– Вы с девушкой, а сами… сами что себе позволяете? Вот я все ей расскажу! Да если б мой парень…
– А может девушка перевяжет? А наша Ксения подскажет как…
– Правильно, пусть она перевязывает!
Охранник возвращается с Диной. Ксения объясняет как наносить мазь, насколько нетуго надо наложить повязку и т. д. Дина послушно кивает…
Вот Дина уверенно и решительно подходит к Стасу. Берет в руки пораненное орудие Стаса…
Внезапно она как ошпаренная отскакивает, что-то мыча… Испуганная Ксения бросается к ней.
– Что случилось? Что с Вами, девушка?
Дина мычит, округлив от страха глаза. Стас вскакивает.
– Ее заклинило! Челюсть заклинило! Держите ее! Это триз!
Ошалелая Дина, выскочив из процедурного кабинета, безотчетно мчится невесть куда, – мыча и вереща. За ней все – охранник, Стас (придерживая штаны), медсестра.
Коридор полон воплей.
– Держите ее!
– Она может задохнуться или заглотить язык!
– Врачей! Врачей зовите!
И очередь (кто как может) устремляется догонять ошалевшую Дину.
34
Тишина в коридорах офисного центра "Моцарт"… Поздний вечер… Только в злополучном туалете на 2-ом этаже кипит жизнь.
Дюжий охранник Степан стоит на стуле, держит камеру наблюдения в руках у раковины. Второй (Николай)держит камеру сбоку от туалетных кабинок, направляя ее на туалетные двери. Шнур от камер заведен на хаб, от хаба – на ноутбук сисадмина.
Пална (в руках у нее фломастер) готова нанести непристойную надпись.
Сисадмин ее успокаивает:
– Все видно будет, не волнуйтесь. Чуть выше, Степа… Вот это идеальная точка… Готово!
Пална растерянно интересуется:
– Так чего писать, Валерий?
– Ну, не знаю… – отвечает сисадмин. – Пишите как есть… Без прикрас…
– Как хулиганка эта: хочу мол? Тьфу, стыдоба!
Сплевывает, Кима тут же подтирает шваброй плевок начальства, поспешно отходит.
– Даже рука не поднимается… – сокрушается Пална. – Может просто поводить по воздуху?
Николай не понял:
– Как это по воздуху? А как узнать, читается надпись или нет?
Пална:
– Точно ты говоришь, потом докажи!
Пишет "Хочу сосать".
Николай залюбовался:
– Вот любо-дорого смотреть… И жить хочется… – Задумался и пояснил. – А что, братцы, бывает же такое… Любовь такая…
Пална всполошилась:
– А ты откуда знаешь?
– Я что, книжек не читаю?
Пална закипает:
– Давно не получал поджопник? Не те ты книжки читаешь, какие надо! Уволю, поедешь в свою Вятскую губернию на грядки!
Николай законно обижен на начальство:
– Чуть что – сразу поджопник…
– А ты думай прежде чем говоришь. Любовь… Тьфу это, а не любовь!
Кима тут же подтирает плевок.
Сисадмин демонстрирует картинку на мониторе.
Пална довольна:
– Вот! Теперь порядок, теперь уж не отвертишься, гадина!
35
Осталось решить последний вопрос с коллективом, чтобы Пална наконец успокоилась и посмотрела пойманной гадине в лицо. Вопрос этот поднимается в ее кабинете на очередном совещание совета арендаторов.
По правую руку от Виктории Павловны сисадмин Валерий, по левую – Степан и Николай, тут же Сычев.
Марина Евгеньевна, обычно выдержанная, сегодня совершенно не в себе.
– Да вы хоть понимаете, какой абсурд вы говорите – веб-камера в женском туалете! И кто будет смотреть эти веб-камеры? Сычев?
Сычев вообще ошалел от открывшихся перспектив:
– Ел-палы… Пошла пруха…
– Как это кто? Охрана! У нас прекрасная охрана! Степан отличается высокой бдительностью. А Николай Ломаков, вообще, тренер по боксу! Ребята крепкие, надежные…
– Это просто маразм! – со всех сторон летят голоса и постепенно сливаются в один гул. – Ма-разм!
– Ну почему же?
Хор голосов становится стройнее.
Начинает завывать Кима на всякий случай.
Возмущенные молодые женщины берут в руки папки и стучат по столу, скандируя:
– Ма-разм! Ма-разм!
В дискуссию включается Степан, понятно, что он аффилированное лицо.
