Какой-то буксир вышел с причала и тронулся с места с обычным теплым треском моторов. Мальчик застыл на тротуаре, пока длился этот маневр, потом повернулся к матери:
- Куда это он?
- Откуда мне знать, - ответила она. Мальчик снова исчез из виду. Она взяла в руки стоявший перед ней пустой бокал, заметила свою оплошность, снова поставила его на стойку и ждала, опустив глаза. Тогда мужчина подошел поближе.
- Вы позволите?
Она не удивилась, вся в смятении.
- Понимаете, сударь, вся беда в том, что у меня совсем нет привычки…
Он заказал вина, сделал еще шаг в ее сторону.
- Представьте, вчера здесь так громко кричали, понятно, всем хочется узнать, что случилось. Просто трудно удержаться, вот я и решила зайти…
Она выпила еще вина, это был уже третий бокал.
- Он выстрелил ей прямо в сердце, вот и все, что мне известно.
Вошли двое посетителей. Узнали стоявшую у стойки женщину, удивились.
- И само собой, никому не известно, за что, почему, ведь так?
Сразу бросалось в глаза, что она совсем не привыкла к вину и что обычно в этот час дня ее занимали совсем другие дела.
- Я бы и рад сказать, да только сам ничего толком не знаю.
- А может, этого вообще никто не знает?
- Да нет, уж он-то наверняка знал. Правда, теперь он не в себе, за решеткой со вчерашнего вечера. А она… она мертва.
С улицы прибежал мальчик и в каком-то порыве счастливого самозабвения приник к матери. Она рассеянно погладила его по голове. Мужчина вгляделся повнимательней.
- Они любили друг друга, - добавил он.
Она вздрогнула, но едва заметно.
- Ну что, - спросил мальчик, - теперь ты узнала, почему здесь вчера так кричали?
Она не ответила, только покачала головой - нет, не узнала. Мальчик снова направился к двери, она проводила его глазами.
- Он работал в арсенале. А она, даже не знаю, откуда она была.
Анна Дэбаред обернулась к нему, подошла поближе.
- Может, у них были какие-нибудь проблемы, знаете, то, что называют сердечными… Как вы думаете, а?
Посетители ушли. Хозяйка, услыхав эти слова, подошла к дальнему концу стойки.
- Еще бы нет, она-то была замужняя, - пояснила хозяйка, - трое детей и пьянчужка в придачу, вот и судите сами.
- Ну и что, всякое бывает, разве нет? - немного помолчав возразила Анна Дэбаред.
Мужчина не ответил даже кивком. Она смутилась. И сразу же у нее снова задрожали руки.
- А вообще-то, конечно, откуда мне знать… - проговорила она.
- Да что там, - продолжила хозяйка, - это уж можете мне поверить, хоть и не в моих правилах вмешиваться в чужие дела, но что правда, то правда.
Вошли еще трое посетителей. Хозяйка отошла прочь.
- Конечно, всякое бывает, - усмехнулся мужчина. - Наверное, вы правы, у них могли быть какие-то сложности, как же без них в сердечных делах. Но, может, убил-то он ее совсем по другой причине, кто знает…
- Да, вы правы, кто знает…
Рука потянулась к бокалу, машинально. Он сделал знак хозяйке налить им еще вина. Анна Дэбаред не протестовала, напротив, у нее был такой вид, будто она только этого и ждала.
- Когда я смотрела на него… рядом с ней, будто ему уже было все равно, живая она или мертвая, - почти неслышно прошептала она. - И что же… неужели вы все-таки думаете, будто он мог сделать это… по какой-то другой причине… кроме безысходного отчаяния?
Мужчина слегка заколебался, глянул ей прямо в глаза, лицо его приняло какое-то строптивое выражение.
- Откуда мне знать, - резко ответил он. Протянул ей бокал, она взяла, выпила. Потом он отвел Анну в глубь кафе - туда, где, судя по всему, было его излюбленное место.
- Вы ведь часто гуляете по городу…
Она глотнула вина, на лицо вновь вернулась улыбка, но ненадолго: оно опять омрачилось, и еще сильнее, чем несколько минут назад. Хмель уже брал свое.
