Однажды Асаф, совершенно случайно, сидел за девчоночьим деревом во дворе и слушал, что они несут про Рои: девчонки говорили о нем словно о каком-то божестве или, по меньшей мере, кинозвезде. Одна похвасталась, что собирается провалиться по математике, чтобы оказаться с ним в одной группе. А другая сказала, что иногда молится, чтобы Рои немножко заболел, - и тогда она сможет пойти в поликлинику и полежать на кушетке, на которой его осматривали!
Асаф взглянул на монашку, ожидая, что она посмеется с ним вместе над этими дурочками, но Теодора не рассмеялась, а только попросила его продолжать, а он… Лучше бы ему помолчать, но он был уже не в силах совладать с тем, что рвалось из него - словно гигантская катушка, начавшая разматываться. Он уже много лет так не разговаривал с посторонним человеком, да и с близким тоже… Это наверняка из-за монастыря, подумал он, или из-за этой маленькой комнатки, похожей на исповедальню, которую он однажды видел в церкви в Эйн-Кереме. А потом он придет в себя и вообще забудет, что однажды сидел в комнатушке на вершине башни и рассказывал незнакомой монашке все эти глупости.
- Асаф, я ожидаю, - сказала Теодора.
И он рассказал, как в восьмом классе благодаря девчонкам Рои стал чем-то вроде… как бы лучше сказать… вроде царского наместника в классе. И Асаф собрался объяснить, что это означает, но Теодора нетерпеливо махнула рукой:
- Да-да, царь сего класса, знаю я, вестимо, ну-ка продолжай, будь любезен!
Асаф догадался, что она уже слышала нечто подобное от Тамар - какие-нибудь россказни о мальчишках и девчонках. Он подумал: возможно, она и слушает его с таким удовольствием потому, что его болтовня напоминает ей о Тамар. И в нем опять шевельнулось то самое тепло, и он представил, что Тамар каким-то образом присутствует в комнате, как невидимка. Предположим, сидит на полу возле довольной Динки и тихонько гладит ее голову. А может, он сам сейчас говорит с ней, рассказывает, как Рои стал дружком Ротем, - первая августейшая пара их школы.
- Это было уже давным-давно, - пробормотал Асаф. - После той девчонки Рои поменял уже четыре или пять подружек.
Сегодня это Мейталь, и из-за нее Рои требует, чтобы Асаф влюбился в Дафи, потому что именно этого хочет Мейталь. Рои даже намекнул, что это станет условием дальнейшей их дружбы с Асафом.
- Все! Это уже неважно! - встрепенулся Асаф. - Это так, глупости, мелкие брызги.
- Важно, очень важно, - мягко сказала Теодора. - Еще не разумеешь ты, агори му? Как узнаю тебя помимо мелких деталей? Как поведаю тебе историю сердца моего? - А увидев, что не убедила, уставилась ему прямо в глаза. - Ибо Тамар тоже поперву не желала поведать все - ужели это важно, да ужели это занимательно? - а я превеликим усилием научила ее, что нет ничего важнее мелочей, этих наших пуговок и грошиков. А уж она, знай же, упрямица великая, поболее тебя!
И Асаф бросил противиться - будто какую-то тяжесть сняли у него с плеч, даже голос его изменился - и рассказал о Дафи, о том, что она все уже рассчитала: и деньги, и успех, и славу свою будущую. И внезапно отчетливо понял, почему же ему так неприятна Дафи: она вечно соревнуется со всеми, вечно сравнивает свою удачливость с удачливостью других, вечно подсчитывает свои выигрыши и потери, и оттого возникает ощущение, будто каждый человек на земле каждую секунду строит против кого-то козни, караулит, когда его ближний расслабится, чтобы подставить его…
- Есть во свете и такие люди, - сказала монашка, мигом почувствовав перемену в Асафе. - Однако есть и другие, истинно? И ведь ради сих других стоит более всего жить?
