Селину перевели в отряд миссис Притти, где теперь она перебирает пряжу, а все планы по ее отправке в Фулем, естественно, похерили.
- Полагаю, хоть эта новость вас обрадует, - добавила начальница, пристально глядя мне в глаза.
К этому я была готова и очень спокойно ответила, что я действительно рада, ибо сейчас как никогда Дауэс требуется друг и советчик. Теперь она еще больше, чем прежде, нуждается в сочувствии Гостьи...
- Нет, - выговорила мисс Хэксби. - Нет, мисс Приор.
Неужели я буду оспаривать тот факт, что именно мое сочувствие привело к нападению на смотрительницу и беспорядку в камере? Ведь именно мои заботы спровоцировали кризис!
- Вы называете себя ее другом, - продолжила начальница. - До ваших посещений она была самой покладистой заключенной Миллбанка! Что же это за дружба, которая толкает девицу на подобные вспышки?
- Значит, вы намерены прекратить наши встречи, - сказала я.
- Я намерена оставить осужденную в покое ради ее же блага. Она не обретет спокойствия, когда вы рядом.
- Она не будет спокойна без меня!
- Что ж, придется ей научиться.
- Мисс Хэксби... - начала я и запнулась, потому что чуть не сказаламама!Я схватилась за горло и посмотрела на мистера Шиллитоу.
- Срыв был весьма серьезный, - сказал директор. - Что, если в следующий раз она ударит вас, мисс Приор?
- Меня она не ударит! - воскликнула я.
Неужели они не понимают, насколько ужасно ее положение и как мои посещения его облегчают? Ведь стоит лишь задуматься: разумная кроткая девушка - самая покладистая узница во всей тюрьме, мисс Хэксби сама говорила! И что тюрьма сотворила с ней? Она не сделала ее ни мягче, ни добрее, но превратила в несчастное существо, которое уже не способно представить жизнь вне стен камеры и бьет надзирательницу, сообщившую, что пора их покинуть!
- Заставьте ее молчать, лишите посещений - и тогда, полагаю, вы сведете ее с ума или же убьете...
Вот так я и продолжала и вряд ли была бы красноречивей, даже если б отстаивала собственную жизнь... Сейчас я понимаю, что именно за свою жизнь я боролась, и мне кажется, что моим голосом говорил кто-то другой. Я видела, что мистер Шиллитоу опять погрузился в задумчивость. Не помню, что говорили другие. Знаю только, что директор согласился на мои встречи с Селиной, а начальство пронаблюдает, что из этого выйдет.
- Надзирательница миссис Джелф тоже высказалась в вашу пользу, - сказал мистер Шиллитоу.
Похоже, это на него и повлияло.
Мисс Хэксби сидела, уткнувшись взглядом в стол; лишь после ухода директора, когда и я поднялась, чтобы отправиться в жилой корпус, она вновь на меня посмотрела. Меня удивило ее лицо, ибо в нем читалась не столько злость, сколько неловкость и смущение. Ну да, она уязвлена, потому что ее осрамили передо мной, подумала я.
- Не будем ссориться, мисс Хэксби, - сказала я.
И не думала, тотчас ответила матрона. Только вот я прихожу в тюрьму, а сама ничего о ней не знаю... Начальница замялась и бросила взгляд на мисс Ридли.
- Конечно, я должна подчиняться мистеру Шиллитоу, но все же он не вправе здесь распоряжаться, потому что тюрьма-то женская. Он не понимает ее склада и духа. Помните, я как-то пошутила, что сама отсидела огромный срок? Так оно и есть, мисс Приор, и я знаю все извивы тюремных нравов. А вот вы и мистер Шиллитоу даже не подозреваете о странном... - Она поискала слово, но повторила уже сказанное: - Складе таких, как Дауэс, который проявляется в заточении...
Подобно узницам, мисс Хэксби искала и не находила слов в повседневном тюремном лексиконе. Впрочем, я понимала, что она хочет сказать. Но тот грубый и обычный характер, о котором она говорила, - это характер Джейн Джарвис или Эммы Уайт, а не Селины и не мой. Я не дала ей продолжить, сказав, что буду помнить о ее предостережениях. Еще секунду надзирательница меня разглядывала, а затем велела мисс Ридли проводить меня в жилой корпус.
