леней, но некоторые тайно-психологические детали вполне подходили. Остальное Ротов списал на счет Зонного субъективного восприятия и общего безумия. Он похолодел от ее сметливости и направленности ума. "Чем она здесь занимается, эта сестричка, - подумал он. - Что такой здесь делать? Уж не ведьма ли?".
Тарас мягко отошел от нее. Зоя загадочно улыбнулась, во всяком случае, так показалось Ротову. "Ну и больные", - вздохнул он про себя и скрылся в тень: в палату, к Красову.
В палате шумели больные. Атмосфера была какая-то радостная и обреченная.
Тарас походил себе около старика, но тот не вникал. Он уже перестал быть тем, кем он был, оставаясь при этом еще живым. Ротов увильнул и оказался в коридоре. Что-то зрело в его уме. Неожиданно шарахнулся в сторону молодого врача:
- Аким Иваныча можно?
- Он у нас недели две не работает.
- Где же его найти?
- Не знаю. Он и у нас бывал редко, по совместительству что ли. Точно не знаю.
Тогда Ротов наклонился к его уху и что-то шепнул. Врач отскочил в сторону и пробормотал:
- Может быть, может быть.
Ротов, ловчась, пулей бросился вон из больницы, чуть не сбив с ног раздатчицу обедов. Успел только помахать рукой Зое и своему старичку. Но тот внезапно оживился, как-то по-своему, подмигнул Ротову и прохрипел:
- Пал Палычу привет передай!
На улице у метро молниеносные мысли и образы прямо одолевали Тараса. "Разрешена, разрешена загадка", - шептал он самому себе. Лере решил ничего не говорить.
Но на следующий день в компании своих полумнимых друзей и съежившегося от страха перед непонятностью мира Родиона, устроил целую истерию, предварительно прокричав историю Лени и Аким Иваныча и т. д.
- А я все открыл. Все ясно: Аким Иваныч этот - крупный авантюрист, перегруженный оккультными знаниями. Он смог вызвать нужный ему поток бреда в мозгу Одинцова.
- Для чего? - прошипел Родион.
- Как для чего? Все концы сходятся. Я еще раньше слышал о международной научной так сказать мафии или организации, черт их разберет, которая интересуется не почками или спермой жертвы, а человеком в целом.
И Ротов громко расхохотался, похлопывая себя по животу, боясь однако задеть глаз брюха.
- Им подавай личность, а не какие-то там почки. Другой размах. А вот что они творят с это личностью - другой вопрос. Я этого не знаю и знать не хочу.
Ротов даже как-то прихрюкнул при такой речи.
- Аким Иваныч наш - обыкновенный агент этой мафии, одним словом крупная сволочь, негодяй и оккультный бандит. Короче, он заманил нашего Леню в свои сети - и сейчас Аким Иваныча с Лёней и след простыл. Нигде их не найдешь, хоть в Тибете или в Перу.
Воцарилось тягостное молчание. Даже этим диким друзьям Ротова стало не по себе. Но Родион зашевелился:
- И что же дальше?
- Что же дальше? - насмешливо переспросил Ротов. - А то, что для Лени широкая дорога теперь открыта. Это тебе не превратиться в почку, как было с Володей. Лёня теперь далеко пойдет, ибо во что они его превратят, это я думаю, уму не представимо. Они зря людей не трогают.
- Как же это понять?!! - крикнул кто-то в углу.
- А так понять, что кругом в этом мире одна сволочь, включая меня, - пояснил Тарас, - Один Трофим Борисыч Лохматов - настоящий человек!
Ротов, тем не менее, продолжал вести свою полубредовую жизнь, путешествуя по разным странным московским углам и встречая там причудливо-необычных людей. Он мог так лихо путешествовать по душам, ибо обладал некоторым капитальцем, и к тому же сдавал большую квартиру - все это досталось ему по наследству.
Встретил он как-то и Наденьку, которую отпустил на волю ее шеф - Трофим Борисович Лохматов. Выпили. Наденька объяснила за вином, что усиленно ищет сейчас жениха себе, друга по жизни на веки вечные, но такого, чтоб был таким же пакостно-мерзким, как она сама. Голос ее даже дрожал, упоминая такое условие. Ротов в ответ только мудро качал головой и бормотал, что такого жениха не просто найти.
Но все эти встречи, заныры и путешествия теперь только внешне скользили по душе Ротова. Сам он полностью погрузился в одно: в воспоминания об Ирине из таинственного Института, в ее образ. Он просто бредил ею, бредил мечтой о своей мистической сестре, о том, что в лице именно Ирины он обретет нечто подобное. А если он найдет свою вечную мистическую сестру, то не только совокупится с нею, но сольется с нею сверхъестественно. Она войдет в его душу, и они станут единым существом, самодостаточным и пребывающим в высших мирах. Он чувствовал порой ее приближение, ее дыхание на себе, и ему казалось, что еще порыв, и она, его мистическая сестра, войдет в него, станет его женским существом, навсегда любимым.
Он бредил своей сестрой даже во сне, и звал ее, чтобы совершилось невозможное…
Алёна неожиданно почувствовала душевное облегчение в связи с отъездом Лохматова. "Тяжел Трофим Борисыч для меня, тяжел, - бормотала она во сне. - Не до миров мне и не до сверхбезумия, я здесь пока, здесь"…
Наутро решила поехать к Лере, осторожно сообщить ей свою (великую) новость. Лера же с утра успела забежать в булочную и возвращалась к себе. Но в коридоре, где находились еще две квартиры, царила нехорошая перепалка. Сестрица хозяина одной из квартир, приехала погостить к брату с северо-востока Москвы. На Леру обрушился целый поток крика, обращенного, правда, с соседке из другой квартиры.