– Конечно, можно, – отозвался Редингот и объяснил свое согласие: – Ответ, что тебя Предусмотрительное Существо избило, сам собой разумеется. Хотело, небось, чтобы ты лжесвидетельствовал: дескать, оно и правда не только о себе, но и о тебе думает. Как будто я такой дурак, что могу этому поверить, видя его самодовольную рожу!
Предусмотрительное Существо опустило рожу долу.
– Ну? – произнес Редингот, двумя пальцами чуть приподняв рожу собеседника за подбородок. – Стало быть, где же Марта?
– На доме написано ведь: с такими вопросами не обращаться…
– Плевать мне, что на доме написано! – Редингот еще немного приподнял ту же рожу, взглянул в небольшие глазки у нее на висках, заскучал и поежился: – Ух, до чего ж ты мне не нравишься!
– И мне, – неожиданно встрял тихий до этого Ближний: он, кстати, вынул палец изо рта и таким образом навеки избавился от дурной привычки.
Редингот приобнял Ближнего одной рукой, второй же опустил рожу Предусмотрительного Существа как мог низко. После чего с огорчением сказал:
– Ниже, увы, рожу твою опустить не могу. И теперь, Предусмотрительное Существо, ни одному твоему слову не верю.
– Значит, мне не говорить, где Марта? – некрасиво выказало природную логику Предусмотрительное Существо.
– Тьфу на тебя, – лексически плюнул в его сторону Редингот и, взяв на руки Ближнего, вышел за порог.
– Ты куда меня несешь? – вяло поинтересовался Ближний.
– Прочь! – конкретнее некуда сообщил Редингот.
– Спасибо… – растрогался Ближний и невпопад осведомился: – Кстати, что с твоим внутренним конфликтом?
– Он как с цепи сорвался, – сообщил все, что знал, Редингот.
– Тогда имеет смысл просто обойти дом номер 1. Сразу за ним будет последний дом по улице Безвременной Кончины, это круглая улица. – И Ближний благодарно потерся жесткой щетиной о пальто Редингота.
ГЛАВА 12
Кульминация от фонаря, причем ложная, как беременность
А иногда надо создавать напряжение и позволять ему достигать апогея, то есть точки, в которой нет возможности оставаться ни секунды, – так хочется выйти. Часто по этому признаку целое художественное произведение бывает возможно квалифицировать как апогей – в силу постоянно возникающей у читателя острой потребности покинуть мир авторской фантазии навсегда. Впрочем, что касается настоящего художественного произведения… те, кто хотел покинуть его, уже сделали это и, наверное, обращаться к ним поздно: не докричишься. Но ты, мой бесценный читатель, надеюсь, все еще тут: поверь же, автор сделает для тебя все, что в его силах, создав такое невероятное напряжение в структуре художественного целого, что твоя крепкая нервная система наконец не выдержит. А ты ведь, дорогой, и сам только к этому и стремишься – признайся… Как подогревает наш интерес к произведению искусства возможность получить нервный срыв! И чем продолжительнее срыв – тем лучше: тем, стало быть, мы впечатлительнее, а значит, и рафинированнее. "Ах, я не мог читать без слез!" (допустим) – это уже хорошо. "Я был потрясен настолько, что долго не приходил в себя" (якобы) – это прекрасно. "Я схожу с ума от настоящего художественного произведения!" (дескать) – это восхитительно. "Мне казалось, я умру, когда дочитаю!" (вообразим себе) – это идеально, но крайне. К летальному исходу отношения с читателем вести все-таки не спортивно. Вполне достаточно, если, прочитав то или другое художественное произведение, читатель непосредственно по этой причине закончит свою жизнь в психушке – большего и желать нечего. Пусть какая-нибудь бодрая самаритянка станет посещать его в редкие приемные дни, приносить в узелке пирожки с выменем и гордиться тем, что знакома с таким тонким существом, которое не вынесло встречи с искусством – пирожки же с выменем спокойно ест.
