* * *
– Родненький, не хочу, чтоб убили моих детей теперь, когда война закончилась. Мы должны что-то сделать. Они здесь в постоянной опасности.
– Да, надо что-то делать, но я не знаю что, – ответил ей дед.
– А почему б тебе не поговорить со своей сестрой Милагрос, с той, которая живет в пойме Сегуры, в Сьесе? Может, она сможет нам подсобить.
– И как она нам поможет?
– Ну, пусть поговорит со своим хозяином, авось, мы сможем пойти туда работать.
– Это будет трудно. Куда мы пойдем? Кто нам вот так даст крышу?
– Ты спроси ее. Посмотрим, как дело пойдет.
– Но, жена, подумай хорошо, потому что ежели мы уйдем, то должны будем оставить дом и земли. У нас немного есть, но, по крайней мере, мы можем сводить концы с концами.
На том и закончился разговор. Однажды утром дед разбудил Хусто, одного из младших сыновей, высокого и сильного парня.
– Хусто, сынок, вставай, нам надо идти.
– Уже иду, отец.
Бабушка приготовила им обильный завтрак с козьим молоком и ломтями хлеба, смоченного оливковым маслом. Она собрала им корзину со съестным и поцеловала каждого, когда они выходили из дома.
Дед и дядя Хусто отправились в Кахитан. Затем спустились к реке Сегура по отрогам Алморчона. Пересекли Вередилью и в низовье реки дошли до Ла-Парры, лежащей в центре орошаемых земель Сьесы.
Двоюродная бабушка Милагрос переехала в пойму реки Сегура в начале 30-х годов и стала работать горничной в семье Хименес Манчеганос, известной в городе как семья Самокруток. Старший из братьев Хименес, Дамасо Самокрутка, был республиканским политиком, хорошо осведомленным о планах модернизации сельского хозяйства в бассейне реки Сегура, которые рассматривались в Мадриде. Где-то в те годы широко обсуждался и разрабатывался проект по перекачке туда вод из реки Тахо.
Семья Хименес владела большим количеством земель в окрестностях реки Сегура. Но большинство из этих участков оставалось за пределами поливных границ водных каналов, поэтому на них можно было сажать только культуры, пригодные для суходола. Хименесы были первыми в Сьесе, кто разработал планы по расширению поливных полей и воплотил их в жизнь. Их семья начала с земель, которые находились внутри поливных границ водных каналов, тщательно их подготовила и засадила фруктовыми деревьями, задумав современную эксплуатацию этих территорий. Затем они установили мотор для подъема воды одного из каналов и отвели под поливное земледелие небольшую часть суходола. Хименесы устроили там рассадник, посадив фруктовые саженцы местных и других сортов, которые привезли из разных мест.
Бенедикто, земледелец из соседнего городка Абаран, работал в угодьях семьи Хименес. Одним летом, когда Дамасо Хименес поселился в сельском доме в Ла-Парре с частью слуг, Бенедикто познакомился с двоюродной бабушкой Милагрос. Он начал ухаживать за ней жаркими ночами сьесанского августа, и в конце концов они поженились некоторое время спустя.
Бенедикто был умельцем в разведении фруктовых деревьев и мастером в выведении новых сортов. Должно быть, у него был какой-то особый дар, потому что все почки у него прицеплялись. Семья Хименес возложила на него ожидания по улучшению и разведению своих сортов фруктовых деревьев. Но вследствие войны все парализовалось.
Дед Антон Красный поговорил с сестрой Милагрос и попросил ее походатайствовать о нем и его детях перед доном Педро Хименесом. Она уже это сделала, когда просила два поручительства для Дамиана и Рамиро. Сьесанский барчук хотел довести до конца планы по расширению поливных полей, которые были у его брата Дамасо до войны, но времена были неподходящие, и из-за военных разрушений проект по перекачке воды точно мог приостановиться на долгое время. Он сказал тете Милагрос, что пока не может принять на работу еще людей.
Но двоюродная бабушка настояла. Злые языки в сельской местности говорили, что Милагрос имела большое влияние на мужчин семьи Хименес. Все получилось, и она смогла добиться, чтобы господин Педро позволил бабушке и дедушке жить в доме в краю Ла-Парра, а также нанял на работу дедушку и его старших сыновей. Однако условия того соглашения никогда не были полностью ясны и со временем породили много недоразумений и конфликтов.
