Она встала со скамейки. Увидев, что сапоги надеты на босу ногу, парни присвистнули.
– Ну дела. Значит, тебе надо за шмотками вернуться?
– Нет. Я одна не могу, – тихо сказала Света, глядя в землю.
– Да, поворотец, – задумчиво протянул Колян. – Много их там?
– Два с половиной, – сказала Света, не удержавшись, чтобы не съязвить про Андрея, – и ещё две девчонки.
– Ладно, замётано. Пойдём за твоим шмотьём, – кивнул Колян и предупредил товарищей: – Морды бить не будем. Просто пугнём толстопузов.
Пугнуть? Впервые за всё это время Света воспрянула духом и даже посмотрела на ситуацию с юмором. Забавно получится, когда она явится в сопровождении таких защитников. У этой братии поджилки затрясутся при виде бритоголовых молодцев. Она ещё отомстит за своё унижение.
10
Дача стояла тёмной, только окна гостиной на первом этаже освещались мягким светом скрытых светильников.
Света настойчиво нажала кнопку звонка. Дверь открыли не сразу. Наконец щёлкнул замок.
– Ну что, проветрилась? – зевая, заспанным голосом спросил Андрей, как будто речь шла не о том, что она два часа проторчала раздетая на морозе, а о простой прогулке.
Парень распахнул дверь, впуская девочку внутрь, и тут увидел её эскорт. Сон с него как рукой сняло.
– Я пришла за вещами, – холодно доложила Света.
Андрей растерялся, а когда сообразил захлопнуть перед незнакомыми парнями дверь, те уже беззастенчиво оттеснили его и прошли в дом.
– Это ты, что ли, половина? – ухмыльнулся Колян, смерив Андрея оценивающим взглядом. – Не дрейфь, пацан, не тронем. Или тебе уже памперсы понадобились?
Парни загоготали. Развязность и оживлённость Андрея исчезли без следа. Потеряв дар речи, он безропотно позволил бритоголовым пройти в гостиную.
Погасшие оплывшие свечи. Тарелки с объедками и окурками. Полупустые бутылки. Всё тот же осклабившийся негритёнок. Банановая кожура свешивается из корзины ему на глаза. Голые тела, валяющиеся на ковре, как после побоища. Кино кончилось.
– Не хило, – сказал Колян, с интересом рассматривая живописную батарею бутылок на сервировочном столике.
– Смотри-ка, они ещё и косячком баловались, – усмехнулся Додон.
Света обвела взглядом комнату. Антон лежал навзничь, положив голову на живот шатенки. Уходя, Света оставила его в объятиях брюнетки. А она-то, дура, надеялась, что он раскается и пойдёт её искать.
– Ребята, – жалобно проблеял дрожащим голосом Андрей.
Все продолжали спать.
– Ладно, забирай шмотки, и пойдём, – сказал Колян. Потом обернулся к Андрею: – Это – за моральный ущерб.
Он прихватил пару бутылок виски.
Света неотрывно смотрела на Алтона. К горлу подступил комок то ли тошноты, то ли ненависти. Она вспомнила, с какой лёгкостью он выплюнул обидное слово: "Дрянь", – и невольно потянулась ладонью к щеке, куда пришлась пощёчина.
– Он меня ударил. Я хочу, чтобы он заплатил за это, – отчеканила девочка, указав на Антона.
– Как скажешь. Твоё желание – закон.
Колян подошёл к Антону и слегка пнул его в бок носком ботинка.
– Эй, вставай. Лежачего не бью.
Наконец-то спящие зашевелились. Антон открыл глаза. Не понимая, что происходит и где явь, а где сон, он недоумённо уставился на незнакомца. Свету покоробило, что он даже не пытался прикрыть свою наготу.
– Ты кто? – спросил он, как будто всё ещё надеялся, что стоящий перед ним парень – порождение галлюциногена.
– Конь в пальто. Ну так как, драться будем? Или по простому дать тебе в морду?
Придя в себя, Антон поспешно поднялся. Куда делись его снобизм и уверенность. В лице читался нешуточный испуг.
– Что ты с ним церемонишься? Врежь ему как следует, – скомандовала Света.
