Она шутит? Или это серьезно? Почему бы ей не вызвать полицейских, чтобы те отправили меня в детскую тюрьму, раз уж я настолько неисправим? "Александр Портной, пяти лет, вы приговариваетесь к смертной казни через повешение за отказ извиниться перед матерью". Можно подумать, что ребенок, который пьет их молоко и купается в их ванне с надувными уточками и игрушечными корабликами, - самый отъявленный преступник во всей Америке! Когда на самом-то деле мы в нашем доме постоянно разыгрываем фарсовую версию "Короля Лира", в которой я играю Корделию. С кем бы ни говорила по телефону моя мать - она каждому повторяет, что самая ее большая ошибка в том, что она слишком добра. Конечно, ее никто не слушает, конечно, на противоположном конце провода никто не кивает и не хватается за ручку, дабы записать в блокнот эту исполненную самолюбования безумную чушь - глупость маминых речей настолько очевидна, что ее может раскусить даже дошкольник. "Знаешь, в чем моя самая большая ошибка, Роза? Неудобно такое про себя говорить, но я слишком добра". Это ее подлинные слова, доктор - они записаны на моей подкорке. Именно такими признаниями обмениваются все эти Розы и Софи, и Голди, и Перл каждый день! "Все, что у меня есть, я отдаю людям, - признается, вздыхая, мама. - А в ответ мне достаются сплошные зуботычины. Но сколько бы меня ни били по физиономии - я не могу перестать быть доброй".
Черт побери, Софи - а ты попробуй! Почему бы тебе не попробовать? Почему бы нам всем не попробовать? Потому что по-настоящему трудно быть как раз плохим, а не хорошим. Быть плохим - и наслаждаться этим! Именно это превращает мальчиков в мужчин, мама! Но что же сотворила моя так называемая совесть с моей сексуальностью, с моей непосредственностью, с моей храбростью! Не обращайте внимания на некоторые из тех вещей, от которых я пытаюсь избавиться - ибо я от них не избавлюсь, - вот в чем дело. Я расписан с головы до ног своими подавляемыми импульсами - словно дорожная карта. Вы можете путешествовать вдоль и поперек моего тела по сверхскоростным шоссе стыда, запретов и страха. Видишь ли, мама: я тоже слишком добрый, я тоже слишком добродетельный, пока не взорвусь - как ты. Ты хоть раз видела, чтобы я пытался курить? Я похож на Бетт Девис. Сегодня девчонки и мальчишки, не доросшие даже до бар-мицвы, посасывают марихуану словно леденцы, а я ворочу нос даже от "Лаки Страйк"! Да-да, мама - вот какой я хороший. Не курю почти не пью, не влезаю в долги, не играю в карты, не могу солгать без того, чтобы не вспотеть - словно экватор пересекаю. Да, я слишком часто матерюсь, но это мое высшее достижение в деле нарушения приличий, клянусь! Посмотри, как я поступил с Мартышкой - бросил ее, в страхе бежал от нее прочь - от девушки, о пизде которой мечтал всю жизнь. Почему бунт столь недосягаем для меня? Почему малейшее отступление от правил приличия превращает мою душу в ад? Ведь я ненавижу эти чертовы правила! Меня ведь не проведешь этими табу! Доктор, доктор, пожалуйста, выпустите на волю либидо этого замечательного еврейского мальчика! Просите, сколько хотите - я заплачу! Только довольно дрожать от страха перед тайными темными желаниями! Мама, мамочка, во что ты хотела превратить меня - в ходячее зомби вроде Рональда Нимкина? С чего тебе взбрело в голову, что быть послушным - самое замечательное достоинство? Что я непременно должен быть маленьким джентльменом? Каков выбор для существа, одержимого страстями и похотью! "Алекс", - говоришь ты, когда мы уходим из ресторана "Викуахик", - не поймите меня превратно, я съел все: похвала так уж похвала, и я воспринимаю ее как должное, - "Алекс", - говоришь ты выряженному в двухцветный пиджак и галстук мальчику, - "как замечательно ты управлялся с ножом! Как аккуратно ты ел картошку! Я