* * *
Я рассчитывался с мороженщиком за три рожка "99", когда из-за угла появилась Сид.
- Хочешь "99"? - спросил я.
- Что такое "99"?
- Вот это, - ответил я. - Рожок с шоколадной крошкой. Очень вкусно.
- Нет, спасибо. Зубы мне еще для ужина пригодятся. Как дела?
- Все в порядке, - сказал я, наклонившись и целуя ее в губы. Однако Сид не ответила на мой поцелуй. - Я думал, ты на работе.
- Мне позвонили, чтобы я приехала и забрала Пегги. Бианка сегодня не смогла прийти. Извини.
Я уставился на нее, не в силах связать между собой два этих мира.
- Ты знаешь Пегги? - спросил я.
Она кивнула. Я ничего не понимал.
- Она моя дочь, Гарри.
Мы стояли у двери моего дома. Она смотрела на меня своими широко расставленными карими глазами. И ждала.
- Пегги твоя дочь?
- Я собиралась сказать тебе. Честно! - Она неестественно засмеялась, понимая, что это вовсе не смешно. - Просто ждала подходящего момента. Вот и все.
- Подходящего момента? Почему же ты мне сразу не сказала? Почему это был неподходящий момент?
- Потом объясню.
- Нет, объясни сейчас.
- Хорошо, - сказала Сид, закрывая входную дверь, чтобы дети нас не слышали. Наши дети! - Потому что я не хочу, чтобы моя дочь знакомилась с посторонними мужчинами, которые, возможно, скоро исчезнут из моей жизни.
- Ты не хочешь, чтобы она знакомилась с посторонними мужчинами? Ты о чем, Сид? Я не посторонний. Она проводит в этом доме больше времени, чем где-либо еще. Пегги меня уже хорошо знает.
- Она знает тебя как папу Пэта. Она не знает, что ты мой… Кто ты мне, Гарри? Вероятно, ты мой парень, так, что ли? Она не знает, что ты мой парень. А я не хочу, чтобы она знакомилась с моим парнем, пока я не буду уверена, что это надолго. Понятно?
Мне это было совершенно непонятно. На руку капнуло растаявшее мороженое.
- Но она обедала у нас чуть ли не каждый день на этой неделе! - сказал я. - Она видит меня чаще, чем этого никчемного ублюдка, за которого ты вышла замуж!
- Ты его не знаешь.
Это мне понравилось.
- Ах, значит, он хороший и достойный человек! Так, да?
- Возможно, нет, - сказала она. - Но я не хочу, чтобы она росла, думая, что все мужчины исчезают так же, как исчез ее отец. Я не хочу, чтобы она видела посторонних мужчин у меня в постели. А ты посторонний. В этом смысле ты посторонний, Гарри. Я не хочу, чтобы, когда она просыпается, на нее смотрел посторонний мужчина. Я не хочу, чтобы она думала, что все это ерунда… И я не хочу, чтобы она привязывалась к человеку, который, возможно, ненадолго задержится в нашей жизни.
Сид старалась быть спокойной, но голос срывался, и мне захотелось обнять ее. Но тогда мы бы все перепачкались, потому что у меня в руках по- прежнему были три тающих рожка "99".
- Потому что я не хочу, чтобы ей было еще больнее, чем теперь, - продолжала она. - Я не хочу, чтобы она отдала свое маленькое сердечко кому-то, кто потом небрежно разобьет его. Понятно, Гарри? Понятно?
- Ладно, - смирился я, - все понятно.
Она часто моргала, стиснув губы. Я вытер мороженое с ладоней. Потом мы зашли в дом, и тут я понял еще одну истину: для детей не бывает ничего странного.
Возможно, когда ты маленький, жизнь настолько полна чудес, что настоящих сюрпризов быть не может, потому что почти все окружающее - уже сюрприз. А возможно, дети просто приспосабливаются быстрее, чем взрослые. Так или иначе, Пегги и Пэт не упали в обморок от удивления, когда Сид зашла в дом.
