Эйдан Данн следил за успехами итальянского класса с удовольствием, равного которому не испытывал еще никогда в жизни. Неделю за неделей продолжались занятия с Синьорой. Ученики приезжали в школу на велосипедах, мотоциклах, а одна роскошная женщина подкатывала на БМВ. Эйдану нравилось готовить для них все новые и новые сюрпризы. Они с Синьорой мастерили бумажные флажки, учащиеся раскрашивали их, а потом все вместе хором учили, как называется по-итальянски тот или иной цвет. Эти взрослые люди вели себя по-детски, как веселые и жадные до знаний школьники. А после окончания занятий мрачный мужчина, которого звали Лу - или Луиджи, - помогал наводить порядок. Было странно видеть, как этот угрюмый тип прибирает в классе, собирает пустые коробки и расставляет стулья. В этом, по-видимому, была заслуга Синьоры. Она всегда ожидала лучшего и получала за это сторицей.
Как-то раз Синьора спросила Эйдана, позволит ли он ей сшить чехлы для подушек в его кабинет.
- Знаете что, - неожиданно предложил он, - приходите ко мне в гости, и я покажу вам свое обиталище.
- А что, неплохая мысль. Когда мне зайти?
- В субботу утром. У меня будет выходной. А вы не будете заняты?
- Я хозяйка своему времени, - ответила Синьора. Всю пятницу Эйдан убирал в своей комнате и наводил блеск на предметы обстановки. Он заранее купил бутылку марсалы, распаковал и поставил на видное место поднос с двумя маленькими бокалами красного стекла из Мурано, местечка неподалеку от Венеции. Они выпьют за успех вечерних курсов и за его новый кабинет.
Синьора пришла в полдень и принесла с собой образцы тканей.
- После того как вы описали мне вашу комнату, я подумала, что для нее лучше всего подойдут желтые тона, - сказала она, показывая кусок материала насыщенного солнечного цвета. - Эта ткань, правда, немного дороже, чем другие, но стоит ли в данном случае экономить? Ведь вам в этой комнате жить.
- Мне в этой комнате жить, - эхом повторил Эйдан.
- Вы хотите показать эту ткань своей жене, прежде чем я начну шить?
- Нет-нет, - торопливо ответил он. - Я уверен, что Нелл одобрит ваш выбор, и, кроме того, это ведь… моя комната.
- Конечно. Разумеется.
Синьора никогда не задавала лишних вопросов.
В то утро дома не было ни Нелл, ни дочерей. Эйдан не предупредил их о визите Синьоры, и теперь был рад, что его домашние отсутствуют. Вдвоем с Синьорой они выпили за процветание курсов итальянского и за Комнату Для Жизни.
- Мне бы хотелось, чтобы вы преподавали не только на курсах, но и в школе. Вам удается пробуждать в учениках энтузиазм и желание учиться, - с искренним восхищением сказал Эйдан.
- Это - лишь потому, что им самим хочется учиться.
- Однако возьмите хотя бы Кэти Кларк. В последнее время учителя на нее не нарадуются, а все из-за того, что она стала учить итальянский.
- Катерина… Очень милая девочка.
- Коллеги говорят, что она развлекает весь класс, пересказывая ваши истории, и что записаться на наши курсы хотят уже все ее одноклассники.
- Разве это не замечательно? - сказала Синьора.
Лишь одного не знал Эйдан: рассказывая подругам о курсах, Кэти не упускает и того, как он, мистер Данн, ухлестывает за старой учительницей итальянского. Подруга Кэти Харриет сказала, что она давно это заметила. В тихом омуте черти водятся, заявила она, добавив, что на самые сильные страсти способны именно тихони, и они же склонны к самому чудовищному разврату.
Мисс Хейс преподавала историю и старалась изложить события давно минувших дней современным языком, чтобы сделать их более понятными для детей. Например, рассказывая, что семейство Медичи покровительствовало искусствам, мисс Хейс использовала термин "спонсоры", и все сразу же встало на свои места.
