Пьеро смотрел на обидчика и очень хотел высказать все, что думает о больших мальчишках, которые крадут еду у маленьких, однако что-то в Котлере - причем отнюдь не его габариты - словно бы говорило: лучше помолчи, а то хуже будет. В любом споре Пьеро проиграл бы. Глаза защипало, но он решил ни за что не плакать, уставился в пол и яростно заморгал, прогоняя слезы. Котлер чуть качнул носком ботинка, Пьеро поднял голову, и в лицо ему ударил пустой мятый пакет. Котлер вернулся к разговору с приятелями.
С той минуты и до самого Мюнхена Пьеро не раскрывал рта.
Через пару часов поезд подъехал к станции. Гитлерюгендовцы собирали вещи, а Пьеро мешкал, дожидаясь, пока они уйдут. Потом они остались в купе вдвоем с роттенфюрером Котлером; тот глянул вниз и наклонился прочитать, что написано у Пьеро на лацкане.
- Тебе здесь выходить. Твоя станция. - Он говорил так, будто никогда и не издевался над Пьеро и просто хотел помочь. Он сорвал с лацкана Мюнхен и вгляделся в оставшуюся бумажку.
Зальцбург.
- А, вижу, ты не в Германию едешь. В Австрию.
Внезапная паника охватила Пьеро. Он не желал вступать в беседу с этим парнем, но понимал, что спросить необходимо.
- А ты не туда, нет? - Пьеро в дрожь бросало при мысли, что они опять окажутся в одном поезде.
- Куда, в Австрию? - Котлер подхватил с сиденья ранец и направился к двери. Потом улыбнулся, сказал: - Нет. - И уже хотел уйти, но передумал и обернулся. - Пока что нет, - он подмигнул, - но скоро. Очень скоро, надеюсь. Сейчас у австрияков есть место, которое они называют домом, но в один прекрасный день… пфф! - Он сжал кончики пальцев и быстро развел их, губами изобразив взрыв, расхохотался, вышел из купе на платформу и пропал из виду.
До Зальцбурга было меньше двух часов, Пьеро очень устал и проголодался, но, несмотря на изнеможение, боялся заснуть и пропустить свою станцию. Он мысленно рассматривал карту Европы, висевшую на стене его класса в Париже, и думал, где тогда может очутиться. Где-нибудь в России, наверное. А то и дальше.
Он ехал в вагоне один и, вспомнив о подарке, который Симона вручила ему на вокзале в Орлеане, достал его из чемодана, снял обертку и провел пальцами по названию книги.
Эрих Кестнер, прочитал он. Эмиль и сыщики.
На обложке был изображен человек, бредущий по желтой улице, трое мальчиков следили за ним из-за колонны. В нижнем правом углу стояло слово Трир. Пьеро пробежал глазами начало:
- Вот что, Эмиль, - сказала миссис Тишбейн, - помоги мне, пожалуйста, отнести этот кувшин с горячей водой, хорошо? - Она взяла кувшин и синюю мисочку с ромашковым шампунем и быстро пошла из кухни в гостиную. Эмиль со вторым кувшином последовал за ней.
Довольно скоро Пьеро с удивлением узнал, что с мальчиком из книги, Эмилем, у них довольно много общего, - во всяком случае, если иметь в виду прежнего Пьеро. Эмиль жил с одной только мамой - правда, в Берлине, а не в Париже, - и папа у него умер. В самом начале романа Эмиль, как и Пьеро, отправился в путешествие на поезде, а какой-то мужчина в вагоне украл у него деньги, совсем как роттенфюрер Котлер бутерброды у Пьеро. Мальчик порадовался, что у него с собой нет денег. Но зато есть чемодан с одеждой, зубной щеткой, фотокарточкой родителей и новым рассказом Аншеля, полученным прямо перед отъездом из приюта и уже дважды прочитанным. Там говорилось о мальчике, над которым всячески издеваются люди, считавшихся его друзьями. Рассказ показался Пьеро страшноватым. Ему больше нравилось то, что Аншель писал раньше, про колдунов и говорящих животных. Пьеро придвинул чемодан ближе - на случай, если сюда тоже войдет какой-нибудь Макс Грундейс, как к Эмилю. И вскоре покачивание поезда его убаюкало. Глаза сами собой закрылись, книга выскользнула из рук, и он задремал.