Первое недоразумение не заставило себя долго ждать. Дон Педро Сакокрутка полагал, что в обмен на проживание в доме дед, дядя Дамиан и дядя Рамиро должны были бесплатно работать на землях имения, не получая никакой материальной компенсации или даже продуктов питания. Когда по прошествии нескольких недель работы мужики убедились, что им не выплатят никакой зарплаты, они просто пошли в горы дергать эспарто.
Так никогда и не стало известно почему, но именно двоюродная бабушка Милагрос сообщила дону Педро, что дяди и дедушка ушли теребить эспарто в горы. Возможно, это был момент слабости. Барчук разозлился.
– Да как эти босяки осмелились? Чтоб завтра же они покинули дом. Не хочу снова видеть их на моих землях.
Милагрос испугалась. Двоюродная бабушка не ожидала такой категорической реакции. Она только стремилась снискать большего расположения своего барчука. Но вред уже был нанесен. Меньше чем через месяц после приезда в пойму Сегуры дедушка и бабушка остались на улице на неопределенное время.
– Господь прижимает, но не душит… – говорил дедушка.
Один из жителей Ла-Парры, у которого был маленький пустующий дом, предложил его дедушке, чтобы они с бабушкой в нем жили, пока не найдут что-нибудь получше. Вся семья переехала туда. Они подремонтировали дом, как смогли, и использовали его несколько лет.
Через некоторое время после случившегося дон Педро, должно быть, признал, что переборщил, и сказал дедушке, что тот может вернуться в дом, из которого ушел, и снова работать на его землях. Но для Антона Красного такое проявление своевольной и своенравной власти было достаточным для того, чтобы вежливо отказаться от предложения. Он не хотел иметь рабскую зависимость от барчука. Однако из-за нужды, которую испытывала его семья, дедушка с радостью принял предложение о работе в имении, но в качестве подёнщика с регулярной еженедельной оплатой.
– Дон Педро, пока мы не будем возвращаться в ваш дом, лучше мы останемся в этом. Так мы избежим конфликтов и недопонимания. Каждый в своем доме, а Господь в доме каждого.
Отношения между двоюродной бабушкой Милагрос, дедушкой и бабушкой стали прохладными вследствие того инцидента, и, хотя они по-прежнему общались, между ними сохранялась дистанция. Однако, иная ситуация была с ее мужем, Бенедиктом, и с их детьми, потому что с каждым днем отношения с двоюродными братьями становились все теплее.
В свою очередь Милагрос по-прежнему сообщала своему барчуку обо всем, что происходило в посёлке и в его имении. Ее одержимость доном Педро усиливалась со временем и приобрела нелепые формы, так, например, она не позволяла своим собственным детям есть плоды инжирных деревьев, которые полудико росли на склонах водных каналов.
С самой вершины холма, где располагался дом, в котором жила Милагрос, она держала в поле зрения все орошаемые земли, прилегающие к нему, и контролировала все, что там происходило. Ей нравилось мочиться стоя. Тучная, одетая в черное платье, она уходила далеко от дома и устраивалась на краю откоса, где начинался спуск со склона холма. Там Милагрос производила осмотр угодий, пока мочилась. Вдруг раздавался её грозный голос…
– Деееетка, не ешь инжир, проклятый, он для хозяина.
* * *
Переезд в пойму Сегуры происходил в несколько этапов. Сначала дед и старшие братья перевезли мебель и домашнюю утварь, которые посчитали необходимыми. Остальное они оставили в доме в Эль-Рольо. Затем в последующие поездки привели домашний скот. Дамиан остался, чтобы ухаживать за ним и кормить его.
Последний поход предприняли ранним утром. Этой ночью они едва ли спали. Бабушка приготовила плотный завтрак. Когда все собрались, то вышли на улицу, и дед запер дверь дома на три оборота ключа.
– Пусть будет так, как захочет Бог. Самое худшее, что может произойти, нам придется вернуться с пустыми руками, – сказал дед, засовывая ключ в карман пиджака.
– Еще посмотрим, родненький… еще посмотрим. Нужно верить в Бога, – сказала бабушка.
Процессия состояла из деда Антона, бабушки Амалии Хесус и их детей: Марии, Рамиро, Хусто, Антона, Марсьяля и Федерико, одного большого серого осла, двух черных коз мурсийской породы, пяти козлят, семи кур-несушек и одного петуха-певуна. Осёл был запряжен парными корзинами из эспарто. С одной стороны была одежда, некие предметы домашнего обихода и дядя Федерико, который тогда был маленьким мальчиком. С другой – некоторые предметы утвари, которые бабушка решила взять в последний момент.