Впрочем, что-то я заболтался… нам ведь давно уже куда-нибудь пора! Причем подумалось мне (внезапно подумалось… внезапно и как-то независимо от меня, да и не только от меня – вообще от кого бы то ни было независимо подумалось… безлично, одним словом, подумалось: как "стемнело"…), что нам давно уже пора в Италию: во-первых, там мы еще не были, а во-вторых, только нас там и не хватало. Так и представляется: приезжаем в Италию, а именно на Сицилию, и спрашиваем прямо на вокзале в Палермо третье какое-нибудь лицо (первое и второе – пропустим: в Палермо каждый первый и второй – мафиозо): "Простите, пожалуйста, не скажете ли Вы, Вам нас хватало?" И Третье Лицо ответит, не то чтобы не долго думая, а просто вообще не думая: "Мамма миа, да я Вас вообще первый раз в жизни вижу!" (Умный человек, читая эти простые строки, сразу понимает, что конкретно они доказывают. Конкретно они доказывают следующее: мы на Сицилии – большая редкость, то есть нас там явно не хватает).
Ну вот мы и в Палермо – и Третье Лицо именно сейчас ошарашено взирает на нас, держа в руках цитрусовые, оливковые и виноградные: в любой энциклопедии можно прочесть, что именно таковые и произрастают на Сицилии.
– Что делать будем? – спрашиваем мы ошарашенное Третье Лицо, и Третье Лицо в свойственной итальянцам эмоциональной манере горячо посылает нас куда-нибудь. Мы соглашаемся от всего сердца, однако просим показать дорогу. И тут уж Третьему Лицу ничего не остается, как отправиться в дальний путь, легкомысленно указанный им же, вместе с нами, а нам – следовать за Третьим Лицом, тщетно пытаясь сообразить, что же дальше делать с этим, в сущности, излишним для нас персонажем.
– Чем Вы занимаетесь, Третье Лицо? – интересуемся мы, раз уж все равно предстоит его куда-нибудь пристраивать.
– В настоящий момент? – тонко улыбается Третье Лицо и, не дожидаясь ответа, отчитывается: – В настоящий момент я провожаю вас по легкомысленно указанному мною адресу. В то время как вообще-то, до знакомства с вами, я шел домой. Впрочем, дом мой по тому же адресу, к сожалению, и находится. Неудачный район, видите ли… Так что я шел домой и нес дары природы, вот эти… – Тут Третье Лицо предъявляет цитрусовые, оливковые и виноградные.
– Вы намеревались съесть их дома? – спрашиваем мы, просто чтобы поддержать беседу, которая так удачно складывается.
– Нет, нет и еще раз нет! – горячо не соглашается Третье Лицо. – Я собирался накормить ими дорогого гостя, который с минуты на минуту постучит в мою дверь.
– Вы так проницательны или договорились с дорогим гостем заранее?
Третье Лицо неожиданно смущается и, ковыряя тапочком сицилианский песок, признается:
– Меня предупредили. Сказали, к нам едет ревизор. – И, пресекая культурную ассоциацию собеседников, добавляет: – Только попрошу без Гоголя Николая Васильевича, родившегося в 1809 и умершего в 1852 году!
Сообщив эти обезоруживающие подробности, Третье Лицо со смехом начинает скорбное повествование о своей нелегкой жизни, которое мы щедро позволяем себе привести фрагментами: "Родился… сначала ничего не понимал… потом все понял… захотел умереть, но не смог… встретил настоящих друзей… указали путь… пошел по нему… очутился в Италии… сбился с пути… едет ревизор… ну вот мы и дома".
…Последнее сведение прозвучало несколько невпопад, но дверь была уже распахнута – и Третье Лицо с порога получило звонкую, как песня жаворонка, оплеуху от дорогого гостя, который, оказывается, поджидал Третье Лицо непосредственно у порога же.
– Вы ко мне? – сразу не поняло Третье Лицо. Лицо Третьего Лица медленно краснело, запоздало переживая оплеуху.
– А ты как думал, гаденыш? – вопросом на вопрос ответил дорогой гость.
– Я так и думал, – успокоило дорогого гостя Третье Лицо и предложило: – Фруктов не хотите?
– Фруктов? – зловеще усмехнулся дорогой гость. – Да нет, спасибо. Не ем я.
Категоричность заявления смутила Третье Лицо настолько, что оно поспешно съело пару-тройку цитрусовых, выбрав самые незрелые и с виду вообще не съедобные. Дорогой гость наблюдал за этим с быстро ослабевающим интересом и к концу поедания сказал:
– Мой интерес ослабел окончательно.
