– А вдруг? У тебя такая цепкие сперматозоиды, я чувствую как шустро они запрыгивают в меня. Такого не было с мужем.
– Ты его просто не любила?
– Кажется, да. Он был добропорядочный, но никакой.
Она притягивает Синицу к себе.
– Милый… Отец моих детей… Хороший мальчик… Я хочу тебя…
Синица противится, его снова угнетают нехорошие мысли.
– Я не могу Яна, – пойми, не могу! Мы идем в никуда!
– Ты можешь и хочешь!
– С каждым ударом я как будто не член заколачиваю в тебя, а гвоздь в крышку гроба… Это страшно!
– Нет, не страшно. Я уже перестала бояться!
– А я? Ты меня спросила? С каждой минутой я теряю тебя! Теряю навсегда! Я не хочу ЗДЕСЬ оставаться один!
Яна отстраняется. После паузы она произносит спокойно и бесстрастно:
– Но я же не умру.
– Ты умрешь, к сожалению. Во всяком случае тебя не будет на этом свете.
– Но я буду там… С детьми. Алеша, мы будем тебе улыбаться. Называть тебя папой.
– А где буду я? На каком свете?
– В моем сердце – вот на каком свете.
Она снова привлекает его к себе, а у Синицы совсем не осталось сил сопротивляться. Их губы снова сливаются.
– У нас еще есть время… – шепчет Яна. – Как хорошо мне! Ты первый, кому я доверилась вся… Хочешь с твоей волшебной спермой на лице я буду лежать целый час перед тобой?
– Нет…
– А ты будешь смотреть и хихикать, как это глупо… Хочешь?
– Не знаю…
– Два часа? Три? Господи, да целые сутки я буду улыбаться тебе через эту противную сперму, хочешь?
40. Ваниш-ваниш, постирушко!
Нет, совсем не напрасны были подозрения, что Манана смертельно (если так можно выразиться в этой ситуации) влюблена в Алексея Синицу. Не напрасны были подозрения, что Интернет кишит двойниками телекрасавца. Уж он-то как менеджер знает, как можно развернуть на несчастных влюбленных женщинах бизнес.
Не будем и мы скрывать эти креативные решения.
…Небольшая квартирка в типовой пятиэтажке, ночь. У зеркала сидит паренек Стас, он как две капли похож на Алексея Синицу. Рядом – друг Макс и гример, который накладывает грим.
Макс завидует:
– Слышь, Стас, свезло тебе с этим пидаром… С Синицей этой… Такие деньги потекли!
Парнишка-гример любопытничает:
– Слушай, а как ты Манану того… – Хихикает. – Как тебе вообще с трупиком? Не паришься?
– Да ладно, трупик… – отмахивается Стас. – Дышит ведь.
Постепенно Стас преображается. И вот перед зеркалом уже вылитая девушка.
Через час с небольшим недалеко от ворот Клиники Сна останавливается машина. Дальше только пешком. Из машины выходят Люция, девушка (Стас) и еще одна девушка – мнимая сурдопереводчица.
Люция негромко предупреждает:
– Еще раз напоминаю на всякий случай – ты глухонемая Оксана. Ты ее однокурсница.
– Да, однокурсница, пиздеть не стану.
– Как сильно тебя ждет Манана, Стас! – говорит восторженно Люция.
Итак, очередная ночь знойной запретной любви для Мананы началась…
Но это была роковая ночь, как выясняется утром.
На клумбе копошатся Старшина и Леха, выкапывая местами прежние желтые цветы и досаживая к ним новые – красные.
В окне появляется Егоров, воздевая руки к небу.
Страшный голос Егорова не сулит ничего хорошего.
– Манана! О, Боги! Тьфу!
Старшина инстинктивно делает мастерский прыжок в сторону, кипящий плевок Егорова летит мимо. Старшина собой доволен:
– Армейская закалка пригодилась, правда, Леха?
А что происходит в палате? Поможет ли Манане армейская закалка? Вряд ли.
У постели Мананы – плачущие Люция и Ануш. Ануш держит руку сестры в своей руке. Рядом стоит разгневанный Константин. В руках – мужские трусы.