Антон только сейчас заметил её присутствие.
– Ты? Откуда? Зачем?
– Смотри-ка, какой любопытный. Спроси ещё: "Что? Где? Когда?" – съязвила Света.
Неожиданно рыхлый, флегматичный Никита взял на себя роль героя. Он бросился на бритоголового, чтобы сбить того с ног, но реакция у тренированного Коляна оказалась лучше. Никита мешком отлетел в сторону, ударившись о каминную решётку. Девчонки завизжали. Антон трусливой рысцой побежал к лестнице на второй этаж. Додон бросился за ним, но Колян властно прикрикнул: "Не тронь! Он мой!"
Тяжёлый кулак пришёлся прямо в челюсть. Антон пошатнулся. Пытаясь сохранить равновесие, он ухватился за негритёнка, и они вдвоём полетели на пол.
Звон стекла. Крик. Глухой звук ударов. Визг девчонок. Мобильный телефон в руках у Никиты. "Ах ты сволочь!" Тяжёлая подошва ботинка, смачно вдавившая аппарат в паркет. Треск.
– Так их! Бей! Уроды! Извращенцы! – войдя в раж, кричала Света.
Антон уже поднялся и пытался ретироваться в столовую.
Заметив его манёвр, Света в исступлении схватила бутылку и ударила его по голове. Юноша обмяк и повалился на пол.
Всё разом стихло. Струйка крови, смешавшаяся с красным вином. Слипшиеся волосы. Запрокинутая голова. Неестественно белое обнажённое тело. Взгляды были прикованы к нему. Все думали об одном, но никто не решался подойти. Напротив, невольно расступились.
"Я его убила", – подумала Света и поразилась своему спокойствию. "Я убила его", – мысленно повторила она, но смысл происшедшего так и не дошёл до неё окончательно. Она ещё не чувствовала ни ужаса, ни боли, находясь под наркозом шока.
Как заведённый автомат, она стала безотчётно и хладнокровно собирать свои вещи. Все застыли в оцепенении, точно обратились статуями вместо разбитого негритёнка. Света была единственной живой душой среди безжизненных восковых манекенов.
– Братва, смываемся! – наконец произнёс Кол ян.
Света методично проверила, всё ли она взяла, и неторопливо направилась к выходу, прижимая к себе ворох одежды. Уже возле двери она обернулась. Антон со стоном пошевелился.
Жив!
Только теперь на Свету нахлынули чувства, и её пронзил ужас от сознания трагедии, которая могла произойти, но которой она, к счастью, избежала. Девочку охватила дрожь.
Она не думала, куда её вели. Она просто бежала вместе со всеми, чтобы оказаться как можно дальше от этого проклятого места. Лишь очутившись в каком-то пустом сарае, девочка словно очнулась от забытья. Кол ян протянул ей бутылку.
– Глотни, согреешься.
Холод был ни при чём. Свету сотрясала нервная дрожь. Её тошнило при одном взгляде на спиртное, но в кино, чтобы расслабиться, непременно пили. В надежде, что от этого станет легче, девочка покорно взяла бутылку и сделала пару глотков. Жидкость обжигала, разливая по телу тепло, но лучше не стало.
– Ну ты крутая, – одобрительно сказал Колян. – Я сначала думал, ты его гробанула.
– Я хочу домой, – бесцветным голосом произнесла Света.
– Подожди, до первой электрички два часа. Время ещё есть.
Света глянула на скомканную одежду.
– Отвернитесь, мне надо одеться.
– Это пока что ни к чему. Я же говорю, у нас есть время, – многозначительно повторил Колян, расстегивая пояс на брюках.
У Светы перехватило дыхание от сознания беззащитности перед тем, что неотвратимо надвигалось на неё. Ей некуда бежать и не у кого просить защиты.
– Но ты ведь обещал, – пролепетала она. – Ты сказал, что вы не тронете меня и проводите до дома. Ты обещал! – она в отчаянии перешла на крик.
– Так это было до того, как ты нас в историю вляпала. Лично мы этим лохам морды чистить не намеревались. Забрали бы твои шмотки и отчалили культурненько. А теперь с тебя плата причитается. За услугу.
