– Я в порядке, – соврал Агеев. Уже три часа как окончилось действие анальгетиков, и швы жутко болели. Утром он необдуманно чихнул, и тут же скорчился от острой вспышки в незаживших ранах. Теперь предусмотрительно избегал резких движений, даже дышать старался не слишком глубоко.
– Как твои раны? – было необычно видеть на юном личике Вики выражение материнской заботы.
– Хирург вчера вечером осматривал, сказал, все нормально, – отчитался Сашка. Считанные дни назад ее внимание заставило бы его напрягаться. Сейчас он отдавал себе отчет, что именно это навязчивое внимание и спасло его от смерти. Вместе с тем, (и это было занятнее всего) парень чувствовал: в Вике, точнее, ее отношении к нему, произошла перемена. Почти неуловимая, но все же достаточная для того, чтобы ее заметить. Девушка по-прежнему симпатизировала ему, это было очевидно. Но Сашке казалось, она уже не строит далеко идущих планов по его покорению. Возможно, еще не вышла из состояния аффекта, и когда напряжение спадет, женские чары заработают в усиленном режиме. Однако парень надеялся, что чутье не обманывает его, и Виктория слегка успокоилась.
Евгений водрузил на тумбочку пакет с фруктами. Пациенту хотелось расспросить парня о том, как обстоят дела с его неразделенной любовью, из-за которой он чуть не совершил последнюю в жизни ошибку, но при посторонней свидетельнице не рискнул.
Глава 30
Евгений сидел на остановке автобуса и пялился на рекламный путевой щит. На фотографии был запечатлен молодой мужчина, небрежно облокотившийся на выступ скалы, и смотрящий вдаль, на темнеющее к горизонту море. В правом нижнем углу, под изображением нового мужского парфюма, красовалась подпись: "Аромат для сильных мужчин, способных любить". Если бы Евгений не был твердо уверен, что герой с плаката – он сам, то ни за что бы не узнал себя. Сходства, конечно, никто не отрицал. Эти черты лица и фигуру парень видел в зеркале без малого двадцать лет. Не смотря на полную внешнюю идентичность, мужчина на снимке казался другой личностью, которой вряд ли бы пришло в голову расставаться с жизнью из-за того, что какая-то барышня отказала во взаимности.
Меньше месяца минуло с того момента, как Евгений, поддавшись пессимистичным эмоциям, залез на крышу и едва не спрыгнул. А такое ощущение, что прошел как минимум год. Вспоминая этот инцидент, парень испытывал острый стыд. Это ж надо, а! Повел себя, как кусок плаксивого клоуна! Устроил шапито, упиваясь собственной меланхолией. Ладно бы еще горе какое было, а то ведь смех один. Ну, нравилась ему Нинка. Ну, променяла его на другого. Имела право. Насильно мил не будешь. Разве это повод убиваться? Какими же смешными выглядели его недавние терзания…
Когда фотограф предложил поучаствовать в фото-сессии, Евгений ухватился за эту возможность двумя руками. Ведь если его лицо станет мелькать в журналах, Нинка обязательно увидит. Девки падки на успех. Наверняка она пожалеет о том, как сурово обошлась с кавалером и, быть может, захочет вернуться. Он думал об этом, когда снимался на студии; когда ехал к острову Недоразумения; когда ждал готовых фотографий…
Наконец, парень своими глазами лицезрел результат долгих усилий: рекламу развесили по всему городу. Нина, без сомнения, уже обратила на нее внимание и узнала бывшего возлюбленного. Странно, но эта мысль больше не будоражила. Он по-прежнему часто вспоминал девушку, – красивую и веселую. И понимал, что пройдет немало времени, прежде чем он избавится от болезненного влечения к ней. Однако чувство отныне не угнетало. Евгений смирился с ним. И боль стала убывать.
Он не мог подобрать удачный момент, чтобы высказать Сашке благодарность. За то, что тот не удерживал, не отговаривал, не стыдил. А общался с ним, как с нормальным человеком, который вправе сам принимать решения. За то, что ненавязчиво показал: в жизни столько увлекательного. Лишь отчаянный мазохист предпочтет концентрироваться на скучном и плохом. Евгений мазохистом не являлся. Именно об этом он и жаждал сообщить фотографу, когда позвонил ему неделю назад. Женский голос ответил, что Агеев в больнице.
Вика встретила парня у палаты больного. Кинулась на шею, как к старому другу и запричитала. Он успокаивал ее, гладил по шелковистым волосам, чувствуя, как внутри просыпается давно утраченная вера: все будет хорошо.
– Не переживай! Ты же сама сказала, что, по словам лечащего врача, жизнь пациента вне опасности, состояние стабильное, и он быстро идет на поправку.
