В этой "обыкновенной истории" - вполне провинциальной, советской - есть один "ход конём". "Атипичный случай", буква "ё". Дело в том, что прямо в центре города - и совершенно самостоятельно от ленинского мемориала - функционирует "Музей-заповедник "Родина В. И. Ленина"". Этот музей создавался "под вождя", разумеется. Но к вождю - парадокс - давно имеет лишь формальное отношение. Цель заповедника совершенно другая, противоположная - "старый Симбирск". Я бы назвал эту цель утопической. Бредовой. Однако именно этим - воссозданием старого Симбирска - музей "Родина Ленина" и занимается.
Пока кварталы старинных русских городов распродают и разрушают под новую застройку, в Ульяновске старые усадьбы выкупают и реставрируют. Пока добивают Москву и Казань, Самару и Архангельск, пока закатывают под облицовочную плитку фасады старой Пензы и Орла, Калуги и Тулы, в Ульяновске расселяют, ставят на охрану, реставрируют и открывают музеи. Воссоздавая самое важное и ценное, что может быть в городе, - историческую городскую среду.
Да, имя идеолога разрушения империи, уничтожения её культуры - имя человека, чей преемник сделал восстановления даже связи с этой культурой невозможным через физическое истребление её носителей - именно это имя спасло от разрушения один-единственный город. Точнее, несколько его улиц.
Такая вот рокировочка.
Всё остальное в Ульяновске типично. Местный капитал при полном взаимопонимании с местной властью "разыгрывает" остатки старого города, то есть уничтожает его тупо, варварски - как это принято. Новые кварталы выдвигаются вплотную к историческим, кольцо вокруг них сужается, петля затягивается. Единственный, кто оказывает сопротивление "нашествию", - музей-заповедник. Причём исключительно благодаря личному небезразличию тех, кто эту оборону занял (а уж потом благодаря федеральным деньгам и законам). Эти люди, Александр Зубов и его команда, при знакомстве вызывают стопроцентное восхищение, недоумение - тем, что в наше время есть те, кто упрямо, фанатично предан безнадёжному, в общем-то, делу.
А ещё я думаю здесь вот о чём. И раньше ещё, в университете, где нас насиловали ленинскими работами, и теперь, на "родине вождя", мне непостижимы корни, мотивы. То, что тихушный Симбирск есть родина Обломова, - да, понимаю. Этот сонный ток пространства и времени, парализующий мысли и эмоции, - чувствую. Но "Володя Ульянов"? Кучерявый юноша, окончивший гимназию Керенского-старшего с медалью? Откуда в нём - полунемце, полукалмыке, полу-еврее, полурусском - взялся этот "штольцевский", сектантский, аввакумовский фанатизм? На каком из генных уровней он был прошит? Кем из предков заложен?
А может быть, всё дело в шахматах, которые он так любил. Быть хладнокровным в победе и проигрыше; уметь жертвовать реальными фигурами для достижения конкретных целей; безжалостно пожирать на пути к этой цели фигуры противника, какими бы значительными они ни были; использовать абстрактную теорию для решения сугубо земных, практических задач - это ведь типично "шахматные", гроссмейстерские свойства. А марксизм, которым тогда все увлекались, лишь попался под руку. Стал вроде шахматного учебника. Он просто "сыграл" на нём, сделал блестящую партию.
Вышел пешкой в королевы, выиграл и сказал: "Есть такая партия!"
