Задумались жигиты, а Канжарбек говорит: - "Ну, это вовсе не небылица, каждому известно, что на юге жить лучше - как тут на юг не улететь? Известно и то, что жизнь у бедных дехкан тяжёлая, что приходится им с самого детства - и даже раньше - всё самим делать. И собака пастуху так бывает нужна, что хоть сам её роди. А если родил, пусть даже и собаку - как не воспитать, грамоте не обучить? А то, что собака кади стала - так на многих кади посмотри - никакой разницы не заметишь. Правда!"
- "Слушай дальше, бек, - говорит ему Апенди. - Пас я себе стадо до недавнего времени, и всё у меня было хорошо - разве что иногда овца волка загрызёт. А недавно чихнул я, и всё моё стадо этим чихом унесло. В поисках влез я на самую высокую гору, но стада своего не увидел. Тогда воткнул я в гору палку, на неё влез, но и с палки стада не увидел. Я тогда воткнул в палку нож, а в рукоятку ножа - шило. Влез наверх, и земля показалась мне величиной с потник. Опёрся я на свой чочок на самом кончике шила, а всё никак стада своего не вижу. Тогда взялся я за свой чочок, поднатужился и ещё выше себя приподнял, но стада своего опять не увидел. Обратно я на кончик шила сполз, так и заснул на нём от усталости".
Стали жигиты переглядываться и шептаться, но Канжарбек взмахом руки замолчать их заставил, и говорит: - "И это - чистая правда: иногда и палка стреляет, так почему бы овце волка иногда не загрызть? А если стадо своё потерять, так не только на чочок - на уши встанешь. А уж если нужда припрёт - и за чочок себя поднимешь. И то правда, что от чоха многие беды бывают: говорят, один бек так сильно чихнул, что у него чочок совсем отвалился. Что на палку можно залезть - это даже дети малые знают, но за смекалку, конечно, хвалю. Всё правда!"
- "Слушай же дальше, бек, - говорит Апенди. - Проснулся я от того, что вроде бы дождь пошёл. Смотрю: а это я во сне с кончика шила сполз, шило большую тучу прокололо, и из него на землю спелые дыни сыпятся. Потянулся я за дынями, не удержался на тонком шиле и вниз соскользнул, падать стал. Тут у меня полы халата как крылья захлопали, полетел я над землёй, словно птица. Пригляделся сверху, и вижу: вдали на земле лужица, посередине - остров, а на нём вроде стадо моё пасется. Подлетел я поближе и вижу, что это не лужица, а большое озеро. Сложил я тогда полы халата и на берег озера опустился. Положил я свою шапку на воду, сел в неё, как в лодку и гребу чочоком вместо весла. Подплыл. Взял я своё стадо, сложил в карман халата, хотел назад плыть, оглянулся - а мою шапку течением унесло. Что делать? Поймал я на себе блоху, сел на неё верхом и одним прыжком на самый берег перепрыгнул".
Зашумели жигиты, загалдели, но Канжарбек снова замолчать их заставил, и говорит: - "И это - чистая правда: дождь состоит из воды, и спелая дыня почти вся из воды состоит, так почему же не может быть дождя из спелых дынь? Как люди на халатах летают, мы сами видели, когда всяких нищих оборванцев в пропасть сбрасывали - правда, плохо они летали, халаты у них дырявые. И то не секрет, что, когда стадо своё потерянное увидишь, то не только чочоком, но и ушами грести станешь. И про то, что стадо в кармане поместилось - правда, все знают, какой у бедных дехкан скот тощий. И про то, какие у них большие блохи, тоже всем давно известно. Правда!"
