События романа Андрея Левкина "Голем, русская версия" - ограничены пределами безымянной московской улицы. Однако в этом камерном пространстве, как в безупречном кристалле, отразилась судьба всего российского общества на сломе эпох: усталость, любовь и косность, страх перед непривычным будущим и эфемерная надежда.
Роман как разговор с собой, неторопливый и спокойный, мягкое упорядочивание реальности, кирпичик к кирпичику, осторожно, с мольбой: будь такой, а не эдакой, пожалуйста - пожалуйста - пожалуйста. Отсечь от мира, как он есть, всё ненужное, оставить одну улицу, заселить её близкими тебе людьми, чтобы волей-неволей им пришлось знакомиться, изучать друг друга, друг к другу привыкать, выбирать себе из замкнутого этого круга друзей, врагов и любимых. Они будут думать твои мысли, чувствовать твои чувства, жить твоей жизнью, говорить твоим языком, они вочеловечатся в полной мере - а ты останешься в стороне, ты станешь големом среди людей, никому не свой, сам себе создатель.
Роман как сказка, грустная и красивая.
Содержание:
Андрей Левкин - Голем, русская версия 1
Дом № 1 1
Дом № 2 2
Мальчик и собака 2
На пустыре 2
К дому № 15 2
Дом № 15 3
Квартира Бармалея 3
Хозяин 4
Дом № 39, кафе 4
Сквот, дом № 42 5
Дома, дом № 2 5
Дом № 24 6
Дом № 24, квартира № 26, Галкина 6
Улица, цветочный магазин 7
Кафе-забегаловка, дом № 39 7
Понедельник, который наступил сразу за предыдущим воскресеньем 10
По дороге 10
Дом № 18 11
Дома у Куракина 11
Куракин о Распоповиче 12
Книжный магазин (дом № 27) 12
Квартира Галчинской 13
Две безвылазных недели 14
Уже август 14
Кинотеатр, дом № 44 15
Август заканчивался 16
На следующий день 17
1 сентября 17
Политтехнолог с точки зрения - хозяйственного мыла Хераскова 19
Я и Башилов 20
Суббота, 2 сентября 21
У Куракина, все еще 2 сентября 22
К вечеру 23
Голем встречен 25
Переезд 26
Голем, первоначальное исследование - по месту нового жительства 26
Уже осень 27
Галкина и Голем 27
Октябрь, парикмахерская 28
Автор Голема 28
Как злятся собаки? 29
Херасков подтверждает, - что и такое возможно 29
Судьба - это то, к чему прилипает 29
С Куракиным, рассуждая о том, - что "им" нужен двойник 30
Магический театр - - это просто когда выпьешь 150 30
Жизнь с Големом - и прямодушная интрига подружки 30
Голем и Терминатор 31
Все и случилось. Ну не все, так- мелочи 31
Ничего не изменилось 31
Предзимье 31
Страшное дело, свадьба Хераскова 31
Вот она, правда о власти, - но правда - это же не тайна 33
Голем по субботам не работал 33
Декабрьский план жизни 33
Тайна рассказана 34
Куракин умер 34
Надо стать серым клоуном 34
Случай из жизни 34
Ночные сплетни 35
Две непонятных недели 35
Возвращение в свой ум 35
Голем вернулся 35
Новый год 36
Дом номер 50 36
Примечания 36
Андрей Левкин
Голем, русская версия
В сказках любят писать так, что, дескать, была одна такая страна, которая вмещала в себе сразу все страны мира. А в ней был город, который являлся одновременно всеми городами этой страны, и, значит, всеми городами мира. А в городе была улица, которая являла собой сразу все улицы этого города и, разумеется, и все улицы этой страны, и, суммируя, все улицы мира. Обычно дальше идут дом, комната, и все заканчивается человеком, который был как бы сразу всеми живущими на свете, и вот этот человек смеялся, смеялся, смеялся…
Мы, однако, остановимся на улице и дальше жизнь прессовать не станем. Впрочем, страна понятно какая. Да и город тоже. А вот улица- дело другое. У каждого ведь есть такая улица, которая и есть для него все. Не потому, что как-то ее любит, а по факту жизни там. Это ведь у каждого - он сидит в квартире, а дальше дом, улица, страна и где-то там еще и весь мир. Чисто факт жизни, так что сказки и притчи вполне тут правы. Где кто живет- там ему и всё, особенно если живет там долго. Вот и смейся себе на здоровье. А я пишу, не смеюсь, но разница невелика.
