– Ну ладно, Роман, все хорошо в меру, – строго сказал, наконец, Реальский. Пачкунов согласно закивал и полушепотом обратился к маэстро:
– Ваш метод себя оправдал. Шок, буря и натиск, взрыв эмоций, катарсис…
– Да, – Роман попытался улыбнуться, но от пережитого мышцы лица еще плохо слушались, – значит, роль моя?
– Твоя, твоя, – снисходительно бросил Реальский, – получилось очень жизненно.
– Ха, а в этюде с Еленой Карповной?! – немного обиделся студент. – Только не знаю, как вам удалось так все обставить. Реализм до дрожи. Голова пополам… Кетчуп, клей ПВА, уж не знаю, что там наши бутафоры придумали. И то, что вы не оставили мне ключ от сейфа… Гениальная режиссерская задумка! Это меня еще больше разозлило…
– Какая Елена Карповна? – спросил Пачкунов, бледнея…
Вечерний визит
Хорошо иметь домик в деревне. Лилечка выключила телевизор и рассеянно подумала о том, что неплохо бы выйти в огород и надёргать зелени к ужину. Но диванчик был такой мягкий! Внезапно за окном мелькнула тень, затем в дверь постучали. Лилечка на секунду замешкалась, поскольку никого не ждала в гости, и на всякий случай подвинула ближе бейсбольную биту – лучшую подружку слабой одинокой женщины в любое время суток.
– Войдите! – крикнула она.
На улице зашуршало, заскрежетало, задвигалось. Дверь приоткрылась, и в крошечную прихожую ввалилась огромная консервная банка самого неприглядного вида.
– Ч-т-т-то это? – Лилечка потянулась было к бите, но руки не слушались.
– Банка я консервная, – отвечало существо, – ты что, Лилечка, ослепла?
– Н-н-нет… – вибрирующим голосам сказала Лилечка, вжимаясь в упругую массу дивана.
– Ну и отлично, – банка прошествовала к столу и деликатно присела на край стула, – меня из Оврага прислали. Ты давно не приходила.
– К-к-как… – только и смогла выдавить бедняжка.
Банка устроилась на стуле поудобней, скрестила короткие ножки и шевельнула хищными зубчатыми краями крышки.
– Как, как. Ты вот уж десять лет мусор в Овраг выкидываешь. А в этом сезоне – затишье.
– Т-т-так у нас мусор теперь забирают, – сказала Лилечка, понемногу приходя в себя.
Банка вела себя вполне миролюбиво. Лилечка погладила биту, и на душе полегчало.
– А почему вы именно ко мне? – рискнула задать вопрос она.
– Так потому, что ты здесь больше всех консервы жрешь, – просто ответила банка. – За эти годы количество перешло в качество, и у нас возникло небольшое дружное сообщество. Диалектика.
Она помолчала и добавила:
– А ты, мать, лентяйка изрядная.
– Я консервы вообще теперь редко ем. У меня микроволновка, я в ней разогреваю. – сказала Лилечка.
– Неужто сама готовишь? – заинтересовалась банка.
– Не, замороженные продукты покупаю. У нас теперь магазин на станции. – объяснила Лилечка смущенно.
– Эх, всё одна да одна, – вздохнула банка, – а ведь симпатичная, умная…
В голосе банки Лилечке послышались знакомые материнские интонации, и она поспешила перевести разговор на другую тему.
– Так значит я вроде как ваша мама? – она вдруг глупо захихикала.
– Мама, мама, – пригорюнилась банка, – мать-одиночка. У нас в Овраге столько всего намешалось. Тут уж хочешь, не хочешь, пришлось эволюционировать.
Лилечка пригляделась. Банка была оклеена самыми разнообразными бумажными этикетками. Она узнала и Кильку в томате, и Тунца в собственном соку, и Печень трески, и Ананасы кольцами, и Икру красную, и Свиную тушёнку.
– Неужели это всё я съела? – в ужасе спросила она, сбившись со счёта.
– Мне самой не верится, – банка лязгнула крышкой, – а вообще, неприспособленная ты, мать… Так всегда нас открывала…. Ужас. Теперь мне из-за этого есть трудно.