готова была расцеловать тебя - прямо маленький джентльмен! И салфетка на коленях!" Балбес, мама! Маленького балбеса - вот кого ты лицезрела в ресторане. Именно на массовое производство балбесов и была рассчитана вся учебная программа. Конечно! Конечно! Поразительно не то, что я еще жив, в отличие от Рональда Нимкина. Поразительно другое - я не похож на красивых молодых парней, которые прогуливаются по "Блумингдейл" держась за руки. Мама, весь пляж на Файр-Айленд утыкан красивыми еврейскими мальчиками в бикини - они тоже были маленькими джентльменами, посещая ресторан; они тоже помогали мамочкам расставлять костяшки для игры в макао, когда в понедельник вечером мамины подруги садились сыграть партию-другую. Господь Вседержитель! Удивительно то, что после стольких лет раскладывания костяшек - р-раз! два! макао! - я все же умудрился прорваться в мир пизды. Я закрываю глаза и представляю себе - это не так уж трудно, - как живу в доме на Оушн-Бич с каким-нибудь накрашенным типом по имени Шелдон. "Шелдон, противный, это твои друзья, это ты натер хлеб чесноком". Мама, маленькие джентльмены стали большими - вот они лежат на пляже во всей красе своего яростного нарциссизма! И один из них - ой! - обращается ко мне! "Алекс? Император Александр? Милый, ты не видел, куда я дел эстрагон?" Вот он, мама, твой маленький джентльмен - целует в губы какого-то Шелдона! Очень уж ему понравилась приправа!
- Знаешь, что я вычитала в "Космополитэн"? - говорит мама отцу. - Оказывается, существует и женский гомосексуализм.
- Да брось ты, - ворчит Папа Медведь. - Что еще за ерунда? Ахинея какая-то…
- Джек, ради Бога, я не выдумываю! Я прочла это в "Космо"! Да я тебе сейчас покажу статью!
- Они печатают все это, чтобы поднять тиражи…
Мамочка! Папочка! Есть вещи гораздо хуже - есть люди, которые трахают цыплят! Некоторые мужчины спят с трупами! Вы просто представить не можете, что некоторым приходится отсиживать в тюрьме по пятнадцать-двадцать лет только потому, что они не отвечают чьим-то ублюдочным критериям "порядочности" и "морали". Благодари Бога, мама, что я лягался и кусался! Благодари Бога, что я прокусил твое запястье до кости! Потому что, если бы я все это держал в себе, то, поверь мне, в один прекрасный день ты тоже обнаружила бы в своей ванной прыщавого юнца, повесившегося на отцовском ремне. Или того хуже - у вас с отцом был бы шанс нынешним летом вместо причитаний по поводу отъезда сына в далекую Европу отобедать с нами на нашей "даче" в Файр-Айленд: представляете - вы с отцом, я и Шелдон. И если ты помнишь, мама, что стало с твоими кишками после гойского омара, то вообрази, что приключилось бы с тобой после приготовленного Шелдоном соуса "берне". Так-то.
emp
К какой эквилибристике мне пришлось прибегнуть, чтобы стянуть с себя ветровку и сложить ее у себя на коленях! Мне ведь надо было прикрыть свой член, который я решил в тот вечер оголить прямо в автобусе. Все из-за шофера. Этот поляк может одним щелчком включить освещение в салоне - и тогда пятнадцать лет прилежной учебы, чистки зубов дважды в день и мытья фруктов перед едой в мгновение ока пойдут коту под хвост… Как тут жарко! Ох-ох-ох, пожалуй, сниму я эту ветровку и сложу ее аккуратно на коленях… Но что это я творю?! Папа уверяет, что каждый поляк считает день прожитым зря, если ему не удалось отдубасить до вечера хотя бы одного еврея. Так что же я вытворяю на виду у своего злейшего врага?! Что будет, если меня застукают?..
Примерно к середине тоннеля мне удается незаметно расстегнуть молнию на брюках - и вот он, вот он опять! Стоит торчком, как водится, и настойчиво предъявляет свои требования. Похож на идиота-макроцефала, превратившего ненасытным своим аппетитом жизнь родителей в ад.
- Подергай меня! - говорит этот монстр.