- Да, я каждый день гуляю со своим малышом.
Хозяйка, с которой он не сводил глаз, вела тем временем беседу с троицей новых посетителей. Была суббота. Люди никуда не спешили и могли позволить себе роскошь потратить впустую толику праздного времени.
- Но вы же сами знаете, в этом городе, пусть он и совсем небольшой, все равно каждый день что-нибудь да случается.
- Да, конечно, но однажды… вдруг… происходит такое, что вас особенно поражает, - смутилась она. - Обычно я гуляю в скверах или у моря.
Она все заметней и заметней хмелела и благодаря этому набралась смелости поднять глаза и рассмотреть мужчину, который был перед нею.
- Вот уже столько времени, как вы гуляете с ним вдвоем…
Глаза мужчины, говорившего с нею и одновременно тоже не сводившего с нее взгляда.
- Я хотел сказать, вы уже так давно гуляете с ним в скверах или вдоль морского берега, - пояснил он.
Она поморщилась. Улыбка исчезла. Ее сменила недовольная гримаса, которая вдруг неожиданно, резко придала ее лицу какое-то беззащитное выражение.
- Мне не надо бы пить столько вина.
Раздался гудок, возвестивший конец рабочего дня для субботней смены. Тотчас же, словно обрушился шквал, невыносимо громко заорало радио.
- Уже шесть, - объявила хозяйка. Приглушила радио и засуетилась, расставляя на стойке вереницы бокалов. Анна Дэбаред долго сидела в оцепенелом молчании, глядя на набережную и будто силясь понять, что же ей делать с самой собой. Когда со стороны порта, пока еще издалека, донесся рокот приближающейся толпы, мужчина снова заговорил:
- Так вот, я просто хотел сказать, что уже сколько времени вы гуляете со своим малышом в скверах или вдоль морского берега, и ничего больше…
- Понимаете, у меня это прямо из головы не выходит со вчерашнего вечера, - призналась Анна Дэбаред, - после урока музыки моего малыша. Это как наваждение, все сильней и сильней. Вот я и пришла сегодня, просто не могла не прийти.
Вошли первые посетители. Мальчик протиснулся сквозь них и, сгорая от любопытства, подошел к матери, та каким-то машинальным жестом прижала его к себе.
- Вы мадам Дэбаред. Жена директора Импортно-экспортной компании и литейных заводов Побережья. Вы живете на Морском бульваре.
Снова раздался гудок, послабее первого, на другом конце набережной. Прибыл буксир. Мальчик оторвался от матери довольно резко и бегом бросился прочь.
- Он учится играть на пианино, - сказала она. - У него есть способности, но совсем нет желания, все время приходится уговаривать.
Стараясь освободить место вновь прибывшим, которые то и дело входили большими группами, он осторожно придвинулся к ней. Первые клиенты уже ушли, но то и дело появлялись другие. В промежутках между приходом одних и уходом других было видно садившееся в море солнце, пламенеющее небо и мальчика, что на другой стороне набережной в одиночестве играл в какую-то игру, чей секрет невозможно было понять на таком расстоянии. Он перепрыгивал через какие-то воображаемые препятствия и, похоже, что-то напевал.
- Я бы желала для моего малыша столько всего сразу, что даже не знаю, как этого добиться и с чего начать. И у меня ничего не получается. Пора возвращаться домой, уже поздно.
- Я часто видел вас. И даже не думал, что наступит день, когда вы придете сюда вместе со своим сынишкой.
Хозяйка сделала немного громче радио для последних посетителей, только что вошедших в кафе. Анна Дэбаред повернулась к стойке, поморщилась, смирилась с шумом, забыла о нем.
- Ах, если бы вы знали, как желаешь им счастья! Будто это и вправду возможно… Может, было бы даже лучше, если бы нас с ними разлучали время от времени. Никак не могу привыкнуть к этому ребенку.
- У вас красивый дом в конце Морского бульвара. И большой, огороженный решеткой парк.
Она глянула на него растерянно, словно пришла в себя.