– Что же теперь будет? – с неподдельным ужасом спросило Третье Лицо.
– Теперь будет очень плохо, – отчеканил дорогой гость и коротко попросил: – Колись.
Третье Лицо начало колоться, но очень неумело – просто до такой степени неумело, что дорогого гостя тут же передернуло от демонстрируемого уровня непрофессионализма.
– Хорош колоться, – опять попросил он. – Сейчас на место пойдем.
На месте, подняв с сырой земли обгоревшую спичку, больше уже никакой не гость безжалостно сломал ее сильными пальцами, после чего задал нижеследующий вопрос:
– Много коробков у тебя еще осталось?
– Четыре тысячи шестьсот сорок один, – отчеканило Третье Лицо, как пионер на линейке.
– Сколько ты за них хочешь?
Третье Лицо до неузнаваемости исказила гримаса. По Третьему Лицу покатились слезы. Третье Лицо в один присест покраснело и побледнело.
– Дорогой гость, – начало было упомянутое лицо, но никакой уже больше не гость откорректировал творимый текст в зародыше:
– Я тебе больше уже никакой не гость, гаденыш. Начинай торговаться честно.
Третье Лицо торговаться не начинало.
Повременив, больше уже никакой не гость устало спросил:
– Кто твой шеф?
– Редингот, – прозвучало в ответ.
– Где он сейчас?
– Да кто ж его знает… – Третье Лицо начало нервно поедать оливковые.
– Я знаю, – неожиданно сказал не гость и зловеще добавил: – Я вообще все знаю.
– Мне это известно, – уважительно реагировало Третье Лицо. – Я просто растерялось… говорить ли Вам о том, что Вы-то как раз и знаете. А где же сейчас Редингот?
– Сейчас он на улице Безвременной Кончины, около дома номер 1, пытается найти Марту.
– Найдет? – полюбопытствовало Третье Лицо.
– Найдет, но не там, – уклончиво сказал не гость.
– И что же будет потом? – Третье Лицо истерически приступило к виноградным.
– Потом они с Мартой начнут… разбираться с тобой, гаденыш.
– Со мной? – подавилось виноградными Третье Лицо. – С гаденышем? – Эта информация почти свела его в могилу, у края которой Третье Лицо все же задержалось, чтобы переспросить два раза.
Не гость кивнул и, тяжело вздохнув, отчитался:
– До чего ж это противно – все знать! Аж тошнит.
Качаясь на краю могилы и плюясь виноградными, Третье Лицо поинтересовалось:
– Головокружение наблюдается? Травм головы не было?
– Головокружение наблюдается, травмы головы почти каждый день, запоры и свищи, – откровенничал не гость.
– Печально слышать все это, – резюмировало Третье Лицо. – Лучше бы Вам вовсе не жить.
– Вы правы, – подхватил собеседник. – Не жилец я.
– А кто? – ужаснулось Третье Лицо.
– Да мертвец! – Признание сопровождалось тихим хохотом.
Третье Лицо на всякий случай отошло от могилы и испытало ужас.
– Я испытало ужас, – так и сказало оно.
– Естественно, – согласился Мертвец и аргументировал: – Я бы тоже испытал, будь я на твоем месте, а ты – на моем. Но, поскольку каждый из нас на своем месте, я совершенно спокоен. Жду вот, когда ты начнешь торговаться, получишь деньги, сбежишь из Палермо и будешь застигнут Рединготом и Мартой по пути в Южную Америку.
– Вам-то от этого всего какая польза? – поинтересовалось Третье Лицо. – Вы ведь мертвый уже!
– Дело в том, что я специально подослан к тебе Мартой – с целью проверить, дрянь ты или нет. Всякая дрянь бежит в Южную Америку.
– Я здесь пока, – напомнило Третье Лицо.
– Это не мешает тебе быть дрянью, – возразил Мертвец. – Дрянью становятся не по пути в Южную Америку: к этому моменту дрянью уже бывают. – Мертвец вздохнул. – Ну, давай становись дрянью, а то мне за дело пора.
– За какое? – струхнуло Третье Лицо.
