И если хозяин начинал оправдываться: дескать, как можно судить о самогоне, не попробовав его, то Егор Егорович лишь улыбался и говорил:
– Не хлуси (хлусить – врать), сосед! У тебя в бане два бидона стоят. В тот, который у двери, ты уже зарядил дозу куриных отходов. А в тот, который у стены, собираешься зарядить завтра, когда для себя в канистру отольешь.
– А если поставлю на стол с куриными какашками, что думаешь, люди его не выпьют? Выпьют и добавки попросят. Потому что от самогона никто не отказывается.
– Нашепчу на ветер так, что будут пить, а останутся читыми (читый – трезвый). Не простят люди тебе такого угощения. Ты знаешь, я свое слово держу. И верно. Держал. Звали его ко всякой скотине немощной, которой подмога была нужна. Шептал в ухо буренкам да хрюшкам только ему одному ведомые слова, и скотинка крестьянская шла на поправку.
Одним словом, уважали Егора Егоровича и боялись. Потому что мог он с небом, как ты со своей собакой, разговаривать. Если долго не было дождя, то шли к нему мужики со всем уважением и просили дождиком пособить. И Егор Егорович никогда не отказывал. Брал недорого за хлопоты – 25 рублей. Затем запрягал лошадку в телегу, загружал несколько досок и ехал в поле. Сколачивал там небольшой постамент – чуть больше метра в основании и высотой около полуметра. Залезал на это сооружение, садился, накрывался куском полиэтилена и замирал. Через несколько минут небо темнело. Поднимался ветер, и начинался дождь. Не ливень, а такой обычный дождь, средней паршивости. Спустя несколько часов люди подходили к постаменту и начинали вежливо просить Егора Егоровича остановить дождь. Тот скидывал с себя мокрый полиэтилен, принимал оплату, какое-то время говорил с людьми. А затем поджигал постамент, на котором сидел до этого. Как ни странно, но, несмотря на дождь, сооружение сгорало дотла. А когда костер начинал угасать, то и дождик потихоньку прекращался. Однажды во время такого общения с небом дальнего колхоза подъехал к мужикам председатель этого колхоза и стал всех стыдить: дескать, как можно верить в такое мракобесие? Дождь нельзя ни вызвать, ни остановить по своему желанию. Это противоречит марксистско-ленинской теории о материалистических принципах в понимании объективного мира и чего-то там еще. Услышал его Егор Егорович. Вылез из-под целлофана и сказал, глядя в глаза председателю:
– Если дождь сам начался, значит, сам и закончится.
Сел в телегу и уехал в свою деревню. Мужики побежали было за Егором Егоровичем, да председатель цыкнул на них, и те остановились. Мужики остановились – а дождь нет. Он шел день, второй, неделю, еще одну… Дождь не прекращался ни на минуту. В соседних областях – солнечно, а в этом колхозе – дождь. Локальный, колхозный дождь. Огороды и дороги сначала превратились в месиво, затем в болото, потом в реку. Дом председателя был на холме. И единственный оставался все это время на суше. Но в какой-то момент дом стал клониться набок. Оказалось, что рядом с жильем вода размыла канаву, сотворив из нее овраг. За сутки тот овраг превратился в котлован, в который дом и завалился набок. Только небольшая часть угла над водой островком возвышалась.
А мужики съездили к Егору Егоровичу и уговорили его остановить дождь: их-то зачем наказывать за председателеву глупость? У них огороды и урожай под водой. И то верно. Сел Егор Егорович в телегу и поехал из солнечного дня в день дождливый. Прибыл на то место, где деревянный короб сбивал, а его уже вода унесла. Постоял Егор Егорович, да и пошел по деревне. Воды по колено. С неба дождь сыплет, не переставая. А на пригорке у затонувшего дома народ толпится. Увидел председатель Егора Егоровича и стал кричать, что в суд на него подаст да по миру пустит. На что получил ответ:
– Сам же сказал, что дождем управлять нельзя. Так что язык свой придержи.
Потом зажег какую-то бумажку и бросил на угол избы, торчащей из воды. Древесина вспыхнула, будто не дождь ее несколько недель поливал, а керосин. За пару минут торчащий над водой угол сгорел полностью. Тут и дождь иссяк. Солнце вышло из-за туч, и округу окутало марево из прозрачного водяного пара и дрожащего воздуха. Вода ручьями убегала в ближайшие реки. И через час на деревенских улицах остались только лужи. Сплошная благодать. Только затонувший дом полностью замыло грязью.
