Мистер Мерден вышел из тюрьмы. Он провел в ней 14 лет по обвинению в убийстве, которого не совершал. Что ждет его на свободе? И кто? Как отнесется к нему так называемый вольный мир, который забыл о нем и о котором забыл он сам?
Канадец Кеннет Дж. Харви написал тонкую и страстную психологическую драму о том, как трудно вернуться в ставшую чужой жизнь…
Содержание:
Глава 1 1
Глава 2 5
Глава 3 11
Глава 4 17
Глава 5 20
Глава 6 25
Глава 7 28
Примечания 29
Кеннет Дж. Харви
Там, где свобода…
Джону
Глава 1
Все в комнате было ему знакомо. Каждый шаг, проделанный им из камеры в приемную, отпечатался в его памяти. Он старался этого больше не вспоминать. Он гнал от себя непрошеные мысли. Этого больше не было.
В этой приемной он уже был четырнадцать лет назад. Тогда он запомнил все до мелочей. Теперь он снова очутился здесь, на обратном пути. Они допустили ошибку. Теперь они понимают. Все, через что ему пришлось пройти: суд, тюремные стены, где его держали взаперти, первый день и последний день, скопище мужчин, - все теперь должно исчезнуть.
Шериф протянул ему трубку.
- Алло, - произнес он.
Телефонная трубка оказалась неприятной на ощупь.
- Привет, поппи! Тебя все время показывают по телевизору. Ты теперь знаменитость. Ты ведь едешь домой, так? Как я хочу тебя поскорее увидеть!
Ее голосок. Слезы застлали зрение. Пол перед глазами расплылся.
Он сказал всего пару слов, потому что, когда прошло столько лет, говорить тяжело. И повесил трубку.
Шериф, наклонив голову, сказал:
- Сюда.
Он пошел следом за полицейским в комнату, где было больше людей. Там был другой воздух, другая обстановка. Почти нормальная. Легкая. Там была незапертая дверь. За ней ждала толпа народу.
- Это к вам, - улыбнулся шериф.
Он взял свои вещи, и его подвели к двери, которая открывалась наружу. Никаких наручников. Свежий воздух. Суета и шум резанули зрение и слух. Его большие руки болтались по бокам. В толпе пронеслось его имя. Его называли мистер Мерден. Все звали его по имени. Были камеры и микрофоны, как тогда, в прошлый раз. Холодный воздух ожег лицо, через волосы добрался до кожи головы, пронзил до кончиков пальцев, в которых забился пульс. Позади толпы без конца простиралась даль. Все дальше и дальше. От этой дали и выси у него закружилась голова и похолодело в желудке.
"Мистер Мерден". "Мистер Мерден".
Снова и снова раздавалось его имя. Они толпились, преграждая ему путь, так что он с трудом протискивался между ними.
В дом жены его отвез сын Дэнни. Младший из его пятерых. У него четверо сыновей и дочь. Дом был не ее. А чей - он понятия не имел. Он никогда не спрашивал. Он только знал, что его жена сейчас там живет.
Он сел сзади, потому что на переднем сиденье ему было бы не по себе - большое окно, движение. Болели глаза. Он побоялся, что его вырвет. По пути он изумленно таращился в окно. Все такое резкое, и все двигается. Как много на улицах людей. Идут, куда хотят. И его ничто не останавливает. Не держит. Не препятствует.
Машина притормозила у светофора. Худая женщина в длинном пальто, проходившая мимо, взглянула на него. Взглянула и отвернулась. И пошла себе дальше. Не останавливаясь. Ее ноги расплылись пятном. Он закрыл глаза. Он боялся, что все это неправда. Открыв глаза, он обернулся через плечо. Они снова поехали. А за ними вереницей двигались машины и фургоны. Люди, сидевшие там, хотели знать, что он думает. Каково чувствовать себя свободным человеком? Какие у него планы? Кто на самом деле убил Дорин Рич? Мистер Мерден. Свобода. Планы. Он посмотрел на сына, на его руку, державшую руль, и пальцы в татуировках.