Асаф улыбнулся и невольно распрямился, как будто одной фразой она разрешила запутаннейшую проблему, которая столько времени не давала ему покоя. И слова снова потоком полились из него: даже если бы Дафи была совершенно иной, он бы все равно в нее не влюбился, да и вообще он никогда не влюбится. Асаф произнес это - и поразился своей смелости. Ведь подобными признаниями он делился лишь с одним-единственным человеком на свете - с Носорогом, другом его сестрицы Релли. А с этой монашкой он знаком от силы около часа. Да что такое с ним сегодня творится?
Асаф умолк, и они с Теодорой посмотрели друг на друга, словно разом очнулись от общего наваждения. Теодора провела ладонями по голове. И Асафу опять бросился в глаза большой рубец на ее руке. С минуту в комнате висела полная тишина. Слышалось только дыхание спящей Динки.
- Ныне, - со слабой улыбкой шепнула Теодора, - после сих предметов, наконец, быть может, ты поведаешь, как попал ко мне?
И только тогда Асаф рассказал, кратко и по-деловому, как утром явился Данох и отвел его в собачий вольер, и про бланк № 76, и про пиццу, и это внезапно показалось ему смешным - вся эта безумная гонка неизвестно куда. Он улыбнулся, и лицо Теодоры тоже расплылось в широкой улыбке, и, уставившись друг на друга, они прыснули со смеху, собака проснулась, подняла голову и завиляла хвостом.
- Однако это дивно, - сказала Теодора, успокоившись. - Собака привела тебя ко мне…
Она долго всматривалась в Асафа, точно вдруг увидела его совершенно в новом свете.
- И ты явился сюда невольным посланником, дипломатическим вестовым, не ведающим о своем назначении. - Ее глаза сверкали. - И кто бы еще готов был последовать за поспешной собакой, и купить эту пиццу за полную меру денег, и целиком принести свои желания в жертву ее желаниям? Что за сердце, Панагия му, что за горячее и искреннее сердце…
Асаф смущенно заерзал на стуле. По правде говоря, большую часть времени он чувствовал себя изрядным идиотом, несясь за собакой, и новое толкование его поведения слегка изумляло.
Монашка обхватила себя руками, она почти дрожала.
- Ныне ты разумеешь, отчего молила я тебя поведать сию историю? Ну вот, теперь я чуть более спокойна, ибо сердце говорит мне, что коли есть тот, кто сыщет голубку мою, то ты - сей.
Асаф пробормотал, что именно это и пытается сделать с самого утра, и, если она даст ему теперь адрес Тамар, он сразу же ее отыщет.
- Нет, - сказала Теодора и поспешно встала. - Ко великой скорби моей. Сего сделать не смогу.
- Нет? Почему?
- Ибо клятву взяла с меня Тамар.
И сколько Асаф ни пытался понять, в чем дело, сколько ни спрашивал - она отказывалась отвечать, нервно носилась по комнате, бормотала свое взволнованное "хо-хо" и беспрерывно качала головой.
- Нет, нет, нет… Поверь мне, милый, ежели бы в руке моей было, то я бы даже надежду питала, что ты… нет! Молчок! - Она сердито ударила себя по пальцам. - Молчание, старуха! Не скажи!
Еще один стремительный круг по комнате, яростное сопение, маленький смерч - и она опять остановилась перед ним.
- Ибо Тамар действительно молила меня, внемли, не надувайся ты так, только сие могу сказать тебе: в последний раз, что была Тамар здесь, она взяла с меня клятву, что ежели придет в ближайшие дни некто и спросит, где она или же, к примеру, какая у нее фамилия и кто родители, ежели начнет дознаваться о ней, и будь он даже мил и сладок, как никто другой (сие не она говорила, сие я говорю), запрещено мне строжайшим запретом тому отвечать!
- Но почему, почему?! - взорвался Асаф. - Почему вдруг она такое сказала? Что с ней может случиться, что…
Монашка продолжала отрицательно мотать головой, будто боялась, что он выудит из нее секрет. Потом приложила указательный палец к его губам:
- Ныне молчи!
И Асаф в изумлении сел.
- Внемли-ка, говорить о ней не имею права. Клятвой связан язык мой. Однако позволь, поведаю тебе историю, и ты, возможно, и поймешь нечто.