А вот председателю слова в этот раз не дали уже деревенские мужики:
– Если не хочешь, чтобы наши бабы тебя граблями по спине отходили, то уезжай-ка ты отсюда. Не будет тебе здесь жизни.
Есть такое слово на Руси – "ославить". Если мужики морду набьют, это одно дело, а вот если бабы поглумятся, то позорной молвы не избежать.
Через несколько дней разобрал председатель хлев с сараями и вывез их на тракторе. Пытался он при помощи ломов и лопат пробиться сквозь грязь до своего дома, чтобы достать хозяйскую утварь, но грязь превратилась в подобие бетона или гранита. Посему он плюнул на это дело и, получив расчет, уехал.
Кто жил в деревне или бывал там иногда, те знают, что есть в деревнях люди, которые ВЕДАЮТ. Многое могут они из того, что обычным людям не под силу. И все знают, что обижать их не рекомендуется.
Не шалю, никого не трогаю, починяю обувь
Идя по улице, я вдруг почувствовал странное хлюпанье в правом ботинке. Оказалось, стала отрываться подошва. Хорошие итальянские туфли, которые я обувал крайне редко к одному из костюмов, вдруг подвели меня в самый неподходящий момент. Можно было продолжить путь и босиком, но в городе так не принято. Да и босоногий мужчина в хорошем костюме в центре города смотрелся бы очень экзотично. Благо обувных магазинов сейчас много. Доскользив до одного из них, я купил новые ботинки и тут же переобулся. А раненую пару положил в коробку из-под новой покупки. Через час я наткнулся на полуподвал, в котором, судя по вывеске, можно было отремонтировать обувь, починить часы, изготовить ключи, сделать фотографии на визу, заказать кухонную мебель, заправить картридж… Одним словом – когорта мастеров.
Войдя внутрь, я увидел нескольких мужчин, которые оживленно обсуждали итоги прошедшего "Евровидения". За их спинами находились небольшие отсеки мастерских. Я направился к отсеку по ремонту обуви. Из группы гомонящих мужчин ко мне вышел человек и спросил:
– Обувь нужно отремонтировать?
Я кивнул и достал поврежденный ботинок. В этот момент остальные мастера, не прерывая спора, подошли к нам. Мой сапожник попеременно общался то со мной, то с остальной компанией. Он сказал, что ремонт будет стоить 5 евро, что на улице очень жарко, что судьям веры нет, а "Евровидение" себя изжило. И тут же ему возразил кто-то из собеседников. Одним словом, дискуссия продолжалась. Мастер ловко оторвал подметку от моего ботинка и попросил дать ему второй, уверяя, что тот тоже наверняка на последнем издыхании. Но, подергав, не смог разлучить его с подошвой.
– Не получается, – сказал он. Затем попробовал еще раз, явно стараясь взять за ремонт дополнительные 5 евро. Но, сдавшись, заявил: – Крепко держится. Не отрывается.
И положив ботинок на прилавок, отвернулся за квитанциями.
– Давай я оторву, – сказал какой-то крупный мужчина в спецовке, краем уха слышавший наш разговор. Протянулась рука, взяла ботинок и оторвала подметку. Потом рука взяла другой ботинок и легко отделила другую подошву.
Интересно, что мой ботинок в этот момент был уже у меня в руке.
– А ты говоришь, не отрывается, – сказал мужчина и продолжил спор с остальными.
– Ты что сделал, гад? – вспылил сапожник.
Забыв про "Евровидение", джентльмены затеяли дискуссию об устройстве мироздания, родственных связях ближнего круга и анатомических особенностях "хомо сапиенса".
Не желая поддерживать диспут, я забрал свои вещи и покинул помещение.
Правы мастера. Мельчает "Евровидение". Мельчает.
Нестандартный вход
Несколько лет назад я работал на одном заводе, выпускавшем запчасти для автомобилей. Как известно, на заводе всегда есть технический спирт для промывки некоторых видов продукции и для "блицрасчетов" с рабочими. Так вот, одна такая канистрочка и хранилась у мастера. В этом же помещении сидели технологи. Точнее, хранилась канистрочка не просто в помещении, а в шкафу – большом, приобретенном еще в советское время. Шкаф и перегораживал помещение на два отсека. В одном сидели технологи, а в другом был стол мастера. Мастер предусмотрительно врезал в шкаф замок. А в качестве подстраховки прилаживал еще и большой навесной замочище. И вот в какой-то момент показалось мастеру, что спирт стал исчезать из емкости. Не совсем исчезать, а как-то уменьшаться в объеме. И он стал по вечерам взвешивать канистру. Безменом.