Банка подвигла крышкой туда-сюда.
– Видишь, какая щель! – укоризненно сказала она.
– А разве вы можете есть? – поинтересовалась Лилечка, почуяв недоброе.
– Конечно. Как же без пищи? Что за фантазии?!
Зубчатая крышка судорожно задергалась, и Лилечка поняла, что банка смеётся.
– Я как раз ужинать собиралась, – неожиданно вспомнила хозяйка дома, отводя боязливый взгляд от неровной металлической щели, за которой царил непроглядный мрак.
Лилечка разогрела Пиццу, потом Котлеты по-киевски с картошкой. Банка засовывала продукты в корявый рот, и каждый неловкий глоток напоминал Лилечке о ее разгильдяйстве. Потом банка пила чай с конфетами и коньяком. Наконец, сытая и довольная, она засобиралась в Овраг. Лилечка завернула ей остатки ужина. Банка сдержанно поблагодарила.
– Ты, это… не удивляйся, если что ещё заявится, – сказала она на прощание. – Еда теперь, конечно, вкусная, но что они туда намешивают? Химия и жизнь! Последствия могут быть непредсказуемы. Тут недавно Петровы по старой памяти целый шкаф научных журналов выбросили. Мороз по коже, что эти учёные обещают! Бедная "Бирюса" до сих пор дверцей дрожит.
Лилечка проводила степенно вышагивающую банку безумным взглядом.
И долго еще со стороны Оврага доносился музыкальный скрежет, складывающийся в мелодию известной народной песни: Ой, мороз, мороз…
Случай в саванне, или Расплата
– Они идут! – эту страшную весть первыми, как обычно, принесли на крыльях стервятники.
Гепард Вестер, прибывший чуть позже, подтвердил: люди идут! Перед этой бедой, сравнимой лишь с пожаром, все звери объединились под мудрым руководством благородного льва Куслана. Отряды носорогов и боевых слонов выдвинулись на дальние рубежи, готовые защищать саванну от злого и коварного врага. На подступах к границе уже маячили двуногие фигуры в одежде цвета хаки.
В который раз воздав хвалу Куслану, животные в панике спасались бегством. Гепард Вестер подсадил на спину пару карликовых антилоп, даже гиена Хохотунья подставила тощее плечико дукеру с травмированной ножкой, сам Куслан осторожно нёс в зубах какого-то то упитанного неуклюжего грызуна. Да и другие хищники самоотверженно помогали ослабленным и медлительным жителям саванны.
Поток животных устремился к спасительной пещере в скалах, пройдя по лабиринтам которой можно было очутиться в Убежище – истинном раю для всех зверей. Слон-такелажник Тумба уже стоял у входа, регулируя очередь точными движениями сильного хобота. Часть животных протиснулась в пещеру, и Тумба преградил путь.
– Нельзя рисковать! – протрубил он. – Враг близко! Дадим ему отпор, пусть хоть кто-то спасётся!
И он ловко завалил вход заранее припасёнными булыжниками. Оставшиеся звери начали в страхе метаться перед пещерой, их становилось всё больше.
– Наши побеждают, враг отступает! – возвестил жираф Пятнашка, встав на цыпочки и глядя над головами неудачников. Что он мог разглядеть сквозь клубы пыли, было непонятно, но звери немного успокоились. Антилопа гну по имени Бычара понимающе кивнул сообразительному жирафу. Внушить соотечественникам бодрость духа тоже не помешает! Кто знает, что будет дальше.
К вечеру стервятники принесли радостную весть: враг отброшен, можно расслабиться. Из пещеры, щурясь на яркий свет, вышли Куслан, Вестер, Хохотунья и другие уважаемые хищники.
– А где антилопы? – спросил Бычара, моргая длинными ресницами.
– Решили остаться в Убежище. Там хорошие пастбища и им необходимо набраться сил. Они обещали вернуться! – авторитетно ответил Куслан. Он рыгнул и почесал раздувшееся брюхо.
– Да здравствует Куслан! – закричал жираф Пятнашка. Саваннцы поддержали его нестройным хором. После короткого митинга они неторопливо направились в родные места.
