Разговаривать, не видя собеседника, - это именно то, что я делаю хуже всего. У меня и с телефоном вечные проблемы. Поэтому, когда я дождалась номера 18, прошла через контрольную калитку в коридор и, предводимая очередным монахом (или это только униформа такая у них?), дошла до нужной двери, вошла в абсолютно пустую келью-кабину и увидела, что единственный стул стоит перед зеркалом в стене (знаете, как в полицейских участках - "я тебя вижу, а ты меня - нет"), я сразу поняла, что наш разговор с консультантом не склеится.
И действительно. Как можно ответить говорящей стене на вопрос, что я считаю лучшим поступком своей жизни, что - худшим? Я и с близким человеком не могла бы это обсуждать. Честно говоря, я думаю, что и лучший, и худший мой поступок один и тот же: аборт, который я сделала в семнадцать лет, чтобы не заставлять Джека жениться на мне. (Он очень боялся своего дяди-пастора, бедняжка.) Еще стена сказала приятным мужским голосом, что в магнитофонном рассказе о моей жизни (присланном заранее) совершенно неясным остается период с двадцати до двадцати семи лет. "Разве нужно описывать все год за годом?" - "Нет. Но нам кажется, что любая неясность снижает шансы человека на оправдание на Страшном суде и воскресение". - "Хорошо, - сказала я. - Тогда добавим: все, что происходило со мной с двадцати до двадцати семи лет, следует зачеркнуть и забыть. И об этой милости я прошу не только судей Страшного суда, но также трех мужчин разного возраста, сильно натерпевшихся от меня, налоговое управление, телефонные компании, до сих пор пытающиеся получить с меня по старым счетам, моих бедных родителей, владельца голубой "Веги", которую я разбила и смылась, и даже одного агента ФБР, который…" Но нет - уж забывать так забывать!
В общем, довольно скоро стена поняла, что "рассказ о себе любимой" - не мой жанр, и ни одного лишнего доллара из меня на этом не вытянешь. Был снова вызван монах-провожатый, и по лестнице меня отвели наверх в святая святых: круглый зал, где происходит расставание с каплей крови. Той самой, что должна будет воссоздать вас со всеми вашими страхами, бородавками, шрамами, обидами, лишним жирком, искусственными зубами.
Самого зала вы, впрочем, не видите, а идете по кольцевому коридору мимо дверей в кабинки, которые окружают его, как кукурузные зерна - початок. Видимо, мешанина моих религиозных взглядов привела консультанта в растерянность, потому что он на всякий случай направил меня в кабинку без всякого церковного реквизита. Стены расписаны под звездное небо, там и здесь кометы закручивают хвост в форме вопросительного знака (дескать, кто же нас сотворил? кто, а?). А у других (мне потом рассказывали) было все, чего их душа желала. Кому - иконы с лампадами, кому - семисвечник, кому - раскрытый Коран, кому - крест и фуга Баха из стереокомбайна.
В моей тоже тихо наигрывала какая-то музыка - то ли Брубек, то ли из "Джизус Крайст - суперстар", то ли еще что из любимого репертуара второго этажа нью-йоркской богемы. И вот под эти тихие синкопы я, с овечьей покорностью, но обмирая от страха, сунула руку в черную дыру в стене. Именно этого требовал первый пункт инструкции, висящей над дырой. Там была даже картинка, поясняющая, что будет происходить дальше: как надувные браслеты слегка зажимают руку у локтя и у кисти (точно - зажали); как на вашу ладонь, торчащую внутри, в круглом зале, наклеивают специальные датчики (было холодно и щекотно); как затем рука, вернее, предплечье - от локтя до кисти - остается в темном простенке, где и должен свершиться главный чудо-фокус: специальным шаманско-сибирским заговором вашу кровь уговорят подготовиться к долгому-долгому хранению, запастись всем необходимым для путешествия во времени.
Вы не слышите самого заговора (а то, чего доброго, украдете секрет).