- А теперь, может, кто-нибудь расскажет о людях, которых спонсировали Медичи? - задала она вопрос классу.
Ученики недоуменно переглянулись.
- Спонсоры? - переспросила Харриет. - Это типа страховых компаний или "Кока-колы"?
- Да. И вы, должно быть, знаете имена некоторых знаменитых итальянских мастеров.
Учительница истории была молода. Она еще не поняла, насколько невежественна одна часть ее учеников и насколько глубоко успела забыть все, что проходила, другая.
В этот момент из-за парты неслышно поднялась Кэти Кларк.
- Одним из самых знаменитых итальянских художников был Микеланджело. Когда один из представителей семьи Медичи стал Римским Папой Сикстом IV, он заказал Микеланджело расписать свод Сикстинской капеллы в Ватикане различными сценами из библейской жизни…
Тихим голосом, доверительным тоном она рассказала классу о том, как для великого художника строили "леса", с помощью которых он мог расписывать свод храма, какую технику он применял в своем творчестве. По ее словам, главная проблема гения заключалась в том, чтобы и через сотни лет краски выглядели свежими, словно их наложили только вчера.
После того как она закончила говорить, в классе воцарилось молчание. Этот увлекательный рассказ стал неожиданностью и для учеников, и для молодой учительницы истории. Придя в себя, мисс Хейс с трудом выдавила из себя:
- Что ж, Кэти Кларк, спасибо. Может ли кто-то еще рассказать о выдающихся деятелях искусства того периода?
И вновь в воздух взметнулась рука Кэти. Учительница обвела класс взглядом в надежде, что выступить хочет кто-то еще, но таковых не оказалось. В следующие несколько минут девочки и мальчики, затаив дыхание, слушали рассказ Кэти Кларк о дневниках Леонардо да Винчи, включающих в себя свыше пяти тысяч страниц и написанных справа налево. То ли потому, что ему так было удобнее, то ли таким образом он хотел зашифровать свои записи. И еще о том, как он неоднократно обращался к правителю Милана Лодовико Моро с просьбами дать ему работу, уверяя, что в случае войны может создавать неуязвимые для вражеских пушек корабли, а в мирное время - прекрасные статуи. Кэти знала все и рассказывала об этом так, что реальные исторические события звучали волшебной сказкой.
- Святые Мария и Иосиф! Ох уж эти вечерние курсы итальянского! То еще предприятие! - сказала мисс Хейс, заходя после занятий в учительскую.
- Что вы имеете в виду? - спросили ее.
- Сегодня на уроке встала Кэти Кларк - можете себе такое представить? - и прочитала целую лекцию об эпохе Возрождения. Я даже в университете ничего подобного не слыхала!
В другом конце учительской комнаты, потягивая из кружки кофе, сидел Эйдан Данн и улыбался широкой счастливой улыбкой.
В результате совместных занятий итальянским языком Кэти и Фрэн сблизились еще больше. Осенью из Англии приехал Мэтт Кларк и сообщил, что женится на Трейси из Ливерпуля, но сначала они проведут некоторое время на Канарских островах. Признаться, все члены семьи вздохнули с облегчением: значит, им не придется ехать в Англию, чтобы присутствовать на свадьбе. А узнав о том, что медовый месяц состоится не после, а до свадьбы, немного похихикали. Но Мэтт настаивал на том, что это необходимо.
- Мы сначала должны присмотреться друг к другу, - с энтузиазмом доказывал он. - Если мы поймем, что семья не получается, то просто разбежимся в разные стороны и, таким образом, избавим себя от муторной процедуры развода.
Мэтт дал матери денег на игральные автоматы, а отца пригласил в паб на пару кружек.
- С чего это сестры вдруг вздумали учить итальянский? - поинтересовался он.
- Спроси чего полегче, - пожал плечами отец. - Я сам теряюсь в догадках. Фрэн и без того выматывается в своем универмаге, крутится как белка в колесе от зари до ночи. Парень, с которым она встречалась, уехал в Штаты. И я понятия не имею, зачем она решила взвалить на себя еще одну обузу. Тем более, в школе говорят, что Кэти и без того чересчур усердствует в учебе. Но девчонки просто в восторге от этих курсов. Только и говорят о том, что на будущий год поедут в Италию, и все такое. Ну и ладно, ну и на здоровье!