Теперь, когда животные сплотились в борьбе против общего врага, стоит ли заострять внимание на случающихся иногда эксцессах и конфликтах. Да, хищники едят травоядных, но в последнее время это происходит так редко! Говорят, что они стали питаться трупами потоптанных носорогами людей. А, так этим двуногим и надо! Нельзя заявляться в чужую страну с недобрыми намерениями!
На дальних рубежах носороги и слоны развернулись и потрусили домой. Земля гудела под их мощными ногами, ногами победителей, остановивших беду. Им вслед раздалось дружное чихание. Шимпанзе Харизма и горилла Конг дали команду "вольно". Подчинённые с облегчением содрали с себя неудобное обмундирование, добытое на заброшенном военном складе. Оружие давно пришло в негодность, но по-прежнему выглядело устрашающе. Обезьяны вразвалочку понесли маскировку и винтовки обратно на склад. Конг недовольно наморщил нос: мундир совсем расползся по швам на его атлетической фигуре – слабаки эти людишки. Но маскарад того стоил – теперь Куслан и его банда не будут мешать им орудовать на той соблазнительной банановой плантации.
Над многострадальной саванной плыла кровавая луна. Двое африканцев остановились у столба с указателем National Park.
– Слушай, а может не надо? Вдруг поймают? – прошептал маленький толстенький Билли Бумбо, обременённый большой семьей и поэтому более осторожный.
– Нет, Лу обязательно хочет львиную шкуру. Что я могу поделать! – грустно сказал его младший брат, высокий и тощий Джимми Бумбо. Семьи у него ещё не было, но красотка Лу вот-вот обещала переехать в его хижину. Как все привлекательные женщины, она знала себе цену, и последний каприз суженой привёл братьев к воротам заповедника.
– Да, ох уж эти бабы. Если не принесёшь, изведет! – вздохнул Билли Бумбо, не понаслышке знавший, какой скандал может закатить женщина. Его три жены были точно такие же скандалистки и капризницы. Но что поделать. Где взять других? И эта идея идти на льва с одним копьем?! Только женщина могла до этого додуматься! Традиции де надо соблюдать… Да пропади они пропадом, эти замшелые обычаи! Но Билли Бумбо был хорошим братом и прихватил с собой старое охотничье ружьё, подаренное соседом-браконьером.
Плечом к плечу они ступили на территорию заповедника.
Нужность ненужного, или Счастье есть!
– Дырку от бублика не желаете? – коза с массивным баяном через плечо подмигнула пастуху Макару янтарным глазом.
– Отстань! – Макар слабой с перепоя рукой вяло оттолкнул назойливое парнокопытное. Он с утра выпил две кружки пива без пены у знакомого сапожника Кузьмы (тот конечно же был босиком) и зачем-то выменял у него почти новые брюки на соломенную шляпу с атласным кантом. Теперь, шагая по тротуару нетвердой походкой, Макар ловил на себе удивленные взгляды прохожих. Городские, где им понять!
– Ненужная ведь вещь, барахло! – подумал он с запоздалым сожалением. – Почто я Кузьке портки отдал? В чем теперь по мураве телят гонять?
– Коров, коров гонять! – поправила тащившаяся за Макаром коза. – Эх, лучше бы седло им взял! Кузька из кожаных обрезков офигенно мастерит!
Пастух затравленно обернулся и тут его осенило.
– А ведь ты не коза! – прохрипел он. – Козы не играют на баяне!
– Белочка я, – издевательски проблеяла коза, – маленькая белочка… без колёс!
Макар ей не поверил, но на всякий случай засучил рукава жилета и погрозил негоднице кулаком.
– Ах ты, охальник, ишь, ручищами размахался! – послышался визгливый женский голос.
Макар узнал этот голос и похолодел. Тот, кто хоть раз в жизни видел мать сапожника, не мог её забыть и больше никогда не радовался прошлогоднему снегу.
Роковая женщина держала в руке большой раскрытый иссиня-чёрный зонт.