- Мамочка! - обрадовалась Пегги, и я подумал: "Ну, конечно! Вот где я раньше видел эти глаза".
Сид уселась на пол и стала слушать, как дочь объясняет ей устройство "Миллениум Фалькона". Потом она сняла с моего сына наушники и послушала песню, которая ему особенно нравилась. А после того, как мы расправились со своим мороженым, она велела Пегги собираться домой.
- Я позвоню тебе, - пообещал я.
- Если захочешь, - ответила она. - Я понимаю, это было для тебя потрясением.
- Ты спятила или как? Конечно же, захочу.
- Уверен?
- Уверен, - сказал я, коснувшись ее руки. - Это ничего не меняет.
Но в действительности это изменило все.
25
- Ты занимался любовью с гримершей? - спросил я у Эймона.
Мы находились у него в уборной. Он взглянул на меня в зеркало, и проблеск какого-то чувства мелькнул на его лице. Возможно, страха. Или злобы.
- Что-что? - переспросил Эймон.
- Ты меня хорошо расслышал.
Шоу буквально шло на взлет. Рейтинги росли, начали поступать предложения о рекламе пива. Но для меня Эймон Фиш по-прежнему был испуганным мальчишкой из Килкарни с воском в ушах.
- Да или нет, Эймон? Что у тебя с гримершей?
- Почему ты об этом спрашиваешь?
- Потому что она рыдает. Мы не можем добиться от нее, чтобы она загримировала гостей, потому что она замочила слезами все пуховки для пудры.
- А ко мне это какое имеет отношение?
- Я знаю, что на прошлой неделе она уходила из студии вместе с тобой.
Он крутанулся на своем маленьком вертящемся стульчике, чтобы взглянуть мне прямо в лицо, вокруг его головы светились электрические лампочки, обрамлявшие зеркало. Теперь он уже не казался таким испуганным, несмотря на светящуюся струйку пота, пробившуюся сквозь густой слой пудры у него на лбу.
- Ты спрашиваешь, занимался ли я любовью с гримершей?
Совершенно верно, - сказал я. - Мне плевать на твои моральные принципы, Эймон. Если хочешь, можешь совокупляться с режиссерами или осветителями хоть во время рекламной паузы. Мне все равно, что ты делаешь, когда ты не в эфире. Но только до тех пор, пока это не мешает делу. А сопливая гримерша, которая не справляется со своей работой, к сожалению, очень даже мешает.
- Ты мне здорово помог, Гарри, - тихо ответил он. Иногда он начинал говорить так тихо, что приходилось напрягаться, чтобы расслышать его слова. Это давало ему некоторое преимущество. - С того момента, как мы встретились, все, что ты мне советовал, было по существу. "Помни - ты разговариваешь с кем-то одним, - учил меня ты. - Если тебе хорошо, то и ему будет хорошо". Возможно, для тебя все это не слишком много значило, но мне ты помог пробиться. Ты помог мне запустить процесс. Я бы не справился без тебя, и я тебе благодарен. Поэтому я не злюсь на тебя за вопрос, который - возможно, ты с этим согласишься - прозвучал бы довольно грубо даже в устах моей матери или священника.
- Ты занимался любовью с гримершей, Эймон?
- Нет, Гарри. Я не занимался любовью с гримершей.
- Правда?
- Это правда. Я не занимался любовью с гримершей.
- Хорошо. Это все, что меня интересовало.
- Я трахнул гримершу.
- Ты считаешь, это большая разница?
Огромная разница. Это не было началом осмысленных отношений. Это была кульминация чего-то абсолютно бессмысленного, вот что мне во всем этом понравилось. Кармен - кстати, так зовут гримершу, Гарри, ее имя Кармен - сейчас, возможно, немножко расстроена, что это больше не повторится, но я сильно подозреваю, что и ей вовсем этом понравилось то же самое. То, что все было так спонтанно, грубовато и только на одну ночь. Иногда женщина хочет, чтобы с ней занимались любовью. А иногда она хочет, чтобы ее просто трахнули. Они точно такие же, как мы, Гарри. В этом главный секрет. Они точно такие же.