- "Тогда слушай дальше, бек, - говорит Апенди. - Перепрыгнув озеро, решил я на берегу заночевать. Только блоху свою стреножил, смотрю - а под кустом блюдо жирного плова спит. Подкрался я потихоньку, да поскользнулся, веточкой хрустнул. Проснулся плов, уже совсем убежать хотел, да я изловчился, накинул на него аркан, связал и съесть решил. Набрал дров, чтобы костёр разложить и плов разогреть. Достал трут, глядь - а огнива-то и нет, выронил, пока по небу летал! Тогда достал я свой чочок, и ударил себя сильно-сильно по лбу - от этого искры из глаз на трут так и посыпались! Раздул я трут, только хотел костёр разжечь, как вдруг дрова вспорхнули и улетели, как птицы! Так и пришлось мне плов холодным есть. Стемнело. Разулся я и спать лёг. Ночью проснулся от шума, смотрю, а мои ичиги дерутся: я их, оказывается, неодинаково жиром смазал. Ичиг с правой ноги успел почти совсем порвать левый, насилу их разнял".
Тут уж совсем громко зашумели жигиты, с места вскакивать стали. Но Канжарбек опять сдержался, жигитов унял, и говорит: - "И это - правда: бараны, из которых плов, бегают; люди, что плов едят - тоже бегают, так отчего бы и плову не бегать? Как искры из глаз сыпятся, люди много раз видели - рассказывают, что один бай в своей юрте захотел в тундук высунуться: по аркану полез, да сорвался и лбом треснулся - и такие искры у него из глаз посыпались, что юрта сгорела совсем. Как дрова летают, врать не стану - не видел, но рассказу твоему верю, поскольку в походе дрова всегда куда-то пропадают. И про ичиги верю: несправедливость - она и ичигу обидна. Правда!"
- "Дальше тогда послушай, бек, - говорит Апенди. - Выспался я и пешком домой пошёл, так как моя блоха ночью остатками плова объелась и околела. Вдруг вижу - аксакал идёт, глаза трёт: попала ему в глаз соломинка, никак вытащить её не может. "Помогите!" - кричит. Прибежали сорок жигитов, сели на бревно, поплыли по глазу на бревне и вытащили не соломинку, а большой куржун. Бросили его жигиты на землю, а из него потекла вода и стала заливать всё кругом. Я испугался, думаю: "Утону!" Вдруг вижу, из куржуна тряпка торчит. Схватился я за эту тряпку, потянул и вытащил богатые штаны".
Загалдели жигиты, с места вскочили, стали руками размахивать. Но снова Канжарбек их удержал, и говорит: - "Это тоже правда: что аксакалу помогать надо - все знают: на его зов не то, что сорок жигитов, а весь аил сбежаться может. Что вода текла - тоже правда, недаром говорят: если глаза натрёшь, слезами всё вокруг зальёшь. И что куржун большой был - верю: когда в глаз что попадёт - сразу огромным становится. И про штаны верю - мало ли что можно из чужого куржуна вытянуть. Всё правда!"
- "Дальше слушай, бек, - говорит Апенди, - Вытянул я из куржуна богатые штаны, гляжу - остался торчать наружу чей-то очень маленький чочок. Решил я за него тянуть, а не могу - уж больно чочок маленький, никак не ухватишься. Мучился я, мучился - и придумал: пошёл в кузницу, клещи железные взял. Вернулся обратно к куржуну, взялся клещами за маленький чочок - и потихонечку, потихонечку вытянул… тебя, бек!"
Онемели жигиты, слова сказать не могут. Сам Канжарбек сидит не жив, не мёртв - только глаза выпучил и усами шевелит.
- "Вытащил я тебя, бек, из куржуна клещами за твой маленький чочок, - продолжил Апенди свой рассказ, - а ты мне и говоришь: иди, мол, Апенди, ко мне на перевал, я тебе за спасение из куржуна всё своё золото отдам - только ты никому не рассказывай, что у меня чочок такой маленький!"
Вскочили жигиты, зашумели, ногами затопали, а Канжарбек как закричит: - "Неправда, у меня чочок не маленький! И про золото мы не договаривались!"
- "Правда или не правда - всё равно золото давай! - говорит Апенди Канжарбеку с улыбкой, - Или ты своё слово держать не можешь?"
