* * *
Во дворе играла похоронная музыка. Я побежал в прихожую, накинул куртку, вышел на балкон. У подъезда стоял "ГАЗ-53" с открытыми бортами. Кузов был застелен старым красным ковром. На ковре стоял закрытый серый гроб – цинковый. К кабине были привязаны две елки. Я понял, что хоронили Саню Маненка с пятого этажа. Он недавно погиб в Афгане.
Дядьки из оркестра стояли на бетонной плите – она осталась от ремонта теплотрассы – и дудели в свои трубы. Вокруг толпились люди из нашего дома и соседних, больше всего – стариков и малых. Эти во все сунут нос.
Мамаша Маненка голосила, пыталась залезть на машину. Ей помогла какая-то тетка. Мамаша Маненка встала на колени, легла на гроб, продолжала голосить.
Я нагнулся, набрал с плиток балкона грязного снега. Второй день была оттепель. Я слепил снежок и кинул вверх, чтобы попасть на балкон четвертого этажа. Не вышло. Снежок упал вниз.
Маненок учился в двадцать восьмой – невысокий пацан с черными волосами. Класса до десятого он ездил на старой "раскладушке" с синей рамой. Иногда я видел, как он идет из школы с Людкой из четвертого подъезда. Они, наверно, учились в одном классе. Один раз они сели на лавку возле нашего подъезда, она открыла сумку и достала журнал. Они сидели и листали его, потом он что-то ей сказал, и она стукнула его кулаком в живот – несильно, в шутку, – потом еще и еще раз. Он не защищался, а сидел и хохотал. Людка встала и ушла.
* * *
Прошло пятнадцать минут урока. Зоологицы не было. Я подошел к Коле.
– Что, может, пойдем погуляем? Или давай ко мне?
– Что-то мне лень. И надо еще географию поучить. Он меня давно не вызывал…
– Да ну, на фиг, учить географию. Что-нибудь ответишь…
– Не, я лучше поучу…
– Ну, как хочешь. "Дипломат" мой возьмешь тогда, если я не приду до звонка? Хорошо?
– Ладно.
Кабинет биологии был на первом, рядом с лестницей в буфет и столовую. Дальше по коридору были двери в канцелярию, пионерскую комнату и кабинет директора, а напротив – гардероб и выход.
Техничка в облезлом халате мыла пол, водила мокрой тряпкой на швабре по плиткам. В ведре с водой плавал мусор. Я вышел на улицу. На крыльце стоял Кузьменок – его на зоологии не было вообще. Он спросил:
– Сигареты есть?
– Нету.
– Пошли в спортзал. Вдруг там урока нет – возьмем мяч, поиграем.
– Пошли.
Кузьменок подергал дверь спортзала – закрыта. Он наклонился, глянул в замочную скважину.
– Вроде никого.
– Может, пошли на лыжах…
– А зачем замыкать спортзал?
Я пожал плечами. В женской раздевалке послышался шум. Кузьменок открыл дверь, заглянул. На лавке сидели Воронкова и Шатуро из восьмого "Б". Раздевалка была узкой, и они уперли ноги в стену. Их платья задрались, но трусов видно не было, только ляжки в черных колготках. Обе сразу спустили ноги на пол.
– Ну, заходите, раз пришли, – сказала Шатуро.
Они обе засмеялись. Кузьменок зашел в раздевалку.
– А тебе что, особое приглашение надо? – спросила Шатуро. – Или ты, может, стесняешься, что женская раздевалка?
– Не стесняйся, здесь ничего нет. Такого… – Воронкова засмеялась. – Одни портфели. Никто не переодевается, когда на лыжах…
Я зашел.
– А дверь? – сказала Шатуро.
Я закрыл дверь, сел на лавку рядом с Кузьменком. Он спросил:
– А вы чего не пошли на лыжах?
– Нам нельзя, – ответила Шатро.
– А почему нельзя? – спросил я.
Они обе засмеялись.
– Маленький ты еще. – Воронкова опять засмеялась. – Подрастешь – поймешь.
– Э, вы пацана не под…вайте, – сказал Кузьменок. – А то я могу и не понять…
Он в шутку замахнулся на Шатуру.