Если бы и слышали, не поняли бы ни слова, ибо это по большей части сочетания звуков, особым образом выпеваемых (так говорят их брошюры).
У вас нет никакой возможности проверить научно подлинность проводившихся экспериментов ("Подзащитные" уверяют, что они проводились самым тщательным образом).
У вас нет сил отогнать сомнение - а не трюк ли все это?
Но при всем при том вы начинаете чувствовать, как что-то меняется в вас.
Кровь словно бы тяжелеет, начинает течь медленнее. Сердце работает, как перегруженный бензовоз, идущий на обгон, дыхание ускоряется. Легкое головокружение не похоже ни на какой из известных мне видов опьянения (а уж поверьте, я знаю их немало). Чем-то оно напоминает то состояние на грани засыпания, когда после трехчасовой бессонницы вы вглядываетесь в лошадей, входящих в лифт, и с надеждой говорите себе, что, возможно, сон уже близок.
Дальше произошло самое невероятное: я не почувствовала укола. Может быть, они применяют какую-нибудь местную анестезию, а может быть, шаманский заговор вогнал меня в полусон. Так или иначе, я не заметила того момента, когда дорогие мои трансценденты в своих перегруженных запасами эритроцитах и тромбоцитах отправились в бесконечно далекое путешествие во времени-пространстве. Удастся ли им достичь цели и выстроить меня - такую неповторимую! - заново?
Садясь в машину, я не удержалась: отодрала пластырь с пальца и долго рассматривала крошечную темную точку - этот шлюз, через который произошел "запуск", этот мой "мыс Кеннеди", мой "Байконур".
О да, потом я расписывала свою поездку с большой иронией и на нескольких вечеринках сумела блеснуть этой историей и собрать вокруг себя изрядную толпу минут на пятнадцать. Но если говорить честно, "сдача дела" не прошла для меня бесследно. В чем-то я изменилась. И друзья, и родные, кажется, начинают замечать это. Всевозможные "а вдруг", "а если" то тут то там пробивают бронированный колпак моего скепсиса, и сердце начинает биться так же тяжело и напряженно, как в той комнатке-кабине перед круглой черной дырой в стене.
Ведь действительно: кто может знать, что ждет нас там, далеко-далеко впереди?!
САТИРИЧЕСКИЙ ЖУРНАЛ "LAMPOON"
Из разговоров в приемной архива страшного суда
- В проповеди отца Аверьяна нам обещана после воскресения встреча с самыми дорогими существами.
- Да, это так.
- Самое близкое мне существо ждет в машине, и я готова уплатить и за его каплю крови тоже.
- Очень хорошо.
- Но я несколько тревожусь за исход его дела. Как раз сегодня, должно быть от волнения, когда мы остановились перекусить в придорожном "Макдональдс", оно облаяло очень почтенную леди и искусало весьма породистую таксу.
- Скажите, неделю назад не приезжала к вам такая рыжеватая дама с бородавкой в углу рта?… Ах, вы храните в тайне… Ну а могу я что-то сделать, чтобы попасть на Страшный суд раньше нее и дать показания первым?… Ах, не в вашей компетенции… А скажите, учитываются там показания близких родственников? Например, бывшей жены, у которой маниакальная идея: что бывший муж регулярно пытается сбить ее автомобилем?
- Нет, это не жизнеописание. И каплю крови мне тоже сдавать не нужно. Я просто хочу выяснить, сколько будет стоить оставить у вас в Архиве вот это заверенное нотариусом заявление в две строчки: "Никогда, ни при каких обстоятельствах прошу меня не воскрешать. Кто воскресит - пожалеет".
