И когда женщина повернулась к нему презрительной спиной и пошла, он взял палку с металлическим крючком на конце и легким движением кисти махнул этим орудием вслед удаляющейся голове. Имея высшее техническое образование (и даже отдав два года заводу "Сельхозтехника") он рассчитал, что шиньон на макушке смягчит удар. Но как давно отошедший от инженерии, видимо не учел, что длина рычага увеличивает момент инерции…
Раздался глухой стук. Наступила тишина, покупатели замерли. Женщина подняла руки к голове и пронзительно заверещала. Толпа расступилась, и продавец увидел, как волосы пострадавшей набухают кровью. "Вот сука!" - буркнул он, бросил палку, схватил тряпку для протирки прилавка, подбежал к женщине и прижал тряпку к ее разбитой голове.
- С ума сошли, что ли! - закричала женщина, отбиваясь. - Грязь всякую на рану, сепсис хотите занести?! Купила юбку, называется! Бандит!
- Женщина, - недовольно сказал парень, примеряющий рядом куртку, - не вертитесь, а то одежду кровью заплещете!
- Врача, милицию! - бежало по магазину.
- Я врач, - закричали от входной двери. - Расступитесь, она сейчас в обморок падать будет!
"Скотина! - сказал потом И. - Она и не собиралась падать, пока он не вякнул!".
…Были долгие разбирательства. И. откупался, таская женщине и милиции конфеты коробками, модный тогда ликер "Амаретто", его принудили одеть пострадавшую за свой счет в этом же магазине, включив в набор злополучную юбку. За время улаживания конфликта преступник и жертва даже подружились, пили "Амаретто", чай с конфетами, философствовали о зле и добре, может быть, случилось еще что-то, окончательно примирившее их. Но из магазина продавца и дворника попросили - посещаемость резко снизилась.
И. пришел проситься в стационар. Сторожа помялись, зная характер кандидата (к тому же, они теряли в зарплате), но пожалели безработного, который клятвенно пообещал укрыться овечьей шкурой.
Так в особняке, наряду со сторожами Х. и У. появился сторож И.
(Выстраивающаяся последовательность прописных букв, конечно, случайна, но автор, если кто еще не знает, фаталист. Именно поэтому он воспринимает следующую историю как фатальность.)
ДЕМОН
Когда Х. начал работать сторожем, его радовало все, кроме одного. Вернее, кроме одной. В особняке на первом этаже жила женщина. Ее звали Тамара. Как она здесь появилась, никто толком не знал, но смутные слухи говорили, что она сбежала из деревни, из семьи каких-то сектантов. Прежняя заведующая взяла ее на работу санитаркой. И Тамара прижилась, ночуя в подсобке на первом этаже.
Когда сторож Х. впервые увидел ее, это была женщина бальзаковского возраста (35–40 лет), маленькая, белесая, при разговоре смотрящая в пол, всегда в платке. Атеист Х. уважал права верующих, поэтому старался лишний раз не заговаривать с ней, - мало ли, на что она может обидеться.
Первые ночи их совместных дежурств прошли спокойно - Тамара ночевала на первом этаже, закрывая дверь в свой коридор на металлический стержень, сторож стучал на машинке на втором, в ординаторской. Правда, поначалу он вздрагивал, когда среди ночи Тамара выходила в туалет, пока не привык к тому неприятному факту, что он здесь не один. Но на третье дежурство, когда был поздний вечер, Тамара поднялась по лестнице с подушкой и сказала:
- Я буду ночевать в восьмом кабинете. Не помешаю?
- Да что ты, Тамара, - ответил вежливо сторож, внутренне матерясь. - Это я тебе помешаю, всю ночь стучу на машинке и курю. Не знаю, уснешь ли…
- С Божьей помощью… - сказала Тамара, перекрестилась и пошла устраиваться.
Сторож Х. задумался. Зачем она поднялась? Хочет чего? Но она ведь не должна хотеть греха, - во всяком случае, демонстрировать это желание так открыто. Не ведает, что творит, наверное, там ей просто страшно, да и поняла, что я неопасный мужчина, не пристаю, - подумал он и успокоился.