– А я тоже могу и не понять. – Шатура тряхнула кулаком перед мордой Кузьменка.
– У вас кто физику ведет – директор или Минин? – спросила Воронкова.
– Минин, – ответил Кузьменок. – Гондон сраный…
– У нас тоже он, – сказала Воронкова. – А знаете, что он развелся и женился на Павловской, математичке? Не знаете? Ну, вы вообще как с дуба упали. Вся школа про это трындит. Его жена прибегала, они с Павловской бились, за волосы тягали друг друга…
– А ты что, видела? – спросил Кузьменок.
– Не видела, но мне рассказали. Это было прямо на уроке – у пятого "Б" класса, там, где моя малая. И эта, зацените, прибежала на урок и затеяла драку…
– Нормально, – сказал Кузьменок. – И что потом?
– Ничего. Потягали друг друга за волосы и разошлись. Она пошла потом в райком. Минина должны из партии выгнать…
– А с работы? – спросил Кузьменок. – Пусть бы его, пидараса, выгнали на х… из школы, а то надоел уже… Это самое, а может, у вас есть курить?
– А если есть, что нам за это будет? – спросила Воронкова.
– А что вы хотите?
– Ну, мы много чего хотим. Ты говори конкретно, что ты можешь предложить…
– Коржик из буфета – пойдет?
– Ты хочешь сказать – один на двоих? – Воронкова надула губы.
– Ладно, уговорила. Два коржика по семь копеек. А какие у вас сигареты?
– "Космос". Мы говна не держим, ты разве не знал?
– Ну, пошлите тогда на улицу…
Кузьменок затянулся, выпустил дым, спросил у баб:
– Вам не холодно? А то могу дать пиджак…
– Ладно, как-нибудь обойдемся, – сказала Воронкова. – А то застудишь почки или что-нибудь еще – отвечай потом за тебя…
Кузьменок отдал мне сигарету, расстегнул пиджак, снял и дал Воронковой. Я дал свой Шатуре.
– Ну, какие мы джентльмены, я и не знала… – сказала она.
– "Джентльмены удачи". – Воронкова засмеялась.
По улице Горького проехал "рафик" скорой помощи. От остановки шла старуха в телогрейке, с сеткой. В сетке лежали красно-синие пакеты молока и круглый черный хлеб. Прозвенел звонок с урока.
* * *
Идти в школу в воскресенье было непривычно. Людей на улице почти не было, одни только школьники, но и то меньше, чем всегда. В пятницу классная сказала, что до конца февраля мы будем учиться по воскресеньям, а выходной будет в четверг – для экономии электроэнергии. Какая от этого экономия, она не объяснила – может, и сама не понимала.
Вчера все пацаны в классе сговорились прийти не в пионерских галстуках, а в обычных, но со значками старших пионеров и так ходить, пока не примут в комсомол, а то пионерские уже всем надоели. Я долго копался в папиных галстуках. У него их штук десять, но все – говняные, старые, лет по двадцать или больше, а один вообще старинный: ярко-синий, и на нем – три ласточки сидят на проводах. Я выбрал самый простой: синий, с черными полосками.
Классная посмотрела на нас.
– Ну и что за цирк вы устроили? Не знаете, что такое школьная форма?
– А что тут такого? – сказал Кравцов. – Мы уже старшие пионеры. Почему нам нельзя ходить с галстуками, как нормальные люди?
– Во-первых, находитесь еще и с галстуками. А во-вторых, правила существуют для всех. Пионеры должны носить красные галстуки. Уже шестьдесят лет все пионеры их носят. И я носила – до войны еще. Тогда, правда, галстуки были немного другие, с замочком спереди… В общем, ребята, хотите быть взрослыми – надо и действовать по-взрослому. Чтоб завтра же пришли с нормальными галстуками… Если не придете – разговор будет серьезный. Очень серьезный…
Звонок на географию прозвенел минут пять назад.
– Кто-нибудь географа видел? – спросил Николаев.
Никто не ответил.
– Может, он вообще не пришел? Пошлите тогда гулять…
– Не, лучше к кому-нибудь домой. Кто близко живет? – Он посмотрел на меня. – У тебя дома кто-нибудь есть? – Я кивнул. – А у тебя? – Кузьменок повернулся к Коле.