Буквально через две секунды - так ему показалось - Пьеро, сильно вздрогнув, проснулся от громкого стука в окно. Он с удивлением огляделся, не понимая, где находится, и задохнулся от ужаса: все-таки умудрился уехать в Россию. Поезд стоял, и в вагоне царила зловещая тишина.
Стук раздался снова, громче, но окно так запотело, что Пьеро не видел платформы. Он провел рукой по стеклу, расчистив идеальную дугу, и сквозь нее разглядел огромную вывеску - там, к счастью, было написано Зальцбург. За окном стояла довольно красивая женщина с длинными рыжими волосами. Она что-то говорила, но Пьеро не мог разобрать слов. Она повторила - опять непонятно. Он потянулся, открыл форточку и тогда наконец услышал ее.
- Пьеро! - кричала женщина. - Это я! Твоя тетя Беатрис!
Глава 5
Дом на вершине горы
Пьеро проснулся в незнакомой комнате. Под потолком длинные светлые деревянные балки перекрещивались с темными опорными столбами, а прямо над головой в углу висела огромная паутина, чей создатель зловеще вращался на тонкой шелковистой ниточке.
Минут пять Пьеро лежал неподвижно и пытался восстановить в памяти события вчерашнего дня. Последнее, что он помнил, - то, как сошел с поезда и шагал по платформе рядом с женщиной, назвавшейся его тетей, а затем влез на заднее сиденье автомобиля, где за рулем сидел мужчина в темно-серой форме и шоферском кепи. Но дальше - провал. Нет, еще одно воспоминание, как в тумане: он упомянул о парне из "Гитлерюгенд", который приставал к нему и отобрал бутерброды. Шофер начал было говорить что-то про "этих юнцов", но тетя Беатрис, шикнув, заставила его замолчать. Вскоре Пьеро, видимо, заснул - и во сне взлетал все выше и выше под облака, и ему становилось все холоднее. Затем две сильные руки вытащили его из машины и отнесли в спальню; женщина подоткнула под него одеяло, поцеловала в лоб и выключила свет.
Пьеро сел и осмотрелся. Комната довольно маленькая, меньше даже, чем дома в Париже. Из мебели - кровать, комод, на нем кувшин и таз, в углу шкаф. Приподняв простыню, мальчик с удивлением обнаружил на себе длинную ночную рубашку - и ничего больше. Значит, кто-то его раздел. Пьеро зарделся; кто бы это ни был, получается, он видел все.
Мальчик встал и прошел к шкафу, босые ноги на деревянном полу мерзли. Его вещей в шкафу не оказалось. Он открыл ящики комода - тоже пусто. Зато кувшин доверху налит водой. Пьеро отхлебнул чуть-чуть, прополоскал рот и выплюнул, затем налил воду в таз и ополоснул лицо. После, у единственного окна, он отвел занавеску и хотел посмотреть, но сквозь замерзшее стекло едва различил что-то белое и зеленое - наверное, поле с травой, усердно пробивающейся из-под снега. Живот слегка подвело от волнения.
Где я? Очень хотелось знать.
Обернувшись, он увидел на стене портрет чрезвычайно серьезного человека с усиками. Глядит в пространство; желтый китель, железный крест на нагрудном кармане, одна рука покоится на спинке кресла, другая упирается в бедро. За спиной человека картина: деревья, и тучи сгущаются, как будто перед сильной грозой.
Пьеро засмотрелся на мужчину - в его лице было что-то гипнотическое - и опомнился, лишь заслышав в коридоре шаги. Он быстро прыгнул назад в постель и натянул простыню до подбородка. Ручка двери повернулась, и в комнату сунулась полная девица лет восемнадцати с рыжими волосами и красным лицом.
- Проснулся, значит, - сказала она обвинительным тоном.
Пьеро молча кивнул.
- Идем со мной, - велела девица.
- Куда?
- Куда надо. Пошли. И быстрее. И не задавай дурацких вопросов, без тебя дел невпроворот.