Моя улица была не то чтобы центральной, но и не окраинной. Не то чтобы ее всякий припомнил по названию, но и совершенно незнакомой она бы никому не показалась. Главный ее финт состоял в том, что номера домов шли тут бустрофедоном - иными словами, ходом быка, то есть - ходом землепашца по полю, чтобы уж совсем всех запутать. То есть стороны улицы не делились на четную и нечетную, а по одной стороне номера возрастали, по другой - убывали. В общем, пронумеровано все было по кругу: дом под номером 1 стоял ровно напротив последнего по номеру дома, 50-го. Отчего так сложилось - непонятно. Похоже, когда-то вся улица принадлежала самодуру домовладельцу-застройщику, который, практически как кот, пометил границы своих владений, их обойдя, да еще и против часовой стрелки. По приколу или ему так имущество было осязаемей. Да, собственно, какая разница, как нумеруется улица из полусотни домов.
Вообще же такие улицы, как наша, бывают в межвременных что ли участках города. Примерно в щели между центром и окраинами: обычно там проходит железная дорога, имеется частная застройка - сначала имелась, затем немного заменилась уже более этажными домами. Массовым строительством такой район востребован быть не может, потому что не такой он большой, чтобы грязь разводить. Новые кварталы строятся дальше, а этот участок живет по-разному- иногда улучшается, иногда ветшает, но обыкновенно сохраняет медленную длительность и обычаи жизни. Там обычно тихо - магистрали строят уже в расчете на дальние районы. Население, соответственно, знает друг друга по крайней мере в пятом поколении. Бывает, конечно, что такой район становится целью жизни нуворишей, как, скажем, в районе "Римской". Но наш район подобная напасть обошла. Не добрались что ли до него, а потом кризис-дефолт, так что доберутся еще не скоро.
Дом № 1
Итак, первый номер стоял на краю жизни, которая будет описана далее. Дом как угловой был ущербным: не то чтобы его часть, выходившая на поперечную трассу, была ниже, но обшарпаннее - несомненно. Собственно, ее не красили уже лет сорок, а вот вторая, уже "наша" часть была ничего себе, даже украшена каким-то количеством лепнины, причем лепнина была намазана краской, красиво гармонировавшей с общим тоном фасада - лиловым. Лепнина же была малиновой.
В злые 80-е годы этот угол был одной из трех главных точек продажи нелегального алкоголя в округе, и этот факт отчасти сформировал нравы жителей первого этажа дома, особенно тех, кто жил ближе к углу. Этим промьпиляли по крайней мере три квартиры, отчего во всех них даже форточки были устроены не вверху окон, а внизу. Милиции - в ответ на естественные подозрения - обыкновенно говорилось, что такая конструкция оконных рам рассчитана на кошек, чтобы тем было удобнее. Понятно, что такие претензии высказывали новенькие менты, намекавшие на то, что они собираются тут обжиться и не идти наперекор местным нравам. Кошки в самом деле ходили через форточки, среди них были и колоритные, а вот люди тут жили усталые; неудивительно - учитывая их ежедневный промысел.
В годы горбачевских алкогольных репрессий им приходилось сложнее - по части производства алкоголя, но их здорово выручал хлебозавод, расположенный по диагонали далее, уже вне пределов улицы. У него был свой распорядок жизни, так что в одной из фаз производства хлеба, да если ещё и ветер шел в нужную сторону, самогон можно было гнать невозбранно. Все равно повсюду пахло дрожжами.
Про кошек и людей дома № 1 я знал потому, что жил в соседнем доме.
Дом № 2
Дом был непримечательный, четырехэтажный, зато - чуть оттесненный в глубь улицы, отчего перед ним образовалось место для неширокого подобия сквера с двумя деревьями - слева и справа. В жару по углам двора собиралась прохлада. Дом был из неоштукатуренного кирпича, который по прошествии лет стал ровно серо-бурым.
Жил я в третьем этаже; если смотреть на фасад - в двух крайних окнах. Одно - комната, второе - кухня. Если сидеть вечерами в кухне возле окна, то видна была изрядная часть улицы, косо уходящей вправо. Ну, если и утром сидеть, и днем - она тоже была видна, но я-то сидел обыкновенно вечерами. Жаль только, что дом стоял с краю улицы, так что происходящее на ней видно было только сбоку, и не на самом ее интересном участке. Конечно, это имело и свои выгоды - тут было тихо. Я тут давно жил. Всегда.