– Окружность вместо тебя выкладывать. Из спичек. – И Мертвец вынул из кармана дешевого пиджака пачку лир. – Сколько отсчитать?
– Спички не продаются! – гордо сказало Третье Лицо и скисло. – Если меня все равно собираются ловить по пути в Южную Америку…
– Вот смешной ты какой! – неискренне улыбнулся Мертвец. – Тебе же это на роду написано. А чему, как говорится, быть, тому, как дальше говорится, не миновать. Ты ведь все равно не сможешь противостоять пагубной власти золотого тельца.
– Золотого тельца, – подчеркнуло Третье Лицо, – не смогу, конечно. А вот власти паршивых девальвированных лир очень даже смогу!
– Я так и думал, – сказал Мертвец и сразу вынул из кармана дорогих брюк маленького, но явно тяжеленького золотого тельца. – Взгляни, он прехорошенький, – равнодушно добавил Мертвец, крутя тельца в нежных пальцах.
– Еще какой прехорошенький! – Третье Лицо алчно схватило золотого тельца и принялось нацеловывать его.
– Ну, вот, – тотчас же утомился Мертвец. – А я что говорил – про пагубную власть?
– Это и говорил, – заверило его Третье Лицо и принялось бежать в направлении Южной Америки, крича на ходу:
– Остальные спички лежат в сарае за домом. Но, во-первых, они отсырели…
– На это мне наплевать! – перебил его Мертвец.
– …а во-вторых, они уже один раз проданы – Главе сицилианской мафии!
– Ну, вот, – повторил себе Мертвец и еще немножко утомился. – А я что говорил? Дрянью становятся не по пути в Южную Америку: к этому времени дрянью уже бывают. Нет, как же это противно-то, а… – все знать!..
И Мертвец пошел за дом, где в сарае сразу увидел Главу сицилианской мафии: Глава сидела на корточках и считала отсыревшие спички.
– Привет, – сказал Мертвец. – Я Мертвец.
– Привет, – сказала Глава. – Я Глава.
– Здорово все сходится! – восхитился Мертвец и спросил в лоб: – Тебе отсыревшие спички зачем?
– Как это зачем? – обиделась Глава. – Окружность стану строить.
– Правильную? – подозрительно спросил Мертвец.
Глава смутилась и потупила глаза:
– Не очень… Потому что Сицилия не круглая, на ней правильной не получится.
– А как насчет… в масштабе полушария? – горячо прошептал в ухо Главе Мертвец.
– Восточного? – задала патриотичный вопрос Глава.
– Разумеется! – Мертвец прошептал это еще горячее – настолько горячо, что ухо Главы покрылось водяными пузырями. Глава вскрикнула, а Мертвец тут же достал из кармана рубашки яичный белок и смазал им обгоревший участок уха Главы. Пузыри исчезли, боль как рукой матери сняло.
– Согласен, согласен… – заторопилась Глава. – Сейчас только клан в известность поставим…
Клан собрался со всей Сицилии за один час двадцать минут. Строго секретно. О цели собрания не сообщили никому. Палермо приветствовал свою мафию свежими цветами и старинными песнями. В песнях этих подробно рассказывалось о цели собрания.
– Я пригласил вас сюда для того, чтобы… – начала Глава.
– Да знаем мы для чего! – хором перебили мафиози Главу. – Об этом же в песнях поется!
– Кто сочинил песни? – строго спросила Глава.
– Великий итальянский народ! – с гордостью ответствовала мафия.
К великому итальянскому народу у Главы сицилианской мафии претензий не было. А уже через два часа перед красивыми глазами Марты лежала телеграмма следующего содержания:
"ЗАВЕРБОВАЛ СИЦИЛИАНСКУЮ МАФИЮ ПОМОЩНИКИ ЦЕЛУЮ ГУБЫ МЕРТВЕЦ МОЛОДЕЦ".
И тотчас же помчался в Палермо срочный ответ:
"ОКРУЖНОСТЬ СТРОЯТ ТОЛЬКО ЧИСТЫМИ РУКАМИ ИСКЛЮЧИТЬ УЧАСТИЕ МАФИИ ПРОФАНИРОВАНИЕ ИДЕИ ВЫЛЕТАЮ МЕСТО НЕ ЦЕЛУЮ НИКУДА МАРТА".
