* * *
В первый учебный день Пэта отец вместе со мной поехал встречать его из школы.
- Сюрприз, - сказал он, припарковывая свою "тойоту" прямо за школьными воротами. Правда, он забыл уточнить, для кого сюрприз - для Пэта или для меня.
Когда в половине четвертого дети с шумом вылетели из школьных ворот, я понял, что никогда не потеряю его в толпе. Даже среди сотен ребятишек, одетых более или менее одинаково, собственного ребенка все равно можно узнать за целую милю.
Он был вместе с Пегги, маленькой девочкой, которая захотела его опекать. Она поглядела на меня на удивление знакомыми глазами.
- Тебе понравилось? - спросил я его, боясь, что он начнет угрожать, будто перестанет дышать, если его еще раз заставят пойти в школу.
- Знаешь что? - сказал Пэт. - У всех учительниц одно и то же имя. Их всех зовут Мисс.
Отец поднял его и поцеловал. И я подумал: интересно, скоро ли сын начнет отворачиваться от наших поцелуев? Потом он сам поцеловал дедушку - одним из тех крепких, горячих поцелуев, которым научился у Джины, и я понял, что еще нескоро.
- У дедушки в багажнике лежит твой велосипед, - сказал отец. - Мы можем заехать в парк.
- А можно Пегги с нами? - спросил Пэт.
Я посмотрел на девочку с серьезными глазами.
- Конечно, можно, - сказал я. - Но сначала надо спросить у мамы или папы Пегги.
- Мама на работе, - сказала Пегги. - Папа тоже.
- Тогда кто же тебя встречает?
- Бианка, - сказала она. - Моя няня. Хотя я уже не маленькая, чтобы со мной нянчиться.
Пегги огляделась по сторонам. Она всматривалась в стадо взрослых, приехавших за детьми, до тех пор, пока не разглядела то лицо, которое искала. Девушка лет восемнадцати проталкивалась сквозь толпу, посасывая сигарету и выискивая свою подопечную.
- Вон Бианка, - показала Пегги.
- Давай, Пегги! - Девушка протянула ей руку. - Пошли.
Пэт и Пегги, уставились друг на друга.
- Мы собираемся в парк на часок, - объяснил я Бианке. - Пегги может пойти с нами. И вы, конечно, тоже.
Няня помотала головой:
- Нам нужно идти.
- Тогда увидимся завтра, - сказала Пегги Пэту.
- Да, - ответил он.
Пегги улыбалась ему, пока Бианка вытаскивала ее из редеющей толпы.
- Я ее увижу завтра, - сказал Пэт. - В нашей школе.
Его руки были перепачканы, лицо измазано краской, а возле рта прилип кусок вареного яйца. Но настроение было отличное. И в этот момент я понял: в школе все будет нормально.
* * *
Вот еще одно отличие между мной и моим отцом. После того, как Пэт упал в пустой бассейн, я не мог больше видеть его велосипед. Но папа в один из бесконечных часов ожидания в больнице съездил в парк и забрал "Колокольчик".
Велосипед лежал на боку там же, где мы его оставили, - в глубоком конце бассейна, целый и невредимый, только руль немножко погнулся. Я бы с радостью выбросил его в ближайший мусорный контейнер, но отец хотел, чтобы Пэт снова на нем катался. Я не стал с ним спорить: пускай Пэт сам решит.
И вот теперь, когда отец достал "Колокольчик" из багажника своей машины, мой сын очень обрадовался.
- Я выправил руль, - сказал отец. - Его нужно слегка подкрасить, и все. Это и минуты не займет. Я могу сам это сделать, если хотите.
Отец знал, что я не брал в руки кисть с того времени, когда учился в нулевом классе.
- Я сам могу, - угрюмо ответил я. - Надевай куртку, Пэт.
Стоял сентябрь, и в воздухе чувствовался осенний холодок. Я помог Пэту надеть куртку, натянул ему на голову капюшон и увидел, что он с улыбкой глядит на свой велосипед.