– Когда Вы непосредственно сядете, охранник отвернется, конечно… Тут надо понимать…
Николай тоже старается перекричать всех:
– Это конечно… Вдруг женщина съела чего не того… И послабиться ей надо… Вопрос деликатный…
Марина Евгеньевна вскакивает от возмущения:
– Я хочу сказать, что человек имеет право на стыд! Он имеет право защищать свой стыд в туалете!
– Да какой стыд? – стонет Пална. – Я умоляю! А эта хулиганка – она имеет стыд? Через дорогу – "Танцевальный Малыш"… Тут же – "Знайка-Умейка"… Дальше во дворах…
Ее никто не слышит.
36
Жизнь течет, все меняется, иногда даже очень рядом…
На Проспекте Мира – новый инспектор. Галкина привычно тормозит – по доброй воле. Новый инспектор не обращает внимания. Галкина направляется к нему.
– Понимаете… Меня здесь всегда останавливали. Александр Евгеньевич его звали… Грустно… Я уже привыкла…
Новый инспектор строг:
– Плохая привычка. Уволен Михайлов. За аморалку.
– Я подозревала. А телефончик не дадите?
37
Рыхлая молодуха с ребенком настигает Галкину и Надю у студии "Геи-Новые"
– Даже "а" не говорит! И где теперь денег взять на лечение? Скажи "а"!
– А-а-а…
Ребенок получил затрещину:
– Зачем ты сказал? Кто просил? Скажи "а"! Видите, даже "а" не говорит…
С треском распахивается дверь студии "Геи Новые". Вопли Амалии:
– Девочки, я ему сейчас такую истерику закачу! Урод одноглазый!
Она пинками выгоняет Косого с баулом. Испуганно выскакивают Ася и Вера.
– Надя, что смотрим? – спрашивает Галкина.
Надя шипит:
– Вот только скажите, что я тупая… – Плаксиво. – Ну скажите, попробуйте сказать…
– Ну почему же… Я еще тупее…
Выбегает Амалия в истерике:
– Елена Андреевна, ну сколько я говорила! Неэлекторально! Одноглазых геев не бывает!
Запечный тычет в нее:
– Ей принцев подавай! На себя посмотри!
Косой нехитрыми привычными манипуляциями пытается "вправить" глаз.
– Прямо? Елена Андреевна, посмотрите! Прямо?
– Одноглазый! – стонет Амалия. – Он испортит всю картину!
– У меня два глаза, два! Ты до двух считать умеешь? Тогда считай!
Тычет:
– Глаз номер один!
Тычет:
– Глаз номер два! Смотрите, Елена Андреевна, у меня два глаза?
Амалия уходит в студию, хлопнув дверью.
Галкина отвечает на вызов дочери, входя в студию "Изнаслованные+ДОЙЧТВ"
– В Вашем городе есть памятники голых женщин, унижающих женское достоинство, и таким образом оказывающих атаку на психику женщины? Вы сделали доклад в местных феминистских организациях об этих мерзких памятниках?
– Нет памятников, – говорит старушка. – Мы в деревне живем. Только памятник Ленину.
– Как это нет? – не понял дедок. – А на школьном дворе! "Девушка с веслом"!
Кружит вокруг Елена Андреевна. Она счастлива. Остановилась в углу.
– Ты понимаешь, доча, я лечу после этих слов… Я не чувствую тела… Я не чувствую своей мерзкой задницы…
И она показывает дочери на том конца провода как она парит в воздухе – чисто птичка.
Споткнулась, упала, но от восторга даже не заметила, что сидит на полу.
– Она почти что воздушна… За что мне такое счастье наконец, Дина?
Наташа смотрит с понимающей улыбкой.
Переводчица переводит:
– Елена Андреевна сказала, что ее задница восхитительна как никогда.
Наташа становится суха и безразлична:
– В Европе прогрессивные женщины не говорят так о себе.
Она спрашивает у дедка:
– Так Вы знаете этот памятник? Вы неоднократно любовались им?
Дедок предается воспоминаниям.
– Хороший памятник…
Становится озорным:
– Бывает пройдешь мимо…
Хихикнул и показывал форму грудей:
– … И жить хочется… Дышать всей грудью…
На Наташу находит подозрение:
– Что он сказал?
Переводчица говорит на немецком:
– Он сказал, что он беззастенчиво любовался этим памятником, очевидно для последующего свершения акта мастурбации…
После паузы:
– …за деревенской печкой, кажется… Дедушка, у Вас есть в квартире деревенская печка?