– Спи спокойно, Манана… – говорит Люция. – Не слушай его… Константин, отстань от Мананы с глупыми вопросами, она еще не просыпалась. Она так устала за ночь, бедное создание…
– Почему она устала? – грохочет Константин.
Ануш напоминает:
– Ты забыл, как сильно Манана любит учиться? Она всю ночь учила билеты…
– Еще раз спрашиваю: чьи это трусы? Почему у Мананы в палате мужские трусы? Что они делали под кроватью?
Лариса Ивановна вносит ясность:
– Лежали, Костя. Просто лежали. Сейчас Манана пойдет принимать душ.
У Константина от обиды нет слов. Он рыдает у ног Мананы:
– Манана, я так тебя люблю, так люблю… Но хотел бы получить ответ: что делали мужские трусы у тебя под кроватью?
– Вы измучили ревностью Манану! – напоминает Люция. – Она еще не принимала душ! Она еще не свежа, понимаете?
Константин в гневе вскакивает:
– Кто был с ней ночью? Кто?
– Никого. Только новая подруга Оксана сидела с ней допоздна с билетами… Манана так любит учиться!
– Оксана не в счет, она глухонемая. Кстати, почему она глухонемая?
– Это загадка природы, Константин.
На шум входят профессор Майер с Хильдой.
Майер пытается восторженно говорить по-русски. Он подходит к окну и приветствует прекрасное летнее утро в России:
– Шишкин лес и прекрасность!
Хильда переводит:
– Господин Майер сказал, что летнее утро прекрасно, поэтому вы правильно сделали, что открыли окно с незабываемым видом на сосновый лес, который так вдохновенно рисовал художник…
Она делает паузу и добавляет, хихикнув:
– … Шишкин… Шишкин-Ганджубасов…
Майер что-то говорит по-немецки.
Хильда переводит:
– …не забывая медведя. Значит, У Шишкина не было склероза.
Но Константину Егорову сейчас не до Шишкина.
– Профессор, я бы хотел получить ответ: чем занимались мужские трусы в палате Мананы?
Он протягивает трусы профессору.
– Я горячо люблю свою молодую супругу и плачу большие деньги.
Профессор что-то отвечает по-немецки.
Хильда переводит:
– Господин Майер не может взять это в руки. Они достаточно несвежие, как ему показалось. Мужчинам следует чаще мыть задницу…
Константин ликует:
– Манана, ты слышала с каким козлом ты связалась? Он совсем не принимает душ! Покажите ей это позорище, от которого возможно смердит на три версты!
Хильда брезгливо берет пальчиками трусы и объясняет профессору суть претензий Константина.
– Господин профессор просит последовать за ним в его кабинет.
В кабинете профессора служебное расследование неприятного инцидента заканчивается. Понятно чем.
Глаза всех, кто принимал участие в этом сложном детективе с элементами мистики, прикрыты. Вокруг приятная благовейная тишина. Понятно, что к укуренным присоединился и Егоров. На его лице блаженство.
– Это "Русский экспресс"? – уточняет он.
– Да, – подтверждает Хильда.
– Знакомое изделие. У профессора отменный вкус.
– Господин Майер сказал, что эти трусы возможно выронили из параллельного мира. Вселенная полна загадок.
– Но почему они выпали в палате Мананы – вот вопрос.
Майер радостно жестикулирует:
– Ваниш-ваниш… Окей? Освежунчик… Вы умеете постирушко?
Хильда переводит:
– Эти трусы прибыли в наш мир для постирушко. Вы умеете сделать постирушко в стиральном девайсе?
– Конечно! Говно вопрос!
41. Ненасытна. Круглосуточно. Бесплатно
Наконец-то Людмила Сергеевна будет в порядке! Наконец у нее появятся новые благотворные впечатления и навсегда из ее гинекологический карты вычеркнут фразу "угрожаема по эррозии"!
А спасители – Георгий и Степан!
Скелетон и Ксения принимают дорогих гостей за накрытым столом.