- Сукины дети, - сказал Дэнни, глядя в зеркало заднего вида. И добавил: - Ну, ты, наверное, и злишься. Небось, не терпится выбить из Грома все дерьмо? Из этого мерзавца.
Но он вовсе не был зол. Он был тих и спокоен. Он не знал, что ему теперь делать. Кому он должен мстить? В зеркале заднего вида он видел свирепые глаза сына. Он слышал, как сын тяжело пыхтит от ярости. Чего-то ждет. Если кому и мстить, то только себе. Такое у него было желание. Чем хуже, тем лучше. Чтобы со всем разом покончить.
- Сукины дети. Ведь ты невиновен.
Невиновен. Это было слово оттуда. Оно там часто звучало. Невиновен. Он об этом не знал. Какое смешное слово. Жестокое и смешное. Там всегда так было. Стоило произнести его, все начинали смеяться. Невиновен. Смеялись, слыша его и видя выражение в глазах новенького, которое менялось, когда тот все понимал при звуках этого мерзкого смеха. И больше никогда об этом не заикался. Невиновен. Смех, да и только.
Вокруг все изменилось. Вместо бунгало и старых зданий с газонами появились маленькие домики и лужайки, а затем и ряды домов, ступени которых выходили прямо на мостовую. Ни лужаек, ни тротуаров. Дети на дороге. Играют, как у себя дома, не обращая внимания на автомобили. Взрослые, стоящие в дверях, наблюдают за машинами. Кто-то закричал на ребенка, кто-то махнул рукой в знак приветствия. Будто знакомые. Будто ждали, когда он появится. Машина Дэнни. Вот что им, должно быть, знакомо.
Машина остановилась у дома жены. Глянув на ручку дверцы, он взялся за нее согнутыми, больными пальцами - не раз переломанными - и нажал. Щелкнула стальная пружина. Простое устройство. Легко открыть, легко сломать. Он бы вышиб ее с полпинка. Дверца распахнулась. Слишком резко. Он так не хотел. Отлетела настежь. Снаружи никого не было. Никто не хватал его за руки - на всякий случай.
Он вышел. Подошвы туфель плоско легли на асфальт. Воздух повсюду. Повсюду свистящий простор. Повсюду простор, от которого кружится голова.
Он поднял перед собой руки. Мельком взглянул на свои ладони. Что с ними теперь делать?
Сын Дэнни шлепнул его по плечу и прошел вперед.
Он пошел следом, подгоняемый хлопаньем автомобильных дверей позади. Люди спешили. Гнались за ним. Звали его.
Дверь в доме жены была открыта настежь. Внутри его поджидала толпа, крича "Добро пожаловать домой!" и "Сюрприз!". Сзади опять захлопали дверцы. Обернувшись, он увидел запрудившие узкую улицу фургоны и легковые автомобили, так что стало не проехать. Камеры и микрофоны. Газетчики набросились на него и стали засыпать вопросами. Мистер Мерден? Его имя почему-то тоже звучало как вопрос. Что вы думаете о судебно-исправительной системе, которая… Мистер Мерден? Как вы думаете: кто на самом деле убил ее? Мистер Мерден? Если бы вы могли вернуться в прошлое…
Дэнни, взяв за плечо, подтолкнул его вперед. В дом. Большинство из пришедших он когда-то знал. Его хлопали по спине, тискали ему локти и ладони. Желали ему счастья. Жена бросилась ему на шею. Сдавила в объятиях. Для такой хрупкой женщины у нее была поразительно сильная, костистая хватка. Она навещала его там. Примерно раз в месяц. Говорила ему, что он поступил дурно. Объясняла, почему он здесь сидит. Делилась своими трудностями. Он смотрел на нее и не понимал, кто она и что ей от него нужно.
А теперь она обнимает его, сжимает ему руку. Громко смеется, говоря гостям:
- Он невинный, как младенец. Я всегда об этом знала!