– Нет, пожалуйста…нет…нет… – как заклинание, повторяла Света, прижимаясь к стенке сарая.
– Ну чего ты так вздёрнулась? Мы же не ублюдки. Если будешь тихо себя вести, то будешь только моей девчонкой, ясно?
Замызганные стены. Голая лампочка под потолком. Тусклый свет. Парень со спущенными линялыми джинсами. И она, распятая на грязном матрасе, точно препарированное насекомое.
Каждый смотрит своё кино. Но почему же никто не крикнет: "Стоп мотор! Снято!"
"Любви все возрасты покорны"
Лена понуро брела по аллее парка, загребая ногами опавшую листву. Осенний ковёр, устилавший землю, побурел и потерял первоначальную яркость. Облысевшие деревья стояли сиротливо и печально. Листья сухо шуршали под ногами.
"Всё когда-нибудь кончается", – мрачно подумала Лена.
Но почему? Почему это должно было случиться с ней, в их семье? Всё казалось незыблемым. Жизнь текла по давно установленным правилам: рутина будней, всплески праздников. И вдруг привычный мир стал распадаться на куски. Лена впервые осознала, что нет ничего прочного и неколебимого. То, что вчера было само собой разумеющимся, теперь рушилось, корёжилось, превращалось в ничто, в химеру семейного счастья.
Впервые услышав о разводе родителей, Лена подумала, что это шутка. Она привыкла, что их семья считалась образцовой. Не так часто родители ссорились и никогда подолгу не дулись друг на друга. И тут как гром среди ясного неба! Постепенно то, что она приняла поначалу за неудачный розыгрыш, обретало уродливый оскал реальности.
Кто бы мог подумать, что отец впадёт в маразм и влюбится! Его подружке было не больше двадцати пяти. Конечно, в свои сорок с хвостиком мать в сравнении с ней явно проигрывала. К тому же неверность отца её как-то сразу сломила. Она перестала следить за собой, и от этого пропасть между ней и соперницей только увеличилась. Ну и глупо. Ей бы сейчас накупить модных шмоток и косметики, а не ходить с заплаканными глазами, превращаясь в старуху.
Лене было жалко мать и ужасно жалко саму себя. Она безумно любила отца и не могла представить, что его больше не будет в их квартире. Даже если продолжать часто видеться, всё равно это не то что по утрам нестись наперегонки в ванную чистить зубы, спорить, какую телевизионную программу смотреть, а потом, устроившись на диване, болтать о всякой всячине, забыв про телевизор. Нет, она не может жить без отца.
В последнее время Лена чувствовала, что отец избегает её. Может, ему неловко. Они пока ещё жили в одной квартире, но поговорить с ним наедине никак не удавалось. Утром Сергей Викторович уходил на работу прежде, чем Лена успевала позавтракать, а вечера проводил со своей подругой и являлся за полночь. Посиделок вдвоём во время маминых дежурств в больнице больше не предвиделось, а Лене, как никогда, нужно было с ним поговорить.
Лена соврала, что у неё дежурство, вышла из дома ни свет ни заря и в ожидании отца уныло подпирала стену подъезда. Она могла бы выйти вместе с ним, но не хотела лишний раз ранить мать.
Дверь хлопнула. Увидев дочь, Сергей Викторович растерялся.
– Почему ты не в школе?
– Ждала тебя.
В желудке у него неприятно защемило. Он знал, что она, так же как и её мать, будет уговаривать его остаться. Как будто уйти легко. Ему и без того невыносимо смотреть в глаза дочери и видеть, как тайком плачет жена. К тому же все знакомые, будто сговорившись, твердили, что он делает глупость, призывали опомниться и подумать, какая у него идеальная жена. Он и сам это понимал. Да, она хорошая хозяйка, с прекрасным вкусом, умеет держаться в обществе, но что он мог поделать со своими чувствами? Как объяснить дочери, что при всём уважении к жене, может быть, лучшей из жен, Наденька, ворвавшись в его жизнь, перевернула всё. Она была последним лучом, последней любовью. Даже само имя её было символично – Надежда. Он не думал, что ещё раз испытает такую страсть. Её молодость заражала, делала и его моложе, энергичнее. Он не мог отказаться от неё, это было выше его сил.