- Здесь? Сейчас?
- Конечно, здесь! Конечно, сейчас! Когда еще представится такая возможность? Разве ты не знаешь, кто спит на соседнем сиденье? Ты только взгляни на ее нос!
- Какой еще нос?
- Вот именно - носа почти нет. Взгляни на эти волосы - на эти пряди! Помнишь про лён? Вы изучали это растение в школе на уроках ботаники. Эти волосы - из льна. Придурок, эта девчонка - настоящая Маккой! Шикса! И она спит! Или притворяется. Очень может быть! Притворяется спящей, а сама думает: "Давай, Большой Парень, делай со мной все, что хочешь!"
- Да ты что?!
- Родной мой, - мурлычет мой член. - Хочешь, я скажу тебе, о чем она мечтает? Для начала она хочет, чтобы ты потискал ее маленькие упругие гойские груди…
- Серьезно?
- Она жаждет, чтобы ты засунул палец в ее пизду и трахал ее пальцем до потери сознания!
- О, Господи! До потери сознания!..
- Такого шанса может больше не представиться! Никогда в жизни!
- Ох, да в этом-то все и дело - сколько мне останется жить, если я начну тебя дергать? Смотри, фамилия шофера целиком состоит из шипящих - если верить отцу, то все поляки произошли от буйволов!
Но разве кому-нибудь удавалось переспорить восставший член?! "Вен дер путц штехт, лигт дер зехель ин дрерд". Слышали эту знаменитую пословицу: "Когда член стоит, мозги спят". Когда член стоит, мозги мертвы! Так оно и есть! Хоп! - и словно дрессированная собачка через обруч, мой член прыгает в браслет, сложенный из указательного, среднего и большого пальцев. Дрочка тремя пальцами, с короткими, отрывистыми фрикциями - наиболее подходящий способ для мастурбации в автобусе. Не так заметно (надеюсь) подозрительное подергиванье и колыханье рубашки. Конечно, подобная техника не вполне устраивает головку члена, остающуюся в стороне от увлекательного занятия, но то, что наша жизнь состоит в основном из самопожертвований и самоконтроля, в состоянии оценить даже этот сексуальный изверг.
Дрочку тремя пальцами я применяю только в общественных местах - я уже испытал эту технику на практике в "Эмпайр Бурлеск" - злачном заведении в самом центре Ньюарка. Как-то раз, в воскресенье, следуя примеру Смолки - моего Тома Сойера, - я вышел из дома якобы для того, чтобы поиграть в бейсбол на школьном поле. Взял с собой бейсбольную рукавицу и пошел, насвистывая, по улице. Улучив момент, когда меня никто не видел (во что, честно говоря, трудно поверить), я вскочил в полупустой 14-й автобус и всю дорогу просидел съежившись, стараясь быть как можно более незаметным. Представляете себе толпу перед "Эмпайр Бурлеск" воскресным утром? Весь центр города безлюден и пуст как Сахара, и только перед "Бурлеском" толкаются личности, напоминающие жертв кораблекрушения, охваченных эпидемией цинги. Наверное, я совсем свихнулся. Как можно ходить в это заведение?! Бог знает какую заразу рискуешь подцепить с этих сидений!
- К черту заразу! Вперед! - орет в микрофон маньяк, спрятанный в моих штанах. - Ты что, не понимаешь, что ты увидишь внутри? Пизду!
- Пизду?
- Именно. Во всей ее красе.
- Да, но… я же могу подцепить сифилис, просто взяв в руки билет. Я могу принести его домой на подошвах своих башмаков. А если кто-нибудь из этих придурков взбесится и забьет меня до смерти из-за кошелька? А вдруг полиция приедет? Достанут пистолеты - кто-нибудь рванет наутек, а они по ошибке пристрелят меня! Потому что я еще несовершеннолетний. Что, если меня действительно убьют? Или, хуже того, арестуют? Что тогда станет с моими родителями?
- Послушай, ты хочешь увидеть пизду, или не хочешь увидеть пизду?
- Хочу! Конечно, хочу!
- У них там есть шлюха, парень, которая совершенно голой трахается с кулисой.