Надя помогает Елене Андреевне подняться, и та, счастливо, начинает новое хождение по кругу.
– Да фигли их бояться, сексоголиков… Надо бояться эмоголиков-женщин… Вот это однозначно неизлечимо… Если он сексоголик, это не обозначает, что он не видит во мне душу, понимаешь?
Наташа полна ненависти.
– Значит, Вы любовались памятником в сексуальных целях? Вы сексоголик?
– Еще раз говорю, доча, фигли бояться сексоголиков? Женщины-эмоголики куда страшнее! Вот там хляби так хляби… душевные!
Не получив ответа, Наташа бросается на дедка. Пальцы ее, как удавка, крепко обхватывают шею.
– А Вам не кажется, дорогой, что таким образом именно Вы способствовали насильнику-оператору? – орет она по-немецки.
Дедок хрипит.
– Ой, задушила! – вопит Елизавета Мироновна. – Ой, насмерть!
Переводчица оттягивает разъяренную немку. Галкина торопится на помощь.
– Платок!
Ей подают платочек, она машет над лицом дедка.
– Я просто смеюсь от счастья, как я нынче легка!
Приказывает:
– Воды!
Кто-то в суматохе подает горячий чайник. Галкина поливает лицо дедка, тот истошно вопит и мечется.
– Извините меня, коллеги… – оправдывается Наташа. – Иногда накатывает личное.
Переводчица всем объясняет:
– В ее родном городе один мужчина-сексоголик регулярно насиловал ее три года. Он говорил, что она похожа на памятник "Разносчица пива" на углу Фридрихблюмельштрассе.
– Три года? – поражены все. – И она молчала?
– Она не понимала что происходит. Она думала, что он хочет ее руки и сердца. Он был очень богат.
Переводит дальше:
– Он приходил всегда с мерзкой болонкой. Теперь есть подозрения, что эта болонка тоже была сексоголиком. И все это ужасно.
38
Какой нынче плохой день у Палны! Ее врагиня уже просто сошла с ума.
Пална с привычной непристойной распечаткой в руках влетает в свой кабинет. За ней: Степан, Николай, всхлипывающая Кима.
Бросается к телефону:
– Алло! Алло!
Занято.
– Батюшки, да что же это такое? Долгопята угробила, до инсульта довела, теперь за других взялась. За Сычева взялась!
Испуганно заглядывает в лица охранников.
– Сычев не повесится? Степа, не повесится он?
Откликается Николай:
– Вот и я говорю, зараза! Сказала бы прямо, чего людей мучить? Или телефон бы дала, правильно Степа?
Степа апатичен.
– Да уж, дождешься тут телефона… Видали мы таких. Просто динамит, зараза.
– Вот я в книжке читал: бывает, что женщина хочет… – рассуждает Николай.
Кима угрожающе стучит шваброй по полу, гудит как филин:
– Ух… Ух…
Пална набрасывается на Николая.
– Коля, давно не получал поджопник? Давно? Я тебя спрашиваю – Сычев не повесится? Чего он закрылся, отвечай?
– Да почитать он закрылся! – говорит Степан.
Более мрачен в прогнозах Николай.
– Кто ж его знает, может и повесится…
У Палны зла не хватает на говнюка.
– Повесится?! Ах, ты гад! Ты мне такое говоришь!
Она гневно взлягивает поросячье ножкой, целясь Николаю в пах.
Николай увернулся, принял угрожающую позу. Промазав, Пална шмякнулась на задницу. Степан с Николаем бросаются поднимать ее.
Николай напуган:
– Нельзя бить мужика в честь мужскую! Бездетным будет!
– Уволю и отправлю в ебеня! В Воронежскую область отправлю, на грядки!
– Пална, не рассчитала ты удар… Клянусь, не рассчитала… Это не поджопник.
Показывает истинное место.
– Поджопник у меня вон где…
– Я тебя спрашиваю русским языком, чучмек: чего Сычев заперся и не открывает? Спрашиваю, не повесится он?
Звонит:
– Але, але! Сычев его фамилия, Сычев… 88-го года рождения…
В злополучном женским туалете на втором этаже – переполох.
Одна кабина заперта. Перед ней столпились встревоженные женщины, девушки. Наряду с Мариной Евгеньевной выделяется одна активная девушка – плотная, приземистая. Неугомонно плачет сестра Кимы пока сама Кима бегает за Палной по этажам.