– А ну, отдай сапоги! Кузьме завтра в Тулу самовар везти, а ты рад подгадить! – она подскочила к Макару, ловко, как гейша, сложила зонт и замахнулась. В её выпученных рыбьих глазах Макар прочёл свой приговор.
– Нет! – жалобно воскликнул несчастный пастух.
– Он у вашего сына только шляпу взял, – вмешалась коза, – и за это брюки отдал… хорошие, отечественные, фабрики "Смелый шаг".
– Может, лучше выйдешь за меня? – робко предложил Макар. – Хочется чего-то хорошего… Любви, например!
– Козлы вы все, мужики! – заорала мать сапожника. – Выйду!
– Тогда поехали ко мне в деревню!
Макар почтительно довёл невесту до телеги и, крякнув, подсадил. Воз со скрипом осел, сивая кобыла покосилась сердито.
Коза заиграла на баяне свадебный марш. Воз тронулся. Одной рукой Макар держал вожжи, другой – обнимал Кузькину мать. Так они и ехали.
Почти у самой деревни их заметили двое праздных наблюдателей.
– Красивая пара! – вздохнула сидящая в кустах собака-мутант, ловко утирая пятой лапой набежавшую слезу.
– Люблю счастливые концы! – поддержал её знакомый заяц. Несмотря на то, что бедняга давно страдал дурной болезнью, он сохранил добрый нрав и способность радоваться чужому счастью.
Ленивая богиня
Сидя в уютной хижине из ветвей неизвестного дерева, я думаю о том, что не все в моей жизни сложилось так уж плохо. То, что моя яхта затонула, было последней крупной неприятностью. Теперь у меня даже мелких нет. Я живу на острове с непонятным названием.
На мне мягкое просторное платье из волокон неизвестного растения, в ногах – пушистая искрящаяся шкура какого-то хищника. Я дышу чистейшим воздухом, слушаю сладостное пенье незнакомых птиц. Когда мне надо поразмышлять о вечном, я иду к океану (никогда не интересовалась, как он называется) и прохаживаюсь у кромки воды, любуясь величественной панорамой: берегом, окаймленным кружевом белоснежной пены, смазанной на горизонте линией поросших буйной растительностью неизвестных гор, очертаниями мелких безымянных островков в сияющей морской дали. Жизнь на комочке суши средь необъятной синевы неба и океанской лазури. Вечный отпуск и никаких забот, лишь отмахивайся от туземцев, окруживших меня назойливым вниманием и почётом.
Я вытягиваю загорелые ноги и любуюсь идеально ухоженными, окрашенными соком неведомого плода ногтями. Две какие-то туземки полдня полировали их неизвестным порошком. Такой педикюр не снился ни одной гламурной моднице.
Ветка невдеомого дерева у входа, служащая перекладиной для сплетенного из каких-то трав занавеса, слегка дрожит – я знаю, что это вождь (имя у него какое-то странное) нерешительно постукивает по ней полусогнутым пальцем, спрашивая, можно ли войти.
Я лениво говорю: "Ага".
Он входит и что-то говорит на чужом языке. За эти годы всё как-то недосуг его выучить. Зачем засорять себе мозги, если можно прекрасно объясниться на пальцах!
– Я давай-давай обед, – лопочет вождь, почтительно кланяясь.
Дикари, что с них взять! Подражая мне, они заговорили на моём родном языке, но делают это так забавно! Я смеюсь. Вождь смотрит на меня и нерешительно улыбается. Он еще раз кланяется и, пятясь, выходит из хижины, не забыв вновь задёрнуть занавес.
– Богиня сегодня хороший настроение! – кричит он соплеменникам.
Пружина
Девушка. Красивая, умная, благополучная. Подозревала – подруги завидуют, но доказать не могла. Рыдала в подушку: жизнь катится в позолоченном "мерседесе" по гладкой колее – спецшкола, престижный вуз, интересная и необременительная работа, богатый и любящий муж. Ночами не спалось, душа рвалась на части: слишком всё хорошо. Стала писать. Робко, с оглядкой на классиков. В кожаных переплётах взирали из гигантского, в потолок, шкафа красного дерева, ухмылялись золотыми завитушками тиснения: какая ты писательница, сытая мозгодолбка!).