– Я и не переживаю, – отстранилась и поправила воротничок на блузке. – Просто нервничаю из-за самой ситуации. Не каждый день, заглянув в гости к приятелю, обнаруживаешь его в луже крови.
– Представляю, что тебе пришлось испытать, – Евгений с восхищением смотрел на юную девушку, проявившую стойкость, достойную взрослого мужчины. Он сам не был уверен, что не растерялся бы, окажись на ее месте.
Вика провела ладонью по волосам, проверяя прическу, и скромно потупила ресницы. "Она очень миловидная", – подумал парень и засовестился: он ведь приехал навестить фотографа, а не коситься на его знакомую.
…Евгений оторвал взгляд от рекламного щита и заскочил в подъехавший автобус. Новенький мобильник (навороченный, блестящий, приобретенный на гонорар от съемок) запиликал на весь салон. Поспешно нажал на прием:
– Алло?
– Это я! Узнал? Ты рад? Ты где? Надо пересечься! – защебетала Виктория.
– Это ты! Узнал! Я рад, еду в автобусе. Где встретимся? – ответил, копируя ее манеру.
– В сквере "Узел Памяти" часа через два. Идет?
– Идет.
Жизнь определенно полна сюрпризов. И если вопреки неудачам ты воспринимаешь ее с оптимизмом, она всегда готова оправдать оказанное доверие.
Вика положила трубку и снова уставилась в журнал, раскрытый на страничке рекламы мужского одеколона. Почему она раньше не замечала, что Евгений чудовищно красив? Никого эффектнее (если не брать в расчет звезд из телевизора), она не видела. Одни глаза чего стоят. Большие, печальные. В повседневной жизни не предполагаешь, что реально встретить сероглазого короля прямо на улице, поэтому, даже если он пройдет в метре от тебя, не обратишь внимания. А если и обратишь, то не поверишь. Подумаешь, что показалось…
Когда на съемках на острове она впервые узрела Евгения, то не удосужилась как следует рассмотреть его. Теперь, имея перед глазами глянцевую картинку, изучала модель с пристрастием. И чем дольше разглядывала, тем сильнее недоумевала, как же умудрилась проигнорировать такой экземпляр! Им надо срочно встретиться, причем вне стен больницы.
Вика прижала прохладные ладони к горящим щекам, ощущая возрастающее чувство стыда. То, что она назначила свидание малознакомому парню – ерунда. Причина смятения крылась в другом. Девушка обещала себе, что завоюет Алекса. Упорно шла к цели, существенно приблизившейся после ужасного происшествия. Спасенный проявлял признательность, и в целом казался более лояльным. Она была уверена: стоит ей поднажать, и парень выбросит белый флаг и сдастся на милость победительницы. И здесь возникал нюанс.
– Эй, сеструха! – Лешкин голос вывел Вику из задумчивости. – Чего в комнате закрылась? Брат в гости приехал!
Девушка захлопнула журнал и выбежала в прихожую:
– Кто к нам пожаловал! – обиженно надула губы. После женитьбы брат наведывался в отчий дом не чаще раза в неделю, что крайне бесило сестру.
– Соскучилась?
– А вот и нет!
Парень примирительно улыбнулся:
– Не сердись! Лучше расскажи новости.
Мать вернулась из магазина, захлопотала на кухне, готовя сыночку его любимое блюдо. Оттаявшая Вика, выпалив последние известия, слушала Лешкин монолог. Через час подскочила со стула, вспомнив, что пора собираться на свидание. Понеслась в комнату одеваться. Брат поймал ее на пороге:
– Викуль, я у тебя давно спросить собирался.
Девушка вопросительно вскинула брови:
– Начало угрожающее!
Леха рассмеялся:
– Тебе угрожать – значит потерять остатки разума. Вот скажи, – он посерьезнел, – ты, случаем, в Шурика не втрескалась?
Изобразила оскорбленное самолюбие:
– С чего ты взял?
– Не сердись. Я просто спросил. Так да или нет?
– Алешечка, официально заявляю, что питаю к Шурику любовь. Сестринскую, – Вика осеклась. А ведь ее ответ был не так уж далек от истины. Она сама не заметила, как в ее сознании что-то щелкнуло, словно переключился невидимый тумблер. Девушка догадывалась, когда именно это случилось. В тот самый миг, когда увидела распростертое на полу окровавленное тело и испугалась за Алекса. Так, как испугалась бы за родного брата.
– Тогда я абсолютно спокоен, – выдохнул Леха.
– За меня или за друга? – не дожидаясь ответа, послала воздушный поцелуй и вышла из квартиры. Она не намеревалась опаздывать на встречу с Евгением. У него должно быть безоблачное настроение, когда Вика заведет серьезный разговор о перспективах их дальнейшего общения.