- Что же мне раньше никто об этом не сказал? Моя жизнь стала бы значительно проще.
- Мне сейчас поступает много предложений, Гарри. И далеко не все касаются рекламы пива. Кармен - милая девушка. Я буду уважительно обращаться с ней. Я буду с ней дружелюбен. Но она хотела того же, что и я, и она это получила. Ей нечего больше от меня ждать. И когда она возьмет себя в руки, она это поймет.
- Ты не первый красавчик, в которого влюбляются только из-за того, что его рожу раз в неделю показывают по телевизору. Только не надо тащить свои личные проблемы сюда, в студию, ладно?
- Хорошо, Гарри, - мягко сказал он. - Мне жаль, что это привело к вредным последствиям для шоу, действительно жаль. И я понимаю, что ты мой исполнительный продюсер и ты здесь именно затем, чтобы говорить мне такие вещи. Но я мужчина, ясно?
- Да что ты? Правда? Это очень похоже на какой-то старый блюз. Я мужчина! Боже, ну и наглец же ты! Ты скоро начнешь рекламировать крем после бритья.
Я мужчина, Гарри. И причина, по которой я здесь, - то, что я хочу заронить свое семя везде, где только возможно. Мы все здесь поэтому. Так поступают мужчины.
- Чепуха, - сказал я. - Так поступают сопливые мальчишки.
Но позже, когда я глядел, как он уходит из студии с самой симпатичной редакторшей, я подумал: а почему бы и нет?
Почему бы нам не сеять свое семя везде, где только возможно? Зачем его беречь? И что такого уж замечательного в одиноком цветочном горшке, который я так фанатично культивирую?
* * *
Внезапно появились всяческие правила.
Мне было разрешено оставаться на ночь в маленькой квартирке Сид на последнем этаже, но к тому моменту, когда Пегги просыпалась, я должен был уже уйти. Сид нравилось, что я приходил после того, как Пегги ложилась, и она была счастлива, что я спал с ней вместе на старой латунной кровати под плакатом "Унесенные ветром" в рамке. Но я должен был уйти до того, как наступит утро.
На самом деле правил появилось немного. Только одно это и было. Но мне почему-то казалось, что их слишком много.
- Может быть, позже будет по-другому, - успокоила меня Сид. - Если мы сами решим, - ну, ты понимаешь, - чтобы это развивалось дальше. Если мы захотим взять на себя более серьезные обязательства.
Но когда я переставал смотреть в ее широко поставленные карие глаза, и она выключала свет, мне попсе не хотелось брать на себя серьезных обязательств. Честно говоря, мне хотелось чего-то значительно более простого.
Я хотел спать в объятиях любимой женщины, чтобы меня не будили и не говорили, что пора уходить домой. Я хотел, чтобы у нас были отношения, в которых не нужно помнить о правилах. Но больше всего я хотел, чтобы моя жизнь текла как раньше - до того, как все разбилось вдребезги.
* * *
Я еще спал и видел сны, когда почувствовал поцелуй Сид на своих губах.
- Гарри, - прошептала она. - Прости, но уже пора.
На улице было еще темно, однако голуби уже вовсю скакали по крыше у нас над головой - верный знак, что пора надевать портки и убираться, пока солнце не взошло.
- Все тщательно продумано, да? - вздохнул я, отворачиваясь от нее и вылезая из кровати.
- Мне бы очень хотелось, чтобы ты мог остаться, Гарри. Правда.
- Так когда вы разошлись с отцом Пегги? Три года назад? Больше? И скольких мужчин ты за это время с ней познакомила?
- Ты первый, - тихо сказала она, и мне стало интересно, правда это или нет.
- Я просто не понимаю, что плохого в том, что она увидит, как я поглощаю на завтрак кукурузные хлопья. Господи, этот ребенок видит меня каждый день!
- Мы это уже обсуждали, - решительно произнесла Сид в темноте. - Она ничего не поймет, если увидит тебя здесь утром. Пожалуйста, постарайся понять. Это же ей пять лет. А не тебе.
