Квазимодо
Денег было немерено, и эта непривычная ситуация ставила Василия в тупик. Обычно вся выплаченная Фимой зарплата тут же уходила на грандиозный банкет для прибрежных тель-авивских бомжей, но на этот раз Василий был вынужден изменить планы. Намеченная экспедиция требовала хотя бы минимальной экипировки. Для начала они с Квазимодо отправились покупать карту. На обычных туристских картах места под названием "Бейт-Асане" не значилось. Пришлось покупать дорогую, крупномасштабную, с размеченным рельефом местности, грунтовыми дорогами и велосипедными тропами. Вздыхая, Василий прикинул - на водочный эквивалент карта "весила" не менее пятнадцати бутылок дешевой водки. Чего не сделаешь ради дружбы…
"Это ваша собака?" - строго спросила продавщица, передавая ему пластиковый пакетик с покупкой.
- "Моя."
Квазимодо, почувствовав недоброе, смирно уселся у самой ноги хозяина, приветливо двигая кончиком хвоста и стараясь казаться меньше.
"А что ж это она у вас без намордника? - продолжала продавщица, полностью игнорируя квазимодино дружелюбие. - И даже без поводка! Да еще и внутри магазина… Как так можно! Безобразие!"
Во избежание излишних сложностей пришлось раскошелиться на собачью сбрую. Следующие приобретения - широкополую соломенную шляпу и крепкие горные ботинки - Василий производил в одиночку. Сияющий Квазимодо ждал его на привязи у входа в магазин, невыносимо гордый своим новым ошейником и поводком. Хозяин, покупающий своей собаке такие дорогие вещи, уж точно имеет на нее какие-то далеко идущие виды.
Правда, потом, когда выяснилось, что придется куда-то ехать в машине, настроение у Квазимодо испортилось. Его давняя нелюбовь к автомобилям переросла после последних приключений в откровенную ненависть. Он не забыл ни тошнотворную тряску в грязном овощном фургоне, ни безнадежную погоню за увозящей хозяина "субару", ни безжалостную охоту, устроенную охраняющими магистраль машинами на глупого, но безвредного лабрадора. Поэтому, когда Василий открыл дверцу "пежо" и, отодвинув переднее кресло, указал псу на заднее сиденье, Квазимодо всеми доступными ему средствами попытался убедить хозяина в пагубности этой затеи. Он напряг ноги, набычился, низко опустил голову и, отвернувшись, издал нечто среднее между скулежом и мычанием.
"Что-что?.. - не понял Василий. - Ты что, брезгуешь? Западло в таком драндулете ездить? "Мерседес" тебе подавай? Не будь сукой, кобелина! Полезай внутрь, быстро!"
Квазимодо вздохнул и подчинился. В конце концов, наше дело лохматое…
В машине остро пахло бензином, но, на счастье, Василий оставил свое окно открытым. Квазимодо высунул нос наружу. Правда, для этого пришлось положить голову на плечо хозяина, но пес сделал это с максимальной деликатностью. Зато теперь хотя бы не так тошнило.
"Да что ты там все ерзаешь? - с досадой сказал Василий, лавируя в пробке на выезде из Тель-Авива. - Сиди спокойно, как все люди…"
Квазимодо снова вздохнул. Человеческая непонятливость иногда просто поражала.
Потом стало легче. Машина неслась по скоростному шоссе на восток, к плывущим в полуденном мареве горам Самарии. Бьющий в окно воздух легчал с каждым километром, избавляясь от тяжелых испарений моря, от нездорового дыхания большого города, от концентрированного выхлопа десятков тысяч автомобилей. Квазимодо жмурился от ветра и поминутно облизывал сохнущий нос. Хозяйское плечо под его челюстью уже давно и безнадежно намокло. Сначала Василий пытался что-то с этим делать, дергался, пихался, ругал пса свинтусом, но в итоге смирился.
В предгорьях Квазимодо забеспокоился. Оправдывались худшие его опасения - они возвращались точно в те же самые места, где он был так жестоко брошен, и откуда так долго и мучительно добирался домой. Он узнавал этот горьковатый запах выжженной солнцем травы, этот бурый цвет безводных холмов. А когда, проехав армейский блокпост, они остановились на обочине, и Василий, выйдя из машины, начал с хрустом разминать суставы, беспокойство собаки достигло предела. Неужели снова повторится та же история? Он лег на сиденье машины, прижался к нему всем телом и ждал.