Глава 31
Утром Марина проснулась с четкой целью выбрать ресторан, в котором отметит тридцатилетие. Осталось три дня, гостей пригласила, а куда приезжать не сообщила. Алина посоветовала уютное либеральное кафе, а Светка – помпезный ресторан. Летовой было безразлично, где праздновать. Потому что в настроении пребывала совсем не праздничном. Даже помышляла, а не послать ли всех и вся, и провести день рождения дома в одиночестве.
"Если у тебя меланхолия, Марисабель, то не насилуй себя. Это твой день, проведи его так, как тебе хочется", – поддерживала Алина, общаясь с подругой по ICQ.
"Ты в своем уме? Какая апатия? Такая дата, а ты собираешься зажать выпивку?" – строчила возмущенные sms-ки Светлана.
Позвонила Адамову, чтобы помог выбрать ресторан. Тимур посоветовал модный, но не слишком пафосный. На нем и остановилась. В обед съездила, внесла задаток за банкет.
На работе все валилось из рук. Через каждые пять минут проверяла электронную почту – не пришло ли письмо от Агеева? Не пришло. Видимо, он не посчитал нужным ответить. Это очень нервировало. Хотя куда меньше, чем собственная тупость. Недавно она и предположить не могла, что будет сидеть за рабочим столом и по-совиному пялиться в монитор, надеясь увидеть послание от магаданского фотографа. Злясь на саму себя, в который раз набрала арт-директора Илью. Если этот мерзавец сейчас не ответит, она сотрет его номер и прекратит любое сотрудничество.
– Да, Мариша, здравствуй! – в трубке раздался звучный голос. – Собирался звонить тебе, веришь?
– Ой ли?
– Честно-честно!
– И что же ты хотел мне сказать? – выстукивала пальцами дробь по подлокотнику кресла.
– Мы тут с гендиректором послушали по радио твою пресловутую "Арктику", и знаешь, ты была права, ребята ничего. Мы бы их пригласили.
– Сколько заплатишь? – деловито поинтересовалась.
– Группа новая, сама понимаешь, – замялся Илья.
– Не юли. Говори прямо, сколько готов потратить.
– Штучку баксов.
– Трешку, – поправила Марина.
– Ты шутишь? За трешку известные исполнители выступают.
– Известные исполнители, Илюша, меньше чем за пятерку евро и пальцем не пошевелят, и ты об этом прекрасно уведомлен.
– Три тысячи долларов за новичков несусветно много, – собеседник не сдавал позиции. – В крайнем случае, полторы я бы еще мог выделить. Но только из любви к тебе. И во имя нашего плодотворного сотрудничества.
– Три, – стукнула каблучком о пол. – И я обещаю, что даже когда "Арктика" обретет популярность, в твоем клубе будет выступать за полцены.
– Две.
– Хорошо. Две так две, – Летова махнула рукой. – Когда?
– Через недельку?
– Надо спросить у ребят. Думаю, они будут свободны.
– Тогда высылай на e-mail данные паспортов, буду билеты заказывать. Разоришь ты меня, Мариша, – мужчина тяжело вздохнул.
– Не прибедняйся. Ты старый еврей, и не дашь себя в обиду. Как съездил-то в Голландию?
– По высшему разряду. Эта страна меня не разочаровала, – в трубке послышался смешок. – Подробности рассказывать не буду, ибо мне еще сегодня трудиться.
Летова ценила в Илье его умение во время завершить разговор.
Три последующих дня Марина упорно игнорировала свое состояние. Общалась с коллегами, ездила на деловые встречи, расписывала план релизов на будущий месяц. Но ощущала, что все эти занятия не приносят былого удовлетворения. Да чего уж там. Вообще никакого удовлетворения не проносят. Случалось, иногда у нее ослабевал интерес к работе, но ненадолго, и никогда не пропадал полностью. Девушка чувствовала, что не просто не хочет погружаться в ежедневные заботы генерального продюсера, а испытывает к ним непреодолимое отвращение. Должно быть, раздражение накапливалось год за годом, по миллиметру подбираясь к краям чаши терпения, и, наконец, его масса превзошла критичную отметку.
Летова не знала, как реагировать на резкую метаморфозу. Старалась мыслить спокойно и позитивно, но раздражалась еще сильнее. Семь лет! Семь чертовых лет она только и делала, что слушала музыку, записывала музыку, продавала музыку. И все для того, чтобы скучающему в вагоне метро пассажиру было что вставить в плеер, тем самым скоротать проезд от станции к станции.
Как же ей надоела бесконечная череда повторяющихся дней, одинаковых, словно клоны. Одни и те же лица и разговоры. Одни и те же цели и способы. Одни и те же ценности и взгляды на жизнь. Она ведь давно ощущала эту тягучую, липкую усталость, которую списывала на длительное отсутствие отпуска. А ведь дело было вовсе не в физической утомленности.