Справка
На территории федерального музея-заповедника "Родина В. И. Ленина" (174 га) под государственной охраной находятся 64 памятника архитектуры и 16 памятников истории, среди которых:
- Музей "Симбирская классическая гимназия"
- Музей "Народное образование Симбирской губернии в 70–80-х годах XIX века" - Усадьба И. А. Анаксагорова, "Музей городского быта конца XIX - начала XX века"
- Усадьба Черновых, музей "Торговля и ремесла Симбирска"
- Усадьба А. И. Сахарова, музей "Симбирская фотография"
- Усадьбы Жарковой, музей "Симбирское купечество"
- Усадьба Языковых, музей "Симбирская метеорологическая станция"
- Усадьба Мачевариановой, музей "Градостроительство и архитектура"
- Особняк фон Брадке, музей "Симбирский модерн"
- Здание Пожарного обоза, музей "Пожарная охрана Симбирска-Ульяновска"
Камбоджа
Живой дневник
Вид из бельэтажа
Перед отъездом я купил три книги, которые не купил бы никогда - триллер Джона Бердетта "Бангкок-8", сборник старых повестей Юза Алешковского и брошюра "Лев Толстой в поисках истины. Из дневника писателя". Первую - чтобы в городе были знакомые, пусть даже вымышленные, вторую - чтобы иметь под рукой живой источник нецензурной речи, третью - для моральных ориентиров в мире юго-восточной зыбкости.
Последний раз я был в Бангкоке осенью, по дороге в Лаос. Поселился рядом с Каосан-роуд, в коматозном отеле - где-то здесь жили герои моего романа "Цунами". Бродил по душным переулкам, искал их след. Вспоминал, "как это было". Те, вымышленные ощущения и события. Постоянно одергивая себя: "Это не со мной". "Это с ними".
В этот раз, наоборот, я въехал в большой сетевой отель. В отелях такой категории персонал 24 часа занят обустройством вашего комфорта - до вас им нет никакого дела. И возникает тот же эффект анонимной заброшенности, что и в дешевых гостиницах.
От пирса плавал челнок, каждые четверть часа. Пересекаешь реку, садишься на sky-train, и через пять минут ты в центре. В одном из центров города.
Раньше я видел Бангкок с земли, с воды. С крыши небоскреба. Надземка давала четвертый ракурс - вид из бельэтажа. Ее идея проста - обмануть трафик, поднявшись над ним. Поезд плывет вровень с крышами бетонных курятников, мимо офисных витрин. За которыми работают клерки, и это видно.
Между небоскребов то и дело разверзаются ущелья улиц. Они забиты машинами, похожими на детские модели (розовые, зеленые, желтые). Снова окна, чешуйчатые крыши храмов. Чердаки и антенны.
Из кондиционера бьет ледяной воздух. Над окнами вагона, под потолком, телевизоры и гоняют рекламу. Так что в рамке взгляда всегда две реальности - искусственная и настоящая, за окнами. Побеждает искусственная, конечно.
Собственно, их было два, сетевых отеля на город. И оператор просто перепутал. Так я поселился на отшибе. Мне хотелось узнать, можно ли перебраться в отель той же сети, только здесь, в центре. Само собой, мест в гостинице не оказалось, и я стал бесцельно бродить по району. Оказалось, что башню отеля воткнули рядом со знаменитым кварталом Nana-plaza. Это небольшой пятачок размером с баскетбольную площадку, обнесенный трехъярусными галереями и забитый барами, где можно недорого купить девушку.
"Наступало то время ночи, когда застенчивые мужчины, весь вечер отвечавшие "нет" внезапно ощущают желание, подогретое спиртным и неусыпным вниманием обнаженных женщин. Их начинает пугать перспектива возвратиться в отель одному - это кажется более безнравственным и преступным против самой жизни, чем связь с проституткой".
Джон Бердетт. "Бангкок-8"
"Дорога в свободный мир"
- Нравится? - таксист кивает на гигантское здание аэропорта, собранное из стальных штанг. Между штангами натянута парусина, как в шапито. Для здешнего климата идеальное решение, дешево и эффектно.
- Это построил мэр Бангкока. - Таксист театрально вздыхает. - Недавно его посадили, воровал, очень.
Я вспоминаю, что Бангкок - один из самых коррумпированных городов мира. Отвечаю:
- Наш тоже.
- Посадили? - он оживляется.
- В смысле, тоже ворует.
Мы едем дальше.
То, что Пномпень большой город, ясно уже в аэропорту - накопитель забит под завязку. Лететь час, но "Тайские авиалинии" держат марку, успевают подать ужин. Роняя подносы, собирают посуду на посадке.