Асаф возбужденно барабанил по коленке. Его злило, что придется начинать все поиски сначала. Да и вообще, может, лучше уйти прямо сейчас, не терять больше времени? Но слово "история" всегда действовало на него завораживающе, а мысль о том, что он услышит историю из ее уст, с ее выражением лица, с этими удивительными всполохами света в ее глазах…
- Хо-хо! Улыбнулся, сударь мой! Меня не проведешь, сия старуха знает, что означает таковая улыбка! Дитя историй ты, я с одного взгляда проведала, в точности как Тамар моя! Ежели так, поведаю тебе историю мою, - вот тебе подарок за историю, что ты рассказал.
- Ну, так за что пьем? - спросила Лея и попыталась улыбнуться.
Тамар взглянула на вино и поняла, что боится произнести вслух свое желание.
Лея сказала вместо нее:
- Выпьем за твой успех, чтобы вы благополучно вернулись. Оба.
Они чокнулись и выпили, глядя глаза в глаза. Вентиляторные лопасти под потолком бесшумно крутились, разгоняя волны прохлады, но нарождающийся суховей неумолимо проникал внутрь здания.
- Поскорей бы уж началось, - вздохнула Тамар. - А то предыдущие дни… Я уже неделю почти не сплю, не могу ни на чем сосредоточиться. Это напряжение меня убивает.
Лея протянула через стол крепкие руки, и они с Тамар сцепили пальцы.
- Тами-мами, еще не поздно передумать… никто тебя не сможет обвинить, уж тем более я, и я никому не расскажу про твою сумасшедшую идею.
Тамар покачала головой, отстраняя всякую мысль об отступлении.
К столику подошел Самир и зашептал Лее на ухо.
- Подай в больших горшках, - распорядилась та. - А что касается вина - порекомендуй шабли. А нам можешь принести курицу с тимьяном.
Самир улыбнулся Тамар и вернулся на кухню.
- Что ты им сказала? - спросила Тамар. - Ребятам с кухни? Что ты им рассказала?
- Мол, мы что-то такое с тобой празднуем… погоди, что же я действительно сказала? А… мол, ты уезжаешь, надолго… Сейчас увидишь, какой сюрприз тебе приготовили.
- Господи, как я буду скучать.
- Это точно, такой еды ты там не покушаешь.
- Теперь смотри. - Лицо Тамар сделалось жестким. - Вот конверт, в нем письма, оставляю их тебе. Они уже с адресом и с марками.
Лея обиженно насупилась.
- Господи, Лея, дело не в деньгах! Просто я хотела, чтобы все было готово.
- И еще хотела все сделать сама, как обычно, - уточнила Лея и покачала головой, словно говоря: "Что прикажете делать с этой девчонкой?"
- Брось, Лея! Хватит пререкаться. Что касается писем… ты ведь помнишь, правда?
Лея закатила глаза и забубнила, как ученик, в который раз вынужденный повторять ненавистное домашнее задание:
- Каждые вторник и пятницу. Ты их пронумеровала?
- Здесь, сбоку, на круглых наклейках. Прежде чем пойти…
- …отлепить наклейку, - отчеканила Лея. - Слушай, ты думаешь, что я идиотка? Тупица с базара? Да! - Она демонстративно рассмеялась. - Вот кто я?!
Тамар пропустила этот выпад мимо ушей.
- Очень важно, чтобы ты отсылала письма в правильном порядке, потому что я сочинила целую историю и шуточки про всяких людей, которых я встречаю… в общем, всякую дурь дебильную, но беспокоиться они не станут, а значит, не станут мешать. - Она скривила губы в язвительной усмешке. - Такой вот роман в письмах с продолжением.
- Боже. Ты и это продумала? Всю голову небось сломала.
И Лея метнула неодобрительный взгляд на бритый череп Тамар.
- Вообще-то, - продолжала Тамар, в душе поблагодарив Лею за то, что та воздержалась от комментариев по поводу ее новой "прически", - письма должны усыпить их на месяц, этого времени мне хватит. До середины августа. И две недели из этого месяца они пробудут за границей. Священный отпуск! - она снова криво улыбнулась. - В этом году под девизом "жизнь должна продолжаться несмотря ни на что".