Каждый однажды подходит к черте, за которой начинается новый этап. Кто-то рискует и переступает, измучившись жить по-прежнему. Кто-то разворачивается и идет в другую сторону, или даже назад – лишь бы не стоять перед необходимостью выбора. А кто-то бредет вдоль черты, требуя у неба знака, который бы указал верное решение, и никогда не получает его. Ибо все знаки – внутри самого человека…
Марина знала: переступив черту, она столкнется с трудностями, о которых успела позабыть за годы обустроенного комфортного существования. Придется заново учиться бороться с собственными сомнениями, доверять интуиции и не отчаиваться, если та подведет. Наверное, будет сложно. Но сложности – чудовищно малая плата за шанс выпрыгнуть за пределы опостылевшей плоскости, где утомительно даже самое легкое мгновение.
Горячий ветер хлестал по лицу, врываясь в открытое окно автомобиля. К вечеру стало еще жарче, чем днем. Девушка вела машину, впервые не задумываясь над процессом. Автоматически сворачивала на нужную улицу, останавливалась на светофорах, нажимала на педаль газа, находясь при этом где-то далеко. Так далеко она никогда не заходила. Разве что в юношеских мечтах.
Чувствовала: сегодня она примет решение. Не известно какое, но оно обязательно принесет облегчение. Летова почти осязала в воздухе намек на свежее дуновение – так в раскаленной удушливой сауне рецепторы кожи улавливают прохладу из микроскопической дверной щели. Вспомнила кошмар, приснившийся на отдыхе в Египте. Теперь значение сновидения казалось ей убийственно очевидным. Она действительно засиделась на месте и слишком долго ничего кардинально не меняла в своей жизни. Следует предпринять попытку выйти из отеля с выцветшей от старости вывеской "Это мой мир и другого не надо". Иначе со временем желание рассыплется в прах от ветхости, а собственные предрассудки сыграют роль зловещего портье из известной песни:
…We are programmed to receive
You can checkout any time you like
But you can never leave!
Дальше тянуть нельзя. Сегодня Марина примет решение. Оно вертится на языке и нуждается в ничтожном поводе, чтобы сорваться и обрести звук. Гости уже собрались в ресторане и ожидают именинницу. Ничего страшного не случится, если они подождут еще чуть-чуть. Ей требуется десять минут, чтобы побыть наедине со своими мыслями. Поддавшись внезапному порыву, девушка затормозила возле салона красоты. Прическа, макияж, маникюр – в полном порядке. Но неведомая сила влекла ее внутрь. Зашла.
– Добрый вечер! Чем я могу вам помочь? – холеная барышня на ресепшине приподняла уголки густо намазанных блеском губ.
– Не знаю…
Странный ответ девицу не смутил. Порою клиентки любят, чтобы их уговаривали попробовать то или это.
– Сейчас свободен чудесный парикмахер-стилист, не хотите поэкпериментировать с укладкой?
– Нет.
– Ах! Я знаю, против чего вы не сможете устоять! Против расслабляющего массажа! У нас такой специалист! Волшебные руки!
– Нет.
– Тогда как на счет талассотерапии? Потрясающе эффективная процедура для…
– Пожалуй, – Марина оборвала собеседницу, – я освежу маникюр.
– Одну минутку! – барышня полистала журнал с записями приема. – У мастера как раз наметилось окошко. Он вас примет.
Мастером оказался мужчина. Рослый детина с лицом пышущего здоровьем тракториста. Летова замерла в нерешительности. Затем положила ладони на полотенце.
Он работал бережно и проворно, искусно орудуя пилочкой, ножничками, кисточкой. В его больших руках гармоничнее смотрелась бы монтировка или гаечный ключ, нежели маникюрные инструменты. Однако упрекнуть его было не в чем. Специалист качественно выполнял свое дело.
– Гадаете, какого беса этот увалень здесь очутился? Ведь самое подходящее занятие для него – вагоны разгружать. Да?
– Признаться, именно так я и думаю.
– Это обычная реакция многих клиенток.
– И что вы им на это отвечаете? – полюбопытствовала девушка.
– Когда как. Зависит от того, что они хотят услышать, – усмехнулся мастер.
– Я бы хотела услышать правду. Расскажете? У меня как раз есть пять минут, пока сохнут ногти.
– Постараюсь уложиться в эти жесткие временные рамки. До тридцати восьми лет я работал на металлургическом заводе: сначала специалистом по термической обработке в термокалибровочном цехе, затем электрослесарем в прокатном. Дослужился до начальника цеха. В общем, жить было можно. К работе своей я относился со спокойным смирением, ни восторгов, ни особого недовольства не проявлял. Привык, что называется. Привычка, знаете, такая похабная вещица. Из любого бунтаря приспособленца сделает. Но это так, отвлеченная ремарка.