– Я очень люблю твою маму… начал Сергей Викторович, но Лена прервала его:
– Ничего не говори. Я знаю, ты уважаешь маму, но ведь это не любовь, да? Любовь – это другое.
Он с удивлением уставился на дочь. Что она могла знать про любовь? Девочка торопливо продолжала:
– Я просто хотела, чтобы ты знал: я тебя понимаю. Только не говори маме. Ей и так плохо.
– У нас очень хорошая мама. Мне жаль, что всё так получилось, – произнёс он, с трудом подбирая слова и ощущая их банальность.
– Не надо оправдываться. Любовь – это когда или любить, или поломать себя. Как умирать каждый день, когда не видишь любимого человека. Ты ведь никогда не оставил бы маму, если бы это не было так сильно.
– Откуда ты знаешь?.. – он осёкся. С точки зрения взрослого человека, вопрос был вполне закономерным, но для "умудрённого опытом" подростка он мог показаться обидным.
Дочь прекрасно поняла недосказанный вопрос, но намеренно пропустила его мимо ушей.
– Ты можешь опоздать на работу? – спросила она, беря его под руку.
– Допустим. А как же твоя школа? – замялся отец.
Девочка пожала плечами:
– Напиши записку, что лифт застрял или что кран прорвало. Должна же у тебя быть какая-то фантазия.
Напряжение между ними исчезло, и впервые за последние дни установилась прежняя дружеская доверительность. Отец и дочь зашли в кафе и заняли столик в углу. Сергей Викторович заказал пару гамбургеров и кофе. Они ели и болтали ни о чём, как прежде, до безумия с разводом.
– Так откуда у вас такие познания о любви, юная леди? – наконец полушутливо, полусерьёзно спросил отец.
– Ты не скажешь маме? Только не подумай ничего плохого. Просто не хочется выставлять напоказ, что все вокруг влюблены и счастливы. Это несправедливо, правда?
Её детское понятие справедливости было таким наивным, что Сергей Викторович не мог сдержать улыбки.
– Так, значит, у тебя роман?
– Кажется, да. Что я говорю! Конечно, да. Мы один раз целовались. По-настоящему, – уточнила она.
"Какое же она ещё дитя", – подумал он, изо всех сил стараясь оставаться серьёзным.
– И кто же этот счастливчик? Мальчик из вашего класса?
– Нет. Он вообще не из нашей школы. Мы с ним в доме творчества познакомились.
– Похвально, – кивнул отец.
– Ты просто не представляешь, какой он необыкновенный. Он красивый, как ты. И ужасно умный. И потом он всегда делает то, что я хочу, – с жаром перечисляла достоинства своего возлюбленного Лена.
– Я уверен, что он самый лучший, только всё же тебе не следует им слишком сильно увлекаться, – попытался охладить её пыл Сергей Викторович.
– И это говоришь ты? – презрительно скривилась она. Жестокий и неожиданно недетский вопрос поставил его в тупик, и он не нашёлся, что ответить, а девочка продолжала:
– Это ведь не регулятор звука на телевизоре, чтобы сделать тише или громче. Сам знаешь. И потом… разве так важно, сколько тебе лет, когда это пришло? Ты любишь свою Надю, и против этого нельзя идти. Я же понимаю. Хотя маму жалко. Как ты думаешь, я предаю маму, если одобряю тебя? – озабоченно спросила она.
– Нет, что ты. Просто ты умеешь понять нас обоих. Ты же у меня умница. И прости, что недооценил тебя. Не могу привыкнуть к мысли, что ты уже взрослая.
Он и предположить не мог, что найдёт в дочери поддержку. Впрочем, она всегда была развитой девочкой, не по годам рассудительной, со своими взглядами на жизнь. На душе у Сергея Викторовича посветлело. Они с дочерью всегда были друзьями, и, пожалуй, труднее всего ему было потерять её доверие и любовь.