Они с Леей посмотрели друг на друга, вздохнули, пожали плечами - в полном неверии, что такое возможно.
- Главное, чтобы мне не мешали, чтобы не начали меня искать, - сказала Тамар.
- Навряд ли они сподобятся на такое, - буркнула Лея.
Она придвинула к себе конверты, зашевелила толстыми губами, читая адрес и имена родителей Тамар.
- Тельма и Авнер… красивые они подцепили имена, точно из какого-нибудь звездного шоу…
- Моя жизнь в последнее время больше похожа на дешевую мыльную оперу.
- Знаешь, однажды я видела на стене надпись… "Я убью свою мамочку, если она еще раз меня родит".
- Примерно так, - рассмеялась Тамар.
Самир и Авива вынесли из кухни большое блюдо. Сняв серебристую крышку, Тамар увидела, что вокруг виноградной долмы бордовыми вишенками выложено ее имя.
- Это от нас всех, с любовью, - сказала Авива, зарумянившаяся от кухонного жара. - Чтобы ты нас не забывала.
Ели они молча. Обе притворялись, что наслаждаются едой, но аппетита не было ни у той, ни у другой.
- Я что подумала, - наконец заговорила Лея, отодвигая тарелку. - Помнишь мою сараюшку для всякого барахла? В двух шагах отсюда. - Тамар помнила. - Так вот, я кину там матрас для тебя, и не вздумай мне говорить "нет"! - Тамар молчала. - Ключ спрячу под вторым цветочным горшком. Если тебе надоест ночевать на скамейке в парке Независимости или, скажем… сервис там будет недостаточно стильный, так ты приходи в сараюшку и выспись как белый человек, идет?
Тамар перебрала в уме возможные опасности. Кто-нибудь увидит, как она входит в сарай, потом выяснит, кому он принадлежит… Лея, конечно, ее не выдаст, но один из кухонных работников может проболтаться по глупости, и тогда они поймут, кто она такая, и план сорвется. Лея с тревогой следила за морщинками, собравшимися на чистом лбу Тамар. Что происходит с девочкой в последнее время?
И все же сараюшка - хорошая идея, подумала Тамар. Даже очень хорошая. Надо будет лишь как следует проверить, нет ли слежки. И ничуть не повредит, если она выспится и станет хоть немножко похожа на человека. Она улыбнулась. Лицо ее смягчилось, морщинки разгладились.
- Приходи, мами, отоспись! - обрадовалась Лея. - Там и кран с раковиной есть - помоешься. Вот туалета нет…
- Я уж устроюсь.
- Ах, приятно, что я хоть чем-то могу помочь!
Лея знала, что отныне каждое утро первым делом будет спешить в сарай - глянуть, не ночевала ли Тамар. И не забыть ободряющих записочек оставить там, и…
- Только пообещай, - потребовала Тамар, заметив в глазах Леи влажный блеск, - что если ты увидишь меня на улице, неважно, работаю я или просто сижу в каком-нибудь углу, ты ко мне не подойдешь. Даже виду не подаешь, что узнала меня. Обещаешь?
- Ах, сурова же ты, мать! - засуетилась Лея. - Но уж раз сказала, так сказала. Только объясни-ка мне, как я пройду мимо, чтоб тебя не обнять? Чтоб не принести тебе кой чего покушать? А что, если Ноа будет со мной? Как ее удержу, она ведь тебя узнает.
- Не узнает.
- Ага, - тихо сказала Лея. - Точно не узнает.
- Совсем жутко выгляжу, да?
- Ты… ("Ты такая голая, что у меня сердце разрывается", - хотела сказать Лея.) Для меня ты всегда красивая, - сказала она в результате. - Моя мама говорила: "Кто красивый - хоть башмак на физиономию надень, а все одно не испортит".
Тамар благодарно улыбнулась и ласково сжала руку Леи. Увы, мама Леи не имела в виду свою дочку.
- Но я сама не знаю, как сдержусь, если увижу Ноа, - сказала она. - Я ведь впервые расстаюсь с ней так надолго.
- Я тебе принесла ее карточку.
- Лея… я не могу взять туда ничего.
Тамар взяла фотографию, лицо смягчилось, даже расплылось - точно акварельный рисунок.
