Тереза украдкой косится на мать. Может, вспомнила, как тогда ломала голову над загадками отношений между взрослыми.
- Мне от него вчера пришла открытка. Он едет в Лондон на вторую неделю августа.
- Тебе обязательно надо будет показать ему Люка, - говорит Полина.
- Да, наверное, - отвечает Тереза без энтузиазма.
В доме звонит телефон и почти сразу умолкает: Морис взял трубку. Тереза смотрит на траву, покусывает губы.
- В то лето я поняла, что хочу свой дом в деревне.
Произнося эту фразу, Полина видит "Дали", парящие призрачно над временем и местом с того самого дня, когда она, гуляя по холмам или готовя на кухне снятого на лето дома, впервые задумалась о чем-то подобном. Предвидение одиночества и независимости, первая решительная мысль о том, какой будет ее жизнь после Гарри. От того времени к нынешнему мигу тянется почти незримая нить.
- Мм… - Тереза если и слушает, то думает о своем.
Полина краем глаза смотрит на дочь. Она точно помнит эту невозможность отвлечься от главной, сосущей мысли. Состояние, в котором нет ни прошлого, ни будущего, только нестерпимое настоящее, и все силы уходят на догадки: как он поступит? уедет ли снова в Лондон? с ней ли он сейчас говорит по телефону?
"Состояние, убивающее на корню, - думает Полина. - Уничтожившее целый кусок моей жизни…"
- Послушай… - начинает она и осекается.
Тереза поднимает голову и спрашивает:
- Да?
Полина переводит дух и говорит быстро, пока не передумала:
- Знаешь, как мне надо было поступить? Уйти от Гарри гораздо раньше. Поставить на нем крест и жить дальше.
Тереза вздрагивает:
- Ой…
- Тогда того лета бы не было, и я, возможно, не прониклась бы вкусом к сельской жизни, и мы бы сейчас тут не сидели. И кстати, сегодняшний Гарри меня совершенно не волнует. Наверное, давно надо было это сказать, чтобы ты не смущалась, когда о нем говоришь.
- Ясно.
Тереза растеряна. Произнесены слова, которые произносить нельзя. Негласный запрет нарушен.
- Это жизнь. То, что было невыносимо, уходит в прошлое, и кажется, будто оно происходило с другой женщиной, которую тебе жаль, хотя ты понимаешь, что она вела себя глупо.
Тереза молчит. Она все еще слегка огорошена.
- Пойми меня правильно, - говорит Полина. - То, что было тогда, не исчезает. Оно лишь переходит в какое-то другое измерение. Занятный процесс. А вообще… я просто подумала, что надо тебе сказать. Чтобы ты не боялась задеть мои чувства, когда речь заходит о нем. Нет уже никаких чувств.
- Ясно. Да… Спасибо, что сказала. - Тереза продолжает обдумывать услышанное, примерять на себя. - И… в общем, спасибо.
Она что-то собиралась добавить, но не добавила. Однако непроизнесенное читается в ее глазах. "Нет, это не про меня, - словно говорит Тереза. - У меня все иначе. Совсем иначе".
Вечер. Комбайн уехал, и наступившая тишина кажется неестественной. Ни ветерка, ни шелеста, только кое-где перекликаются птицы.
Полина идет к машине, где, кажется, забыла записную книжку. Книжки там нет. Полина вылезает из машины и видит Мориса, который выходит из дома.
Он идет к ней. Никаких околичностей вроде "Жаркий сегодня был день", только кривая полуулыбка, высланная вперед, словно парламентер с белым флагом.
- Возможно, нам стоит поговорить, - произносит Морис.
Полина оглядывает его с головы до пят:
- О чем нам разговаривать?
Морис смотрит на нее, потом чуть заметно пожимает плечами и уходит назад в дом.
15
Среди ночи раздается звонок.
- Полина? - спрашивает Хью. Голос словно и не его.
- Хью, у тебя все хорошо?
- Да… То есть… нет. Элейн умерла.
Полина сразу понимает, что произошло, и мгновение молчит. Потом:
- Ой… Как?
- Таблетки. Не знаю, где она их взяла. Я время от времени проверял. Ясно было, что есть такая опасность.
- Да. Понятно. - Полина судорожно ищет, что сказать, что сделать. - Хочешь, я приеду?
- Не прямо сейчас. Может быть, попозже. Сейчас всякая практическая суета. - Теперь голос у Хью более спокойный, просто усталый. - Похороны во вторник.
- Ясно.
Мысли разбегаются во все стороны. Бедная незаметная женщина. Одна в доме с таблетками. Хью. Похороны. Надо ли?.. Уместно ли ей прийти на похороны?
- Нет. - Хью опережает ее вопрос. - Не приезжай. Будет ее брат с семьей. У нее был брат, хотя мы с ним почти не виделись. И…
И больше никого, догадывается Полина. У Элейн не было друзей.
- И Марджери, - заканчивает Хью. - Она придет.
Нет, думает Полина, мне в любом случае не следует там быть. Но бедный, бедный Хью… У нее сжимается сердце.
- Как бы я хотела быть сейчас рядом!