- Русский? - спрашивает сосед.
- Откуда знаешь?
- Шрифт, - кивает на книгу.
Камбоджиец из провинции, вторые сутки летит из Европы. Первый раз в тех краях. "Хотя вообще-то я много путешествую…" Я понимаю, что Европа для него такой же бессмысленный звук, как для меня Малайзия или Суматра. Филиппины.
По сравнению с лаосским во Вьентьяне аэропорт Пномпеня вдвое больше, современнее. Визу дают на прилете, но чтобы не стоять в очереди, можно оформить е-visa по интернету, дома. Заполняешь на сайте их МИДа анкету, прикрепляешь фото, счет карты - и получаешь файл в течение трех суток.
"Килинфил?" - предлагает шофер.
На дворе ночь, я смотрю из такси на улицу. Тротуар завален мусором, нищие и калеки спят вповалку. "Килинфил" - это killing fields, места массовых казней и могильники недалеко от Пномпеня. Видимо, первая позиция среди достопримечательностей.
- Нет, не хочу.
В узком, как пенал, лобби пахнет благовониями, полумрак. Я прохожу между скульптурами Будды. Пусто, никого. Неожиданно меня окликают, над столом голова, из-под кепки торчат уши. Консьерж серьезен, несмотря на юный возраст.
- В девять утра будет шум, много шума. - Он берет чемодан, лицо становится скорбным. - Ремонт в соседнем здании, мы ничего не можем поделать.
Мой номер на самом верху, в мансарде. За окном в темноте угадывается стройка, за стройкой чернеет Меконг, по которому плавают иллюминированные кораблики. Конфигурация жилья хитрая, между комнатой и туалетом уместился внутренний дворик, private garden. Два кресла, сверху крыша из циновки.
- Интернет? - спрашиваю.
- Пять долларов в сутки. - Консьерж, как фокусник, достает из кармана провод. Подключаемся, не работает. Он смотрит так, словно это я сломал связь. Качает кепкой, молчит. Наконец, вздохнув, достает новый кабель. Все в порядке, страница загружается.
Ночь душная и влажная, пот ручьями. Сна нет. Из кондиционера хлещет влажный теплый воздух. Я перебираюсь с компьютером в "садик". Тут вентилятор и прохладно - хотя все больше мошек, невидимого гнуса. Левая стена в "садике" завешена бамбуком. Машинально отодвигаю пару плашек. Там еще одна стена, прозрачная - из пластика. И точно такой же "садик". Когда глаза привыкают к полумраку, я вижу низкий топчан в углу. На нем лежит голый мужик, белый. Рядом с ним девушка, крошечная, как десятилетний ребенок. Она встает, быстро одевается. Тот вяло протягивает руку. Я тихо смыкаю бамбуковые плашки.
"Дорога из тюрьмы в свободный мир очень длинная и очень прямая и кончается в общественном саду, где цветут гибискусы и орхидеи. Как медитирующему человеку не заметить в этом некую замену оси сознания?" Джон Бердетт.
Буддизм в чистом виде
Утром выясняется, что мой номер угловой, смотрит на площадь, собирая городской шум со всех улиц. Машины и моторикши бегут через площадь, как тараканы. Треск моторов сливается в одно равномерное клокотание. Гудки учащаются к вечеру, когда город погружается в пепельные сумерки, не испорченные электричеством, поскольку его - уличного освещения - в городе мало, и надо прокладывать дорогу звуком.
Среди машин медленно катится повозка, запряженная двумя быками.
Глядя в окно, я понимаю, что целый день можно провести, наблюдая только за тем, как хаотично, бессмысленно - и филигранно, небеспричинно - движение транспорта.
Буддизм в чистом виде.
Город большой, мало общего с Вьентьяном в Лаосе, где я был осенью - по-сельски сонным и безмятежным. Днем улицы забиты базарными тентами, в этой части города кругом уличный базар. Под ногами вертятся мелкие детки, я хожу как цапля. Грязь, такой немыслимой грязи я не видел даже в Индии.