Когда внучка Кэролин протянула к нему руки, он схватил ее и поднял в воздух. Она одна была здесь ему знакома. Он видел ее на фотографии, висевшей у него на стене. Она оказалась на удивление легкой. Какая малышка. За все четырнадцать лет ему не приходилось поднимать ничего легче. Он расцеловал ее в нежные щеки. Таких маленьких там не было. Она так крепко, долго и отчаянно его обнимала, что он заплакал, и все вдруг притихли. Но тут же снова заговорили, помогая ему преодолеть слабость.
Позади хлопнула дверь. Репортеры остались снаружи.
Но он все не мог забыть о них. Несколько раз он подходил к окну, чтобы выглянуть на улицу. В ночь. И видел их там. Даже в темноте. Они сидели в своих машинах и фургонах с включенными габаритными огнями и следили за домом его жены.
- Эй, - позвал его старый добрый друг Рэнди, перекрикивая звуки скрипки и болтовню. - Что ты стоишь один в такой вечер? - Рэнди рассмеялся своим прежним смехом - как будто разом залаяла свора гончих. Весельчак. Короткая стрижка. Худощавое лицо с клочками бороды.
Он увидел протягиваемую ему бутылку пива, хотя и без того в каждой руке уже было по одной.
- Вот так! - С этими словами Рэнди сунул ему бутылку под локоть и обернулся, чтобы убедиться, что все смотрят, а на него все время смотрели.
Все засмеялись и подняли свои бутыли с пивом и бокалы с кока-колой и ромом. Он увидел лица тех, что разглядывали его лицо. Чтобы увидеть, что он обо всем об этом думает. Это было слишком.
Рэнди кивнул его жене:
- Ну, ночью вам будет не до сна.
Отхлебнув еще пива, он почувствовал себя лучше. Вкус пива был приятным, но не тем, что прежде. Что-то не клеилось со всеми этими людьми в комнате. Чего-то недоставало. Что-то было не так. Слишком близко они подошли. Слишком плотно столпились вокруг. И еще те люди за окном. Они знали, что он невиновен, но кого это волновало? Так, мелочь. Как сказал один человек там, качок выше его на голову, обладатель непробиваемых каменных мышц. Ударь меня и узнаешь, каково это. Ударь. И он бил его, брызжа слюной от ненависти. Ударь, ударь сильнее. Ты, мелочь.
Проснувшись утром, он прочистил горло и снова закрыл глаза. Во рту был мерзкий привкус. Он и забыл, как тяжело давит похмелье. О чем он теперь жалел? Вот в чем вопрос. Похмелье. Ныли руки. Он взглянул на одну. Костяшки покрыты черной, засохшей кровью. Пятна и свежие ссадины. Хмыкнув, он осмотрел вторую руку. То же самое. Жена лежала рядом, отвернувшись. Он со страхом поднялся и посмотрел на нее, в ужасе припоминая, что саднящие костяшки как-то связаны с ней. Но лицо у нее было в порядке. Она спала.
Он подрался с мужчиной. Из-за жены. В голове шумело. Он испугался: как бы снова не отправили туда. Уже слышался лязг тугих дверей. Он поднялся с постели и пошел в ванную, где его вырвало. Затем, встав с колен и усевшись на унитаз, он выглянул в маленькое окошко. Подался ближе, чтобы посмотреть вниз. Вид улицы. Ждущие машины и фургоны. Здесь ему не место. Ему бы в маленькую комнату, где со всем проще управляться. Где не так много людей и вещей. Его затрясло крупной дрожью. Снизу донесся шум. На лестнице раздались шаги. Его старый и лучший друг Рэнди возник в дверях ванной. В каждой руке он держал по бутылке.
- Завтрак, - объявил Рэнди, осклабясь в улыбке и обнажая дыру на месте двух передних зубов, которые ему выбили в драке двадцать лет назад. В их драке. Это он выбил другу зубы. - На, заправься.
Он взял у Рэнди одну бутылку. Бутылка была теплая. Руки слегка дрожали. Но причиной тому было не похмелье. Нечто иное. Более серьезное. Пугающее.