Все, кто жил тут раньше, умерли, у меня оставались только средней дальности родственники, жившие далеко отсюда. Однажды тут жила еще и жена, вовсе не умершая, но также перешедшая в разряд примерно родственников средней дальности и тоже уехавшая. Ей, в частности, не нравилась и улица - типа ни то ни се, какой-то окончательный жизненный омут. Ощутила это и уехала, выбираться из омута. Впрочем, это было еще во времена, когда носки передавали по наследству: в советские годы тут и в самом деле была глушь. Теперь же цивилизации немного прибавилось, но жена, понятно, не вернулась, да и время здесь идти быстрее не стало. Жену я уже почти не помнил, детей у нас не было, а были бы - наверное, не помнил бы и их, если бы она все равно ушла.
Мальчик и собака
Однажды ночью, около часа, я сидел на кухне, пил чай, что-то читал. Для меня это еще не поздно. За окнами было тихо, поблескивал сквозь листву уличный фонарь- было лето. Дверь подъезда хлопнула, а чуть погодя в квартиру позвонили. Бояться мне нечего, подошел, открыл, - надеясь, честно говоря, что это кто-то забрел в гости. Но это оказался мальчонка лет девяти-десяти, не раз виденный на улице. Приличный такой мальчонка, не психованный. Он часто появлялся с собакой - лохматым каким-то псом.
- Добрый вечер, - сказал он. - Вы моего Симпсона не видели? Может, он у вас?
- Нет… А почему у меня?
- Я с ним гулять пошел. А он сбежал. И пропал. За дворняжкой какой-то побежал. Я искал его, долго. А потом вижу- окно у вас горит, вот и подумал, что, может, раз вы не спите, это он вас с улицы разбудил. Или даже вы проснулись и привели его к себе.
- Да нет, я просто ложусь поздно. Пойдем что ли поищем?
- Давайте, а то уже поздно.
- А дома тебя не ищут?
- Нет сегодня никого. Отец на работе ночует, что-то у них спешное, а мать к бабушке в Митино уехала. Она уже звонила, так что больше звонить не будет.
Мы вышли на улицу, сначала повернули налево, к первому дому - посмотреть, не бегает ли пес по поперечной улице, за домом, - никто там не бегал. Вообще пусто было, только вдалеке громыхал грузовик. Повернули в свою улицу и пошли вперед, время от времени присвистывая. Толку от этого не было. Так и шли молча, посвистывая, мальчик иногда звал пса по имени.
Пройдя домов пять, я обнаружил некую странность: мальчонка как бы и в самом деле искал пса, но что ли делал это несколько формально, не взаправду. Ну ладно, - подумал я, - устал, наверное, отчаялся. На вопросы о том, искал ли он за домами, - отвечал, что всюду уже обошел.
За домами справа (мы были в районе девятого-десятого домов) было этакое расхристанное пространство - территория, на которой расположился, в частности, стадион школы, стоявшей в глубине пустыря. Может, ему на этот пустырь стремно заходить было? - подумал я и предложил зайти и туда.
Предложение энтузиазма не вызвало, но он все-таки поплелся следом. Конечно, такое поведение было странным, поскольку будь я псом, я бы непременно отправился именно на пустырь.
На пустыре
Школьным стадионом на пустыре дело не ограничивалось, стадион (да какой стадион - футбольное поле с легкоатлетической дорожкой из какого-то древнего, убитого синтетика и яма для прыжков) был окружен небольшими кустами, и там молодые люди обыкновенно теряли девственность - во всяком случае, так утверждали школьные легенды (конечно, я тоже учился в этой школе), хотя достоверность этого факта выглядела крайне сомнительной. Впрочем, потерять ее тут было и в самом деле удобно. А пить напитки - несомненно.
Это лето было таким теплым и сырым, что одолевали комары, так что с утра тротуары были под окнами засыпаны сизыми прямоугольными пластинками от аппарата "Раптор". Комары, по всей видимости и ощущениям, воспроизводились именно где-то тут, на пустыре. Пустырь был пуст, в школе светилось только единственное окно, сторожа. Лето, каникулы. Вдали погромыхивала вспышками сухая гроза. Мы вернулись на улицу. Там мальчонка вдруг оживился и предложил:
- А давайте к 15-му дому пойдем?
- А что там?
Собственно, какая мне была разница, найдется псина к утру, прибежит. Что б ему не погулять. Надо было как-то завершать прогулку.
- Да так, мне показалось… - сказал он и замолк.
- А почему его Симпсоном назвали? - спросил я.
- Мультик такой. Он на них похож.