В Лаосе люди застенчивы, умиротворенны. Черты их лиц спокойны и разглажены. Прозрачны. Камбоджийцы, наоборот, тихи и напряжены - как скомканная бумага. Мне кажется, они скрывают внутри, как все запуганные затравленные люди, немотивированную печаль, ярость. Детскую какую-то обидчивость, недоверие.
На центральном променаде, вдоль реки (которая оказалась не Меконг вовсе, а Тонле Сап, приток) полно народу, в основном туристы. Прилипчивость городской среды невероятна. Стоит притормозить, тут же ниоткуда возникает сутенер или извозчик, нищий. Торговец марихуаной или зазывала со змеиной фермы.
…Змея - центральный автохтонный символ Камбоджи. Олицетворяет воду, подземный проточный мир. Жизнь. По легенде, династию первых королей-индуистов в этих краях основал индийский брахман-путешественник. Он женился на дочери змеиного владыки, который прославился тем, что выпил (читай, осушил) болота в дельте Меконга. То есть первым сделал водоотвод, дренаж. Научил людей, живших в режиме "полгода дождь - полгода засуха", главному ремеслу - распределению водных ресурсов для выращивания риса.
В Москве. Лаос все время приходит на ум, пока путешествуешь по Камбодже. Как полная противоположность - по духу, по атмосфере. Лаос по большей части горная, поднебесная страна, причем буквально поднебесная, поскольку в горах "небо становится ближе" и все время хочется пригнуть голову, настолько рядом ползут облака, особенно в сезон дождей. Что вообще сказать о людях, у которых есть специальное приспособление для разгона облаков? Как к ним относиться? Я обнаружил эту штуку в одной из горных деревень, вверх по Меконгу. Это была очень длинная, из нескольких палок бамбука, слега с гигантской метелкой из листьев на самой верхушке. Этой слегой они подталкивали облако, если оно зацепилось за кряж, застряло над деревней и чрезмерно заливает огороды дождями. В общем, ангелы, чистые ангелы, эти лаосцы. Небесные существа.
…Что касается легенды о змеином короле, о свадьбе с брахманом, она фиксирует начало экономической экспансии индийского купечества, приход индуизма в мир местных кхмерских культов. Которые до конца так и не были вытеснены ни индуизмом, ни буддизмом, ни коммунизмом. Вот эта пропорция, смесь: 1) индийская мифология и космогония, кастовость, почитание Шивы, Вишну и брахмы, а также их аватар и тотемов, одним из которых является король; 2) учение Будды, пришедшее на смену индуизму, особенно в области того, что касается общины и власти как высшего проявления кармы; 3) древние кхмерские традиции анимизма и в особенности культ предков, прекрасно вписавшийся в мифологию индийского бога смерти Ямы. Все это составляет душу камбоджийского народа. В национальном характере, я хочу сказать, многое этим объясняется.
Вечером я наконец подбираю транспортное средство. Это нужно сделать обязательно, найти водителя - чтобы он возил тебя по городу и за город, на все время. Как? Никаких рецептов. Просто почувствуйте, что его духи не противоречат вашим. Что вы ему доверяете с первой секунды.
Мой провожатый был улыбчивым мужичком без возраста, идеальный Максим Максимыч. После трубочки-другой я попросил его повозить меня по ночному городу, желательно на скорости. На мой вкус, таково самое большое удовольствие в краях вроде Камбоджи. И мы помчались. Сован (это было его имя) оказался не без чувства юмора и многие государственные памятники комментировал довольно весело:
- Смотри, это стела Независимости, ее подарили французы! Еще один подарочек от французов - ха-ха-ха! хо-хо-хо!
Или:
- Смотри, это памятник дружбы с Вьетнамом! Мы, оказывается, дружим с Вьетнамом - ха-ха-ха! хо-хо-хо!
И так далее.
"Возвратясь в свое жилище, я почувствовал, что мой дух исчерпал возможности общения с миром, и мне требуется поддержка. Основная ветвь буддизма с неодобрением относится к употреблению ганжи, но с другой стороны, буддизм - не застывший навеки свод правил, это органический Путь, который приспосабливается к настоящему моменту".