Так продолжалось несколько ночей. Тамара тихо спала в кабинете с открытой дверью, утром уходила вниз. На всякий случай сторож Х. спросил сторожа У., где спит Тамара в его дежурства. "Как где? - удивился У. - У себя, на первом этаже". Ответ смутил Х. На следующую ночь, когда Тамара поднялась, прижимая к животу подушку, и скользнула в кабинет, сторож на всякий случай закрылся в ординаторской на ключ - возникло легкое беспокойство о намерениях странной санитарки.
Утром он увидел возле двери трехлитровую банку яблочного сока.
- Что это? - спросил он у Тамары.
- Подарок. Вам это нужно, вы же за мир боретесь, - пробормотала она, глядя в пол, и убежала, оставив сторожа думать, за какой из миров он борется.
На следующее дежурство к яблочному добавилась банка томатного. Еще через ночь - сливового. Сторож У., взболтав банку и рассматривая на свет, сказал:
- По-моему, это пить нельзя. Мало ли чего она там нашептала. Выпьешь, сектантом станешь, будете в подсобке вместе жить, молиться на ночь…
Сторож Х. пытался возвращать банки, но все было безуспешно. Он оставлял их дневному персоналу, и соком даже поили пациентов, так его было много. Старшая медсестра начала выдавать Тамаре зарплату частями, чтобы она не спускала всю ее на соки.
Тамара перестала подниматься, снова ночевала у себя, задвигая металлический прут. Сторож, было, расслабился, но однажды ночью на первом этаже раздался удар такой силы, что содрогнулось все здание, и на голову писателю посыпалась побелка с потолка. Он замер и прислушался, пытаясь угадать, что там могло взорваться. Послышались шаги и бормотание Тамары. Жива, - подумал он облегченно. Через час удар повторился, за ним последовал визг. Сторож выскочил в коридор, подбежал к лестнице, крикнул:
- Тамара, что случилось?
- Ничего, - донеслось снизу, и все успокоилось до утра.
Сторож Х. начал тревожиться. В следующее дежурство удары, перемежаемые визгом, повторились три раза за ночь. Сторож уже не выходил из кабинета. Сторож У. переживал вместе с ним.
- Нет, ее нужно опасаться, - говорил он. - У меня картинка валялась, ну я тебе показывал, там девица в одних трусиках нарисована, а из трусиков черт выползает. Так Тамара ее утащила к себе в комнату. Может, она одержимая? Правильно делаешь, что закрываешься. Ну нельзя же в самом деле сделать то, что она хочет. Даже если встанет, - а потом она раскается и зарежет. Ну нафиг…
Наступило лето. Ночной шум прекратился. Днем Тамара была нормальной, она даже улыбалась. Однажды он пришел на дежурство, когда она подметала крыльцо.
- Бог в помощь, Тамара, - сказал он, проходя мимо нее в дверь.
- К черту бога, - сказала она, выпрямляясь. - Я гулять хочу!
- Так гуляй, - сказал он. - Не бойся, никто тебя за это не накажет. Все мы люди…
- А вот нельзя… - сказала она и снова взялась за веник.
Чуть позже, когда солнце садилось за крыши, Тамара мыла окна в кабинетах. Она была без платка, в коротком платьице в зеленый горошек, и без всегдашних хэбэшных колготок. Стояла на подоконнике на коленях, распахнув окно в закат, терла мокрые бликующие стекла, и пела: "Один раз в год сады цветут". Пела свободно, чисто, - так что сторож Х. заслушался, глядя на ее фигурку, обдуваемую летним ветерком, засмотрелся на ее голые ноги, отмечая, как свежо ее тело…
Лето перевалило жару, покатилось под горку, к прохладе, к ранним сумеркам. И все вернулось. Но к ночным крикам добавился пугающий сторожей случай. В стационаре жила кошка. Она неоднократно беременела и рожала, котят раздавали пациентам. Тамара ее не любила, называла отродьем. Однажды утром сторож Х., спустился на первый этаж и увидел на полу цепочку кровавых кошачьих следов, ведущих от двери тамариной подсобки в туалет, через унитаз в открытое окно. Больше кошку никто никогда не видел.