Открывал шествие дед, рядом с которым шла бабушка. За ними следовал дядя Рамиро, тащивший осла. Тетя Мария шла рядом с животным, следя за тем, чтобы Федерико не выпал из корзины при одном из толчков на дороге и не упал бы ничком на землю. К тому же существовал дополнительный риск, что на него могла наступить ослица задними лапами. Дальше шел Хусто, жизнерадостный, гордый, сильный. Он вел на веревке двух черных коз, которые иногда отказывались идти, и пять козлят. Сзади, замыкая семейную группу, играли и шутили Марсьяль и Антон, получавшие удовольствие от переезда, который казался им интересным приключением.
На дороге и по её краям проступали зубчатые следы танков, входивших в состав колонны армии Франко, которые, направляясь из Гранады через Караваку, пересекли те поля, чтобы в последних днях марта войти в городок Сьеса.
Семья решила, что пора немного поесть и набраться сил, когда дошла до центра поля Кахитан, где, как говорится в местной поговорке, "за хороший танец давали бесплатный хлеб", поскольку там в изобилии росли зерновые культуры. Антон Красный очень хорошо знал всех земледельцев этой местности. С юности дед косил пшеницу на всех пахотных полях, и, хотя он всегда любил спорить с земледельцами при согласовании оплаты и содержания, им нравилось, что люди из группы Красного, приходившие косить их поля, были трудолюбивы и серьезно относились к делу.
Рядом находились дом и пахота семьи Амако, которую дед знал очень хорошо. Они подошли к дому, чтобы подогреть немного козьего молока для самых маленьких. Дед спешил и потому не хотел терять время на разведение огня. Он подошел к двери и сильно постучал, ударяя ладонью.
– Кто-нибудь есть дома?
– Кто стучит? Входите… проходите… – ответил изнутри Бонифасьо Амако и подошел к двери, выйдя из полутемного внутреннего пространства дома.
Когда он увидел деда, у него изменилось выражение лица. Бонифасьо немного прищурил глаза, и его лицо приняло циничное выражение.
– Добрый вечер, дядя Антон, что вы хотели?
– Добрый вечер, Бонифасьо, да вот, иду со всей семьей. Мы спешим, и мне бы не хотелось специально останавливаться разводить огонь, чтоб подогреть немного молока для маленьких детей. Быть может, моя Мария подогреет молоко на твоей кухне.
– Ну… мне жаль, дядя Антон, но это невозможно. Ничего личного, но сейчас все очень серьезно, всех сильно контролируют, и Жандармерия запретила нам давать приют незнакомым и тем, кто бежит.
– Значит, теперь я незнакомец в твоем доме? Ты ведь так не считал в течение последних трех лет, правда?
– Сожалею, я вам серьезно говорю, что дело скверное. Лучше бы вы шли своей дорогой и не ставили нас в неловкое положение. Жандармы проходят здесь очень часто… Не подобает, чтоб вас и ваших детей с их прошлыми делишками… видели в моем доме. Разве ваш Дамиан не идет с вами?
– Какая тебе, черт возьми, разница, где сейчас мой Дамиан?
– К тому же вы идете со всей семьей, как будто убегая от правосудия…
– Прощай, Бонифасьо. Лучше тебе никогда не оказываться в подобной ситуации… и не забывай, что мы погонщики и на дороге встретимся…
Антон Красный развернулся и увел всю свою семью от этого дома. Деду было сложно понять, как этот человек мог нарушить элементарные нормы гостеприимства. Проклятая война вывернула людей наизнанку. Но Красный больше не придавал значения этому случаю. Они продолжили путь до отрогов Алморчона, где в изобилии были сухие дрова. Там семья села в тени сосен, и дед разжег маленький костер, чтобы наконец-то вскипятить козье молоко, пока оно не поднимется три раза. Все поели и хорошо отдохнули, прежде чем продолжить свой путь.
Семья пришла к реке Сегура на высоте оврага Барранкоде-Мота, около домов Вередилья, выше устья Каркабо. Дед помог бабушке и тете Марии пересечь реку. Рамиро перенес Федерико, самого маленького. Марсьяль настоял на том, чтобы переправиться через реку, сидя высоко на спине ослицы. Дед снова перешел реку, дабы тянуть за собой животное, пока Хусто будет поддерживать его, чтобы течение не увлекало за собой.