Заскрипел зубами Канжарбек, зашипел - а делать нечего: и так, и так он проиграл. Хотел он Апенди зарезать, да жигиты не дали - слово держать заставили. Погрузил Апенди награбленное золото в кибитку, сильного кутаса в неё запряг и поехал себе с песней. А злого Канжарбека его же жигиты погубили: долго они его ругали и били за то, что он всё золото разом нищему бродяге проиграл, а потом посмотрели на его чочок и убедились, что он и вправду очень маленький - от того он так и любил беззащитных людей мучить. Стало жигитам противно, сбросили они Канжарбека в пропасть, а потом и сами между собой передрались, совсем друг друга извели. Апенди же всё золото бедным раздал, ничего себе не оставил: зачем золото, если ум есть?
Слушают сказку кыргызы и понимают, что маленький чочок в штанах не утаишь - всё равно правда наружу выйдет. А будешь злым, как собака - такие же злые собаки тебе же чочок и откусят.
Чем проверяется дружба
Давно это было - а было: славилась кыргызская земля баатырами. В каждом аиле, в каждом городе был свой баатыр. Встречались сильнейшие баатыры из разных земель на праздник Улак-Тартыш, боролись, силой мерялись. Лучшие из лучших ехали в столицу - в славный город Пишпек, где перед ханом боролись. Сам хан среди них лучшего выбирал.
Велика кыргызская земля, много в ней городов и селений. Так случилось, что родились в один год два мальчика, два будущих славных баатыра: Джоробек в далёком южном кыштаке и Алыбек в маленьком северном аиле. Родились они удивительно сильными и бойкими, стали быстро расти, силы набираться. Весь день бегали, прыгали - никак не уставали.
Издавна их земля баатырами славилась, ни один местный Улак-Тартыш без баатыров из их селений не обходился. Смотрели маленькие Джоробек и Алыбек на схватки баатыров большими глазами, с самого детства решили баатырами стать, славу своей земле принести. И стали они тогда ещё больше бегать, прыгать, камни большие ворочать, кушать хорошо - так, как любому баатыру положено. И выросли из мальчиков большие и сильные юноши, неутомимые, высокие и крепкие, как вековой терек. Все премудрости Джоробек и Алыбек у старых, опытных баатыров переняли, у каждого известный уста был. И пришёл день, когда поехали они на свой первый Улак-Тартыш.
Сказать, что Джоробек и Алыбек хорошо боролись, значит, ничего не сказать. Ни одного баатыра не оказалось, который не то, чтобы победить, а даже на ногах устоять сумел бы. Всех Алыбек и Джоробек сразу на лопатки клали. До того дошло, что Джоробек в старом Оше всех победил, а Алыбек в славном Кара-Коле сильнее всех оказался. Оттуда они в сам Пишпек отправились, перед ханом бороться.
А в Пишпеке Улак-Тартыш в самом разгаре. Сильнейших баатыров со всей Кыргызии приехало столько, что даже не верится. Целых семь дней боролись баатыры, а остались только Джоробек с Алыбеком - друг против друга. Вышли они бороться, а народ смотрит и удивляется: такие молодые баатыры, а такие сильные - всех победили. Кричат люди, спорят - кто кого?
Сам хан баатырам кивнул - боритесь, мол. И стали они бороться. Схватились, поднатужились - а с места сдвинуть друг друга не могут: ногами, как корнями в землю вросли, руки, как железный капкан сомкнулись. Все жилы у них напряглись, дышат тяжело - а сделать ничего друг с другом не могут: один тянет - второй упирается; один толкает - другой не пускает. От натуги стали они потихонечку в землю уходить - сначала до стопы, потом уж, глядишь - до колена. Красные оба, прям жаром пышут. Лопнули их кушаки от натуги, штаны упали - так они и тогда бороться не перестали, только в землю чочоками сильнее упёрлись. Целый час так боролись - а друг друга не победили. Сам хан их схватку остановил. "Раз уж сошлись два таких баатыра, у которых и сил поровну, и чочок одинаково крепкий, - рассудил хан, - так быть им обеим победителями! А мы теперь куурдак кушать будем!"
С тех пор так и остались Джоробек и Алыбек в Пишпеке вдвоём лучшими баатырами. И не было между ними долгое время никакой вражды - вместе бегали, вместе камни ворочали, всё поровну делили. Даже братьями назвались. И люди стали их братьями называть. Ровно три года так было.