- И вот еще что, - добавил отец, доставая из кармана куртки гаечный ключ. - Я думаю, что такому большому мальчику, как Пэт, пора самому снять с велосипеда стабилизаторы.
Вот каков был мой старик в семьдесят лет - крепкий, добрый, уверенный в себе, он улыбался внуку с бесконечной нежностью. И все же я почувствовал раздражение из-за того, что он умеет все делать своими руками, из-за его мужской состоятельности, его абсолютной уверенности, что он может прогнуть мир под себя. Он буквально все мог сделать своими руками. А меня тошнило от одного вида этого велосипеда.
- О Господи, папа, - сказал я. - Он только что свалился с этой чертовой штуковины, а ты уже хочешь, чтобы он снова выписывал на ней кренделя.
- Ты всегда преувеличиваешь. Ну совсем как твоя мама. Я вовсе не хочу, чтобы парень выписывал кренделя, как ты это называешь. Я просто мечтаю увидеть, как он катается без стабилизаторов. Поверь, ему это пойдет на пользу.
Отец присел на корточки и начал отвинчивать от "Колокольчика" маленькие колесики. Глядя на то, как он работает гаечным ключом, я понял, что всю свою жизнь только наблюдаю, как он что-нибудь чинит - сначала у себя дома, потом у меня. Когда начинал мигать свет или протекал потолок, нам с Джиной не нужно было искать мастера и бросаться к справочнику. Мы просто звонили папе.
Взорвавшийся бойлер, протекшие кровельные желоба, дырка в крыше - любая задача была посильна для его ящика с инструментами, всегда содержавшимися в идеальном порядке. Ему нравилось, как Джина хвалила его и даже перехваливала, когда работа была сделана. Отец, как говорила моя мать, имел "золотые руки". Я же был его полной противоположностью. Про таких говорят, что руки у них "растут из задницы".
Однако как только отец закончил отвинчивать колесики-стабилизаторы от велосипеда, лицо Пэта побледнело от страха. Я уже готов был броситься на защиту сына, но сдержался. Потому что если бы я не сдержался, то все несостоявшиеся ссоры за тридцать лет выплеснулись бы наружу: столкнулись бы моя лень и отцовское умение делать все, моя робость и мужская энергия отца, мое стремление к тихой жизни и его безудержная решимость добиться в этой жизни всего, что он задумал.
Я не мог позволить ссоры у Пэта на глазах. Только не в этот день. И никогда. Поэтому я молча смотрел, как отец помогает моему сыну забираться на велосипед.
- Ты только попробуешь, - спокойно говорил тот. - Если тебе не понравится, мы остановимся. Мы сразу же остановимся. Хорошо, малыш?
- Хорошо, деда.
Отец одной рукой ухватился за руль велосипеда, а другой - за седло. Пэт изо всех сил уцепился в руль, словно пытаясь спасти собственную жизнь, его школьные ботинки, уже основательно поцарапанные, неохотно нажимали на педали, а колеса "Колокольчика" крутились и крутились. Я мрачно замыкал шествие, и мы неуверенными зигзагами передвигались мимо качелей, горок и пустого газона.
- Держишь? - крикнул Пэт.
- Держу, - заверил его отец.
- Ты сможешь посидеть с Пэтом в субботу вечером вместо меня? - спросил я.
- В субботу вечером? - он удивился, как будто это была странная просьба, как будто я прекрасно знал, что именно в субботу вечером они с мамой всегда ездят на дискотеку, где принимают таблетки экстази.
- Да, мне нужно будет отлучиться из дома.
- Конечно, - сказал он. - Мы всегда можем тебя подменить. Что-то связанное с работой, да?
- Нет, к работе это не имеет отношения. У меня нет сейчас никакой работы. У меня свидание с девушкой. - Это прозвучало как-то неуместно. - С женщиной. - Это тоже прозвучало странно.