Они вышли из кафе. По улицам спешили люди с тусклыми, озабоченными лицами. Каждый погружён в свои глобальные проблемы и срочные дела, которые уже завтра покажутся ничтожными и отступят перед новыми срочностями. И было странно, что за грузом мишурных забот люди не замечают, какой стоит чудесный день. Отец и дочь прощались на углу, чтобы разойтись в разные стороны, но теперь они опять были одной командой, связанной узами понимания.
– Папа, я хочу, чтобы ты познакомился с Владом. Он тебе очень понравится. Правда. Тебе будет с ним интересно.
– Хорошо, приводи своего Влада, – согласно кивнул Сергей Викторович.
– Давай лучше ты встретишь меня после кружка, и я вас познакомлю, как будто случайно, а то он такой стеснительный. Ни за что не придёт, если узнает, что ты будешь.
Вечер расползался сумерками по земле. Розово-сливочный, как земляничное мороженое, закат плавился, медленно стекая с небосвода. В скверике возле дома творчества, который прежде назывался дворцом пионеров, носилась ребятня. На скамейках в ожидании драгоценных чад сидели редкие родители, которые предпочли горьковатую, пахнущую кострами свежесть осени теплу помещения.
Сергей Викторович устроился рядом с другим папашей и достал пачку сигарет. Он похлопал себя по карманам в поисках зажигалки и с досадой обнаружил, что, должно быть, оставил её на работе. Хотелось курить.
– У вас не найдётся спичек? – спросил он у сидящего рядом незнакомца.
– К сожалению, нет. Не курю, – приветливо улыбнулся тот.
– Счастливчик. А я вот никак не могу бросить.
Он взглянул на часы в надежде, что успеет дойти до ближайшего киоска. В это время дверь с шумом распахнулась, и из неё выскочила Лена. Куртка нараспашку, шапка в сумке, распущенные волосы, которые она обычно заплетала в косу, разметались по плечам. "Надо сказать жене, чтобы последила за ней, так недолго и простудиться", – машинально отметил про себя Сергей Викторович. Застенчивый кавалер пока не появился.
Заметив отца, девочка приветливо помахала рукой и, вприпрыжку сбежав со ступенек, подскочила к скамейке.
– Вы уже знакомы? – спросила она, лучезарно улыбаясь.
– С кем? – спросил отец.
Девочка отрекомендовала:
– Это мой папа, а это Влад, – она озорно хихикнула, – ему нравится, когда я зову его без отчества, правда?
До Сергея Викторовича не сразу дошёл смысл происходящего. Его мозг отказывался понимать, что сосед по скамейке – тот самый обожатель дочери, с которым он пришёл знакомиться. Как такое могло быть? Его дочь и этот мужчина! Немыслимо! Ему никак не меньше сорока. По мере того как Сергей Викторович осознавал чудовищность ситуации, в нём поднималось чувство негодования и отвращения. Да, именно такие одетые с иголочки, холёные стареющие красавчики увиваются за девочками.
Новый знакомый смущённо отвёл глаза и заторопился уходить. Лена схватила его за руку и с жаром произнесла:
– Нет, останься. Ты просто не знаешь. Моего папу вовсе не надо стесняться. Он всё понимает. Он такой же, как ты.
– Что значит, такой же, как я? – процедил Сергей Викторович.
Видеть, как его дочь заискивает перед этим старым ловеласом, было выше его сил.
– Ну я имела в виду, что ты тоже любишь молодых девушек, – искренне выпалила Лена.
– Я?!
От чистого, невинного взора дочери ему стало совсем не по себе. Как она могла сравнивать его и это развратное чудовище!
– Надя тоже намного моложе тебя, – капризно произнесла Лена.
– Это… это разные вещи, – он стал даже заикаться от неожиданного сравнения. – Надя уже давно совершеннолетняя, а тебе тринадцать. А вам как не совестно?! Она ведь ещё совсем ребёнок!
– Но… я… просто мы с вашей дочерью иногда гуляем и разговариваем. Разве это предосудительно? – пролепетал мужчина.
– Значит, разговариваете?
Он вдруг вспомнил, что она призналась, как этот тип целовал её. Сергей Викторович угрожающе сжал кулаки. С каким удовольствием он расквасил бы нос этому подлецу. Он повернулся к дочери и строго сказал:
– А ну марш домой!