– Нет никого, – сказал Коля.
– Тогда пошлите, чего мы тут сидим? "Утреннюю почту" посмотрим…
– "Утренняя почта" – в одиннадцать.
– Ну и что? Посмотрим и придем. – Кузьменок накинул сумку на плечо, подошел к двери. – Только не все сразу, а по одному. Встречаемся на переходе… А то еще заловят…
– А если он придет? – спросила Зенькович.
– Кто – он?
– Географ.
– Не придет, не сцы. Если хочешь – оставайся.
Все поднялись и столпились у доски – между партами, столом и дверью. Одна Соловьева осталась за партой.
– А ты что – не с нами? – спросил у нее Николаев.
Она покачала головой.
– Смотри, нехорошо от коллектива откалываться, – сказал Коваленко.
Соловьева отвернулась, глянула в окно.
– Ладно, короче, как договорились, – сказал Кузьменок и вышел.
Я выглянул из двери. В коридоре было пусто, дверь учительской – закрыта.
Кузьменок подал мне пачку "Астры".
– Будешь?
Я взял сигарету. Он вынул коробок, чиркнул спичкой – не зажглась. Он достал вторую, прикурил себе и мне. Мы сидели на диване, рядом с нами – Зенькович и Завьялова.
– А вы будете? – спросил у них Кузьменок.
Бабы помотали головами, отвернулись к телевизору. Там шла программа "Служу Советскому Союзу".
– Интересно, если географ пришел, он с одной Соловьевой проводит урок? – сказал я.
– А тебе не все равно? Пусть он что хочет там делает, хоть палку ей ставит…
Зенькович и Завьялова хихикнули.
– Она думает, что если у нее лифчик германский и трусы, то может ставить себя выше консервной банки… – продолжал Кузьменок.
– А откуда ты знаешь, какой у нее лифчик? – спросила Зенькович. – Ты что, видел?
– У такой крысы, как она, мне и смотреть ничего не надо. Может валить назад в свою Германию… Пусть ей там фрицы смотрят…Чтоб она, падла, умерла, не пое…шись!
Я встал, заглянул в Колину комнату. Там Коля, Стрельченко и Николаев играли в "тысячу". Я вернулся в зал, вышел на балкон. Между домами шла мама. Ее школа была в Ленинском районе, и там в воскресенье не учились. Я присел, чтобы она меня не заметила.
На кухне сидели Кузьменок и Ленка Корсунова. Они курили. Сигареты были с фильтром – не "Астра" Кузьменка. Я подошел к раковине, включил кран, налил в чашку воды. Кузьменок положил руку Ленке на плечо. Она ее сбросила.
– А че такое? Я вроде ничего не делал…
Я выпил воду, поставил чашку на стол. На плите стоял большой зеленый чайник, такой же, как у нас. Холодильник тоже был такой, как наш: "Ока-III".
Кузьменок опять обнял Ленку за плечо. Она хотела встать, но он не отпускал. Я вышел из кухни.
"Утренняя почта" еще не началась. По экрану ехали танки.
* * *
– ""Мы должны уделить большое внимание ускорению научно-технического прогресса", – сказал Генеральный секретарь ЦК КПСС товарищ Горбачев в своей речи на открытии двадцать шестого съезда", – прочитала Соловьева по газете "Правда".
– Очень хорошо, Света, молодец, – сказала классная. – Видно, что ты добросовестно подготовилась к политинформации. А вы, ребята, что скажете? – Она посмотрела на нас с Кузьменком. – И почему это вы сели вместе? Я разве вас так посадила?
Я смотрел на парту. На ней что-то намарали шариковой ручкой, а потом размазали, и прочитать было нельзя. Кузьменок отвернулся к окну.
– Я вообще не пойму, что у вас общего, – продолжала классная. – Тебе, Разов, об учебе надо думать. Ничем ты в этой четверти не блещешь, а если подпадешь под влияние Кузьменка, то вообще на "тройки" скатишься… Ладно, не будем терять на вас время. Еще раз придете неподготовленные – получите "неуд" по поведению, ясно? Кто еще нам о чем-нибудь расскажет?