А мафия-то уже ползла по многострадальной сицилианской земле, грязными руками пролагая Абсолютно Правильную Окружность из спичек сначала тут!..
Понятное дело, что Мертвец, получив такую строгую телеграмму и сразу после этого пересчитав под ногами расползшихся в разные стороны мафиози, чувств не лишился: чувств у него и так никаких не было – одни функции. Но функции эти немедленно и заклинило – или что там бывает с функциями, когда их нет возможности исполнять? Именно это и случилось с функциями Мертвеца, ибо исключить участие мафии в построении Правильной Окружности из спичек было уже трудно: мафия копошилась всюду, оставляя грязными своими руками пятна на поверхности многострадальной сицилианской земли.
С отчаяния Мертвец плюнул себе под ноги, вследствие чего на Мертвеца тут же разорался находившийся там мафиозо, которого нервный в эту минуту Мертвец просто сразу и задушил, чтобы не отвлекаться на частности. Потом Мертвец подошел к Главе, ползавшей поблизости, и сказал ей:
– У вас тут у всех руки, я погляжу, грязные…
– В чем? – невпопад спросила Глава.
– В крови, – сразу сообразил Мертвец и для убедительности процитировал свой народ: – А кровь людская – не водица!
Глава крепко задумалась над мудростью чужого народа, но постичь мудрости не смогла и потому реагировала так:
– Понятное дело, не водица. Но и не грязь.
Этим ответом Глава фактически поставила Мертвеца в тупик, лишив его возможности действовать дальше речево. Потому-то Мертвец и ударил Главу по голове, решив парировать ответ смекалистой Главы физически. Глава обиделась и резюмировала:
– Нет ума – считай калека. – Потом долго терла голову и, наконец, опять заговорила: – Знаешь, как ты должен был ответить?
– Как, как? – загорелся синим пламенем Мертвец.
Глава тут же, с туристической просто сноровкой, затоптала пламя и объяснила:
– Ты должен был сначала спросить меня: "Почему же тогда говорят, например: руки кровью испачканы"? Тут бы я и не нашелся, что сказать.
– Почему же тогда говорят, например: руки кровью испачканы? – замахал после драки кулаками Мертвец.
– После драки кулаками не машут, – тоже сослалась на чей-то народ Глава.
– Ты на вопрос отвечай! – приструнил Главу Мертвец – и Глава, как и обещала, не нашлась, что сказать. Зато Мертвец нашелся и сказал: – Гадина ты поганая!
– Я один? – спросила Глава. – Или мне рассматривать это как оскорбление сицилианской мафии в целом?
Мертвец задумался. Разумеется, надо быть круглым дураком, чтобы оскорблять сицилианскую мафию в целом – мафию, распустившую свои щупальца по всему миру. Но, с другой стороны, оскорбить только Главу – этого, разумеется, мало. Так что Мертвец в конце концов ответил обтекаемо:
– Можешь рассматривать это как оскорбление части сицилианской мафии.
– Как велика оскорбляемая тобою часть сицилианской мафии? – спросила Глава.
– Сколько смогу передушить! – зарычал Мертвец.
– Не рычи! – поморщилась Глава и скомандовала ползающим по земле, как какие-то карапузы, мафиози:
– Пусть к Мертвецу подойдет столько, сколько он сможет передушить.
Удивительно, но ровно столько – ни больше, ни меньше – к Мертвецу и подошло. Передушив их, он распорядился насчет еще одной партии, потом – насчет другой, третьей… Наблюдающая за искоренением сицилианской мафии Глава сицилианской мафии вздохнула.
– О чем ты? – спросил Мертвец.
– Да так, – махнула рукой Глава и нехотя пояснила: – Никак не могу дождаться, когда услышу от тебя: всех не передушишь!
Мертвец передушил еще несколько партий, потом не выдержал и сказал:
– Всех не передушишь!
– Отбой, – скомандовала Глава и представители сицилианской мафии, стоявшие в очереди быть передушенными, вернулись к прерванному занятию – выкладывать спички по земле.
Мертвец тоскливо поглядел на несметные полчища все еще живых мафиози и сказал:
– Просто ума не приложу, что делать…