От опия беленые коридоры чуть плыли перед глазами, но еще сильнее его действие сказалось, когда мы подошли к камерам: на сквозняке пламя газовых рожков трепетало, отчего все вокруг будто шевелилось и вспучивалось. Как всегда, меня поразила мрачность штрафного отряда, его зловоние и тишина. Завидев нас, миссис Притти осклабилась; лицо ее казалось мне странно перекошенным, словно отражение в блестящей металлической поверхности.
- Так-так, мисс Приор, - сказала она, - это я точно помню. - Решили вновь проведать своего грешного агнца? - Надзирательница подвела меня к камере и очень осторожно приникла к глазку. Потом отперла дверь и дернула засов на решетке. - Заходите, мэм. После отсидки в темной она сама покорность.
В маленькой, меньше обычной, камере стоял угнетающий сумрак, поскольку крохотное оконце закрывали металлические жалюзи, а газовый рожок был затянут сеткой, чтобы узница не добралась до пламени. Ни стола, ни стула не имелось. Селина сидела на деревянной кровати, неуклюже сгорбившись над поддоном с пряжей. Когда я вошла, она отложила работу и хотела встать, но покачнулась и оперлась о стену. Платье без звезды на рукаве было ей велико. На бледном лице отливали синевой виски и губы, на лбу желтел застарелый ушиб. От пряжи ногти обломались до мяса. Чепец, фартук, руки Селины и вся кровать были усеяны ворсинками.
Когда миссис Притти заперла дверь, я сделала шаг к Селине. Мы молчали и только смотрели друг на друга в каком-то обоюдном испуге; потом я, кажется, прошептала:
- Что же они с вами сделали! Что они сделали!
Голова ее дернулась, а губы искривились улыбкой, которая тотчас угасла и растаяла, будто воск, и Селина, закрыв рукой лицо, расплакалась. Не оставалось ничего иного, как подойти к ней, обнять, усадить на кровать и гладить ее несчастное избитое лицо. Немного успокоившись, Селина ткнулась лицом в мой воротник и ухватила за руку.
- Наверное, вы считаете меня слабой, - прошептала она.
- С чего вы взяли?
- Просто ужасно хотелось, чтобы вы приходили ко мне.
Она всхлипнула и наконец затихла. Я взяла ее за руку и ахнула, увидев вблизи изуродованные ногти; Селина сказала, что ежедневно надо перебрать четыре фунта пряжи, "иначе на другой день миссис Притти увеличит норму. Ворс летает - прямо задыхаешься". Из еды только вода и черный хлеб, а в часовню водят в кандалах...
Слышать это было невыносимо. Я снова взяла ее руку, но Селина напряглась и высвободила пальцы.
- Миссис Притти... - шепнула она. - Подглядывает...
За дверью что-то шевельнулось, потом дрогнула и медленно отъехала заслонка глазка, которую отвели белые тупорылые пальцы.
- Можете не следить за нами, миссис Притти! - крикнула я, а надзирательница рассмеялась и ответила, что в этом отряде всегда надо быть начеку. Однако глазок закрылся, и я услышала удаляющиеся шаги надзирательницы, а потом ее окрик у соседней камеры.
Мы молчали. Я посмотрела на синяк на лбу Селины, и она сказала, что споткнулась, когда ее втолкнули в темную. Вспомнив, Селина поежилась.
- Там очень страшно, - сказала я.
Она кивнула.
- Вы-то знаете, как там страшно. Я бы не вынесла, если бы вы не взяли себе чуточку той тьмы.
Я на нее уставилась, а Селина продолжала:
- Вот тогда я поняла, как вы добры, если пришли ко мне после всего, что видели. Знаете, что было страшнее всего в первый час? О, это мучило сильнее, чем все их наказания! Я боялась, что вы отдалитесь, что я оттолкнула вас именно тем поступком, которым хотела сохранить возле себя!
Я это знала, отчего и свалилась в болезнь, но слышать об этом было невыносимо.
- Молчите, молчите! - просила я.
Однако Селина яростно шептала: она должна сказать! Бедная мисс Брюэр! И в мыслях не было причинять ей зло! Но оказаться в новой тюрьме ради так называемой свободы общения с другими узницами!