Я думал, что он остановится. Но он продолжал в полусогнутом положении придерживать велосипед Пэта, и все мы продвигались вперед среди ромашек и собачьего дерьма.
- Кто она?
- Просто знакомая. Мы, возможно, сходим в кино.
Наконец он остановился, потирая спину и разгибаясь, чтобы взглянуть на меня.
- Ты считаешь, это прилично для мужчины, находящегося в твоем положении?
- Сходить в кино? Почему бы и нет?
- Я говорю не о кино. Я говорю о том, что ты отправляешься на свидание с незнакомой женщиной сразу после того, как… - он внимательно посмотрел на спину Пэта и кивнул. - Ты меня понимаешь.
- Она просто моя знакомая, - возразил, я. - И мы просто идем в кино. Мы же не любовники, скрывающиеся от своих законных супругов.
Отец покачал головой, ошеломленный тем, до чего докатился мир.
- Мне неважно, до чего там у вас дошло, - сказал он и снова показал на Пэта. - Я просто беспокоюсь о нем. Эта девушка… у вас с ней серьезно?
- Не знаю, папа. Может быть, ты разрешишь сначала сходить на первое свидание, а потом уже выбирать занавески?
Я строил из себя оскорбленную невинность. Но я понимал, что, если начну встречаться с женщиной, его это смутит и испугает. Я вовсе не собирался причинять отцу боль. Я просто хотел показать ему, что мне тридцать лет и что мне самому решать, когда нужно снимать стабилизаторы.
Мы добрались до неровной бетонированной площадки перед старенькой эстрадой.
- Ты готов? - спросил отец у Пэта.
- Готов, - ответил Пэт, но в голосе его не прозвучало и малейшей готовности.
- Я тебя держу, ладно? - сказал папа, убыстряя шаг. - Я и дальше буду тебя держать. Просто сиди прямо и жми на педали.
- Хорошо.
- Ты держишься?
- Держусь!
Они рванули вперед по площадке, лица Пэта не было видно за капюшоном, а отец согнулся над ним в три погибели, как будто за маленьким эльфом гнался злой горбун. Потом он отпустил велосипед.
- Ты держишь, деда?
- Держу! - крикнул он, оставшись далеко позади Пэта. - Жми на педали! Я тебя держу!
Маленькие ножки крутили педали. "Колокольчик" опасно покачнулся, когда Пэт проехал по луже, расплескивая воду, но затем снова выпрямился и набрал скорость.
- У тебя получается! - закричал папа. - У тебя получается, Пэт!
Он обернулся посмотреть на меня, и мы оба громко рассмеялись. Я подбежал к отцу, и он обхватил меня рукой за плечи. От него пахло лосьонами "Олд Спайс" и "Олд Холборн".
- Ты только посмотри, как он едет, - гордо сказал отец.
Велосипед добрался до конца площадки, подпрыгнул и свернул на траву. Теперь Пэт ехал медленнее, но все так же яростно крутил педали, направляясь к деревьям.
Не заезжай слишком далеко! - закричал я. Но он меня не слышал. Он растворился в тени старых дубов, как будто какое-то фантастическое создание в капюшоне возвращалось к себе в берлогу.
Мы с отцом переглянулись. Теперь мы уже не смеялись. Мы во весь дух припустили за ним, выкрикивая его имя и поскальзываясь на мокрой траве.
Но Пэт беззаботно выехал из лесу к нам навстречу со свалившимся капюшоном и улыбкой до ушей.
- Смотри, как я могу, - гордо произнес он, привставая в седле, перед тем как затормозить.
- Блестяще, Пэт! - похвалил я. - Но не уезжай далеко, ладно? Катайся так, чтобы мы тебя видели.
- Что с дедушкой? - спросил он.
Отец прислонился к дереву, схватившись за грудь и жадно хватая ртом воздух. Кровь отлила у него от лица, и в глазах было что-то такое, чего я раньше никогда не видел. Возможно, это был страх.