Активная девушка во всем активна, она – самостоятельная личность, не любит навязанных решений, умна, любит независимый стиль, предпочитает как и Николай Михайлович сама генерировать события, а не ждать пока события начнут формировать ее.
– Что ты там делаешь? Отвечай!
– Читаю… – отвечает Сычев.
Активная девушка неумолима.
– Ты все прочитал?
– Да.
– Тогда выходи, Сычев!
– А подумать?
– Тут все ясно! О чем тут думать?
– О тупых сисястых телках…
В переговоры включается Марина Евгеньевна.
– Это писала не тупая сисястая телка, Сергей Николаевич!
– Она не блондинка?
– Не блондинка. Она совсем не то, что Вы думаете, Сергей Николаевич. Она не тупая сисястая телка!
Молчание.
– Она умная?
– Да, Сергей Николаевич.
Молчание.
– Умная тоже сойдет.
Сестра Кимы плачет сильнее, вдруг с разбегу гневно бьется головой о дверь кабины.
Возгласы:
– Что она делает?
– Она тоже хочет сказать: выходи, Сычев!
Марина Евгеньевна не теряет терпения.
– Сейчас мы Вам откроем правду – и Вы выйдете, да? Вы же мужчина, Сергей Николаевич… Мужчина?
– Ну да, ел-пал…
Марина Евгеньевна достает из папки интернетную распечатку фотографии. На фото – Пална. Она пишет: "Хочу…" и так далее. Внизу приписка, сделанная в Фотошопе: "Озверевшая уборщица".
Марина Евгеньевна просовывает в нижнюю щель распечатку.
– Ну? – спрашивает активная девушка. – Ты видел, кто она? Всезнающий Интернет нам подсказал, кто эта таинственная незнакомка. Прости, что она не твой идеал…
Молчание.
Активная девушка шепотом спрашивает:
– Почему он молчит?
Громко:
– Она же тупая, Сычев, тупая! Ты только посмотри на эту рожу! Посмотрел?
– Да.
Марина Евгеньевна спрашивает шепотом:
– Я не поняла: он хотел умную или тупую?
Сестра Кимы тянет ухо, всхлипывая.
– Ты хочешь тупую или умную? – гневно уточняет активная девушка.
– И то, и другое.
Влетает Виктория Павловна, с ней Кима, Николай.
– Я навела справки, уф-ф! У него оказывается справка из психдиспансера! Вот копия по факсу! Взгляните, дорогая моя!
Марина Евгеньевна растерянно вертит справку.
– Лихо! Состоит на учете! – Мечет гром и молнии. – Где эйчар? Где эйчар офисного центра "Моцарт", я сказала?
Вбегает Степан.
– Пална, звонят телевизионщики, лента новостей…
Ноги Палны слабеют, ей подставляют стул.
– Дожили! Стакан! У самых стен Кремля! Тут до Путина рукой…
Степан суетится со стаканом и с корвалолом.
– Запереть все двери, никаких телевизионщиков! Чтобы ноги не было!
Из-за запертой кабины доносится равномерный скрип.
Пална реально испугалась:
– Девочки, он не повесится? Что он там делает?
– Ну как что? Не понимаете что? Рукой играется… Фу, мерзость… Мужик он и есть мужик…
Сестра Кимы ревет во весь голос, к ней подключается теперь и Кима собственной персоной.
Активная девушка хватается за голову:
– Зачем мы сунули ему портрет женщины? Теперь он до вечера будет дергаться, стыдоба!
Наконец и спокойная Марина Сергеевна взрывается:
– Это что – портрет? Это же тупая жирная свинья, а не портрет!
Пална подхватывает:
– Еще бы! А вы хотели, чтоб нормальная девушка такое писала! Где портрет? Живо мне портрет!
Ей протягивают распечатку.
Кима и сестра тянут шею, чтобы посмотреть на портрет. Потом со страхом оглядывают Лидию Павловну – и рыдая в голос, выбегают из туалета.
Пална читает одними губами:
– "Озверевшая уборщица"…
Она потрясена:
– Озверевшая… Кто сказал, что я уборщица? Кто такое сказал?
Она пытается встать со стула:
– Да я ему… Да я… Сычева ко мне… Огрызок этот где?
Это ее последние слова. Она без чувств сползает со стула.
Суета, крики:
– Скорую! Вызывайте скорую!
По-прежнему равномерно скрипит туалетная дверца.