- Зачем она мне, если я не смогу разговаривать с вами?
Помнится, я закрыла рукой ее рот и все повторяла: нельзя этого говорить, нельзя!.. Селина откинула мою руку: нет, она будет говорить о том, что ударила мисс Брюэр, нет, она будет говорить о том, что претерпела смирительный жакет и темную! Или даже после этого я заставлю ее молчать?
Я схватила ее за руки и буквально прошипела: и чего она этим добилась? Единственный результат - неусыпный присмотр за нами! Ей известно, что мисс Хэксби хотела запретить наши встречи? Что мисс Ридли учтет каждую минуту, которую мы провели вместе? Что миссис Притти будет следить за нами?.. И мистер Шиллитоу тоже!
- Вы понимаете, как нам теперь придется хитрить и осторожничать?
В запале я притянула Селину к себе и теперь вдруг близко увидела ее глаза и губы, ощутила теплое кисловатое дыхание. Я услышала себя и сообразила, в чем призналась.
Разжав руки, я отвернулась.
- Аврора, - позвала Селина.
- Не надо, - тотчас сказала я.
Но она повторила: Аврора, Аврора.
- Нельзя меня так называть.
- Почему? В темной вы были рады слышать это имя и откликались на него! Почему же теперь вы сторонитесь меня?
Я встала.
- Так надо.
- Да почему?
Мы не должны так сближаться, сказала я. Это вопреки правилам, в Миллбанке это запрещено. Селина тоже встала, в тесной камере укрыться от нее было негде. Моя юбка задела поддон с пряжей и взбила облако ворсинок, но Селина просто шагнула сквозь него и положила руку мне на плечо.
- Вы хотите, чтобы я была рядом, - сказала она.
Нет, не хочу! - воскликнула я.
- Хотите, иначе зачем вам мое имя в дневнике? Зачем мои цветы? Зачем вам мои волосы, Аврора?
- Вы сами все прислали! Я вовсе не просила!
- Я бы ничего не прислала, если б вы не жаждали все это получить, - просто сказала Селина.
Я не нашлась, что ответить; взглянув на меня, она отступила, и лицо ее переменилось. Миссис Притти может подглядывать, сказала Селина, поэтому будьте настороже и стойте спокойно. Просто слушайте. После тьмы она все поняла. Теперь и я должна это узнать...
Селина чуть пригнула голову, но не сводила с меня глаз, ставших вдруг огромными и темными, точно колдовские. Ведь она говорила, что в ее заключении скрыт какой-то смысл? Что духи явятся и откроют его?
- Они пришли, когда я была в темной, Аврора. Пришли и все объяснили. Вы не догадываетесь? Кажется, я поняла еще раньше. Это меня и пугало.
Она облизала губы и сглотнула. Не шевелясь, я смотрела на нее. Потом спросила: ну? В чем смысл? Зачем духи отправили ее сюда?
- Ради вас, - ответила Селина. - Чтобы мы встретились, все поняли и соединились...
Она будто всадила в меня нож и провернула его: сердце мое заколотилось, а за его бешеным стуком я уловила знакомое, но небывало яростное трепетанье. И отзвук его я ощутила в ней... Это была мука.
Ее слова вызвали во мне лишь ужас.
- Замолчите! - крикнула я. - Для чего вы это говорите? Что толку в объяснении духов? Все их безумные слова... сейчас нам нельзя терять голову, мы должны быть спокойны и благоразумны... Если надо, я буду ходить сюда до конца вашего срока...
- Четыре года? - спросила Селина. Неужели я думаю, что мне позволят? Мисс Хэксби. И моя мать. Даже если они согласятся, неужели я вынесу эти встречи на полчаса раз в неделю, а то и в месяц?
Выносила же до сих пор, сказала я. Можно обжаловать приговор. Только нужно быть капельку осторожнее...
- Вам хватит сил даже после сегодняшнего? - глухо спросила Селина. - Сможете быть осторожной и хладнокровной? - (Я шагнула к ней.) - Нет! Не подходите! Стойте, где стоите. Миссис Притти может заглянуть...