А на третий год приехали в Пишпек на Улак-Тартыш гости из далёкого Таласа: богатейший бай Чотбай с красавицей дочерью Айджамал. Была эта Айджамал такой красивой, что описать невозможно, но избаловал её отец, выросла она капризной, подлой и злой, как шайтан. Увидела Айджамал славных батыров, и сразу недоброе задумала. "Вот бы мне, - думает, - женой главного баатыра стать, это же какой почёт! А должен быть главный баатыр только один - зачем мне двое?" И с тех пор, как только увидит она названных братьев - сразу давай на них смотреть и улыбаться, но так, что не понятно, на кого смотрит, кому улыбается. А потом прислала как-то раз служанку к Джоробеку, в гости к себе пригласила. Напоила его кымысом, накормила бешбармаком, и давай ему в уши напевать: - "Как же так, ведь это ты - самый сильный, почему не можешь Алыбека побороть и сам главным баатыром не станешь? А я бы за тебя тогда замуж вышла, женой главного баатыра стала бы!" И так ему говорила, и сяк - да только не послушал её Джоробек, строго ответил ей: - "Кто же я буду, если стану только о том думать, как бы названного брата побороть? Зачем мне жена, которая меня с братом названным поссорить хочет?" И ушёл от неё, не стал больше с ней разговаривать.
Тогда пригласила Айджамал к себе Алыбека, напоила-накормила и опять нашёптывает: - "Как же так, не можешь Джоробека побороть, а он говорит, что легко тебя победить может! А я решила замуж за главного баатыра выйти, придётся, наверное, за Джоробека выходить". Много выпил Алыбек, очень понравилась ему Айджамал. Разозлился он, закричал: - "Чем же Джоробек сильнее меня, когда мы друг друга не побороли? Да я сам его поборю!" Встал он, и к Джоробеку пошёл.
Пришёл Алыбек к Джоробеку и закричал: - "Что ты меня позоришь, на красавице Айджамал жениться вместо меня хочешь? Думаешь, не смогу тебя побороть?" А Алыбек ему отвечает: - "Брат, не враг я тебе! Злые слова говорит Айджамал, поссорить нас хочет, выгоду свою ищет! Никогда руки на тебя не подниму, счастье твоё для меня - своего важнее! Хочешь: признаю тебя самым сильным баатыром, Айджамал в жёны возьмёшь. Но смотри: плохо кончится, раз плохо началось!"
Не послушал его Алыбек, обиделся на брата своего названного. "Не нужны мне, - кричит, - твои уступки, я и так тебя поборю! Не хочу с тобой больше разговаривать! На ковре встретимся!" Ушёл Алыбек в сердцах, оставил брата своего названного, Джоробека, в печали. А сам на другой день к хану пошёл, и говорит: - "Уже три года мы вдвоём главными баатырами считаемся, пришло время нам снова бороться, узнать, кто из нас главный баатыр!" Выслушал его хан, понял, что не отступится Алыбек, и сказал: - "Так и быть!" На следующий день поединок назначил.
Вышли на другой день названные братья друг против друга. Злится Алыбек, а Джоробек печалится - с братом бороться хуже некуда. Кивнул им хан - начинайте, мол. Схватились братья, снова ногами как корнями в землю вросли, руками, как железными кандалами друг друга замкнули. Не кричат люди, молчат - смотрят, как братья названные друг друга в землю вгоняют. Одна Айджамал смеётся - злое сердце её радуется.
Упираются названные братья, а снова никак не могут друг друга победить. Опять стали потихоньку в землю уходить - сначала по стопу, потом до колена. Снова их кушаки от натуги лопнули, штаны упали. Посмотрел Джоробек на брата и думает: - "Нет, не проявлю неуважения, не поддамся!" Упёрся он чочоком в землю, поднатужился… А Алыбек услышал хохот Айджамал, вспомнил её злые слова, задумался… Хотел он тоже чочоком, как раньше, в землю упереться, да только съёжился его чочок от тяжёлых мыслей. Пошатнулся Алыбек, но Джоробек его удержал, не дал упасть. Опять мудрый хан схватку остановил, сказал: - "Снова батыры наши не могут друг друга побороть, и видать, не в чочоке тут дело! Пусть они как раньше оба будут победителями, а мы кымыс пойдём пить!"