Степан вальяжен, заканчивая обмен любезностями и приступая к делу:
– Хорошо-хорошо… М-да… А где же предмет… жаждущий наслаждения, так сказать…
– Она спит, – отвечает Ксения.
Георгий немножко не понял:
– Спит… Почему же она спит, если она, как Вы изволили выразиться в объявлении, ненасытна?
– Она спит 24 часа в сутки, – поясняет Скелетон.
Георгий все понял:
– Так она летаргик?
Степана это не смутило:
– Ну, нас этим не прошибешь. Мы – пацаны правильные.
Они перешептываются.
Георгий бодро заявляет:
– Знаем, знаем, наслышаны…
Снова перешептываются. Ишь, какие шуршуны.
Георгий заявляет:
– Это меняет дело, милые дамы. Это уже стоит денег. Это не любовь к искусству.
Ксения говорит с презрением:
– Она чертовски красива и сексуальна, в отличие от вас.
Братья снова шушукаются.
– Нет, это невозможно. Как бы она ни была сексуальна, но ведь это некоторым образом… хм… мертвец, если быть точным до конца.
Степан тоже непоколебим:
– Нет, это не можно. Мы с трупаками ни-ни. Кроме того, по закону, это порнография. Благодарим за чай.
Они встают и надменно расхаживают в ожидании нового предложения.
– Да вы сами порнография! – начинает сердиться Скелетон. – На себя посмотрите, клещи!
Георгий строго одергивает бабульку:
– Бабушка, Вы конечно еще та красотка в Ваши девяносто. Но как говорят у нас на Текстилях, Вас не спрашивали, между прочим.
Степан печален и несколько философичен:
– Нам всю жизнь говорят, что мы порнография. Однако это не мешает нам…
Он указывает на свой пах.
– Вы знаете сколько женщин перепробовали это?
Потом показывает на пах брата:
– А это? И там, и тут ровно по 24 сантиметра. Бог видит кого обидит.
– Баба, фас! – рычит Ксения.
– Киай!
Нога Скелетон взлетает и наносит удар Степану в грудь. Тот беззвучно валится в угол. На него сверху летят книги.
Георгий пятится:
– Это меняет разговор, только успокойтесь, не взлетайте так высоко, Вы же не орел в конце концов.
Степан вежливо выползает из-под книг.
– Итак… Итак, что мы имеем? Она образована. Умна. Но ей не хватает… как бы это выразиться…
Скелетон уточняет:
– … общения. Она готова разговаривать круглые сутки. А вы?
Ксения рыдает за все свои прошлые годы:
– Баба, фас! Фас, я сказала! Мама, ты что не видишь? Те же яйца, только сбоку! Мама, тебе мало, что я с 12 лет знаю всю эту помойку?
Скелетон вдохновенно взлетает, круша братьев.
– Киай! Киай!
Ксения безутешно рыдает:
– Чтобы я! Допустила! До родной мамочки! Это? Мама, да лучше эрозия, чем это! Мама, да лучше смерть, но только не это!
42. У меня чудовищная овуляция!
В небольшой фотогалерее в тихом московском переулке прохладно и чисто. Некоторые посетители расхаживают по полу просто босиком. Две девушки разносят бокалы с холодным шампанским, у столика с мороженым довольно людно… Это фотовыставка матери Яны – седовласой дамы за 50.
Лидия Петровна – в окружении восторженных гостей.
Тем временем в туалетное помещение спускаются какой-то парень и Ксюша (ака Синица). Оглянувшись, поворачивают в мужской зал. Захлопывается туалетная кабина.
Парень возится с дешифратором. Надо снять старый чип и поставить новый. Парень быстро проделывает эту операцию. Разговаривают шепотом.
Синица спрашивает:
– Их программисты идут за нами след в след?
– Да, – отвечает Влад. – Дешифратор слишком часто стал "простреливать". Еще неделька – и они вычислят алгоритм его работы.
– Умные там сидят перцы … – вздыхает Синица.
– Новый не будет постреливать как минимум два месяца. За это время я еще чего-нибудь придумаю.