- А Кэти становится хорошенькой, правда?
- Пожалуй, да, - немного удивленно ответил отец. - Хотя, знаешь, я вижу ее каждый день, и, наверное, мне это не так заметно, как тебе.
А Кэти и впрямь хорошела прямо на глазах. Это не укрылось и от взгляда ее школьной подруги Харриет.
- Ты в последнее время выглядишь какой-то другой, - заметила она. - Парня себе завела на стороне? Или кого-то в итальянской группе?
- Нет, - засмеялась в ответ Кэти, - там все старые. А училка велит нам разбиваться по парам и как будто бы договариваться на итальянском о свидании. Уписаться можно! Мне достался дядька - ему, наверное, лет сто - по имени Лоренцо. Я думаю, на самом деле его зовут Лэдди. Ну вот, этот Лоренцо мне и говорит: "Е libera questa sera?" При этом закатывает глаза и накручивает воображаемые усы. Мы все прямо полегли от смеха.
- А эта ваша тетка учит вас чему-нибудь стоящему, полезному? Ну, на эту же тему, я имею в виду?
- Можно сказать и так. - Кэти покопалась в памяти, подыскивая нужную фразу. - Вот, например: "Vive solo" или sola - я точно не помню. Это значит: "Живешь ли ты одна?" И еще фраза, которую я тоже наверняка не помню: "Deve rincasare questa notte?" - "Должна ли ты возвращаться домой этой ночью?"
- Эта училка - та самая старая тетка с разноцветными волосами, которую мы иногда видели в школе?
- Да, ее зовут Синьора.
- Подумать только! - вздохнула Харриет. Происходящее вокруг казалось все более странным.
- Вы все еще посещаете эти курсы итальянского, мисс Кларк? - спросила Пегги Салливан.
- О, там так здорово, миссис Салливан. Передайте это Синьоре, ладно? Мы просто обожаем ее. Можете ли себе представить, еще никто не пропустил ни одного занятия! Невероятно!
- Она тоже с удовольствием говорит об этих курсах. Синьора, конечно, очень скрытный человек, мисс Кларк. Уверяет, что была замужем за итальянцем и двадцать шесть лет прожила в каком-то провинциальном городишке. Но у нее нет фотографии этого человека, и она ни разу не получила из Италии ни одного письма. А теперь выяснилось, что вся ее семья живет здесь, в Дублине. Мать в дорогой квартире на побережье, отец в больнице, а братья и сестры - по своим домам.
- Ну что ж… - Фрэн не хотелось слышать ни единого дурного слова в адрес Синьоры и уж тем более в чем-то ее подозревать.
- Странно все это, не правда ли? С чего бы ей ютиться в одной комнатенке в нашей трущобе, если у нее в городе целая куча родственников?
- Может, она не ладит с ними?
- Она навещает мать каждый понедельник, а отца - аж дважды в неделю. Одна из медсестер сказала Сьюзи, что Синьора вывозит отца на прогулку в его инвалидном кресле, а потом они сидят под деревом, и либо молчат, либо она читает ему вслух, либо пытается разговорить, хотя он практически не открывает рта.
- Бедная Синьора! - внезапно сказала Фрэн. - Она заслуживает лучшей доли.
- Что ж, вам виднее, мисс Кларк, - сказала Пегги Салливан.