Но разве уследишь за всеми раздачами? Тут одному полбанки нужно, там другому 100 граммов. Одним словом, сложно контролировать. Для верности снабдил наш мастер шкаф еще одним навесным замком. Казалось бы, защитил вверенное ему добро – лучше некуда. Но сомнение как-то оставалось. Нужно было искать решение. Вешать третий замок мастер, конечно, не стал. Кому же охота становиться мишенью для шуток? Технологи-то точно на смех поднимут, раззвонят всем, что не иначе как клад он в шкафу прячет.
И вот решение обнаружилось, новинка по тем временам – видеокамера. Нашелся заводской умелец, который и поставил в один из вечеров по просьбе мастера небольшую видеокамеру. Направить ее на дверцу шкафа со спиртом не получилось. Укреплена она была сверху, так что подходы к шкафу видны были и спереди, и сзади. Каково же было удивление мастера, когда он на следующий день посмотрел запись. Не было никакого вскрытия замков.
А было вот что. Раненько утром, пока никого из начальства на работе и быть не может, оказался в кабинете токарь дядя Петя. И подошел он к шкафу не со стороны дверцы, а со стороны задней стенки, в которой и открутил шуруповертом несколько винтиков. Так, чтобы в щель образовавшуюся можно было канистру-то и вытащить.
Достал дядя Петя канистру, налил в стаканчик немного бодрящей жидкости, выпил. И на место канистру поставил. А стеночку привинтил обратно, да и пошел себе на рабочее место. Всегда дядя Петя считался асом. Весь цех знал, к кому обратиться, если что-то сложное сделать надо. Не было такой детали, которую он не мог бы создать, или приема, который не смог бы придумать. Так что не удивительно, что и к шкафу он подход "с изнанки" нашел. Была, правда, у дяди Пети одна неприятная особенность: всегда с утра бывал он чуть "в настроении", объясняя это вчерашними возлияниями. Но поскольку руки золотые, то начальство глаза закрывало на маленькие дяди-Петины слабости.
А шкаф… А шкаф после этого передвинули в угол и прикрутили к полу. Так что доступа к задней стенке не стало.
А дядя Петя после этого как-то опечалился. Стал хмурым, раздражительным и в конце концов ушел с завода. Зато мастер перестал за канистру волноваться.
Продается девственность. Дорого
Подобным объявлением сейчас никого не удивишь. Если бы не одно "но". Его опубликовал 30-летний мужчина. Скажите, вам нужна вещь, которой никто никогда не пользовался по прямому назначению? Сам хозяин убежден, что на его товар обязательно найдется покупатель. Вернее, покупательница. Ведь товар такой замечательный! Правда, предлагается вместе с продавцом. А иначе этой девственностью никак не воспользуешься.
А может, вам нужна бабушка? Конечно, бабушка – это хорошо. Если она родная и к тому же печет вкусные пирожки, знает массу сказок, дает денежку, чтобы сводить в кино одноклассницу, и кормит вкусным борщом, когда забегаешь к ней после уроков. А если бабушка чужая? Чужая настолько, что вы ее никогда не видели и даже имени ее не знаете. И она вроде бы как тоже продается. Довеском к квартире. Правда, про этот довесок продавцы покупателю ничего не говорят. Логика простая: вы не спросили, мы не сказали.
А история тем не менее реальная. Началась она в городе Риге, когда в наши дома постучала приватизация. Каждый собственник жилья стал приватизировать его, естественно, на свое имя. А одна бабушка согласилась приватизировать свою квартиру на дальнего родственника. Через некоторое время родственник квартиру продал, но поскольку института прописки никто не отменял, то продал ее вместе с живущей там бабушкой. Бабушка была внесена в договор найма, но его новые покупатели читать не стали, сэкономив на юристе.
Не сумев избавиться от бабушки, новые владельцы жилья перепродали квартиру другому бедолаге. Он тоже не прочитал документы и получил недвижимое имущество вместе с очень движимым и неугомонным существом. В итоге квартира была продана в третий раз. Дешево. Поэтому быстро.
Как вы уже догадались, документы никто не вычитывал. Потому что все мы грамотные, а обманывают только дураков, к коим никто себя не относит.
Хотите купить девственность? Внимательно прочитайте сертификат к товару, чтобы не приобрести еще и постояльцев, которые пользовались этой девственностью до вас.