Обнялись братья. Понял Алыбек, что не справедлив был к своему названному брату, зря злобу затаил. Пошли они вдвоём кымыс пить, а на злую красавицу Айджамал даже не взглянули. Пришлось ей ни с чем домой уезжать. И никто потом Айджамал из-за её злого нрава замуж не взял, до самой смерти она в юрте просидела, всё злилась. А названные братья никогда больше не ссорились и не разлучались, ничего плохого друг другу не желали. Запомнили их люди как величайших баатыров Кыргызии.
С тех самых пор мудрые люди так и говорят: кто дурное говорит - всю жизнь в юрте просидит, а кто зло на брата взглянет - у того чочок завянет!
Как Апенди спор двух бажаке рассудил
Случилось это в такие давние времена, что уже не все аксакалы упомнят. Жили в одном аиле две сестры: старшая Айгуль и младшая Айнура. В том же аиле жили два чабана, Мурат и Кубат. Мурат был человеком работящим, простым и отзывчивым, а Кубат был простоват и немножко жадноват, к тому же, с ленцой. Через некоторое время Мурат женился на Айгуль, а Кубат Айнуру в жёны взял. Так стали Мурат и Кубат друг другу бажаке.
Жили они хоть и не богато, но дружно. Вместе юрты ставили, вместе на рынок ездили, помогали друг другу. Если одному надо чего, другой всегда помогал. Было у Мурата пять овец, да у Кубата баран и три овцы, так они их в общую отару собрали, вместе пасли. А ягнят по осени решили поделить поровну.
Целый год их отара паслась, вместе за ней приглядывали. Кубат, правда, иногда хитрил и ленился - мол, то нога у него болит, то голова кружится, но Мурат на него не злился, сам отару пас. Если придёт к Мурату Кубат, мол, помоги бажаке, чай у меня кончился - Мурат всегда давал, даже если у самого мало было. Если придёт Мурат к Кубату соли попросить, а тот немножко пожадничает, мало даст, хотя у самого много - Мурат не злился, всё своему бажаке прощал. Хоть и разленился немножко Кубат, а неплохо бажарики вместе жили, никто на жизнь не жаловался.
Дали их овцы осенью хороший приплод - аж девять ягнят. И Кубат тут как тут - давай, мол, делить! А как девятерых ягнят поровну разделить - один лишний остаётся… Стал Кубат настаивать, чтобы пятый ягнёнок ему достался - баран-то его, ему и приплода больше положено. Не стерпела Муратова жена Айгуль, сказала Кубату: - "Ну что ты жадничаешь, договаривались же поровну! Пусть один ягнёнок общим будет!" Обиделся Кубат, никак успокоиться не может. "Пойдём, - кричит, - к кади, пусть он нас по закону рассудит!" Удивилась Айгуль, говорит ему: - "Что ты, Кубат, заболел - кто же своего бажаке к кади водит?" Расстроился Мурат, не хочется ему с бажаке ссориться. "Бери, - говорит, - ягнёнка себе без кади, для бажаке не жалко!" А Кубат - ни в какую, задели его слова Айгуль. "Пойдём, - говорит, - к кади - и всё тут!"
А в это время через их аил проходил Апенди. Услышал он, как Кубат кричит, и решил кади притвориться, спор бажариков рассудить. Достал из куржуна богатый халат, который у одного злого бека забрал, пришёл к бажарикам и говорит: - "Я - странствующий высокоучёный кади Апенди, что у вас за спор?"
- "Да вот, - говорит Кубат, - составили мы общее стадо, а единственный баран в нём - мой. Получили приплод, а бажаке не хочет мне лишнего ягнёнка отдавать, который мне за моего барана по праву положен!"
- "Почему не хочу отдавать, бери на здоровье, - говорит Мурат, - ничего мне для бажаке не жалко! Мои овцы ещё родят".
- "Нет, это ты сейчас так говоришь, а потом твоя жена попрекать меня будет! Пусть учёный кади скажет, что ягнёнок по праву мой!"