Ну ладно - рискну! Рискну заполучить сифилис. Болезнь разъест мой мозг, и остаток дней я проведу в дурдоме, играя в шарики из собственного дерьма… А вдруг моя фотография появится в "Ньюарк Ивнинг Ньюс"?! Вспыхнет свет, появятся полицейские: "Так, уроды! Это облава!" А потом вспышки фотоаппаратов! И я попался - я, президент школьного клуба международных связей! Ученик, который перескочил сразу через два класса! В 1946 году, когда Мариан Андерсон запретили петь в Конвеншн-Холле, я призвал своих одноклассников организовать акцию протеста. И весь восьмой класс отказался участвовать в конкурсе на лучшее патриотическое сочинение, спонсором которого выступили "Дочери американской революции". Я - тот самый двенадцатилетний мальчик, которого, в знак признательности перед его заслугами в деле борьбы с нетерпимостью и фанатизмом, пригласили на съезд Комитета Политических Действий, и меня на сцене ньюаркского Эссекс-Хауса приветствовал сам доктор Фрэнк Кингдон, знаменитый публицист, колонку которого я ежедневно читал в газете. Как же я посмел отправиться в это злачное место, где толпа дегенератов ест глазами какую-то шестидесятилетнюю старуху, изображающую половое сношение с куском гипса?! Я, которому сам доктор Фрэнк Кингдон пожимал руку на сцене Эссекс-Хауса, которому стоя аплодировал весь съезд Комитета Политических Действий, которому сам доктор Кингдон сказал:
- Молодой человек, сегодня вы увидите демократию в действии.
Вместе со своим будущим зятем Морти Фейбишем я ходил на собрания Комитета Американских ветеранов; я помогал Морти, который является членом исполкома, расставлять складные стулья перед началом собраний. Я прочитал "Гражданина Тома Пейна" Говарда Фаста, я прочел книгу Беллами "Оглядываясь назад", я прочел "Финли Рен" Филипа Уайла. Вместе с Морти и сестрой я слушал пластинку с песнями в исполнении хора Красной Армии. Рэнкин, Бильбо, Мартин Дайс, Джеральд Л.К. Смит, отец Кафлин и все эти фашистские ублюдки - мои смертельные враги. Так какого черта я сижу здесь и спускаю в бейсбольную рукавицу?! А вдруг меня тут пришьют? А если я подцеплю инфекцию?
Да, конечно! Но вдруг случится так, что после представления эта дамочка с невообразимым бюстом… Что, если … За минуту я успеваю представить себе, как мы оказываемся в номере занюханного отеля - я (злейший враг Америки) и Тереаль Маккой (этим именем я награждаю самую шлюховатую шлюху из кордебалета). О, что творится в этом номере под голой лампочкой! (За окном, конечно же, вспыхивает неоновая вывеска "Отель".) Она выдавливает на мой член начинку из шоколадных конфет и ест ее прямо с головки моего монстра! Она поливает мои яйца кленовым сиропом и вылизывает их до тех пор, пока они не станут стерильно чистыми, как яички младенца. Ее любимый образчик английской прозы - настоящий шедевр: "Трахай мою пизду, ебырь, пока я не потеряю сознание". Когда я пукаю лежа в ванне, она становится на колени прямо на полу и, перегнувшись через край ванны, целует пузыри испорченного воздуха. Я сижу на унитазе, а она сидит на моем члене, сует мне в рот свою огромную грудь и нашептывает на ухо все известные ей грязные словечки. Она кладет себе в рот кусочки льда и начинает сосать мой член - а потом переключается на горячий чай! Все, о чем я только мечтал, ей знакомо! И мы с ней делаем все это! Самая выдающаяся шлюха Ньюарка! И она моя! "О, Тереаль, я кончаю! Я кончаю, кон-ча-ю-у-у!" - и действительно становлюсь первым посетителем "Эмпайр Бурлеск", который кончил в бейсбольную рукавицу. Может быть.