ЖУРНАЛ "FILM"
Новая и очень доходная отрасль кинопромышленности может развиться в ближайшем году. Связана она с деятельностью "Подзащитных Христовых". Дело в том, что некоторые паломники не удовлетворяются своим словесным жизнеописанием. Обеспокоенные тем, что облик их после воскресения будет как-то искажен, они прикладывают к магнитофонной ленте еще и ролик любительского фильма о себе. Те, кто побогаче, заказывают эту работу профессионалам. Для начинающих режиссеров и операторов этот рынок может оказаться таким же мощным подспорьем, как для студентов - бебиситерство и машинопись. Фабрики киноматериалов начали уже разрабатывать кинопленку, которая должна будет храниться 200, 400, 600 лет. (Все претензии к плохому качеству принимаются уже после Страшного суда.)
ГАЗЕТА "MORNING STAR"
Вождь мирового пролетариата метко окрестил главного прислужника эксплуататорских классов - религию, - назвав ее "опиумом для народа". Но новая разновидность, обосновавшаяся недавно в Нью-Хэмпшире, по своему бесстыдству и жадности настолько превзошла все известные до сих пор, что ее следовало бы уже назвать "чистым кокаином". Мало того что она выкачивает деньги из карманов доверчивых простаков, мало того что отвлекает массы от главного дела - от классовой борьбы, она еще изощряется в клевете, по своей изощренности превосходящей даже изощренную радиостанцию "Голос Америки".
В связи со слухами, распространяемыми недобитыми троцкистами (найдутся и на вас ледорубы) и наймитами капитала (полные списки уже сданы в КГБ), мы имеем заявить следующее:
а) что сотрудник советской миссии при ООН Дигтяреув никогда не переступал порога зловещего Архива;
б) что он был отозван в Москву для лечения, а не по каким-то другим причинам;
в) что прогрессивная организация "Красные черные" проявила политическую близорукость, заявляя публично, будто камрад Дигтяреув истратил в Архиве деньги, которые он вез им, "Красным черным", для революционной работы.
ЖУРНАЛ "LAW"
В течение последнего полугода во многие юридические фирмы и адвокатские конторы начали поступать запросы от людей, интересующихся процедурой Страшного суда. Типичные вопросы:
- есть ли адвокаты, готовые уже сейчас взять на себя защиту? ведение дела?
- где можно ознакомиться с основным Сводом законов?
- так как выяснилось, что Суд будет осуществляться людьми, есть ли какие-то возможности отвода присяжных?
- будут ли возможны апелляции?
- каковы шансы на отмену приговора из-за процессуальных нарушений?
Хотя поначалу все это служило лишь темой анекдотов, напор интересующихся нарастал так заметно, что на сегодняшний день уже три крупные юридические фирмы открыли отделы консультаций по проблемам Страшного суда. Более того, один профессор юриспруденции в иезуитском колледже объявил курс "Юридические аспекты Библии", на который сразу записалось около двухсот студентов.
ЖУРНАЛ "MONEY" (РАЗДЕЛ "РЕКОРДЫ")
К сенсационному результату пришло наше Бюро, исследующее темпы роста различных фирм и размеры прибыли на вложенный капитал. Выяснилось, что за истекший год и по тому и по другому показателю на первое место вышла не какая-нибудь нефтяная компания, не сеть ресторанов, не компьютерный гигант, а религиозная секта "Подзащитных Христовых", недавно обосновавшаяся в США. Хотя эта организация не выпускает акций, не сообщает о своих финансовых делах, не публикует отчетов, оказалось нетрудным подсчитать число паломников, прошедших процедуру "сдачи дела жизни" в Архив как в самой штаб-квартире в Нью-Хемпшире, так и во всех тридцати четырех филиалах, открытых сейчас в других штатах. От ста до ста двадцати тысяч человек пожелали заплатить по три-четыре тысячи долларов за то, чтобы дело их было представлено на Страшный суд одним из первых. Таким образом, доход Архива (с учетом всех вспомогательных служб - мотелей, ресторанов, печатных изданий) был близким к полумиллиарду долларов, а расходы не могли превысить одной трети этой суммы. Итого, за год триста процентов от вложенного капитала.