Я стискивала руки, от перчаток уже саднило кожу. Какой же у нас выбор? - вскрикнула я. Зачем она мучает меня! Зачем говорить, что мы должны соединиться, - где, здесь, в Миллбанке? Зачем духи все это наговорили? Для чего она говорит это мне?
- Затем, что выбор есть и решение за вами, - прошептала Селина так тихо, что мне пришлось податься вперед сквозь пляшущие ворсинки, чтобы ее расслышать. - Я могу убежать.
Кажется, я рассмеялась. Да-да, рассмеялась, зажав рукой рот. Селина ждала, и лицо ее было серьезно. Наверное, тогда я впервые подумала, что после темной у нее помутился рассудок. Взглянув на ее мертвенно-бледные щеки и синяк на лбу, я отрезвела.
- Ну будет, это уже слишком, - очень спокойно сказала я.
- Я могу это сделать, - твердо ответила она.
Нет, возразила я, это было бы ужасно неправильно.
- Неправильно лишь по их законам, - сказала Селина.
Да нет же! И потом, разве можно убежать из Миллбанка, где в каждом коридоре решетки с запорами, надзирательницы и караульные?.. Я посмотрела на деревянную дверь и жалюзи на оконце.
- Вам бы понадобились ключи... и еще куча всего невообразимого. И что бы делали, даже если б побег удался? Куда вам идти?
Селина не сводила с меня глаз, по-прежнему казавшихся очень темными.
- Зачем ключи, когда есть помощь духов, - сказала она. - А пришла бы я к вам, Аврора. И мы бы вместе уехали.
Вот так и сказала. Именно так. Теперь я не смеялась. Она полагает, я с ней уеду? - спросила я. Наверное, придется. Неужели она думает, что я брошу... Брошу - что? Или кого?
Мать. Хелен и Стивена, Джорджи и других будущих племянников. Могилу отца. Читательский билет в Британский музей...
- ...Свою жизнь, - закончила я.
Она даст мне жизнь лучше, сказала Селина.
- Мы же без гроша, - парировала я.
- Взяли бы ваши деньги.
- Это деньги матери!
- У вас должны быть свои деньги. Есть вещи, которые можно продать...
Какая дурь! - вскрикнула я. Да нет, хуже - идиотизм, безумие! Как бы мы жили вдвоем, сами по себе? Куда бы мы поехали?
Еще не договорив, я увидела ее глаза и поняла...
- Вы только представьте жизнь там, где всегда солнце! - сказала Селина. - Вообразите яркие города, которые вы так хотели увидеть: Реджо, Парма, Милан, Венеция... Мы бы смогли жить в любом из них. Мы были бы свободны.
За дверью послышался хруст песка под башмаками миссис Притти.
- Мы сошли с ума, Селина, - прошептала я. - Сбежать из Миллбанка! Это невозможно. Вас сразу же схватят.
Она будет под охраной друзей-духов. Нет, в это нельзя поверить! - воскликнула я. Почему? - спросила Селина. Пусть я вспомню о вещах, которые она мне прислала. Почему бы теперь ей не прислать себя?
Нет, это немыслимо, твердила я.
- Будь это возможно, вы бы сбежали еще год назад.
Она выжидала, потому что ей была нужная. Нужна, чтобы отдать себя.
- И если вы меня не возьмете... Что вы станете делать, когда положат конец вашим визитам? Так и будете завидовать сестре? Жить вечной узницей своей темной камеры?
Перед глазами вновь возникла тоскливая картина: я в грязно-буром платье сижу подле состарившейся матери, которая сварливо брюзжит, что я читаю слишком тихо или чересчур быстро.
Но ведь нас разыщут, сказала я. Схватит полиция.
- Когда мы покинем Англию, нас не достанут.
О нашем поступке станет известно. Меня будут узнавать на улицах. Общество нас отринет!
Когда это вы пеклись о месте в подобном обществе? - спросила Селина. Какое вам дело, что о вас подумают? Мы будем жить вдали от всей этой суеты. Отыщем предназначенный нам уголок. И она займется делом, для которого создана...
Селина покачала головой.
- День за днем я проживала свою жизнь и считала, что все о ней знаю. Ничегошеньки-то я не понимала. Думала, вижу свет, а глаза мои были закрыты! Все эти несчастные дамы, что приходили ко мне, касались моей руки и забирали кусочек моей души, были всего лишь тенью. Вашей тенью, Аврора! Я искала вас, а вы искали меня, свою половинку. И если теперь вы позволите нас разлучить, мы, наверное, умрем!