Пьеро встал и направился к этой командирше, глядя не на нее, а себе под ноги.
- Где моя одежда? - спросил он.
- В печке, - ответила она. - Сейчас это уже не одежда, а пепел.
Пьеро ахнул от ужаса. Вещи, в которых он ехал в поезде, мама купила ему на семь лет; они тогда в последний раз вместе ходили в магазин.
- А чемодан?
Она без капли сожаления пожала плечами:
- Там же. Нам в доме паршивая вонючая дрянь не нужна.
- Но там… - начал было Пьеро.
- Все, хватит языком молоть. - Она обернулась и покачала пальцем у него перед носом. - Вещи твои были грязные и, поди, кишмя кишели всякой мерзостью. Им в печке самое место. А тебе крупно повезло попасть в Бергхоф и…
- Куда? - переспросил Пьеро.
- В Бергхоф, - повторила девица. - Так называется этот дом. И мы тут капризов не терпим. Так что давай - скоренько за мной. И чтоб я больше ни слова от тебя не слышала.
Он зашагал по коридору, глядя направо и налево, изучая незнакомую обстановку. Дом, почти целиком деревянный, был красив и уютен, но фотографии на стенах - где офицеры стояли навытяжку и впивались глазами в объектив так, словно хотели, чтобы он треснул, - казались здесь не слишком уместными. Однако они буквально заворожили Пьеро. От этих военных, сильных, красивых, грозных, словно било электричеством. Станет ли Пьеро таким же грозным, когда вырастет? Хорошо бы. Тогда никто не осмелится сшибать его с ног на вокзалах и красть у него бутерброды в поездах.
- Это она фотографирует. - Девица, увидев, что Пьеро замер у фото, остановилась.
- Кто?
- Хозяйка. Ну ладно, хватит плестись - вода остывает.
Пьеро не понял, что имеется в виду, но вслед за девицей спустился по лестнице, и они повернули налево.
- Еще раз: как тебя зовут? - спросила она, оглядываясь. - Я чего-то никак не упомню.
- Пьеро.
- Что это еще за имя?
- Не знаю. - Он пожал плечами. - Мое имя, и все.
- Не пожимай плечами, - сказала девица. - Хозяйка этого не терпит. Простонародная, говорит, привычка.
- В смысле, моя тетя? - спросил Пьеро.
Девица остановилась как вкопанная и сначала смотрела на него, не говоря ни слова, а потом, запрокинув голову, так и покатилась со смеху.
- Беатрис не хозяйка, - объяснила она, - а всего лишь экономка. А хозяйка… Ну, хозяйка, она и есть хозяйка, ясно? Она тут главная. Указывает твоей тете, что делать. И вообще нам всем.
- А вас как зовут?
- Герта Тайссен, - представилась девица. - Я служанка, вторая по старшинству.
- А сколько всего служанок?
- Две. Но хозяйка говорит, что скоро понадобятся еще, и когда они появятся, я все равно буду вторая и буду ими командовать.
- А вы тоже здесь живете? - поинтересовался Пьеро.
- Ну да. Думаешь, я сюда на минуточку забежала, так, для зарядки? Тут хозяин с хозяйкой живут, когда наезжают, хотя, правда, вот уже недель несколько глаз не кажут. Иной раз на выходные заглянут, когда на подольше, а то, бывает, и целый месяц их нет. Потом еще есть Эмма - кухарка, с ней шутки плохи, учти. Потом Юте, старшая служанка. Ну и конечно же, Эрнст, шофер. Да ты его, поди, видел вчера вечером. Он прямо прекрасный! И красивый, и веселый, и заботливый. - Она на минуту умолкла и счастливо вздохнула. - Да, и твоя тетя, понятное дело. Экономка. А у входа обычно еще два солдата на страже, но они так часто меняются, что и знакомиться смысла нету.
- А где сейчас моя тетя? - спросил Пьеро, уже решив, что Герта не особо ему нравится.
- Поехала с Эрнстом под гору купить кой-чего нужное. Наверно, скоро вернется. Хотя когда они вдвоем уезжают, то сроду не угадаешь. Тете твоей его времени ни капельки не жалко. Ох, сказала бы я ей, что про это про все думаю, да только она главней меня и, не приведи господь, еще хозяйке нажалуется.