Ушла с работы. Муж поддержал, подбодрил, издал. Книга первая об одноногой собачке. Бросили в лесу, зима, замёрзла до смерти. Критики (муж тайком оплатил) похвалили сдержанно. Перестала плакать ночами, до утра корпела над компьютером. Муж умилялся: трудяга моя!
Дальше пошло легко. Влюбленных разлучала: визг тормозов, девятый вал, слеза на холодной щеке, последний взгляд в окно уходящего поезда, одинокий листок на тротуаре под ногами прохожих, осенний дождь, оборванная паутинка на ветру.
Опубликовали в гламурном журнале без гонорара, но с профессиональным фото. Муж кивал головой одобрительно: критики пошли лесом. На улицах стали узнавать, девочки из толпы просили автографы.
Решила – вперёд. Всё мрачнее и мрачнее. В последнем романе не мелочилась: несколько ударов по клавишам – человечество сгинуло – проклятый астероид вынырнул из-за угла.
Критическая точка возврата. Уже совсем не плакалось, спала как убитая. Куда дальше, зачем больше? Считали классиком, не хвалить – дурной тон. Пружина сжималась. Переиздала, на заработанное купила мужу дом на Майорке. Небольшой, но уютный. Спорила с редакторами до хрипоты. Отбилась. В первом романе переписала конец. Собачка выжила – подоспел волк, большой, серый. Посмотрел благожелательно, подставил плечо. Не остановилась, правила вдохновенно. Влюбленным дала шанс. Реанимация – дефибриллятор – раз-два, мы её теряем, нет, есть ритм. Авария – бух-бах – подушка безопасности, сломана рука, все довольны. Девушка утопла, с кладбища брёл, подошла кузина, понимающая, рыженькая, в очках, крепко взяла под руку, жизнь продолжается, трое близнецов. Антиутопия – свет в конце туннеля. Робот-нянька, болтун, торопыга. До слёз смешной. На ржавом корабле. Успел. В другую Галактику – под мышкой баллоны с наборами ДНК.
Настроение менялось – появились слёзки. Муж сначала вытирал, жалел: переутомилась, бедненькая. После крупной истерики не выдержал: дверью хлопнул, уехал на Майорку. Адвокаты набросились. Кошмар: осталась в двухкомнатной, дача недостроена. Как жить?
Села на кухне, подлила в кофе коньяку. Улыбнулась. Пробьёмся!
На диете
Арабелла наскоро попрощалась с одноклассниками и вышла на улицу. Он ждал её, ждал, несмотря на то, что был вампиром. Обычно вампиры кусали Арабеллу сразу – уж очень интересен и заманчив был биохимический состав её крови. Но этот загадочный молодой человек не спешил, предпочитая высасывать безобидных кроликов и задремавших голубей тихими лунными ночами. Не все из бессловесных доноров сдавались без боя. Они царапались, вырывались, клевались и били крыльями, но вечный юноша держал жертвы крепко.
– Привет! – на благородном лице вампира расцвела бледная улыбка. – Белла, пойдём уже знакомиться с моими родными!
Арабелла застенчиво хихикнула. Стюарт ей нравился: высокий, красивый, загадочный. Но в его присутствии вокруг девушки начинали происходить странные вещи. Вот и на этот раз не обошлось без сюрприза: выскочивший из-за угла грузовик смял заграждение и понёсся прямо на Арабеллу. Стюарт молниеносно выставил руку и небрежно смахнул машину на проезжую часть.
– Вампирская сила! – вместо благодарности выругался водитель, дал по газам и умчался.
– Недостаток толерантности! – вздохнул юноша. – Мы привыкли.
Арабелла сочувственно кивнула. Она никогда не болела ксенофобией: вампиры, оборотни, завистливые подружки и другие иные сущности были частью её жизни, привычной, как ведро для мусора, рутиной. Тем не менее, где-то в глубине души таился осколочек леденящего ужаса: "А вдруг куснёт?".
– Пойдём, я готова! – сказала она просто. Ей не хотелось обижать Стюарта.