- Я ей нравлюсь. Она нравится мне. Мы с ней всегда ладим.
- Вот поэтому-то тебе и нужно сейчас уйти. Я не хочу, чтобы для Пегги ты был дядей Гарри, ясно? Я хочу, чтобы ты был чем-то большим. Или чем-то меньшим. Но ты не будешь дядей. Она заслуживает лучшего. И ты тоже.
- Хорошо, - ответил я. - Просто замечательно.
- Жаль, что ты этого не понимаешь, - сказала Сид, скорее разозлившись, чем расстроившись. - Тебе надо бы понимать, что я просто пытаюсь защитить ее и сделать так, как для нее лучше. У тебя самого есть ребенок. Ты знаешь, что это такое. Уж кто-кто, а ты должен бы это понимать.
Она была права.
Жаль, что до меня это никак не доходило.
* * *
Впервые в жизни я начал догадываться, почему мужчины моего возраста встречаются с молоденькими женщинами.
Раньше для меня это оставалось загадкой. У тридцатилетних женщин тела все еще упруги, но с ними уже можно разговаривать. Они все еще молоды, но они уже что-то видели в жизни. Возможно, многое из того, что видел и ты сам.
Почему мужчина готов променять равную ему женщину на какую-то девчонку с проколотым пупком, для которой свидание означает тусовку в ночном клубе и полтаблетки какой-нибудь дряни, которую выдают за настоящий экстази?
Если ты можешь встречаться с человеком, читавшим те же книжки, что и ты, смотревшим те же телепрограммы, любившим туже самую музыку, зачем тебе юная красотка, абсолютно не разделяющая твоих интересов и вкусов?
Но теперь до меня дошло. Я понял, в чем тут прелесть.
Мужчины моего возраста предпочитают женщин помоложе, потому что женщины помоложе меньше страдали.
У женщин помоложе сердце реже бывает разбито из-за распавшей семьи, бракоразводного процесса, из-за ребенка, которому не хватает отца. Они не испытали всех тех разочарований, которые тридцатилетние женщины - и мужчины тоже, не стоит забывать о мужчинах! - таскают с собой, как тяжкое бремя.
Среди женщин помоложе значительно реже встречаются такие, чью жизнь уже успел испоганить какой-нибудь мужчина.
Тридцатилетние и сорокалетние мужчины встречаются с молоденькими женщинами не из-за их гибких тел и проколотых языков. Это вранье.
Они встречаются с ними для того, чтобы самим успеть испоганить им жизнь.
* * *
Хайди была няней из Мюнхена.
Ну, если точней, то не совсем из Мюнхена - из Аугсбурга. И не совсем няней.
Няня - это человек, который профессионально заботится о ребенке и постоянно занимается тем, что ухаживает за маленькими мальчиками и девочками. Хайди была девятнадцатилетней девушкой, впервые уехавшей от своих родителей. Всего один перелет на самолете компании "Люфтганза" отделял ее от собственной детской, набитой мягкими игрушками, и от мамы, стирающей ее белье. Она имела об уходе за ребенком примерно такое же представление, как я - о теоретической физике.
План был такой: Хайди будет готовить, убирать и ухаживать за Пэтом в те дни, когда я работаю на студии. За это она будет у нас жить, питаться и получать карманные деньги все то время, пока учит английский.
Когда я привел Хайди познакомиться с Пэтом, он раскачивался на софе, слушая кассету Салли.
- Это Хайди. Она будет здесь жить и помогать нам по дому. Пэт тупо уставился на крупную светловолосую немецкую девушку, не воспринимая ничего, кроме музыки.
- Живой и активный мальчик, - улыбнувшись, констатировала Хайди.
Стараясь выказать усердие, она спросила, что я хочу на ужин. Я сказал ей, что перехвачу что-нибудь на работе, а она пускай решает, что поесть ей самой и Пэту. Хайди пошарила в кухне и нашла большую консервную банку с томатным супом.
- Хорошо? - спросила она.
- Конечно, - ответил я.
Предоставив ей самой разобраться с ужином, я сел за кухонный стол и начал набрасывать поправки к режиссерскому сценарию на следующую неделю.