А ночи становились все кошмарнее. Тамара уже не просто визжала, она ревела и рычала, она била дверью с мощью парового молота. Сторож Х. не выдержал, и в очередной приступ ее ярости, заорал, склонившись над лестницей:
- Тамара, задолбала уже, прекрати орать!
- А что вы мне сердце за ниточку тянете! - крикнула она и ударила дверью.
- Утомила ты меня, никакого покоя нет! - крикнул сторож, выходя из себя, и добавил, не найдя ничего поумнее: - Не прекратишь, я сейчас милицию вызову!
- Да пошел ты нахуй, вызывай свою милицию! - завизжала Тамара, ударила дверью и зарычала.
Сторож У. принес на свое дежурство связку дубовых веток, осенял ими тамарину дверь:
- Это должно ее сдержать. Но тут конкретно бесов нужно изгонять. Или просто мужика найти, который ее трахать будет, - вот и весь экзорцизм. "Тамара: Демон, мы одне…".
- Я не буду… - испуганно сказал сторож Х. - Хочешь, сам займись.
- Чтобы потом как кошка, в туалетное окно прыгать на последнем издыхании? Спасибо! Маме сказать, чтоб уволила, - жалко, идти-то ей некуда… Так что терпи, авось ее бог поможет. Слушай, может Грише сказать?
- Чтоб он ее сам задушил? Нет, я лучше потерплю, может, успокоится…
А осенью в стационаре затеяли небольшой ремонт - меняли линолеум. Работали баптисты. У их главного был родной брат-электрик, но странным образом, не баптист. Обыкновенный пьяница, он смеялся над своим братом, но деньги, всегда бывшие в общине, исправно занимал и никогда не возвращал. Как-то раз, блестя глазками, он сказал сторожам:
- А ничего у вас санитарочка. Чистенькая. Вот бы ее…
- Ты ее не трогай, - сказал Х. - У братца спроси, почему нельзя.
- Да знаю я! Мозги у них наизнанку, больные люди! Ни водки, ни бабу чужую, - а жить-то как?
Но как-то раз в дежурство сторожа У. электрик пришел к нему с бутылкой. У. пить отказался, и электрик спустился к Тамаре.
- Я думал, она его не пустит, - рассказывал У., - а она пустила. Я сказал: Тамара, если что, кричи, я услышу…
Но все было тихо. Через час довольный электрик поднялся на второй этаж:
- Закрой за мной дверь. Все нормально, сама дала. Как-нибудь еще наведаюсь. Давно ей мужика надо было, маялась баба, а все попы проклятые!
Сторож У. постучался к Тамаре, спросил, все ли нормально. Она пожала плечами, улыбаясь:
- С Божьей помощью…
И сторож У., подумав: "Ну наконец-то", поднялся к себе, спокойно уснул.
А ранним утром, когда спустился в туалет, увидел, что дверь в подсобку открыта. Заглянул. Тамара сидела на полу под окном, свесив голову на грудь. Она уже окоченела. Веревка была привязана к оконной ручке…
Но долго еще ночами сторожа, покрываясь мурашками страха, слышали на пустом первом этаже тихие шаги и скрип дверей.
А электрику судьба приготовила сюрприз уже через месяц. Но об этом - чуть позже…
ФИЛОСОФИЯ УДАЧИ
- Ты осознаешь, что виноват в смерти Тамары? - строго сказал в темноте некто серый. Нет, это не сон, не мистика. Это новый персонаж. Некто - потому что имя дадим только сейчас. Назовем его Серый - он любит серые тона одежды. Да и вообще… Лицо его представить нетрудно всякому, кто видел "Автопортрет" Крамского, - одно лицо. Этим сходством двойник гордился. Как и тем, что родился в один день с Гете. Но талантами обоих прототипов Серый не обладал - не писал ни маслом, ни чернилами. Чем он занимался, есть тайна, хотя, если немного подумать, можно было догадаться. Особенно если учесть, что он изучал дианетику и сайентологию вкупе с психологией и менеджментом. Но это он еще только изучал, - "создавал внутренний микроклимат" по его выражению. А тем временем зарабатывал на жизнь, производя и продавая фотовспышки - конденсатор, лампы, зонтик, - при этом, почему-то считая, что зонтик в качестве рефлектора есть его изобретение. Фотографировал по школам на выпускных, но так педантично целился, шевеля бородой, что половина выпускников входила в историю с закрытыми глазами.