Налоговое управление сейчас начинает внимательно изучать дела Архива, изыскивая возможность отрезать свой кусок от этого пышно растущего пирога. Но так как религиозная секта приравнивается к церкви и таким образом по закону освобождается от налогов, шансы федерального правительства здесь невелики. Тем более что адвокаты, нанятые Архивом, ведут все его дела с необычайной энергией и умением. Еще бы: в качестве премии они получают возможность сдать свою кровь на хранение бесплатно.
Март, третий год после озарения, Нью-Хэмпшир
1
- Нет, господин Кострянов, не в этом дело. Конечно, вы не обязаны писать подробную историю вашей харбинской возлюбленной. С тех пор прошло сорок лет - память не может удержать всего. Я просто хотела обратить ваше внимание на то, что в этой части рассказа очень много противоречий. Например, на странице тридцать пять вы пишете: "От матери-француженки она унаследовала живость характера". А пятью страницами позже говорите о ее "восточных глазах", "загадочной азиатской душе". Сообщаете, что одолжили ей деньги на открытие ресторана, но тут же упоминаете о каких-то загадочных источниках ее доходов, причем не совсем чистых. И еще через несколько страниц: "За услуги она привыкла платить щедро, кое-что иногда перепадало и мне". Есть и другие неувязки.
Старик за стеклом поднял к глазам тыльную сторону ладони, повертел перстень с камнем, усмехнулся. Нашлепка из искусственных волос на его лысине, видимо, была недавним приобретением: он то и дело двигал кожей лба, словно проверяя, прочно ли сидит.
- Вот уж не думал на старости лет попасть под такой безжалостный допрос. Даже агент налогового управления, с которым я недавно имел беседу, не был столь въедлив, как вы, прелестная невидимка.
- Слово "допрос" и несправедливо, и неуместно. - Лейда старалась сдерживать раздражение, старалась, чтобы интонация оставалась гладкой и ровной, как зеркало перед глазами паломника. - Вы знаете, что на мои вопросы можно не отвечать. Но ведь вы платите Архиву именно за то, чтобы консультант задавал их. Мой долг указать вам на пробелы и несоответствия в рассказе. Если вы хотите представить харбинский период вашей жизни в столь сжатом и скомканном виде, воля ваша. Но тогда, по-моему, не следует обрывать повествование на такой интригующей фразе: "Позже с ее помощью мне удалось отомстить большевикам за гибель моих родителей". Это - для детективного романа, а не для исповеди, отправляемой на Страшный суд.
Видимо, зеркальная ровность тона дала где-то трещину - старик удивленно поднял глаза. Тревога, недоверие, затаенность, настороженность - все это ей доводилось уже видеть много раз. Но в то же время и маска самоуверенности. И саркастические складки в углах губ. И скрытое желание, чтобы их спрашивали и спрашивали еще. А они бы постепенно и как бы нехотя уступали. Мутно-голубые зрачки глядели из глазниц требовательно, как зверьки, ждущие кормежки.
- Что касается происхождения моей возлюбленной, то противоречие здесь кажущееся. Отцом ее был обрусевший черкес - отсюда и восточные глаза. Но Харбин в тридцатые годы представлял собой такую смесь племен, что национальность там переставала что-нибудь значить. Китайцы, маньчжуры, русские белоэмигранты, японские оптовики, корейские перекупщики, не говоря уже о журналистах и шпионах всех мастей. Чтобы заниматься бизнесом в той неустойчивой атмосфере, нужно было быть очень осторожным, но в то же время и решительным; очень хорошо понимать людей, не давать им себя одурачить, но и не распугивать глухим недоверием, рисковать, предоставляя кредит, когда подворачивалось выгодное дело. Так как я занимался торговлей джутом, мои деловые связи…
Раньше Лейда останавливала паломников, если они начинали отвлекаться в сторону или повторяли уже рассказанное. Но Умберто, узнав об этом, устроил ей очередной разнос. "Люди готовы заплатить, чтобы поговорить о себе. Почему вы хотите лишить их этого удовольствия? Может быть, за десять - пятнадцать лет никто не соглашался выслушать их внимательно. Хотите сэкономить их деньги? Чтобы они побольше унесли с собой в могилу?"