У нее были все основания испытывать благодарность по отношению к своей странной жиличке вне зависимости от того, была та монашкой или нет. Синьора оказала огромное влияние на жизнь всей их семьи. Сьюзи подружилась с ней и теперь навещает родительский дом гораздо чаще, чем прежде, а Джерри смотрит на нее, как на своего персонального учителя. Синьора сшила красивые занавески в гостиную и замечательные чехлы для диванных подушек. Синьора покрасила стол и буфет на кухне, посадила цветы в ящики на окнах. В ее комнате, напоминавшей кукольный домик, всегда царит идеальная чистота. Иногда, не удержавшись, Пегги тайком пробиралась туда и осматривалась, однако ни разу не заметила, чтобы после приезда Синьоры там появилось что-либо новое. Видимо, она ничего для себя не покупала. Да, это была необыкновенная женщина. И очень хорошо, что ее полюбили в классе итальянского.
Кэти Кларк была самой юной из студентов Синьоры. Она отдавала учебе всю себя и пыталась разобраться даже в грамматике, которую другие не знали, да и не интересовались. Голубоглазая, темноволосая, она была хороша той красотой, которую Синьора никогда не встречала в Италии. У тамошних смуглых красавиц были неизменно огромные черные глаза.
Иногда Синьора задумывалась: чем займется Кэти после окончания школы? Время от времени она замечала девочку в библиотеке, погруженную в чтение каких-то книг. Наверное, она надеется поступить в университет.
- Что думает мама о твоем будущем после окончания школы? - спросила она Кэти однажды вечером, когда вся группа прибирала класс и расставляла стулья. Обычно после занятий никто не торопился уйти восвояси. Синьора знала, что некоторые студенты отправлялись в паб выше по улице, другие шли в кофейню. Все складывалось именно так, как ей хотелось.
- Моя мама? - удивленно переспросила Кэти.
- Ну, конечно. Она такая энергичная, так всем интересуется!
- Да нет, она вряд ли знает, что происходит в школе и чем я вообще занимаюсь. В школу она не ходит и мало чем интересуется.
- Но ведь она посещает вместе с тобой наши курсы и, кроме того, работает в универмаге, верно? Миссис Салливан, у которой я живу, сказала, что она там - начальник.
- А, так это же Фрэн, моя сестра! - сказала Кэти. - Хорошо, что она вас не слышала, а то пришла бы в ужас.
У Синьоры был озадаченный вид.
- Ох, извини меня, пожалуйста! Я, видно, все перепутала.
- Ничего удивительного. - Видя, как смутилась учительница, Кэти ее пожалела. - Тут несложно ошибиться. Фрэн - самая старшая из нас, а я самая младшая. Немудрено, что вы приняли ее за мою мать.
Самой Фрэн об этом разговоре она ничего не сказала. Кэти не хотелось, чтобы сестра подходила к зеркалу и с огорчением разглядывала на своем лице ранние морщины. Бедная Синьора была рассеяна и постоянно все путала. Зато она была такой прекрасной учительницей! Ее любили все, включая Бартоломео - парня, который приезжал на мотоцикле.
Бартоломео нравился Кэти. У него была хорошая улыбка, и он все время рассказывал ей о футболе. Он сказал, что, когда настанут очередные каникулы, он покажет ей местечко получше, чем та дискотека, на которой ему и Фрэн приходилось встречаться. Кэти пересказала этот разговор Харриет.
- Так я и знала: ты пошла на эти курсы только ради секса, - категорично заявила подруга.
Они ужасно долго смеялись, хотя мало кто нашел бы тут повод для бурного веселья.
В октябре случилась сильная буря, и в пристройке, где занимался итальянский класс, протекла крыша. Общими усилиями студенты справились с бедой, натаскав в класс старых газет и раздобыв в чулане корявое ведро. Вытирая лужи на полу, они кричали друг другу: "Che tempaccio" и "Che brutto tempo". Чтобы вся группа не мокла под дождем в ожидании автобуса, Барри сказал, что он наденет плащ, сядет на мотоцикл и будет ждать возле автобусной остановки, а когда подойдет автобус, трижды мигнет фарой.