- Нет-нет, не подумайте, эти уроки музыки, они доставляют мне большое удовольствие, - твердо заметила она.
Застигнутый сумерками, снова вернулся мальчик. Остался в кафе, озираясь вокруг, разглядывая посетителей. Мужчина сделал Анне Дэбаред знак, чтобы она посмотрела на улицу. Улыбнулся ей.
- Гляньте-ка, - сказал он, - дни становятся все длиннее и длиннее…
Анна Дэбаред посмотрела, потом медленно, тщательно поправила на себе пальто.
- Вы работаете здесь, в городе, мсье?
- Да, здесь, в этом городе. Если бы вы заглянули сюда еще раз, я бы постарался расспросить вас поподробней и смог бы тогда рассказать вам что-нибудь еще.
Она опустила глаза, вспомнила и побледнела.
- Рот в крови, - проговорила она, - а он все целовал, целовал… - Потом продолжила: - Все, что вы говорили, это просто ваши догадки, ведь так?
- А я вам ничего и не говорил.
Заходящее солнце опустилось теперь так низко, что добралось до лица мужчины. Фигуру его - он стоял, легко опершись о стойку, - уже и раньше освещали последние лучи.
- Но когда видишь его перед глазами, просто невозможно думать иначе, это кажется почти неизбежным, разве нет?
- Я ничего не говорил, - повторил мужчина. - Но думаю, он выстрелил ей прямо в сердце, потому что она сама попросила его об этом.
Анна Дэбаред тяжело вздохнула. Стон - тихий, жалобный, почти непристойный - вырвался из уст этой женщины.
- Как странно, - проговорила она, - мне совсем не хочется возвращаться домой.
Он резко схватил свой бокал, залпом осушил его до самого дна, не ответил, отведя от нее взгляд.
- Должно быть, я просто слишком много выпила, - продолжала она, - вот видите, к чему это приводит.
- Само собой, - согласился мужчина, - все дело только в этом.
Кафе почти опустело. Новые посетители появлялись все реже и реже. Перемывая бокалы, хозяйка не сводила с мужчины и женщины взгляда, явно заинтригованная тем, почему это они так припозднились. Мальчик, подойдя к двери, смотрел на набережную теперь в полном молчании. Стоя перед мужчиной, спиной к двери, Анна Дэбаред еще долго не произносила ни слова. А он - он, казалось, и вовсе забыл о ее существовании.
- Понимаете, я просто не могла не зайти сюда снова, - промолвила она наконец, - вот и все.
- И я вернулся по той же самой причине.
- Ее часто видят в городе, - проговорила хозяйка, - вместе с сынишкой. А когда хорошая погода, так вообще каждый день.
- Это из-за уроков музыки?
- По пятницам, раз в неделю. Как раз вчера. Ей это вроде развлечения, лишний повод вырваться из дому, вот какая история.
Мужчина поигрывает в кармане монетами. Глаза прикованы к набережной. Хозяйка отстает, оставляет его в покое.
От мола и до самого конца города, прямой, безукоризненный, расстилается Морской бульвар.
- А ну-ка, подними голову, - попросила Анна Дэбаред, - и посмотри на меня.
Ребенок подчинился, он привык к ее повадкам.
- Дело в том, что порой мне кажется, будто я тебя просто выдумала, будто все это неправда, понимаешь?..
Мальчик поднял голову и зевнул ей прямо в лицо. В широко разинутый рот пробрались последние лучи заходящего солнца. Изумление, с каким глядела Анна Дэбаред на своего малыша с самого первого его дня, ничуть не уменьшилось. Но, похоже, в тот вечер она и сама почувствовала, будто это изумление заявило о себе с какой-то новой силой.
III
Мальчик толкнул калитку - маленький ранец качнулся у него за спиной, - потом остановился на пороге парка. Внимательно осмотрел расстилавшуюся перед ним лужайку, потом пошел медленно, на цыпочках, настороженно, будто боялся спугнуть каких-то птиц. И вправду, одна птица вспорхнула и улетела прочь. Мальчик провожал ее глазами ровно столько, сколько ей понадобилось, чтобы усесться на дереве соседнего парка, и продолжил свой путь, пока не остановился под окном, перед которым рос бук. Поднял голову. Из этого окна в этот час дня ему всегда улыбались. Улыбнулись и на сей раз.