Заходит охранник, прислушивается, внимательно смотрит на нижнюю щель. Синица сбрасывает на пол лифчик, притворно стонет, парень притворно пыхтит, изображая необычайное наслаждение…
Синица возвращается, Влад бесследно исчез.
Яна и Синица разглядывают одну из фоторабот, непроизвольно взявшись за руки.
Лидия Петровна, оставив круг гостей, подходит к паре и протискивается между ними, чтобы разбить этот слишком крепкий и подозрительный союз рук. Ей не нравятся эти лесбийские игры.
– Девочки, ну и как вы оцениваете все это? – спрашивает Лидия Петровна.
– Мама, как всегда много новых находок, – рассеянно отвечает Яна. – Это этап. Серьезный этап.
– Ну, не лукавь… По крайней мере твоей глухонемой подруге нравится?
Синица поспешно кивает.
– Она не глухая, а немая – уточняет Яна.
Молодые снова автоматически берутся за руки. Матери это не нравится; она отходит, раздраженная.
– Я ужасно хочу в туалет. – Синица прижимает ладонями пах. – У меня чудовищная эрекция.
– Я тоже. У меня чудовищная овуляция.
Влюбленные предаются нахлынувшей страсти в кабине женского туалета.…
Вдруг Яна обмякает в руках Синицы. Синица испуганно ее тормошит.
– Яна… Подожди… Не здесь… Ты не вовремя…
Он испуганно выскакивает из кабины, набирает в пригоршню воды, бросает в лицо Яны. Яна неподвижна.
– Яна… Не спи… Не засыпай… Ну, любимая… Постарайся проснуться… Мы еще не все сказали…
Дверь за его спиной защелкивается. Синица испуганно оборачивается. Это вошла Лидия Петровна. Она поднимает с пола лифчик и набрасывает его на грудь дочери.
– Что с ней?
Синица испуганно вытягивается в струнку. Мама приподнимает парик.
Синица от неожиданности почему-то оправдывается:
– Я – немая.
Женщина гладит Синицу по голове, нежно проводит по щекам.
– Почему ты так плохо бреешься, немая? Ты будешь ее любить всегда?
В ее глазах нечаянные слезы недобабушки.
– Она хорошая… Но немного невезучая… Я вижу, что она любит тебя, милый мальчик…
– Я тоже люблю.
Мать светло произносит:
– У вас будут дети? Я хочу, чтобы больше двух…
Она показывает свои руки.
– Ты видишь, как они соскучились по этим… милым головкам… пузикам… спинкам… по клизмочкам…
Она качает воображаемого младенца:
– У-а… У-а…
Строго переспрашивает:
– Сколько у вас будет детей?
– Больше двух…
– Мало. Ты только что клялся, что больше трех…
Синица от возмущения вдруг начинает говорить женским голосом:
– Когда я такое говорила? Я не слышала!
– Я слышала. Если ты немая, то не думай, что вокруг глухие.
…Синица несет Яну к машине.
Его провожает мать Яны и некоторые гости.
– Что с Яной, Лида?
– Лидия Петровна, что с ней?
Синица замечает в зеркало, что к машине приближаются двое в штатском. Синица бьет по газам.
Он говорит сам себе:
– Ах, мама! Я забыл сказать, что сегодня, кажется, Вы слышали голос дочери в последний раз…
Он добавляет после молчания:
– Я тоже, кажется…
Он целует спящую.
– Кажется она больше уже не проснется никогда.
Двое в штатском медленно приближаются и заходят вслед за матерью Яны в помещение фотогалереи.
43. В кластере D00 X 0000000000000011
Вася на кухне, с раздражением тычет в кнопки пульта ДУ, прихлебывая сок. Митя упрямо твердит свое:
– Я держу мамин кулончик, не выпуская и чувствую…
– Отстань, хватит молоть всякую чепуху!
– Я чувствую, что моя рука становится другой. Смотри…
– Я ничего не вижу.
Митя кладет свою руку на руку брата.
– Чувствуешь? Она теплая и живая.
– Остань, бредятина это все!