Конни, та самая женщина в драгоценностях, которая ездила на БМВ и, по словам Луиджи, владела несколькими квартирами в городе, сказала, что сможет развезти по домам четверых. Они забрались в ее роскошную машину: Гульельмо - симпатичный молодой человек из банка, его ослепительная подружка Элизабетта, Франческа и юная Катерина. Сначала подъехали к дому Элизабетты, и пока влюбленная пара выбиралась из машины и поднималась по ступенькам крыльца, долго кричали им вслед ciao и arrivederci. Затем направились к дому Кларков. Фрэн, сидевшая на переднем сиденье, показывала дорогу. В этом районе, где жили небогатые люди, Конни ориентировалась плохо. Когда они подъехали, Фрэн увидела мать, выкидывавшую мусорное ведро: в стоптанных шлепанцах и неопрятном халате, которые она носила постоянно, и с неизменной сигаретой во рту, правда, размокшей от проливного дождя. Фрэн стало стыдно и за себя, и за мать, представшую перед Конни в таком неприглядном виде. Конни может подумать Бог весть что, а ведь мать прожила нелегкую жизнь и умела, когда это нужно, быть щедрой и отзывчивой.
- Мама промокнет насквозь, - проговорила Фрэн. - Неужели мусорное ведро не могло подождать до завтра!
- Che tempaccio! Che tempaccio! - театрально воскликнула Кэти.
- Вылезай, Катерина, - сказала Конни, - видишь, твоя бабушка держит для тебя открытой дверь.
- Это моя мама, - поправила ее Кэти.
Из-за шума дождя и хлопанья дверцами никто, казалось, не обратил внимания на эту реплику.
На кухне миссис Кларк с гримасой недовольного удивления рассматривала свою размокшую сигарету.
- Я вся вымокла, дожидаясь, пока вы вылезете из этого лимузина.
- Господи, как я хочу горячего чаю! - проговорила Фрэн, бегом направляясь на плите.
Кэти устроилась за кухонным столом.
- Due tazzi di te, - сказала Фрэн с великолепным произношением. - Con latte? Con zucchero?
- Ты знаешь, что я пью кофе без молока и без сахара, - словно издалека ответила Кэти. Она была бледна.
Миссис Кларк заявила, что не видит смысла оставаться здесь, если в ее присутствии говорят на незнакомом ей языке, поэтому отправляется спать, а если ее муж и их отец когда-нибудь соизволит вернуться из паба, то пусть не оставляет на утро грязных сковородок. С этими словами она удалилась, ворча, кашляя и скрипя ступеньками.
- В чем дело, Кэти?
Кэти подняла глаза на старшую сестру.
- Скажи, Фрэн, ты - моя мама?
Несколько секунд на кухне царила тишина. Раздавались лишь звуки дождя, барабанившего в окно, да шум воды, которую спустили в туалете на втором этаже.
- Почему ты об этом спрашиваешь?
- Я хочу знать: да или нет?
- Ты же сама знаешь, что да, Кэти.
На сей раз молчание длилось гораздо дольше.
- Нет, я не знала. По крайней мере, до сегодняшнего дня. Фрэн подошла к Кэти и хотела ее обнять.
- Нет, не трогай меня. Я не хочу, чтобы ты ко мне прикасалась.
- Кэти, ты знала, ты чувствовала это. Об этом не нужно было говорить вслух, но я была уверена, что ты знаешь.
- А кто-нибудь еще об этом знает?
- Что значит "кто-нибудь еще"? Те, кому надо, знают. Главное, ты знаешь, как сильно я тебя люблю, что я сделаю для тебя все и постараюсь дать тебе самое лучшее!
- Кроме отца, дома и имени.
- У тебя есть имя, есть дом, есть еще одна мама и папа.
- Нет у меня ничего. Я - незаконнорожденная, и ты от меня это всю жизнь скрывала.
- Такого понятия больше не существует. Ты - член нашей семьи с того самого дня, когда появилась на свет, а это - твой дом.
- Как ты могла… - начала Кэти.
- А разве было бы лучше, если бы я отдала тебя чужим людям на усыновление и дожидалась, когда тебе исполнится восемнадцать лет, чтобы познакомиться с тобой - и то лишь в том случае, если бы ты сама этого захотела?
- Все эти годы я считала, что Ма - моя мать. Не могу поверить!