Поднялся Николаев, уставился в газету, забубнил себе под нос:
– "Ученые всего мира с интересом наблюдают приближение к Земле кометы Галлея"…
Кузьменок открыл тетрадь по геометрии, стал рисовать на последней странице голую бабу. У него получалось непохоже.
Кузьменок ткнул ручкой в спину Корсуновой. Она повернулась. Он повернул к ней тетрадь и сказал:
– Смотри, это – ты.
– А ты что меня видел? Или кого-нибудь еще? Никого ты не видел, понял? Так что засунь это знаешь куда?
Корсунова отвернулась.
– Я с тобой еще поговорю, – сказал Кузьменок.
– Ну и что ты мне сделаешь, а? Не надо меня только пугать, ясно?
– Ну-ка тихо там! – крикнула классная. – Мало того что неподготовленные пришли, так еще и другим мешаете слушать.
* * *
Контрольная по алгебре закончилась. Математица собрала тетради. Я вышел, Кузьменок – за мной. Он специально сел на последнюю парту, чтобы писать тот же вариант, что и я. Я написал ему на бумажке и передал три задания из пяти.
– Те задания точно правильно? – спросил он.
– Откуда я знаю, правильно или нет? Как себе писал, так и тебе. А ты что, больше ни одного не сделал?
– Не-а. Ты на географию идешь?
– Да.
– А я – нет. Пойду домой. Пожру… Если хочешь – пошли со мной.
– Неохота.
– А сигареты есть?
– Есть.
Мы вышли на крыльцо, зашли за угол, остановились у забитой боковой двери. Я вынул пачку "Столичных" – потратил на нее все деньги, что были. Осталась одна копейка. Мы взяли по сигарете, я чиркнул спичкой, прикурил обоим.
– Дай мне еще одну, ладно? Когда у меня будут, я тебе дам…
– "Астру"?
– Ну, а что, если "Астру"? Все пацаны ее курят, у кого денег мало…
– Типа у меня их много. Ладно, бери.
Кузьменок вытащил сигарету, спрятал в карман.
– Ладно, давай.
Он сунул мне руку, я пожал ее. Он пошел к дырке в заборе. С крыши капало. На дорожке было мокро. Мои шлепанцы и ноги уже намокли.
По первому этажу бежал малый – класса из первого или второго. Я поймал его за воротник пиджака.
– Слушай, ты… Дай-ка копеек, а? Мне на коржик не хватает.
– У меня нет, – сказал малый.
– А если найду, что с тобой сделать?
– У меня нет…
Я тряхнул его. Он вырвался. Из пиджака вырвалась пуговица, покатилась по полу. Он побежал, врезался в ноги директора. Директор схватил его за ухо.
– Ты что, не знаешь, что по школе надо шагом ходить?
– А он за мной гнался…
Малый показал пальцем на меня. Я спрятался за колонну, но директор меня уже видел.
– Ну-ка, иди сюда.
Я подошел.
– Это он за тобой гнался? – Он посмотрел на малого.
– Да.
– Почему это ты за ним гнался? Что ты хотел от него?
– Он хотел забрать копейки… – сказал малый.
– Он врет, – сказал я. – Ничего я не хотел забрать…
– Я не вру. Он хотел забрать копейки…
– Ладно, иди, – сказал директор малому. – Но смотри мне, чтоб больше по школе не бегал. А с тобой у нас будет отдельный разговор.
Он схватил меня за пиджак и повел к своему кабинету.
Мы вошли внутрь. Директор закрыл дверь, остановился. На облезло-голубой стене висела деревянная коробка, в ней – ключи от разных кабинетов.
– Ну что, как с такими, как ты, разговаривать? Зачем ты требовал у первоклассника деньги? Это знаешь как зовется? Вымогательство. Ему родители дали деньги на булочку, а ты хочешь их отобрать? Тебе что, дома денег не дают?
– Дают.
Он принюхался.
– Мне сейчас понятно, на что ты их тратишь… Значит, как мне с тобой разговаривать?
– Никак.
– Ты мне здесь не остри. Остроумие твое я знаешь где видел?