Моя половинка. Я это знала? Селина говорит - да.
- Вы догадались, вы почувствовали. Знаете, я думаю, вы это поняли раньше меня! В тот самый первый раз, когда меня увидели.
Я вспомнила Селину в той светлой камере: лицо подставлено лучику солнца, в руках фиалка... Выходит, я не просто так смотрела на нее?
- Не знаю. - Я прижала руку к губам. - Ничего не знаю.
- Не знаете? Взгляните на свои пальцы. Вы не знаете, ваши ли они? Оглядите себя - это все равно что смотреть на меня! Мы с вами - одно и то же. Мы две половинки, отсеченные от одного куска сияющего вещества. Я бы могла сказать "Я люблю тебя" - это легко, вроде того что ваша сестра скажет мужу. Я бы могла четырежды в год сказать это в тюремном письме. Но моя душа не любит, а переплетена с вашей душой. И наша плоть не любит, а, будучи одним и тем же, стремится впрыгнуть в себя. И если этого не сделает, она зачахнет! Мы сродны. Вы знаете, каково расставаться с жизнью, покидать свое "я" - сбрасывать его, точно платье. Вас перехватили, прежде чем оно было окончательно сброшено, да? Поймали и впихнули в него обратно, а вы не хотели возвращаться...
Разве духи допустили бы это, если б в том не было смысла? Ведь отец взял бы меня к себе, если б не знал, что я должна остаться.
- Он отправил вас назад, и вы достались мне. Вы были небрежны к своей жизни, но теперь она моя... Все еще будете спорить?
Сердце мое жестко билось о грудь там, где прежде висел медальон. Оно ударяло, как боль, бухало, точно молот.
- Вы говорите, что мы сродны. Что мое тело - все равно что ваше и меня сотворили из сияющего вещества. Наверное, вы плохо меня разглядели...
- Я вас разглядела, - тихо сказала Селина. - Неужели вы думаете, что я смотрю на вас их глазами? Полагаете, я не видела вас, когда вы снимаете тесное серое платье, распускаете волосы и лежите в темноте, белая как молоко?.. - Помолчав, она договорила: - Неужели вы думаете, что я уподоблюсь той, кто предпочел вам вашего брата?
Вот тогда я поняла. Все, сказанное сейчас и раньше, правда. Я расплакалась. Я сотрясалась в рыданьях, но Селина не пыталась меня успокоить. Она лишь смотрела и качала головой.
- Вот вы и поняли. Теперь вы знаете, почему невозможно лишь хитрить и осторожничать. Теперь вы знаете, отчего вас тянет ко мне, почему и зачем ваша плоть крадется к моей плоти. Не мешайте ей, Аврора. Пусть крадется, пусть придет ко мне...
Ее речь перешла в тягучий неистовый шепот, от которого в моих жилах запульсировал дремавший опий. Меня будто поволокло к ней. От нее исходил соблазн, который меня сграбастал и сквозь пронизанный ворсинками воздух потащил к ее шевелящимся губам. Я хваталась за гладкую беленую стену, но та ускользала от меня. Казалось, я вытягиваюсь и разбухаю: лицо набрякало над воротником, в перчатках распухали пальцы...
Я посмотрела на свои руки. Она сказала, это ее руки, но они казались огромными и чужими. Я ощущала все их линии и морщины.
Вот они отвердели и стали ломкими.
А теперь размякли и начали таять.
И тогда я поняла, чьи это руки. Вовсе не ее, это его руки, которые мастерили восковые слепки, а по ночам проникали в ее камеру и оставляли следы. Это мои руки, и они же - руки Питера Квика! Мне стало страшно.
- Нет, нельзя! - вскрикнула я. - Я этого не сделаю!
И тотчас все вокруг перестало дрожать и разбухать; я ухватилась за дверь и видела только свою руку в черной шелковой перчатке.
- Аврора... - позвала Селина.
- Не называйте меня так, это неправда! И никогда, никогда не было правдой! - Я ударила кулаком в дверь и крикнула: - Миссис Притти!.. Миссис Притти!