Ибо особой популярностью в "Эмпайр" пользуются шляпы. Слева от меня, чуть поближе к сцене, один из моих собратьев, старше меня лет на пятьдесят, кончает в шляпу. В свою шляпу, доктор! Ой, меня тошнит! Мне хочется заорать: "Только не в шляпу, шванц! Ты же ее на голову наденешь! Ты же сейчас наденешь ее, выйдешь на улицу и будешь разгуливать по Ньюарку со стекающей на лоб спермой! Как ты будешь обедать в этой шляпе?!"
Вот какое несчастье обрушивается на меня в тот момент, когда последняя капелька спермы падает в мою бейсбольную рукавицу! Я в полнейшем унынии; даже член мой устыдился и не вмешивается в мой внутренний монолог. Я выхожу из "Эмпайр Бурлеск", ругая себя последними словами и постанывая вслух:
- Ох, нет… нет…
Как человек, который вляпался в собачье дерьмо своим ботинком. Вернее, своею душой… Фу! Мерзость какая! В шляпу, более ты мой! Вен дер путц, штехт! Вен дер путц, штехт! В шляпу, которую он носит на голове!
Я вдруг вспомнил, как мама учила меня писать стоя! Послушайте, может быть, это как раз та информация, до которой мы докапываемся? Может, именно это определило мой характер, может, именно этим обусловлено мое нынешнее состояние! Может, именно из-за этого я живу, раздираемый страстями, которые противны моему сознанию? Может, именно по этой причине мое сознание противно моим страстям?
Итак, послушайте, как я научился писать в унитаз стоя. Вы только послушайте!
Я стою перед унитазом, моя маленькая штучка отважно торчит вперед, а мама сидит рядышком на краю ванны, одной рукой придерживая вентиль крана (из крана течет тоненькая струйка, которую я и должен сымитировать), а другой щекоча снизу головку моего члена. Я повторяю: мама щекочет мой член! Похоже, она думает, что именно подобным способом можно ускорить появление некоей субстанции из мочеиспускательного канала. И должен вам сказать - леди права.
- Сделай пи-пи, бубала, сделай хорошенькое пи-пи для своей мамочки! - напевает мама.
А ведь на самом деле мамочка делает сейчас то, чем я буду заниматься всю жизнь! Она предопределяет мое будущее! Представьте себе! Вот нелепость! Куется человеческий характер, лепится его судьба… ох, может, и нет… Как бы там ни было, информация, думаю, полезная, ибо я до сих пор не могу писать в присутствии другого человека. До сих пор! Мой мочевой пузырь может раздуться до размеров арбуза, но если вдруг кто-то вошел в уборную прежде, чем струя пошла… (вы хотели услышать все, вот я и говорю обо всем)… это было в Риме, доктор. Мы с Мартышкой подцепили на улице самую обычную шлюху и затащили ее к себе в постель. Все, все, я не буду отвлекаться. Кажется, это отнимает у меня время.
Автобус, автобус… Что же удержало меня от того, чтобы кончить прямо на руку спящей шиксе? Я не знаю. Здравый смысл, думаете? Стремление удержаться в рамках приличий? Здравомыслие, как говорится, "вышло на первый план"? Но куда, в таком случае, запропастилось мое здравомыслие в тот день, когда, вернувшись из школы, я обнаружил, что мамы нет дома, а холодильник забит сырой печенкой? Кажется, я уже признавался вам в том, что как-то раз трахнул купленный мною в мясной лавке кусок печенки прямо по дороге на урок бар-мицвы - спрятавшись за афишную тумбу. Что ж, я хочу признаться еще кое в чем, Ваше Святейшество. Та печенка - она … тот кусок был не первым. Впервые я трахнул печенку дома, в ванной. В половине четвертого. А в половине шестого я, весте с остальными невинными членами моей семьи, ел эту печенку на обед.
Вот. Теперь вы знаете о самом скверном из всех совершенных мною поступков. Я трахнул свой собственный обед.
emp
Если, конечно, не станете разделять мнение Мартышки. Поскольку она считает, будто самое отвратительное, что я совершил в жизни - это то, что я бросил ее в Греции. На втором месте по омерзительности - случай в Риме, когда и заманил ее в постельный триумвират. По ее мнению, в том "менаж а труа" виноват исключительно я, поскольку являюсь более сильной и нравственной натурой, чем она.