Я про Симпсонов мультфильма не видел, а пса помнил, типа фокстерьера, короткошерстый, но все равно лохматый.
К дому № 15
Дом № 15 был все еще на моей стороне улицы, только - уже не в моем квартале. Улица - переулок на самом-то деле, но принято было считать его улицей - делился примерно пополам, уже несомненной улицей. По ней и общественный транспорт ходил: трамвай, вот и теперь прогрохотавший^мимо, слева направо и, лязгнув, затормозивший на остановке, в пятидесяти метрах справа, за поворотом, возле магазина обуви. Из трамвая никто не вышел, и я, увлекшийся судьбой пса, предположил даже, что он мог вот просто сесть в трамвай и поехать куда-то направо - подальше от центра. Хорошо если направо, а то ведь мог сесть и в сторону центра, а там уж сыщи его. Впрочем, ночь была душной, и я бы на месте пса ни за что не стал бы запрыгивать в еще более душный вагон. Тем более что он лохматый фокстерьер, которому и так непросто в эту погоду.
Наша же улица-переулок тут видоизменялась: проезжая часть расходилась по сторонам, освобождая в центре место вполне приличному бульвару- два ряда деревьев, с дорожкой из гравия посередине. Росли на бульваре все больше липы и ясени, имелись также кусты сирени, ныне, в начале июля, уже бездействующие. Разумеется, в моменты отчаяния или просто морально-нравственного упадка за ними имели обыкновение справлять нужду лица, по вечерам пившие напитки на аллее - там имелось определенное количество лавочек. Тем не менее это место сохраняло относительную опрятность и даже комфорт. Мы со своего тротуара посвистали возможному там Симпсону, но отклика не было.
Еще в начале бульварчика была будка для торговли, полукруглый павильончик с раскладкой, типичной для точек, работающих круглосуточно. Сквозь его окна я увидел Хераскова, одного из здешних обитателей, знакомого мне примерно лет двадцать пять, поскольку он учился двумя классами младше, все в той же школе. Понятно, что мы с ним виделись постоянно. Он работал учителем, точнее - зарабатывал, но не столько в школе, сколько репетиторством по всяким языкам. Жил он ровно по диагонали от меня, в угловом доме, за которым улица примыкала к раздолбанному шоссе, идущему вдоль железнодорожных путей, прибитых к небольшой насыпи. Насыпь была отгорожена бетонным забором.
Ту часть жизни кроме насыпи ограничивали отдельные склады и автобаза поодаль. Но это к слову, для общего описания местности, поскольку уж сейчас-то эти обстоятельства никакой роли не играли. На один Новый год, впрочем, Херасков раздобыл у знакомого научно-технического интеллигента лазер небольших размеров, которым мы не столько даже пугали, сколько вводили в оторопь людей, живших в доме напротив, - в 80-е годы мерзких детских игрушек, ставящих на лицах прохожих красное пятно, как от прицела снайперской винтовки, еще не было, ну а лазер, как известно, обладает тем примечательным свойством, что не дает луча, так что источник пятна определить нельзя. "Херасков" было, конечно, прозвищем, еще из времен его первой молодости, прошедшей в хиппованиях, так что "Херасков" было связано не с древним поэтом, а с его жмот-ством, переводясь на русский примерно как "хрен допросишься". В самом деле, был Херасков прижимист. Впрочем, поэзию он, как было свойственно семидесятым-восьмидесятым, знал - даже и архаистов, как отчасти филолог. Любил ли - дело другое. Одет он был неброско, я был рад его увидеть.
Херасков вышел из ларька с чем-то поблескивающим, похоже, что с водкой в объеме примерно 0,33 - типа не спалось ему от возвышенных мыслей (иногда, кстати, его прозвище укорачивали до "Хераско" - под таким названием однажды была зафиксирована в качестве коктейля некая особенно невообразимая мешанина напитков, произведенная Херасковым). Теперь он сутуло начал поворачивать на аллейку в сторону дома, я его окликнул, и он подслеповато - у него было примерно минус семь-восемь, если выпуклость линз не преувеличивала - различил меня и даже перешел на нашу сторону.
- Чего это ночью? - осведомился он. - И с этим? - указал он на мальца совсем уж неэтично. - Это что же, твой сын? - тут он даже как бы задумался.
- Да мы собаку ищем, - как-то понуро возмутился мальчонка. - Не видели? Симпсон зовут, лохматый.
- Симпсона я знаю, - кивнул Херасков. - Но давно не видел. Он когда пропал?
- Cегодня-а-а-а, - проныл малец.