Антон переводил коз и козлят, но река их унесла. Рамиро, внимательно следивший с берега, побежал вниз по течению и стал доставать животных одного за другим; все оказались живы. Семья пересекла реку и направилась в Ла-Парру, чтобы начать новую жизнь на землях, которые также составляли часть территории Эспартании.
* * *
Это были годы лишений в трудный послевоенный период. Некоторые женщины зарабатывали себе на жизнь как знахарки среди сельчан. Они являлись шарлатанками без дара и знаний, но должны были кормить свои семьи. Одной из этих женщин была Франсеса. Она жила на въезде в Сьесу, на Куэста-де-ла-Вилья, и зарабатывала тем, что ходила по сельским домам, леча травами и молитвами, не прибегая к спиритическим сеансам. Но ее средства были неэффективными, поэтому ей приходилось самой искать себе пациентов. Мало кто приходил к ней добровольно, но она была очень настойчивой и обладала талантом убеждения.
Вскоре после того, как семья Антона Красного устроилась в пойме Сегуры, в краю Ла-Парра, до ушей Франсесы дошли слухи о способностях Амалии Хесус, которые распространились по всему району и привели к тому, что в дом дедушки и бабушки начали приходить люди. Франсесу беспокоило присутствие Амалии Хесус в тех местах. Она стала видеть в ней соперницу. К тому же шарлатанка боялась встретиться с ней. Пациенты Франсесы уходили от нее, по горло сытые тем, что не излечивались от своих болезней и должны были постоянно платить ей за лекарства, которые не приносили результата.
В краю Лос-Чаркос дед взял в аренду кусок земли, орошаемой из водного канала с тем же именем. Он уже несколько недель проделывал путь от дома до этого участка и обратно, когда однажды, на закате, столкнулся с Франсесой, которая возвращалась после лечения одного из своих пациентов. Так шарлатанка узнала, что этот высокий и худощавый мужчина – муж тети Амалии Хесус.
В одной семье, живущей в домах на склоне Гурулья, заболел сын. А лучше было бы сказать, используя подходящий язык, их сына скрутило. Его часто рвало, он не хотел есть, исхудал и был бледен. Франсеса всегда спрашивала соседей, знают ли они кого-нибудь, кому могут понадобиться её забота и внимание. Так шарлатанка и выяснила, что юноша из Куэста-де-ла-Грулья был болен уже несколько недель. Одним утром она пришла в дом этой семьи в тот момент, когда там были только женщины. Франсеса знала, что с ними будет легче найти общий язык.
Само собой разумеется, она уговорила мать позволить ей увидеть сына. Диагноз был сокрушительным: его сглазили. После привычного ритуала парень якобы был освобожден от зла, и Франсеса получила хорошую оплату картофелем и овощами с огорода.
Однако когда два дня спустя стало очевидно, что результата лечения нет, эту женщину позвали снова. Поскольку она не могла вылечить мальчика, родители начали сомневаться в эффективности её средств. Время шло, а состояние ребёнка оставалось прежним. Франсеса уже много раз приходила в этот дом, чтобы снять с парня сглаз, но зло не отступало. Родителям уже осточертели визиты этой женщины, и они боялись за здоровье сына. Франсеса была вынуждена найти виновника сглаза.
Ежедневный маршрут дедушки пролегал каждый день через Куэста-де-ла-Гурулья. Однажды, когда Франсеса пошла в дом юноши на закате, как раз в тот момент, когда дед проходил по склону Куэста-де-ла-Гурулья по дороге домой, она сказала родителям:
– С мальчиком творится неладное, потому что кто-то постоянно его сглаживает.
Родители посмотрели на неё с изумлением. Как это могло быть, если паренёк никогда не покидал тех мест, а все соседи были хорошими людьми.
– Это не дело рук ваших соседей. Я осторожно за ними наблюдала, и это не они. Я знаю, кто виновен, и думаю, что он делает это нарочно.
– Да будет вам. Кто это может быть, да еще чтоб делать это намеренно? – спросили родители юноши.
– Ну, я не хотела этого говорить, чтоб не создавать проблем, но, поскольку я вижу, что мальчик не поправляется, я должна вам это сказать. Видите человека, который идет по склону в направлении Ла-Парры, что одет в шапку и опирается на палку? Так вот, он и виноват. Этот мужик сглаживает вашего сына. Когда я столкнулась с ним, то почувствовала это.