Кося глазом на плывущего в воспоминаниях господина Кострянова, Лейда отключила свой микрофон, сняла трубку телефона, набрала внутренний номер.
- Хэлло?
- Джина?
- Нет. Синьорина Фанцони сейчас не может подойти к телефону.
- Но она встала?
- О да. Она принимает ванну.
- Передайте ей, пожалуйста, что звонила миссис Ригель.
- Хорошо.
- Мне срочно нужно поговорить с ней. Попросите ее позвонить в келью номер шестнадцать.
- Конечно, миссис Ригель. Я передам.
Лицо старика за стеклом постепенно размягчалось, саркастические морщины разглаживались в подобие мечтательной улыбки.
- …И довольно скоро я выяснил, откуда у моей подружки завелись лишние деньги. Однажды вечером поднялся в ее кабинетик над рестораном без предупреждения, толкнул дверь - и что?… Она сидела у своей конторки в наушниках и что-то быстро строчила в блокноте. Ну конечно, испугалась, стала что-то врать, запуталась… Потом все же созналась: в нескольких столиках внизу были у нее вделаны микрофоны и кое-какие интересные разговоры (а публика к ней ходила солидная - чиновники, журналисты, банкиры) она записывала. А потом делала из записанного выжимки и продавала одному человеку. Который очень, очень неплохо платил ей. Так что и она могла позволить себе быть щедрой в свою очередь.
- Но дальше у вас идет фраза: "Кое-что перепадало и мне". Вы хотите оставить ее нерасшифрованной?
- …Конечно, я, как мог, заверил ее, что не выдам. Что меня ей бояться нечего. Но все же разбирало любопытство: куда шли ее записи? кто платил? И она, еще больше смущаясь, созналась, что, судя по всему, ее щедрый заказчик получал деньги прямехонько из Москвы. Или там в обход - через Женеву и Буэнос-Айрес - уж не знаю, какими путями они это делают.
- Даже это вы ей простили? Работу на большевиков?
- Видите ли, дело было летом тысяча девятьсот тридцать седьмого года. А к тому времени у многих из нас, из белоэмигрантов, отношение к Совдепии сильно изменилось. Ведь это потом уже открылось, сколько кавказский душегуб невинного народу извел. А тогда-то, по газетам да на поверхности, как выглядело? Что он в первую очередь режет коммунистов. Ну не молодец ли? Всех, кто революцию делал, усадьбы жег, офицеров расстреливал, в ЧК пытал, - всех, всех подряд теперь к стенке ставил. И не только своих, а и зарубежных - все эти Коминтерны, Интернационалы - скопом и поодиночке - бах! бах! бах! Конечно, было еще много краснопузых дурачков и в Европе, и в Америке - всякие Фейхтвангеры, шоу, андрежиды, арагоны, - которые в него верили, верили в пролетарский рай, отправлялись воевать за него в Испанию. А он и там их доставал и к стенке ставил прямо посреди войны. Да разве без его помощи мог бы Франко победить? Никогда. Потому-то краснопузым и давали кричать, никто всерьез не возражал им. Умные люди понимали, что к чему, не хотели мешать кремлевским заплечникам в святом деле. Вот один мой товарищ жил в те годы в Париже, так он мне рассказывал потом…
Замигала желтая лампочка на телефоне. Лейда поспешно отключила микрофон, взяла трубку:
- Джина? Прости, что так рано, но…
- Что-нибудь стряслось?
- Именно это я у тебя хотела спросить.
- По-моему, ничего необычного. А что?
- Меня вызывает отец Аверьян.
- Ну и…
- За два года такого не случалось ни разу.
- Но он к тебе очень хорошо относится. Так хорошо, что попадья, кажется, ходит с поджатыми губами. Или мне показалось?
- Не в этом дело. Он никогда не вызывал меня к себе. Днем, в рабочее время.