– Где? – Я ухмыльнулся.
Он ударил кулаком, я увернулся. Кулак директора попал в коробку с ключами. Она упала, ключи посыпались на пол. Директор поднес кулак ко рту, слизал кровь, замахнулся на меня.
– Из-за таких, как ты, одни проблемы… В общем, так. Сейчас идешь к Сергею Алексеевичу, берешь какие надо инструменты и прибиваешь это барахло на место. И если плохо сделаешь, пеняй на себя. Ты понял?
– Понял.
Он больно схватил меня за плечо.
– Нормально мне ответь. Ты понял?
– Да.
– Все, теперь иди.
* * *
Коля сунул паяльник в коробок с канифолью. Канифоль задымилась, завоняла на всю комнату. Коля взял паяльником кусок припоя, поднес к конденсатору на плате.
– И что потом сказал директор? – спросил он.
– Ничего. Его уже не было – ушел домой. Я сказал техничке, чтоб замкнула кабинет, отнес инструменты в подвал, к Алексеичу – и все.
Коля взял жестяную коробку от кофе, высыпал детали на стол. Я поерзал на кровати, сел удобнее. За окном сыпалась снежная крупа.
Коля отодвинул коробку, вздохнул.
– Что, найти не можешь что-то?
– Да, кондера нет, который нужен…
– Гулять пойдешь?
– У тебя вроде есть сейчас с кем гулять…
– Ты про Кузьменка говоришь?
– А про кого еще?
– Ну и что такого, что я с ним гуляю иногда?
– Ничего. Просто не пойму, что у тебя с ним общего…
– А зачем что-то общее? Так, обычный пацан. Чем он тебе не нравится? Тем, что разбил тогда очки? Так малые тогда были, дурные…
– Как будто он сейчас стал умный…
– Ну и не такой тупой, как Косаченко…
– Может быть… Думаешь, что с ним ты бабу снимешь, да?
– Ничего я не думаю.
– А я тебе скажу, что никого ты с ним не снимешь. Он только понтуется, а сам – такой же мальчик, как и ты…
– А ты что – не мальчик?
– Ну, мальчик, и что с того?
– Ничего.
* * *
Ножки шкафа заскрипели по полу, на краске остались царапины.
– Приподнимай ты хоть немного! – крикнул папа.
Я приподнял свою сторону шкафа, насколько смог, и мы поволокли его к стене.
– Вообще не понимаю, зачем тебе это надо, – сказала мама. – Отгораживаться шкафом…
– Хочу, чтобы была своя комната…
– Ну и какая это комната? Шкаф окно загородил, теперь в этой половине темно…
– А зачем тебе, чтобы было светло? – вступился папа. – Захочешь – включишь бра, а то висит без дела, пылью покрывается.
Я зашел в свою "комнату". Кровать теперь стояла у окна, рядом с батареей, за ней – шкаф, задом к кровати. Напротив – письменный стол.
Я взял плакаты из журналов "Melodie und Rhythmus" – их отдал мне дядя Жора – и стал крепить их кнопками к фанерной спине шкафа.
* * *
Посреди спортзала стоял ринг – настоящий, с натянутыми канатами. В другом конце зала занимались футболисты – команда пединститута. На ринге тренировался их вратарь. Он положил с двух сторон по мячу и отрабатывал броски – то в одну сторону, то в другую.
– Поздновато вы, конечно, пришли, – сказал тренер и посмотрел на нас с Кузьменком. – Пацаны уже полгода занимаются… Но попробовать можно. Покажу вам стойку, а там все будет от вас зависеть – сможете догнать их или нет.
Тренер вообще не похож был на боксера – низкий, сухой, в очках.
– Так, а вы все начинаете разминаться, – сказал он остальным пацанам. Они стояли у стены по росту. – Литвиненко, ты сегодня проведешь разминку…
Высокий пацан в красной майке вышел из строя. Мы с Кузьменком пошли за тренером в угол. Он снял очки, сложил дужки, зацепил за горло майки.
– Итак, вот основная боксерская стойка. Сначала смотрите, как правильно ставятся ноги. Правильная постановка ног важнее, чем рук…