- У меня все нормально, - прохрипел он.
- Дедушка! - испугался Пэт.
- У дедушки все нормально, - повторил отец.
Прошла долгая, мучительная минута, и ему удалось набрать воздуху в легкие. Все еще задыхаясь, отец рассмеялся над тем, как мы перепугались.
- Я просто старею, - сказал он. - Я уже слишком стар для пробежек по лесу.
И я решил, что именно так оно и есть - старость подкрадывается к человеку, чье тело столько вынесло в молодости. Всю свою жизнь я наблюдал, как маленькие осколки шрапнели, зазубренные и черные, выползали из его крепкого тела. Каждое лето мы видели гигантский шрам в виде звезды у него на боку. Вся эта боль должна была нагнать его рано или поздно.
Но я ошибался. Это не был зов из прошлого. О себе, как выяснилось уже потом, заявляло будущее.
- Не волнуйтесь обо мне, - успокоил нас отец, - все в порядке. Поехали домой.
И мы пошли к его машине, пересекая растущие тени этого длинного сентябрьского дня. Пэт мчался впереди на велосипеде, отец мурлыкал себе под нос "С тобой я чувствую себя моложе", и его утешали его личный Дин Мартин и его персональный Фрэнк Синатра.
20
Когда у тебя стабильные семейные отношения и ты уверен, что они продлятся целую вечность, тебе и в голову не приходит, что можно в третий раз за день стоять под душем, готовясь к свиданию.
Ты думаешь, что все это у тебя уже позади, точно так же, как и то, что ты больше не просишь маму постирать твои вещи и не берешь денег у отца.
Тебе даже в голову не приходит, что снова настанет то время, когда ты будешь относиться к своей личной гигиене так же фанатично, как пятнадцатилетний подросток с перманентной эрекцией. Что ты снова будешь мучиться у зеркала, пытаясь укротить свои взъерошенные волосы. Что ты будешь чистить зубы, которые и без того уже безукоризненно чисты. И все это только затем, чтобы просидеть пару часов в темноте с представительницей противоположного пола, с которой ты совсем недавно познакомился.
Просто кошмар какой-то! Свидания - это игры для молодых. С годами теряешь навыки. А вдруг у тебя уже ничего не получится?!
Готовясь к свиданию с женщиной, с которой недавно познакомился, ты используешь другой отдел мозга, чем когда собираешься куда-то, например, со своей женой. Ты напрягаешь другую группу мышц. Так что это совершенно естественно: если ты снова после долгого перерыва заставляешь работать эти мышцы, они твердеют и напрочь отказываются повиноваться.
Двое взрослых людей играют в подростковые игры: пытаются хорошо выглядеть, встречаются в назначенное время, знают, что уже можно, что нужно немножко подождать, а чего так и не случится до скончания века. Должно быть, ужасно трудно вернуться ко всему этому после того, как прожил с женой много лет. Но с Сид это было нетрудно.
Благодаря ей это стало просто и даже естественно.
* * *
- Очень важно, что за фильм мы посмотрим о тобой вместе в первый раз, - авторитетно заявила Сид. - Я понимаю, что мы просто друзья и так далее, но очень важно, какой именно фильм мы сегодня выберем.
Я притворился, будто понимаю, о чем она говорит.
- Обычно на первом свидании все стараются действовать наверняка, - продолжала Сид. - Идут смотреть хит сезона. Один из тех фильмов, где Нью-Йорк разрушают пришельцы, или прибойная волна, или гигантская обезьяна, или что-нибудь в этом роде. Они считают, что с таким кино приятный вечер обеспечен. Но хит сезона - это не совсем то, что нужно нам.
- Нет?
Она покачала головой:
- Никто не получает особого удовольствия, когда смотрит такие фильмы, кроме подростков где-нибудь в Айдахо. Один раз увидев, как взрывается самый известный небоскреб в Нью-Йорке, второй раз уже не захочешь на это смотреть.