Пэт приплелся посмотреть на нее, оставив магнитофон в гостиной включенным на полную громкость, и я отправил его обратно - выключить. Вернувшись, он стал дергать меня за рукав.
- Знаешь что? - спросил он.
- Дай папе поработать, милый.
- Но ты знаешь, что делает Хайди?
- И пусть Хайди тоже занимается своим делом. Оставь ее в покое, милый.
Нарочито тяжело вздохнув, он уселся за кухонный стол и стал вертеть в руках своих пластмассовых человечков.
Хайди гремела посудой у плиты, но я не смотрел на нее до тех пор, пока не услышал шум закипающей воды. Это было странно. Зачем она кипятила воду, ведь суп надо было вылить из банки в кастрюлю и просто разогреть.
- Хайди…
- Скоро быть готов.
Оказывается, она положила консервную банку в кипяток.
Хайди неуверенно улыбнулась мне, и в следующую секунду банка взорвалась, выплюнув все свое красное содержимое в потолок и стены, не забыв при этом разукрасить лица всем нам.
Утершись, я увидел, что Хайди вся в красной жиже, а из этой сочащейся слизи выглядывают удивленные, потрясенные глаза. Она была похожа на Сисси Спейсек в сцене школьного бала из фильма ужасов "Кэрри".
Потом она разрыдалась.
- Знаешь что? - сказал Пэт, хлопая глазами под кровавой маской. - Она тоже не умеет готовить.
Так что Хайди отправилась на Крауч-Энд, в другую семью.
А я позвонил Салли.
26
Тетушка Этель стояла на коленях в своем палисаднике и сажала цветочные луковицы.
Тетушка Этель на самом деле не была моей тетей, но я называл ее так с тех самых пор, как мы переехали сюда и стали ее соседями. Мне тогда было пять лет, и эту привычку оказалось трудно сломать.
Тетушка Этель выпрямилась и, прищурившись, смотрела, как Сид, Пегги, Пэт и я вылезаем из старого "Фольксвагена" Сид, и на секунду я снова почувствовал себя маленьким мальчиком, который просил у тетушки Этель разрешения забрать случайно залетевший на ее участок мяч.
- Гарри? Это ты, Гарри?
- Здравствуйте, тетушка Этель, - сказал я. - Что вы сажаете?
- Тюльпаны, нарциссы, гиацинты. А это твой Пэт? С ума сойти! Как он вырос. Здравствуй, Пэт!
Пэт нерешительно поприветствовал ее поднятием светового меча. Нам никак не удавалось уговорить его обращаться к тетушке Этель по имени, он и теперь явно не собирался этого делать. Тетушка Этель переключилась на Пегги, и по ее немолодому лицу пробежала тень замешательства.
- А эта малышка…
- Это моя дочка, - пришла ей на помощь Сид. - Здравствуйте, тетушка Этель. Я Сид, подруга Гарри.
- Совсем как Сид Джеймс?
- Скорее, как Сид Шарисс.
Глаза тети Этель сверкнули сквозь стекла очков.
- Танцовщица, - понимающе кивнула она. - С Фредом Астером в "Шелковых чулках". Красивые ноги. - Тетушка Этель смерила взглядом Сид. - Как и у вас.
- Мне нравится твоя тетушка Этель, - шепнула Сид, взяв меня за руку, и мы пошли к дому. Вдруг она сжала мою руку сильнее. - О боже… Кажется, это твоя мать.
Мама стояла у двери, радостно улыбаясь, и Пэт побежал к ней.
- С днем рождения! - воскликнула она, сгребая его в охапку. - Пять лет! Какой большой мальчик! Ой!
По-прежнему обнимая его, свободной рукой она оттолкнула от себя оружие джедаев.
- Ох уж этот светящийся меч! - засмеялась она, глядя на Пегги. Мама всегда почему-то называла его не "световым", а "светящимся". Потом она повернулась к девочке. - А ты, должно быть, Пегги. У тебя нет такого светящегося меча, да?