Вот и сейчас в темноте шел процесс проявки и печати очередных школьных "групповух". Сторож Х. согласился помочь Серому, соблазнившись обещанной половиной выручки. Вообще-то Серый никогда не был членом вышеочерченной компании. Учились на одном потоке, никогда не пересекаясь. Просто сразу после армии Х. встретил его на улице, и первый вопрос, который задал Серый, обескуражил: "Ну что, хоть один боевой вылет совершил? Или всю войну на аэродроме просидел?". Слово за слово, и Серый начал встречаться на его пути все чаще. И вот они вместе печатали фотографии.
Сторож Х. предоставил фотографу ночь в стационаре, проточную воду, свет, и свою помощь. Были куплены большие пластмассовые емкости, сделаны кассеты с рядами натянутой лески, вмещавшие десятки листов фотобумаги, и теперь шел завершающий процесс. Журчала вода, вспыхивали поочередно три основных цвета, на ощупь тренированными движениями заряжалась экспонированной бумагой кассета, опускалась в ведро с проявителем.
- Я виноват в смерти Тамары? - переспросил сторож Х. - Ты не путай жопу с пальцем - вину и косвенную причину. И потом, все предопределено. Ты в этом убедился вчера, в пельменной. Как и в том, что ты невезучий. Чистый эксперимент получился, я им горжусь.
Это сторож Х. сказал специально, чтобы сменить тему. Он знал, что невезение - хроническое заболевание Серого, которое он тщательно скрывает от других. И угадал - Серый вскинулся:
- Не передергивай! Вчера проиграл ты!
А что было вчера? Возвращаясь из школы и споря о невезении, они зашли в пельменную на Первомайской. Сторож Х., как это иногда с ним бывало, вдруг неожиданно для себя предложил, чувствуя близость удачи:
- Занимаем очередь, выбирай, где ты стоишь, перед или за мной. На ком пельмени кончатся, тот и невезучий.
- А почему ты думаешь, что они кончатся на ком-то из нас? Какова вероятность?
- Я не думаю, я знаю, - сказал Х. - Где бы ты ни встал, они кончатся на тебе.
Поколебавшись, Серый встал впереди. Когда до раздачи оставался один человек, он обернулся:
- А ты кофе себе пробил? Я тоже пойду, выбью.
И ушел к кассе. Накладывая впередистоящему порцию, раздатчитца крикнула, что пельмени закончились, ждите, пока сварится следующая.
- Ну что, - подошел Серый. - На тебе?
- Такими уловками провидение не обманешь, - засмеялся довольный Х.
- Ну почему же, - заволновался Серый. - Если мне что-то уготовано, а я соскочу на шаг раньше, то это что-то и достанется истинному неудачнику. Логично?
- Схоластика. Я продемонстрировал тебе, что ты по жизни выбираешь неправильные позиции…
Сейчас в темноте спор продолжался.
- Ох, чувствую, зря печатаем, - бормотал Серый. - Связался с тобой, теперь пожинаю. Кажется, пленка слегка засветилась, крышка на кассете косо сидела. Тогда весь труд по этой школе насмарку. И все ты! Отвлекался на восьмиклассниц, веселил их, вместо того, чтобы…
- Чтобы что?
- Да какая разница, "что"! Ты не тот климат создавал, безответственность и неточность сеял, понимаешь? Да, я из староверов, меня шутить не учили, но всему свое время, ты не чувствуешь, как надо себя вести…
Он надолго замолчал. Щелкал фильтрами, менял бумагу. Потом нервно спросил:
- А как брат поживает?
Сторож Х. насторожился: "Брат - моя институтская кличка. Я сижу здесь в темноте. Других братьев, о жизни которых может возникнуть вопрос, нет. Интересно, у кого сейчас Серый спрашивает обо мне? Лао Цзы, блин"…
- Какой брат? - спросил он, слегка приподнимаясь, чтобы успеть среагировать - мало ли что придет в голову шизоиду в полной темноте.