- Смотри, как это делается. - Рэнди опрокинул себе в рот бутылку и стал сосать пиво, не сводя с него глаз. Думая о нем. Желая, чтобы он последовал его примеру, потому что теперь он свободен. И потому что так положено. Свободен, пока в бутылке есть пиво. Уф.
- А-а-а-ах… - протянул Рэнди, осушив бутылку. Оскалился и подмигнул: будь мужчиной.
Он отхлебнул пива. Оно запенилось во рту. Ну и гадость. И выплюнул его в унитаз.
Вспомнив о внучке Кэролин, он почувствовал жгучий стыд. Ушла ли она до драки? Он надеялся, что ушла. Все, кажется, случилось гораздо позднее. У него в памяти благодаря выпивке образовался провал. Он весь вечер пытался поговорить с внучкой. Но другие ему не дали. Те, кто хотел знать, что он думает и чувствует. Сильно ли он ненавидит тех людей? Что он собирается сделать с Громом? Кто же на самом деле убил ее? Ту женщину? Как бишь ее звали? В ту ночь. Кто это сделал? И глаза, устремленные на него. У каждого из них имелись какие-то свои мысли по этому поводу. Праздные мысли.
Его дочка, Джеки, мать внучки, забеспокоилась. Она боялась его. Из-за этого своего страха она не хотела подпускать к нему внучку. Вот что его разозлило. Теперь он вспомнил. С этого все и началось. Дочка держалась поодаль, в стороне, оберегая Кэролин. Потом кто-то упомянул человека, четырнадцать лет видевшегося с его женой. Каково выйти на свободу? Каково чувствовать себя свободным? Потом еще раз кто-то обмолвился об этом типе. Шепот. Взгляд на него в упор. Какие у тебя планы? Ведь теперь ты получишь миллион баксов. А может, и два. Смех. Теперь ты свободен, как бреющий в полете орел. А может, даже три миллиона. Они тебе должны. Потом что-то о его старом друге, Мэнни Громе, свидетеле убийства. Мэнни Гром его разыскивает. Разве не он это все подстроил? Разве не он? Гром, мерзавец. Теперь он свое получит. Ты ему покажешь. Подлец. Пусть теперь посидит вместо тебя.
Где же внучка? Дочка увела ее от него. Ну как тебе на воле? Как тебе здесь нравится? Мэнни Гром. И Алекс. Алекс Гилберт, в углу. Алекс, который встречался с его женой. Каково быть свободным? Боже, как это, наверное, здорово. Негодяи. Ненависть и праздник. И этот Алекс сидит в углу и сосет свое пиво, не зная, что ему думать. И сосет пиво. И ждет. И наблюдает. И молчит. Алекс боится, потому что его все-таки выпустили, а не упекли на пожизненное. Алекс трясется от страха. А когда ты видишь мужчину, который трусит, то что ты делаешь? Как надо поступить? Правильно. Его захлестнуло бешенство. Трус несчастный. А внучка ушла. Мэнни Гром. Какие у тебя планы? Теперь ты разбогатеешь. Они тебе должны. Отобрали у тебя жизнь. Четырнадцать лет украли. Четырнадцать лет, мерзавцы. Выбей из Грома все дерьмо. Каково это - когда тебя выпускают? Давай. Сейчас. Иди. Покажи ему.
- Я не знаю, - отвечал он в камеры и микрофоны в день своего освобождения. Это было все, что он сказал. Все, что он им сообщил. "Я не знаю" было ответом всему.
На следующее утро в магазинчике на углу он прочитал газетный заголовок: "Мерден не уверен в планах на будущее".
Владелец магазина, мистер Джекман, держался подчеркнуто дружелюбно.
- Видел вашу фотографию, - сказал он, кивая на стопку газет на стойке. - В "Глоуб и мейл" тоже. На первой странице. - Джекман улыбнулся и подмигнул. - Хорошо небось на воле-то? - А глаза Джекмана говорили: какая жалость.
Он кивнул и выложил на прилавок пять долларов. За пачку жевательных таблеток от изжоги.