Я начал понимать, о чем идет речь:
- Ты думаешь, что земля перевернется, но в конце концов начинаешь зевать, когда пришельцы захватывают Белый дом.
- Если ты выбираешь хит сезона, это означает, что ты ничего особенного не ждешь от жизни, - сказала она и бросила на меня мимолетный взгляд. Я проталкивался на своем "Эм-Джи-Эф" сквозь дневную пробку вокруг "Ангела". - Это касается всего. Это означает, что жизнь для тебя - всего лишь пакет черствого поп-корна и стакан выдохшейся диетической кока-колы. И больше надеяться не на что.
Я попытался вспомнить, какой первый фильм мы смотрели с Джиной. Это было что-то японское с претензией на художественность. Что-то про угнетенных и морально подавленных японцев.
- Элитарные фильмы немногим лучше, - продолжала Сид, как будто прочитала мои мысли. - Это означает, что вы оба стараетесь казаться не тем, чем являетесь на самом деле.
- Подумай только обо всех парах, которые во время первого свидания посмотрели "Титаник", - сказал я. - Многообещающие отношения, обреченные еще до того, как они начались… Еще до того, как корабль вышел из порта.
Сид стукнула меня по руке:
- Я говорю серьезно! У меня, например, есть подруга, которая вышла замуж за парня, который на первом свидании пригласил ее на фильм "Муха".
- А потом сам превратился в отвратительного таракана?
- Практически. Он явно изменился, причем к худшему.
- Так что же ты хочешь посмотреть?
- Ты мне доверяешь?
- Полностью.
Она хотела посмотреть один из тех фильмов, которые крутят по телевизору на каждое Рождество. Один из тех фильмов, которые, мне казалось, я смотрел уже раз десять. Правда, вряд ли внимательно.
Не знаю, почему фильм "Как прекрасна эта жизнь" показывали в кинотеатре "Эн-Эф-Ти" на Южном берегу. Возможно, у них шла неделя ретроспективы Фрэнка Капры или Джеймса Стюарта. Возможно, это был отреставрированный, оцифрованный и зацвеченный вариант фильма. Не знаю, да это и неважно. Именно на этот фильм мы пошли в наш первый вечер. И поначалу мне показалось, что он слишком мрачный.
Спецэффекты были из эпохи изобретения паровоза. На звездном небе, которое, очевидно, представляло собой раскрашенный лист картона, позади которого горел банальный фонарь, ангелы - точнее, небесные существа, приколотые к картону булавками, - обсуждали Джорджа Бейли и его встречу с неотвратимой судьбой.
Потом действие перенеслось в маленький американский городок, где счастливые люди праздновали Рождество, и я затосковал по пришельцам, или прибойной волне, или даже гигантской обезьяне. Вот бы они явились и все это уничтожили! Если теория Сид о значении первого фильма верна, то нам не удастся продержаться вместе даже этот вечер.
Потом, по мере того как надежды и мечты Джеймса Стюарта постепенно угасали, меня затянула история человека, утратившего смысл жизни.
Фильм оказался гораздо лучше, чем я его помнил с детства, когда он в черно-белом варианте служил фоном для моего цветного детства и мелькал на экране в промежутке между рождественским хит-парадом и жареной индейкой.
Когда его мир начинает рушиться, Джеймс Стюарт оскорбляет по телефону учительницу одного из своих детей, и его избивает в баре ее супруг.
Джеймса возмущает его любящая жена, из-за которой ему пришлось отказаться от мечты путешествовать по миру. Что самое ужасное, он отвратительно ведет себя с детьми - раздражительный, вздорный буян. Но ясно, что он ведет себя так не потому, что не любит их. Наоборот, все дело в том, что он любит их слишком сильно.
В темноте Сид схватила и крепко сжала мою руку.
- Не волнуйся, - сказала она. - Все заканчивается хорошо.