"Эй! - окликнул его Василий снаружи. - Квазимордина! Ты как - отлить не собираешься? Место удобное… вон сколько столбиков!"
Пес не шевелился. Удивившись, Василий подошел и открыл вторую дверцу.
"Ну, ты чего? Выходи, дурашка… Нет? Странный ты тип, Квазиморда. То тебя внутрь не затащишь, то, наоборот, не вытащить. Конформист. Последний раз предлагаю: пойдешь? Потом ведь неизвестно когда остановимся… Ну что ты на меня уставился?"
"Ищи дурака… - отчетливо читалось в ответном собачьем взгляде. - Я выйду, а тебя поминай как звали. Мы это уже проходили."
"Ну как хочешь, - Василий махнул рукой и отошел в придорожные кусты. - Придется мне одному за двоих отдуваться. Собака называется… позор!"
Потом, не торопясь, ехали по узкому, петляющему между холмов шоссе, и Квазимодо, высунув в окно нос, по-прежнему ловил знакомые запахи. Вот здесь он мчался, вывесив язык и прижав уши, вцепившись взглядом в исчезающий за поворотом белый задок машины. В той роще он мышковал, здесь лизал сочащуюся водою скалу… На этой развилке он окончательно смирился со своим поражением и выл под тем вон кустом, а до этого еще и получил огурцом по черепушке от торжествующего врага. Пережитое тогда унижение снова нахлынуло на пса, и он вполголоса зарычал в хозяйское плечо, как бы давая ему и самому себе непременное обещание отомстить.
"Ну? - отозвался Василий, снова неправильно истолковав собачий язык. - Я ж тебя предупреждал, что захочешь… ладно, черт с тобой, гуляй. Мне все равно надо по карте справиться."
Он остановился, распахнул дверцу, но Квазимодо не вышел и на этот раз. Береженого Бог бережет.
На въезде в Бейт-Асане, перегораживая проселок, стоял армейский "хаммер"; в тени от него покуривали двое солдат в касках. Увидев подъезжающий "пежо", они подобрались и взяли оружие наизготовку. Один из них, видимо офицер, вышел на дорогу и предостерегающе поднял руку, приказывая остановиться. Василий остановил машину и вышел. Квазимодо, к его удивлению, незамедлительно последовал за ним.
"Ну и куда это ты собрался? - поинтересовался молоденький лейтенант. - Туда нельзя. Ты кто - журналист, что ли?.. С русского канала? - добавил он по-русски, скользнув взглядом по алексовым кассетам, разбросанным на переднем сиденье. - Все равно нельзя. Закрытая военная зона. Приказ губернатора… А чего это с псом-то твоим?"
Квазимодо и в самом деле бестолково суетился вокруг, радостно вынюхивая давно забытые, но такие дорогие ему запахи военной службы - оружейной смазки, армейских сапог и бронежилетов, боеприпасов и взрывчатки. Он даже ухитрился заскочить в кабину "хаммера", чем до смерти перепугал дремлющего там водителя, решившего сквозь сон, что это кто-то из приятелей шарит у него по карманам в поисках сигарет. Несчастный только продрал глаза, чтобы шугануть назойливого стрелка и сразу уткнулся в оскаленную белозубую пасть там, где рассчитывал встретить привычную товарищескую ухмылку.
"Да это… - выдавил из себя Василий, после того, как дикий вопль водителя смолк, прокатившись по ущелью. - Мы это… с собакой, значит… в Бейт-Асане…"
"А! - хлопнул себя по лбу лейтенант. - Ну конечно, с собакой… Вообще-то утром тут уже собачка бегала. Ничего не нашла. Так теперь новую прислали, пошустрее? Ну давай… А чего ты не в форме? Милуим?"
"Мм-уху…" - неопределенно промычал Василий.
Лейтенант сочувственно заулыбался:
"Дернули, небось, прямо с работы? Бывает… Значит так: езжай все время прямо, до мечети. Там повернешь налево и дуй до самого обрыва. Крайний дом."