Серый подумал (слышно было его частое дыхание) и сказал виновато:
- Мне надо поспать. Мне нельзя не спать ночью.
Утром смотрели фотографии.
- Я же говорил! - с досадой воскликнул Серый. - Запороли!
- Ничего страшного, - сказал сторож. - Очень даже ничего.
- Как это ничего страшного? На всех снимках прямо по лицам - красная полоса! Нас выпрут в шею и правильно сделают! Нет, я в школу не пойду, репутация дороже денег! Затраты делим пополам.
- А я пойду, - сказал сторож. - И они возьмут фотки за милую душу!
- Ну-ну! Иди, позорься! Можешь все деньги себе забрать. Если хоть рубль дадут. А я с тобой больше не работаю, у тебя энергетика противодействует моей…
Сторож отглянцевал снимки и отправился в школу. Завуч с пачкой денег в руке склонилась над разложенными на столе фотографиями, долго смотрела, потом неуверенно спросила:
- А что это на лицах красное?
- А это вам повезло, - сказал сторож. - Снимали-то на закате, вот солнышко и попало. Прощальный луч, так сказать. Теплые снимки получились, с подтекстом…
- А, правда, - заинтересованно кивнула завуч, - настроение такое… грусть и надежда… Аж плакать хочется. Спасибо вам, ребята, приходите на следующий год!
ТЕОРИЯ ТАНЦА
…Знаменитые вопросы "кто виноват" и "что делать" возникают уже потом. А сначала умный юноша придет к Сократу и спросит совета. Сократ ответит: как ни поступай, все равно пожалеешь. Потом Сократа за такую правду приговорят к цикуте, но юноше-то от этого не легче, он уже страдает, как было предсказано…
Примерно так глумились сторожа над желанием Серого жениться. Особенность была в том, что желание существовало, но постоянный объект отсутствовал. Угрюмому бородатому субъекту в наше свободное время, если он не обладает определенным состоянием, почти невозможно найти пару, - да еще согласную на следующие условия:
- Я не умею шутить, поэтому женщина должна клюнуть на мой ум.
- У меня ничего нет, потому что нет стимула. Пусть родит продолжателя рода, и я начну зарабатывать.
- Правы азиаты. Женщину надо держать (здесь кулак сжимается до дрожи) за пи#ду (автор может выговорить это святое слово, но не устами этого героя).
На обсуждении этого пункта программы сторожа не могли сдержать смех, представляя действо в лицах и других органах…
Несмотря на врожденную староверческую серьезность, кандидат временами преодолевал первый барьер, но мы подозреваем, что не с помощью ума, а благодаря громыхающему "Москвичу-2140" (ощущение, что кузов велик его шасси), выросшему из горбатого "Запорожца" через ржавую "копейку". Девушка, рискнувшая внести свой зад в пахнущую бензином телегу, с ее ездоком, явно бежавшим из утра стрелецкой казни, уже рассматривалась как объект. Предварительный тест длиною в поездку завершался приглашением домой, но тут частый облом внес свои коррективы - нужен промежуточный этап. Прогулки отбрасываем сразу, поскольку нужно говорить и даже шутить. Рестораны и другие заведения отменяются, потому что кандидат беден или жаден (это мы еще выясним). Оставалось беспроигрышное - отвести девушку к веселым друзьям в особняк на ближайший праздник - как в театр.
И все-таки он не столько беден, сколько жаден. Пока друзья развлекают девушку (А вы кто по знаку? Рыба? Чудесный, загадочный знак, под его знаком, извините за тавтологию, прошли крайние 2160 лет, истекают буквально последние месяцы, и то, что вы здесь - это опять же знак!), - пока они ее развлекают, Серый сосредоточенно чистит и ест принесенные им апельсины. Сторож И., не участвующий в развлечении, пьет водку и мрачно смотрит на растущую гору оранжевых шкурок.
- Девушке хоть один оставь, ухажер, - говорит он с неприязнью.
- Девушке я торт купил. И потом, ей не до апельсинов, - видишь, как ее осадили. К тому же у Брата по программе - танцы…