Герта открыла дверь, и Пьеро вслед за ней вошел в комнату. В центре стояла жестяная ванна, и от воды, налитой до середины, поднимался пар.
- У вас сегодня стирка? - спросил мальчик.
- Нет, это для тебя. - Герта закатала рукава. - Давай снимай свою рубаху и залезай, я тебя ототру как следует. Ты небось грязи на себе понавез невесть сколько. Французы, они все грязные, других не встречала.
- Нет. - Пьеро затряс головой и попятился, выставив перед собой ладони, как щит. Он ни за что на свете не собирался разоблачаться перед незнакомым человеком - и особенно перед девушкой. Ему и в приюте не нравилось снимать одежду при всех, а ведь в спальне были одни мальчики. - Нет, нет, нет. Ни за что. Я рубашку не сниму. Извините, но нет.
- Как же, тебя не спросили. - Герта уперла руки в боки и воззрилась на него, будто на диковинного зверька. - Приказ есть приказ, Пьер…
- Пьеро.
- И ты это очень скоро поймешь. Нам приказывают, мы выполняем. Всегда и беспрекословно.
- Не буду раздеваться, - сказал Пьеро, багровый от смущения. - Меня даже мама с пяти лет не купала.
- Мамаша твоя померла, я слыхала. А папаша сиганул под поезд.
Пьеро уставился на служанку, не в силах вымолвить ни слова. Он не верил своим ушам: как можно быть такой жестокой?
- Я сам помоюсь. - Его голос слегка дрогнул. - Я умею, я все сделаю как надо. Честное слово.
Герта сдалась:
- Хорошо. - Она сунула ему в руку брусок мыла. - Через пятнадцать минут вернусь, и чтоб от этого куска помину не осталось, понял? Иначе я сама за тебя возьмусь, и тогда уж никакое нытье тебя не спасет.
Пьеро кивнул, выдохнул с облегчением, дождался, чтобы Герта вышла, снял рубашку и осторожно залез в ванну. Лег на спину и закрыл глаза, блаженствуя. Вот неожиданный подарок; он давным-давно не принимал не то что горячей, хотя бы тепловатой ванны. В приюте вода была одна на всех, и всегда холодная. Он энергично потер в ладонях мыло, хорошенько его вспенил и начал мыться.
Скоро вода потемнела от грязи, которой накопилось изрядно. Пьеро нырнул, забавляясь тем, как сразу пропали все звуки внешнего мира, и принялся за волосы, тер голову изо всех сил. Потом, тщательно ополоснувшись, сел и стал скрести ступни и кисти. К его радости, мыло быстро уменьшалось, но он не успокоился, пока оно не исчезло совсем, - теперь Герта, когда вернется, точно не исполнит своей ужасной угрозы.
Служанка - не постучав! - вошла с большим полотенцем и развернула его перед Пьеро.
- Ну-ка, - велела она, - вылазь.
- Отвернитесь, - попросил Пьеро.
- Господи, мать честная. - Герта вздохнула, отвернула лицо и закрыла глаза. Пьеро вылез из ванны и позволил ей обхватить себя целиком. Ткань оказалась невероятно мягкая и пушистая, он и не представлял, что такая бывает; его маленькое тело блаженствовало, и он с радостью остался бы в полотенце навсегда.
- Так, - сказала Герта. - Чистые вещи я положила у тебя на кровати. Они большие, будут велики, но ничего не попишешь. Беатрис, я слыхала, повезет тебя потом под гору, там и принарядит.
Опять гора.
- А что это за гора? - спросил Пьеро. - Что это вообще за место?
- Больно ты любопытный. - Герта отвернулась. - Некогда мне с тобой болтать, дела у меня. Одевайся, а сойдешь вниз, так поешь, если голодный.
Пьеро, как был в полотенце, побежал в свою комнату; ноги оставляли на деревянном полу еле заметные следы. На постели и правда аккуратной стопкой лежало несколько вещей. Мальчик оделся, закатал рукава рубашки, подвернул брюки и, насколько мог, затянул подтяжки. Огромный толстый свитер свисал ниже колен, и Пьеро его снял, решив, что ничего, можно и померзнуть.