На площади перед мечетью стояли несколько джипов, "хаммеров" и бронемашин. Солдат в красных ботинках, каске и бронежилете сделал Василию знак остановиться.
- "Куда?"
- "С собакой…" - снова попробовал Василий непонятное ему самому, но отчего-то действенное заклинание.
- "Да хоть со слоном, - грубо отвечал парашютист. - Проезжай дальше. Эта улица закрыта. Как тебя вообще сюда пустили, такого трепетного? Голову этим салагам оторвать…"
Василий заехал за джип и остановился. Ему было решительно непонятно, что делать дальше.
"Ну, Квазиморда, что теперь?"
Но пес, похоже, не испытывал никаких сомнений. Нетерпеливо повизгивая, он рвался наружу, в знакомую армейскую обстановку.
"Ладно, - вздохнул Василий. - Только чур - на поводке. А то начнешь тут опять по джипам лазать…"
Он пристегнул поводок к собачьему ошейнику.
Улицы деревни казались вымершими; трисы и ставни немногих выходящих на улицу окон наглухо закрыты, ворота заперты. Ведя на поводке настороженно озирающегося Квазимодо, Василий прошел чуть вперед и свернул налево, в сторону вади, как советовал молоденький лейтенант. Минут через пять они уперлись в край высокого обрыва. Глубокое ущелье лежало перед ними, окаймленное округлыми глыбами холмов. По склонам, на коричневых ладонях террас зеленели оливковые деревья, издали казавшиеся пушистыми шариками. В самом низу, белея каменными позвонками сквозь невысокий кустарник, лежал скелет мертвого ручья. Поверху, в подрагивающем от жары воздухе плавали коршуны, плавные и скупые на движения, как скейтбордисты.
Василий восхищенно выдохнул, сдвинул на затылок свою новую соломенную шляпу, широко раскинул руки.
"Ты смотри, какая красота, псина! Давай и мы полетаем? Что скажешь?"
Квазимодо, брезгливо сморщившись, обнюхивал угол каменной ограды. Он явно не разделял романтического настроения хозяина. К массе неведомых запахов, неизбежно сопутствующих любому новому месту, примешивался какой-то очень отдаленный, но тем не менее знакомый, и более того - чрезвычайно важный запах. Пока что он был настолько слаб, что Квазимодо не мог связать его с чем-то конкретным, и это раздражало пса. Продолжая рыться в памяти, он потянул Василия вдоль обрыва, туда, где, как ему показалось, можно было найти разгадку. Он шел, не торопясь, работая верхним чутьем и время от времени фыркая, чтобы выгнать из носа лишние, мешающие запахи. Ничего не понимающий Василий тащился следом на поводке. Вдруг Квазимодо остановился, как вкопанный. Загривок его вздыбился, и тихое, но отчетливое рычание встопорщило верхнюю губу, обнажив передние зубы. Он узнал этот запах, он вспомнил. Даже не опуская голову к земле, он знал, что там есть след, хороший, свежий след, по которому можно и должно идти. Идти, чтобы настигнуть и убить.
Василий
Пес все-таки совсем сбрендил на природе. Вырвался на свободу. Свежий воздух, запахи. Тут ведь наверняка полно всякого зверья - лисы там всякие, шакалы, барсуки… Вот и сходит с ума собака. Может, он охотничьим был, пока мы его не подобрали? А что - вполне… он ведь умница. Так что неспроста псина сейчас так старается. Наверное, нашел какой-нибудь след и теперь радуется, дурачок. Ладно, пусть себе радуется… в городе-то на барсука не поохотишься. Эй, Квазиморда! Зачем тебе барсук? Молчит кобель, только знай себе носом землю роет… да куда ж ты под откос-то?! Ах, мать твою…
Квазимодо и в самом деле уверенно тащил Василия вниз по склону. Сначала тот упирался, но потом решил подчиниться собачьей воле. В конце концов, у него самого не было никаких особенных предпочтений, так что не все ли равно? А пес, в свою очередь, выглядел таким целеустремленным… зачем же тогда расстраивать друга неуместным упрямством? Да и вообще - начерта они сюда приперлись? - Искать, правильно? Вот Квазиморда и ищет… не Мишку, так барсука. А может, все-таки - Мишку? Может, он… как это?.. - взял след? Вот будет номер!.. Да ну… чушь это все, братец. Какие из вас, бомжей, сыщики? Настоящие сыщики - они, небось, там, наверху. Что-то там варится… узнать бы - что? Только ведь хрен узнаешь. Нагнали целую армию… одних джипов на площади штук десять, и бронетранспортеры в придачу. И Шабак наверняка здесь. Вот эти действительно ищут. Завтра в новостях скажут, а пока - терпи. Терпи, о раб, влекомый Квазимордой!