- Иди сюда, - крикнула Анна Дэбаред, - сейчас мы пойдем гулять.
- Вдоль моря?
- Вдоль моря, везде, где захочешь. Ну, пошли же.
Они снова отправились по бульвару в сторону мола.
Мальчик очень быстро все понял и даже ничуть не удивился.
- Так далеко, - захныкал было он, но смирился и стал тихонько что-то напевать.
Когда они прошли первый причал, было еще рано. Горизонт прямо перед ними, на южной окраине города, затемнен черными полосками, затянут желтоватыми облаками, что выпускаются в небо литейными заводами.
Был тот час, когда везде мало народу, и в кафе тоже было безлюдно. Только один мужчина стоял там, в дальнем конце стойки бара. Хозяйка, не успела появиться Анна Дэбаред, сразу же поднялась и устремилась к ней. Мужчина даже не шелохнулся.
- Чем могу служить?
- Бокал вина, пожалуйста.
И тотчас же залпом выпила. Она дрожала еще сильнее, чем три дня назад.
- Должно быть, вы удивлены, что я снова здесь?
- Ах, знаете, в моем деле мало чему удивляешься… - ответила хозяйка.
Украдкой, исподлобья она окинула взглядом мужчину - тот тоже побледнел, - снова уселась, потом, передумав, повернулась и исполненным достоинства жестом включила радио. Мальчик отошел от матери и отправился на тротуар.
- Кажется, я уже как-то говорила вам, мой малыш берет уроки музыки у мадемуазель Жиро. Впрочем, вы, наверное, и сами знаете.
- Еще бы мне не знать! Вот уже больше года наблюдаю, как вы туда ходите, раз в неделю, по пятницам, разве не так?
- Да, по пятницам. Я бы с удовольствием выпила еще бокал вина.
Мальчик нашел себе приятеля. В неподвижности застыв на краю набережной, оба наблюдали, как разгружают песок с большой баржи. Анна Дэбаред отпила половину второго бокала. Дрожь в руках стала чуть слабей.
- Этот малыш, он всегда один, - проговорила она, глядя в сторону набережной.
Не удостоив ее ответом, хозяйка снова принялась за свое красное вязанье. В порт вошел еще один до предела нагруженный буксир. Мальчик выкрикнул что-то невнятное. Мужчина подошел к Анне Дэбаред.
- Не хотите ли присесть? - предложил он.
Она молча последовала за ним. Хозяйка, продолжая вязать, упорно посматривала на буксир. Было видно, что, по ее разумению, дело принимает явно нежелательный оборот.
- Вот сюда.
Он указал ей на один из столиков. Анна присела, он напротив.
- Благодарю вас, - пролепетала она. В зале была свежая полутень начала лета. - Вот видите, я снова здесь.
На улице, совсем близко, свистнул мальчик. Она вздрогнула.
- Мне бы хотелось, чтобы вы выпили еще бокал вина, - не сводя глаз с двери, проговорил мужчина.
Заказал вино. Хозяйка подала без звука, видимо, смирившись уже с этаким пренебрежением правилами приличия. Анна Дэбаред откинулась на спинку стула, наслаждаясь передышкой в своих страхах.
- Сегодня уже три дня… - проговорил мужчина.
Она с трудом выпрямилась и снова отпила вина.
- Как хорошо, - пробормотала тихонько. Дрожь в руках совсем унялась. Она еще больше выпрямилась, слегка придвинулась к нему, мужчине, который теперь в упор смотрел на нее.
- Я хотела спросить, вы что, сегодня не работаете?
- Нет, мне сейчас нужно время.
Она улыбнулась с какой-то наигранной застенчивостью.
- Время, чтобы ничего не делать, да?
- Да, ничего не делать.