Авторские притчи
О пользе профессии, которая поможет выжить
Жило некое племя. Которое, как и прочие племена, строило, воевало, размножалось на занятой еще предками территории. И был в этом племени кузнец. Он и лошадей подковывал, и мечи ладил, и доспехи мастерил. Одним словом, ремесло его кормило и не позволяло бедствовать. Да случилось так, что по пьяному делу зашиб он одного соплеменника. А закон суров: око за око, жизнь за жизнь. И не отвертишься.
Собрался совет старейшин.
– Кузнеца надо повесить, – сказал один старейшина.
– Да, но он у нас один, и заменить его некем, – сказал другой.
– Зато у нас пятеро плотников, – после некоторого раздумья сказал третий.
Итог: повесили одного плотника. Закон суров. За жизнь – жизнь.
Какова мораль?
Нужно иметь профессию, которая и в мирное время прокормит, и в трудную минуту не даст пропасть.
Притча о ненадежной команде
Капитан начал строить свой корабль на рассвете. Чтобы успеть к сроку и забрать всех пассажиров, он попутно набирал команду – матросов, штурмана, боцмана, кока и юнгу. Новая судовая команда тут же влилась в работу. Как известно, новое дело всегда сплачивает. Свежие идеи вселяют в людей энтузиазм. Работали споро и весело. Но со временем энтузиазм стал иссякать: кто-то устал, кто-то нашел работу поинтереснее. Поредела команда. И когда пришел срок отплытия и в трюмах было полно пассажиров, то увидел капитан, что на мостике из команды стоит он один. Кого-то жена не пустила, кто-то просто струсил перед самым отплытием, а кто-то передумал участвовать в предприятии. Вот если бы тогда, в первый день, да сразу на корабль, да сразу в море…
Одним словом, не пришел никто, на кого капитан так рассчитывал в своем плавании. Ну что же. Все пассажиры на борту. А остальным, видать, не судьба. Пора отчаливать. Последний раз окинул Ной взглядом пустой причал, ковчег и поднял якоря. Жаль, хорошая была команда – да ненадежная.
Лирика. Просто лирика
Я хочу, чтобы был дом…
Я хочу, чтобы был дом,
А над ним в небесах – Бог.
Просто знать бы, что он есть
И чтоб не был тот Бог строг.
А еще чтобы был сад.
Просто сад, без сквозных теплиц.
А в саду чтобы жил кот
И гонял по утрам птиц.
И еще чтобы был пес.
Из дворняг и чтоб был не злым.
А еще чтобы был внук.
Наиграться чтоб мог с ним.
Я хочу, чтобы был пруд
Из лягух и цветных стрекоз
И еще комаров рой,
Чтобы жалили в голый торс.
А еще чтобы рос мак.
Но не дурь, а простой цвет,
Чтобы зерна ссыпать в ладонь,
Как когда-то в двенадцать лет.
Я хочу, чтобы был я
И чтоб рядом была ты.
Чтоб постель на двоих одна,
Чтобы в вазе всегда цветы.
Намечтал я сейчас сполна,
И мой список совсем не плох.
Поцелуй же меня, жена,
Поддержи ты меня, Бог.
Охотничий сезон
Взяв рюкзаки, провизию и воду,
В один из долгожданных выходных
Собрались люди в гости, на природу,
Навестить меньших братьев своих.
Вздремнув часок, сойдя, где было нужно,
В глухой тайге на узенький перрон,
Они вдруг взяли, расчехлили ружья,
Решив открыть охотничий сезон.
Не знает залпа мимо цели
В руках умелых тульское ружье.
Сейчас оно покажет себя в деле.
А ну держись, коварное зверье!
И меткий выстрел грянул из засады,
На миг нарушив перезвон криниц,
И вздрогнул лес кабаньим стадом,
И испугался стаей птиц.
Холодный ветер дуло студит,
И дым над просекой висит,
Но тот, в кого стреляли люди,
Еще не понял, что убит.
Его глаза в рассвет смотрели.
Вдруг все закрыла пелена,
И две молоденькие ели
Под теплой тяжестью осели,
И наступила тишина.
Не знает смерть ограничений.
Она сама свой суд вершит.
Он умер сразу, без мучений.
Так и не поняв, что убит.
Лежал на мшистом покрывале,
И, обступив со всех сторон,
Над ним охотники стояли,
Открыв охотничий сезон.
Налетела осень
Налетела осень, ветер гонит шляпы.
Бабушка на спицах вяжет первый ряд.
Все еще по-летнему школьницы-растяпы
Голыми коленками лето тормозят.