Слава Богу, ботинки хорошие купил. В сандалиях-то с камня на камень особо не попрыгаешь. Впрочем, Квазимодо вел его на удивление гладко. Временами даже казалось, что они следуют какой-то почти незаметной тропке; во всяком случае, до них тут ходили и даже нередко. Взять хоть эту, неожиданно кстати оказавшуюся здесь плиту - ну чем не ступенька?.. Или этот уступ, явно отполированный многими опиравшимися на него руками… Так что, Вася, непохоже, чтоб за барсуком вы шли, ох непохоже… Отчего ж непохоже? Что, не может барсук по человеческой тропинке пройти? Люди, понимаешь, протоптали, а барсук ходит. Короче, ты губу-то не раскатывай, сыщик-прыщик. Посмотри лучше, какая красота вокруг, сколько света, сколько стройности в прихотливом сплетении линий…
Они уже спустились на дно вади, и Квазимодо, дав хозяину передышку, принялся сосредоточенно исследовать камни высохшего русла. Василий присел на выбеленный солнцем валун и закрыл глаза. Он чувствовал странную радость, совершенно несовместимую с нынешними его обстоятельствами. Он чувствовал ее уже давно, с самого утра, а может, даже и со вчерашнего вечера, или даже с того момента, когда сел в алексову крохотную "пежопку", и включил зажигание, и залихватский голос с захлестами запел "виновата ли я…" Чувствовал, но не осознавал, не знал за собою этого чувства. А теперь вот вдруг осознал, как будто только здесь, на берегу мертвого ручья, сидя верхом на белом валуне, он смог рассмотреть самого себя, глядя на свое отражение в кристально-чистых несуществующих водах.
Собственно говоря, это была не просто радость, а скорее, ожидание чего-то… Да-да, ожидание открытия, чего-то важного и красивого, чего-то такого, что растишь внутри себя в течение всей жизни или, по крайней мере, в течение самой лучшей, сильной ее части. Оно живет в тебе, как птенец, а ты даже не подозреваешь о его существовании. Ты ходишь себе, думаешь о всякой чепухе, ешь, спишь и трындишь то с теми, то с этими… а внутри тебя что-то ворочается, обрастает нежным пушком, пробует раскрывать клюв. А ты так и не знаешь ни о чем, дуб-дубарем, пока наконец не понимаешь вдруг, что вот сейчас, или через минуту, или через час - неважно когда, главное, что это обязательно случится - распахнется настежь твоя грудная клетка и оттуда, расправив неожиданно мощные крылья, вылетит, блестя белоснежным оперением, вверх и в небо, вверх и в небо, что-то ослепительное в своей торжественной красоте.
Надо же, как тебя повело… и ведь трезв, как стеклышко. С чего бы это так? Квазимодо осторожно, но настойчиво натянул поводок. Василий открыл глаза. Пес стоял, напружинив ноги и пристально вглядываясь в заросший кустарником склон. Всем своим видом он приглашал продолжить движение. Что ж… Честно говоря, прогулка начала уже слегка утомлять Василия, не привыкшего к подобным переходам. Может, отпустить собаку? Нехай себе шастает по кустам… надоест - сам вернется. А ну как не вернется?.. Да и потом - без Квазимодо Василию в жизни не отыскать ту, в общем-то, очень удобную тропинку, по которой они спустились на дно ущелья. Как-то не улыбалось ему карабкаться одному в месиве кустов, оползающих круч и невысоких, но крутых скальных стенок. Так что делать нечего… пошли, псина, черт с тобой… влеки меня дальше на аркане, как половецкого пленника. Вверх-то тащить, небось, потруднее будет, а?