- Ладно, - сказал мистер Джекман, подталкивая банкноту обратно к нему и глядя в окно, за которым ждали камеры и микрофоны.
- Спасибо. - Он сунул деньги в карман и надорвал упаковку. Закинув две таблетки в рот, сжевал их в вязкую массу.
- Нелегкая ночка.
Он утвердительно хмыкнул.
- Наверное, много народу было.
Он снова хмыкнул, оборачиваясь на звук открывшейся двери. Ему подумалось, что это, должно быть, журналисты пытаются проникнуть в магазин. Но вошли двое мальчишек и уставились на него. Вытаращили глаза, будто он пьяный или еще что-нибудь.
- Мужик из телевизора, - сказал один другому.
- Эй, ты, - позвал второй, - дай четвертак.
Кивнув, он протянул мальчишке двадцать пять центов. Тот глянул на монету, будто она была с Марса. И вышел.
Камеры и микрофоны продолжали донимать его вопросами. Он не отвечал. Большинство вопросов повторялись. Снова и снова. Как будто все тотчас забывалось.
- Что вы скажете своей семье о прожитой вами жизни?
Услыхав это, он остановился как вкопанный.
- У вас ведь есть внучка, не так ли? - допытывался женский голос.
Он обернулся, чтобы посмотреть, кто это говорит. Другие завопили еще громче: "Мистер Мерден, мистер Мерден!" Ну как же - он повернулся к ним лицом. Как интересно!
Он не мог найти обладательницу голоса, пока опять снова не услышал слово "внучка". Тогда он увидел коротко стриженную шатенку в узких прямоугольных очках. Он посмотрел на нее в упор. Он шагнул к ней. Остальные посторонились и смолкли.
- Что вы скажете своей внучке о прожитой вами жизни?
Он задумался. Прожитая им жизнь. Его внучка. Для него это были пустые слова. Но они разозлили его.
- Вас тревожит, что ваши сыновья, дочери и внучка могут пойти вашей дорогой? Один из ваших сыновей в тюрьме. Двое других неоднократно нарушали закон.
Но это только трое. А как же старший, Мак, на материке? - чуть было не спросил он. Но остановился. Зачем этой женщине знать? Кто ей позволил что-то о нем знать? Мак, который имеет собственное дело. Как же он? Женщина ничего не знала о Маке. Или не хотела упоминать о нем по какой-то причине. Только то, что ей выгодно. Он в упор рассматривал журналистку. Маленькую женщину с сухими губами и без макияжа. Она показалась ему безумной.
- Что-что вы говорите? - переспросил он.
Защелкали фотоаппараты. Надвинулись видеокамеры. Микрофоны полезли в лицо. Люди заволновались.
- Все ваши сыновья были замечены в правонарушениях. Что вы им скажете?
Он грозно уставился на нее.
- А ваша внучка, по имени, кажется, Кэролин? Неужели вы не беспокоитесь о том, как повернется ее жизнь? Жизнь малышки Кэролин?
Он пристально рассматривал журналистку. Ему хотелось дотянуться и вырвать микрофон из ее хлипкой руки.
- Неужели вы не боитесь за своих детей, мистер Мерден? Что вы им скажете? Какой совет дадите?
Микрофон. Много микрофонов. И все молчат. Ни один из этих людей не произносит ни слова. Его лицо отражается в объективах камер. Взгляд мечется от одной к другой. Отовсюду на него глядит его лицо.
- Что вы расскажете им о своей жизни? - не отставала женщина. Она одна говорила. Пыталась его зацепить. - Ваша мать погибла в сорок три года. Ее убил ваш отец.
Микрофоны в лицо. Все ближе. Их ноги на тротуаре. Ждут его слов. Вспышки защелкали чаще. Он чувствует, как меняется его выражение. Он пытается найти слова. Но губы лишь беззвучно кривятся. Плечи поднимаются. Он видит обращенные к нему лица. Мужчины и женщины. Смотрят на него или проверяют свои диктофоны.
Он покачал головой и фыркнул. Повернулся и пошел прочь. В спину ему неслись голоса, преследуя его вопросами.