Хозяйка по-прежнему оставалась на своем посту, за кассой. Анна Дэбаред говорила вполголоса:
- Самое трудное для женщины - это найти повод, чтобы зайти в кафе, но мне подумалось, неужели я не способна найти такой повод, скажем, бокал вина, жажда…
- Я пытался разузнать побольше. Но мне ничего не удалось.
Анна Дэбаред как-то поникла, снова погрузившись в смутные воспоминания.
- Это был очень громкий крик, такой протяжный, пронзительный. Потом вдруг он затих на самой высокой ноте… - произнесла она.
- Она умирала, - пояснил мужчина. - Должно быть, крик оборвался в тот самый момент, когда она перестала его видеть.
Вошел посетитель, не заметил их присутствия, облокотился на стойку.
- Мне кажется, когда-то… да-да, по-моему, один только раз в жизни и я тоже кричала, почти как она… Знаете, это было, когда я произвела на свет этого ребенка.
- Они познакомились случайно, где-то в кафе, может, даже в этом самом, куда оба иногда заглядывали.
Потом перекинулись словечком-другим, разговорились о том о сем. Но на самом деле я ничего не знаю наверняка… А что, неужели этот малыш причинил вам такую боль?
- Ах, слышали бы вы, как я кричала.
Она улыбнулась своим воспоминаниям, откинулась назад, внезапно освободившись от всех своих страхов. Он придвинулся поближе к столику и как-то сухо попросил:
- Расскажите мне что-нибудь.
Она сделала над собой усилие, подумала, что бы такое рассказать.
- Я живу на Морском бульваре, в самом крайнем доме, последнем на выезде из города. Сразу за ним начинаются дюны.
- Магнолия, что растет в левом углу вашего парка, сейчас она вся в цветах.
- Да, в это время года их столько, что целый день ходишь как больная и не можешь думать ни о чем другом, прямо наваждение какое-то. Приходится закрывать окна, иначе не выдержать.
- Выходит, в этот самый дом вы и вышли замуж десять лет назад?
- Да, в этот. Моя спальня на втором этаже, слева, если смотреть со стороны моря. В тот раз вы говорили, будто он убил ее, потому что она сама попросила его об этом, другими словами, чтобы угодить ей, это правда?
Он медлит, не отвечая на вопрос, изучая линию ее плеч.
- Но если в это время года закрывать окна, - замечает он, - то, должно быть, в комнате страшная духота и вы плохо спите.
Лицо у Анны Дэбаред делается серьезным - куда серьезней, чем того требует реплика.
- Запах магнолий, он такой он сильный, ах, знали бы вы, какой он сильный!
- Я знаю…
Он отводит взгляд от прямой линии ее плеч, вообще отводит от нее взгляд.
- А по всему второму этажу проходит длинный коридор, длинный-предлинный, общий для вас и для других обитателей дома, так что вы живете вроде бы и вместе, и в то же время отдельно от всех, ведь так?
- Да, верно, там есть коридор, - подтвердила Анна Дэбаред, - и точь-в-точь такой, как вы описали. Но скажите, прошу вас, как же ей удалось понять, что именно это ей от него и было нужно, так точно угадать, что она хотела от него именно этого и ничего другого?
Она снова впилась в него взглядом, глаза в глаза, таким напряженным, что он даже казался чуть блуждающим.
- Я думаю, это случилось однажды утром, на рассвете, - произнес он, - вот тогда она вдруг поняла, что ей от него нужно. Так ясно, что сказала ему о своем желании. Не думаю, чтобы подобные откровения нуждались хоть в каких-то объяснениях.
На улице мальчик продолжал развлекаться неспешными играми. К набережной причалил еще один буксир. В тишине, воцарившейся после остановки моторов, хозяйка кафе принялась переставлять предметы на стойке - нарочито, явно напоминая им, что время-то идет.
- Так, значит, чтобы попасть к вам в комнату, надо пройти по тому самому коридору?
- Да, по тому коридору.
Бегом, быстро, вприпрыжку появился мальчик, приник головой к плечу матери. Она не обратила на него никакого внимания.
- Ах, мама, - радостно сообщил он, - здесь так здорово! - И снова исчез.