Джон Бердетт.
На кафеле
Самое высокое дерево называли "Волшебным". На него подвешивали динамик, музыку - чтобы заглушить крики, не пугать жителей соседней деревни. Звук прибавляли по мере того, как процедура казни достигала апогея. Конец пластинки означал, что дело сделано, трупы можно закапывать.
Жертв доставляли на killing fields из тюрьмы S-21. Ее устроили в центре города, в здании школы или института - не знаю. Теперь здесь музей. То, что по-настоящему давит, угнетает в этом месте, - не столько кровавые кошмары, а несоответствие типовой формы современных учебных корпусов и спортплощадки, и осуществленного здесь средневековья. Спортивный инвентарь как инструмент дознания, например. Брусья, кольца, турник. Не говоря уж о легендарных тяпках. Классные комнаты, разбитые кривой кирпичной кладкой на кабинки (чистая инсталляция, если не думать, для чего цепи, канистры и ящички). Все расфасовано, зафиксировано. Документировано и снято на пленку. Такова общая черта всех маниакальных, хтонических режимов. Документация как самооправдание. Протокол как мотив.
Ужас всегда в нарушении единства, внешнего и внутреннего. В несоответствии. В зазоре - так я думаю. В средневековых пыточных подвалах Европы потому и чувствуешь себя сносно, что антураж соответствует. На советском кафеле обычной школы - такой кафель был у меня в детстве, в бассейне - помыслить средневековье невозможно. Однако оно есть, было - и в этом ужас.
В Москве. Я понял, откуда это пошло - могло пойти (я имею в виду жуткое "волшебное дерево"), спустя пару дней по пути через лес из Ангкора. Дело в том, что после заката в Камбодже активизируются не только гнус и комары, но также и цикады. С наступлением сумерек их треск становится оглушительным, промышленным каким-то. Так трещат прядильные цеха на заводе, не знаю. Однако, странным образом, оккупируют эти твари не все деревья подряд, а лишь некоторые, избранные. Одно или два. Оно-то, это "волшебное дерево", и "звучит".
…После тюрьмы я прошу Сована отвезти меня на озеро Boeung Kak. Это гигантский водоем в черте города, до горизонта покрытый плавучими травяными островами. Тут самый лучший - умиротворяющий, элегический - закат в городе. После тюремных кошмаров чувствуешь, как здесь, у воды, тамошние демоны отпускают. Уходят. Такова вообще основная черта этого места, Камбоджи - постоянное борение духов. Черных с темными, темных с сумеречными. Сумеречных с пепельными.
Берег озера облеплен бунгало и гестхаусами на сваях. Деки вынесены над водой, под настилом шуруют в лодках дети. В баре тренькает регги, рок-н-ролл. Волосатые американцы в татуировках, одухотворенные девушки с фенечками. Тот же набор, стандартный, как будто компания перекочевала сюда с тайского острова Панган - или Каосан-роуд.
Сидят в шезлонгах, глубокомысленно щурятся.
Украдкой ощупывая карман, где лежит их VISA.
В Москве. И теперь, и тогда мне хотелось одного - понять, с какими чувствами эти люди приезжают сюда. Что думают, что ощущают. Тридцатилетние американцы, не бритые здоровенные детины. Возбужденные и напуганные тем, что вокруг, и оттого демонстративно самоуверенные - это ж их отцы разбомбили тут полстраны к чертовой матери. Вон ползет безногий старик через улицу, нищий - просить милостыню (таких тут полчища, после бомбежек 70-х) и просит милостыню - у кого? у того самого молодого американца, чей отец… Ну и так далее. Думает ли американец об этой кармической ситуации? О том, кем по буддийским канонам стал в следующей жизни его предок? Безногой рыбой? Червем? Креветкой, которую он в данный момент поглощает? И кем станет он сам? До сих пор жалею, что не затеял с ними разговора на эту тему.