И снова почти неразличимая тропинка вела их, на этот раз - вверх по склону, по жужжащему раю стрекоз, по охотничьим угодьям острых ящериц и быстрых змей с узорчатыми треугольными головами. В вышине медленно кружили коршуны, и дробно стучал невидимый вертолет.
Пещера открылась неожиданно. Заросшая кустами, она была совсем не видна с тропинки, и если бы не Квазимодо, Василий так и прошел бы буквально в шаге от входа, совершенно не заметив его. Но пес решительно ринулся прямо в гущу ветвей, таща за собою чертыхающегося хозяина. Всего лишь ценой нескольких царапин они оказались внутри прохладного полумрака, резко контрастирующего с яркой и пышной жарою, раскинувшей снаружи свои потные телеса. Пещера была пуста. Только относительно свежие окурки выдавали недавнее человеческое присутствие. Пока пес озадаченно обнюхивал пол, Василий уселся у входа и закурил, глядя сквозь путаницу ветвей на желто-зеленый склон горы напротив, на оливковые рощицы, на крутую петлю шоссе в дальнем конце ущелья.
Эта радость, это ожидание счастья - откуда они? Нет, не так… неправильный вопрос. Радость и счастье всегда были здесь, под самым его носом - только руку протяни, только зачерпни горстью световые пятна из вихрящегося желтого солнцеворота, только наполни уши шелестом и шепотом жизни, только насыть глаза улыбкой любимого рта, хрупкой линией запястья, легкими детскими локонами на подушке. Вот же оно, вот! Надо бы спросить по-другому: как же он так долго этого не видел, не замечал, а когда замечал - убегал сломя голову, как от огня? Почему называл это шелухой, мелкотравчатым мусором, пестрой поземкой ярмарочного конфетти? Почему он так боялся оторваться от своей черно-белой параллельно-перпендикулярной геометрии прямых линий? И почему именно сейчас - вдруг - прозрел?
Квазимодо сдержанно фыркнул, призывая его двигаться дальше. Подожди, псюха, дай докурить… дай понять… Да уж, загадка на сто миллионов. А может, он просто так поздно повзрослел? Может, в силу какого-то странного уродства сознания гражданина Василия Смирнова, процесс его взросления задержался на семнадцатилетнем уровне и, не сдвигаясь, продержался на одном и том же месте без малого двадцать лет? Лежал же Илья Муромец на печи… вот и он так же… Они выбрались из зарослей и продолжили движение тем же порядком.
Перевалив через гору, Василий взглянул на часы. Они шли уже не менее четырех часов, а его вожак и мучитель Квазимодо все еще не выказывал никаких признаков усталости.
"Нет, Квазиморда, так не пойдет, - объявил он, останавливаясь. - Ты меня совсем загнать хочешь, что ли? Когда назад-то?"
Пес нетерпеливо повернул голову и поскреб почву передней лапой. Он явно не собирался уступать. Василий огляделся. Внизу, по ходу движения лежало шоссе. Скорее всего это было продолжение того самого виража, который он видел из пещеры пару часов тому назад.
"Вот что, пес, - сказал Василий решительно. - Не знаю, как ты, а я спускаюсь к шоссе и иду по нему назад, как и положено двуногому существу, любящему жизнь и комфорт в ней. Понял? Хочешь - давай со мной, не хочешь - продолжай бить ноги по кочкам. Тебе легче, у тебя их четыре. Ты меня только донизу доведи, и все, отцепляюсь. Идет?"
Квазимодо проворчал в ответ что-то невежливое. Он тщательно принюхивался, высоко задрав голову, чтобы лучше поймать ветер и, видимо, совершенно не собирался принимать в расчет мелкие капризы хозяина.
"Экое заносчивое животное… Ну ничего, отольются пёске Васькины слёзки," - подумал Василий, снова устремляясь вниз по склону вслед за собакой. Такими темпами они должны были добраться до шоссе не более чем через полчаса. Ну и ладно. Сегодня ничто не могло испортить его замечательно праздничного настроения.