- Солнышко… если бы я только могла ее взять! Я бы ее сто раз на дню целовала, ты же знаешь.
Самир принялся убирать тарелки, выговаривая за то, что не доели, и испуганно поглядывая на лысину Тамар. Они не обращали на него внимания.
- В детском саду, - рассказывала Лея, - их расспрашивали о братьях и сестрах, и как думаешь, кого назвала Ноа?
- Наверное… меня… - улыбнулась Тамар, опуская внутрь, как вино в бокал, эту капельку гордости.
Они еще долго рассматривали портрет крошечной, словно из слоновой кости выточенной, девочки с чуть раскосыми глазами. Тамар прекрасно помнила слова Леи о том, что прежде, в том мире, где она жила примерно лет до тридцати, в своей прошлой жизни, она и женщиной-то не была.
- Относились ко мне там с уважением, - рассказывала Лея. - Но как к парню, а не как к женщине. Да и у меня никаких женских чувств не было. Ничегошеньки. И так вот с детства и тянулось, я ни настоящей девочкой не была, ни девушкой настоящей, ни женщиной, ни матерью. Ничего от женщины во мне не было. И только сейчас, в сорок пять, а все Ноа.
За одним из столиков разгорался скандал: седой краснолицый толстяк орал на Самира за то, что вино недостаточно охлажденное. Лея вскочила и бросилась туда, словно львица, защищающая своего львенка.
- А вы кто такая? - процедил толстяк. - Я требую хозяина ресторана!
Лея скрестила мощные руки на груди:
- Я и есть хозяин. В чем дело?
- Смеяться надо мной решили?! Вы?
Тамар поежилась от оскорбления, нанесенного Лее.
- А чего ж, - совершенно спокойно сказала Лея. Только губы ее побелели, да на щеке отчетливей выступили длинные шрамы. - Может, и хозяина ресторана вы желаете похолоднее?
Толстяк еще больше побагровел, взгляд у него сделался мутным. Пышнотелая дамочка, сидевшая с ним рядом, вся увешанная золотыми украшениями, успокаивающе похлопала его по ладони. Сделав усилие, Лея взяла себя в руки и послала Самира на кухню поменять вино, сказав, что новая бутылка - за счет заведения. Толстяк еще немного поворчал и умолк.
- Ну и свинья, - сказала Тамар, когда Лея вернулась.
- Я его знаю, - ответила Лея. - Какая-то шишка в армии, генерал или типа того. Думает - у него вся страна по стойке смирно… Вечно скандалит, нарочно нарывается.
Она налила себе вина, и Тамар заметила, как дрожит у нее рука.
- К таким вещам не привыкнешь, - призналась Лея, залпом выпив.
- Не обращай внимания. Только подумай, что ты сделала в своей жизни и что перенесла, и как ты оттуда выбралась, и как уехала во Францию, совсем одна, и три года училась там…
Лея слушала ее со странным выражением на лице - воодушевления и отчаяния. Рубцы на щеке пульсировали, словно в них билась кровь.
- И как ты подняла этот ресторан, опять в одиночку, а теперь снова одна растишь Нойку… Знаешь, такой мамы, как ты, нет больше на свете! Так что не обращай внимания на всяких уродов.
- Иногда я думаю, - пробормотала Лея. - Если б только был у меня мужик, схватил бы такую скотину за воротник да вышвырнул его кибенимат. Какой-нибудь Брюс Уиллис…
- Или Ник Нолте, - рассмеялась Тамар.
- Но чтоб внутри мягкий был! - потребовала Лея. - И чтоб милый!
- В общем, Хью Грант, - резюмировала Тамар. - Чтобы любил тебя и баловал.
- Нет, этому я не верю. Хлыщ. Ты тоже таких остерегайся. Знаю, есть у тебя к ним слабость. - Лея рассмеялась, и у Тамар отлегло от сердца. - Мне нужен Сталлоне, фаршированный внутри Харви Кейтелем!
- Такого не существует, - вздохнула Тамар.
- Должен существовать, - возразила Лея. - Кстати, тебе тоже такой пригодится.
- Мне? Мне сейчас не до этого.