– Ну потрогай получше. Мы превращаемся в людей!
– Смешно.
Он берет нож.
– Дай руку!
– Нет. Она живая!
– Дай! Никакая она не живая! Мы – мертвые!
Он пытается притянуть руку брата к себе, завязывается борьба. Васе наконец удалось прижать руку братишки к столу. Он приставляет нож к руке и режет. Идет кровь.
– Больно, пусти!
– Тебе не может быть больно, – как заклинание твердит старший брат. – Ты мертвец!
Митя вырывается и в ужасе выбегает из кухни, Вася с ножом – за ним. На него нападает настоящая злость, – оттого, что он не может объяснить очевидное.
– Дай руку, я сказал! Дурачок! Я докажу, что ты труп, слышишь!
Мите удается закрыться в комнате. Через какое время в щель протискивается длинный тонкий нож. Мальчик забивается в угол.
Вася кричит за дверью, неистово и с отчаянием:
– Сейчас я тебе устрою самый настоящий слэшер! И ты навсегда поймешь, что ты всего лишь нереализованный сценарий!
Митя плачет и бормочет:
– Мама, спаси меня… Мама, спаси… Мама, я твой… Видишь, у меня настоящая человеческая рука, мама…
Увы, мамы пока нет.
…Ослепительно белый день. Собственно, это не день, а вечное сияние золотого вечного дня. В его свете угадываются призрачные фигуры в белом, они как бы идут.
Это самопишущиеся скриптрайтеры Е1204 (отдаленно по форме – мужчина) и Е1205 (женщина). Они держат за руку детей – Митю и Васю. Рука Мити, наспех кем-то перебинтованная, материальна.
– Я все-таки не понимаю, почему некоторые сущности стремятся стать формой? – говорит одна фигура. – Ведь они никогда не обретут ее. Эти мальчики – вечно мертвы, как они этого не понимают?
– Мне жалко этих детей. – отвечает вторая фигура.
Она наклоняется и целует каждого.
– Они так хотят жить… Родиться и жить… Особенно маленький…
– Зачем? Их желание очень скоро обернется тупиком. Посмотри еще раз в эту точку.
И тот, что больше похож на мужчину, взмахивает рукой и возникают какие-то малопонятные записи, напоминающие язык программирования. Скриптрайтер указывает на одну из точек.
– Значение энергии здесь равно нулю, то есть, здесь вечная смерть. Мальчиков это не страшит?
– Они так хотят побыть с мамой… Нам незнакомо это чувство, но я их немного понимаю, кажется…
Фигура гладит каждого по голове.
– Хорошо все-таки иногда чувствовать себя земной женщиной и любить своих детей…
– И все-таки надо объяснить детям, что они никогда не дождутся мамы. У них ее нет. Их самих тоже нет – их не существует. И никогда не будет. Митя, ты меня слышишь?
Митя слышит.
– Вы врете! Еще немного – и я стану живым! И за мной придет мама! Я не мертвый, а живой!
Вася более рассудителен:
– Ну, покажи еще раз свою руку, дурачок…
– Смотрите!
Скриптрайтер снова указывает на одну из точек в малопонятной записи.
– Это кратковременное несущественное ответвление от сценария. Некоторая малозначащая игра, которая произошла в FF00101FF0 году 11FF00 тысячелетия от начала создания скрипта FF00-0004-00000000-FF11-0001 в тупиковом кластере D00 X 0000000000000011.
Митя не верит в это:
– Вы ошибаетесь! Вы просто ничего не понимаете! Мы встретимся с мамой – и я останусь с ней навсегда!
А что – может быть, не ошибается Митя?
Вот же она, мама, здесь!
…Яна бережно отдирает повязку от порезанной Митиной руки, надо наложить новую.
Старший брат насмешливо и злобно наблюдает за ними.
– Больно было? – спрашивает Яна.
– Нет, мама… Зато я доказал им, что ты есть.
– Надо хорошо обработать рану. Пойдем сначала пополощем водой… Потом хорошенько продезинфицируем…
Они удаляются в ванную.