Он спустился по лестнице и огляделся, не зная, куда теперь идти. Вокруг было пусто, и спросить не у кого.
- Эй? - позвал он тихо, боясь слишком привлекать к себе внимание, но очень надеясь, что его услышат. - Эй? - повторил он, направляясь к входной двери. Из-за нее доносились голоса, смеялись двое мужчин.
Пьеро, повернув ручку, открыл дверь и обнаружил, что на улице хоть и холодно, но солнечно. Пьеро вышел. Мужчины бросили недокуренные сигареты, затоптали их, вытянулись во фрунт и уставились прямо перед собой. Две живые статуи в серой форме с широким черным ремнем, в серых фуражках с козырьком и черных сапогах почти до колен.
У обоих на плечах висели винтовки.
- Доброе утро, - боязливо произнес Пьеро.
В ответ не раздалось ни звука. Он прошел немного вперед, обернулся и посмотрел сначала на одного, потом на другого; они безмолвствовали и выглядели довольно-таки нелепо. Пьеро стало смешно, он растянул пальцами рот и выпучил глаза, как лягушка, стараясь не слишком хихикать. Солдаты не реагировали. Он запрыгал на одной ноге и захлопал ладонью по рту, издавая боевой клич. Ноль эмоций.
- Я Пьеро! - провозгласил он. - Царь горы!
Тут один солдат чуть шевельнулся, и по тому, как изменилось его лицо, искривилась губа и немного приподнялось плечо вместе с винтовкой, Пьеро понял, что, кажется, от часовых лучше отстать.
Ему хотелось вернуться в дом и, как предлагала Герта, что-нибудь съесть, ведь он голодал уже целые сутки, с самого Орлеана, но все-таки куда больше тянуло осмотреться, выяснить, где он, собственно, находится. Он шагал по траве, подернутой инеем и приятно хрустевшей под ногами, и вертел головой, рассматривая окрестные пейзажи. От них поистине захватывало дух. Пьеро был не просто на вершине горы; он был на одной из гор целого массива, среди огромных острых вершин, терявшихся в облаках. Заснеженные макушки сливались с белесым небом, и облака, теснясь, не позволяли отличить одну гору от другой. Пьеро в жизни не видел ничего подобного. Он обошел дом с другой стороны, посмотреть, что там.
Там оказалось сказочно прекрасно. Безбрежный и безмолвный мир, замерший в безмятежности.
Издалека донесся какой-то звук, и Пьеро, обогнув дом, глянул на дорогу, которая начиналась у парадного входа и вилась через Альпы, через горные гряды, хаотично виляя то влево, то вправо, а потом пропадала где-то далеко внизу, в тумане. "Интересно, какая тут высота?" - подумал Пьеро. Он полной грудью вдыхал чистый, бодрящий воздух и остро ощущал, как его душа наполняется удивительной благодатью. Еще раз поглядев на дорогу, он увидел, что вверх, к дому, взбирается автомобиль. Может, надо вернуться к себе в комнату, пока машина еще далеко? Жалко, нет Аншеля, уж он бы знал, что делать. Из приюта Пьеро писал другу регулярно, но отъезд случился так неожиданно, что сообщить о нем не нашлось времени. Надо поскорее написать, вот только какой указать адрес?
Пьеро Фишеру,
Горная вершина,
Незнамо где под Зальцбургом.
Вряд ли почтальон такому обрадуется.
Автомобиль остановился двадцатью футами ниже, около пропускного пункта. Пьеро смотрел, как из деревянного домика выходит солдат, поднимает шлагбаум и рукой показывает: проезжайте. Эта же машина встречала Пьеро вчера вечером на вокзале, черный "фольксваген" с раздвижной крышей и двумя трепещущими на ветру черно-бело-красными флажками на капоте. "Фольксваген" подъехал, из машины выскочил Эрнст и направился к задней двери, которую открыл, и появилась тетя Пьеро. Они оживленно поговорили с минуту, потом тетя глянула на солдат у двери и будто бы переодела лицо - оно сделалось суровым. Эрнст вернулся за руль, проехал чуть вперед и там поставил машину.