- Может быть, если надумаешь выбраться в Лондон ближе к концу недели… Когда все будет позади. Меня это немного взбодрит. Но только если тебе не хлопотно.
- Ой, Хью, конечно, я приеду. Как насчет среды?
Они еще некоторое время говорят, затем Полина кладет трубку и долго лежит, думая про несчастную женщину, запертую в тюрьме своего невроза, и про Хью, который, возможно, горюет не о том, что произошло сейчас, а о чем-то очень давнем. Он никогда не рассказывал о женщине, на которой женился и которую потерял. Ему предстоит научиться жить без обузы, в силу привычки ставшей своего рода якорем. И это может оказаться нелегко.
- …так что я обещала встретиться с ним в среду, - объясняет она Терезе и - невольно - Морису.
Полина предпочла бы побеседовать с дочерью наедине, но Морис вошел на кухню в середине разговора, и пришлось выслушивать его сочувственное бормотание. Морис виделся с Хью раза два-три, и особой симпатии между ними не возникло.
- Да, конечно… - Тереза смотрит на Мориса.
- В среду… - повторяет тот. - Хорошо. Если я смогу перенести встречу на более ранний срок и выехать в понедельник, то к среде успею вернуться.
Полина резко поворачивается к нему.
- Мне надо встретиться с одним человеком в Фонде культурного наследия и посидеть в библиотеке, но я постараюсь сдвинуть все на день. Лучше не оставлять Терезу одну и без машины.
- Да уж, - говорит Полина.
Морис прячет глаза:
- Ладно. Сейчас пойду ему позвоню. Человеку из Фонда…
Он выходит.
Теперь Полина поворачивается к Терезе:
- Или поезжай с ним. Раз уж он все равно мотается туда-сюда. Как-то у нас не получается просидеть тут все лето безвылазно.
Она старается говорить беспечно, словно просто перебирает разные варианты.
- Нет, - отвечает Тереза. - Я об этом думала. Так будет только хуже.
Она уже отбросила всякое притворство.
Ее тон и выражение лица пугают Полину. Что-то еще произошло. Что-то случилось, какие-то слова сказаны.
- Я все равно не буду знать, где он и чем занят. А Люк будет плакать в машине, и столько всего придется тащить - кроватку, коляску… Сидеть и гадать, где Морис и когда он вернется, я с тем же успехом могу и здесь. - Дочь умолкает, нервно втягивает воздух. - Если будешь до отъезда звонить Хью, скажи, что я очень ему сочувствую.
Полина кивает. Сердце у нее разрывается от того, что она видит в глазах Терезы, от беспросветности, так хорошо знакомой по собственному опыту.
Морис заходит к Полине - якобы за бумагой. В поселке не продают листов формата А4. Он стоит у основания лестницы.
Полина идет в кабинет, берет пачку бумаги и спускается к нему.
- Я верну, - говорит Морис. Улыбка у него чуть виноватая.
- Не надо, - отвечает Полина.
Он не уходит.
Уходи, думает Полина. Уходи, пока никто не сказал ничего лишнего.
- Я знаю, о чем вы сейчас думаете, - говорит Морис.
- В таком случае мне незачем вам отвечать.
- Возможно, вы преувеличиваете.
- Вот как? - Полина начинает закипать. - Если вы так считаете, это ваша проблема, а не моя.
Морис обреченно разводит руками:
- Я понимаю, что никакие мои слова ничего для вас не изменят. Но все-таки позвольте сказать, что Джеймс и Кэрол больше не станут приезжать сюда на выходные. Все вышло не так удачно, как хотелось. Гораздо удобнее будет нам с Джеймсом время от времени встречаться в Лондоне.
Ну разумеется, думает Полина. Удобнее во всех отношениях. Морис смотрит на нее снизу вверх, потому что она стоит на крутой лестнице, а он - в прихожей. Лестница не освещена, а за спиною у Мориса дверной проем: небо, пшеница, живая изгородь - буйство света и красок. Лицо Мориса в тени, и Полина рада, что не видит его выражения - оно бы в любом случае ее взбесило.
- В данную минуту, - медленно продолжает он, - вы, вероятно, жалеете, что мы с Терезой поженились. Вы неправы. Что бы сейчас ни происходило…
- Ошибаетесь, - перебивает Полина. - В данную минуту я жалею, что не могу вас убить. Вам моих чувств не понять, но это тоже ваша проблема.
Морис чуть приподнимает брови:
- Я всегда считал вас рассудительной женщиной. Не портите впечатления. Спасибо за бумагу.
Он пожимает плечами и уходит.
Вся местность идет под нож. По другую сторону холма невидимый комбайн день за днем молотит яровую пшеницу. Трактора тащат мимо "Далей" прицепы с зерном. На шоссе автомобили медленно ползут в хвосте одинокого комбайна или трактора. Вечерами чудовищные фары сельхозтехники прочесывают поля широкими лучами света. В это время года особенно ясно, что сельская местность - не красивые пейзажи, а индустриальное предприятие. Экскурсионные автобусы в Стратфорд вынуждены плестись за комбайном, перекрывшим всю ширину дороги; автовозы и жилые автофургоны терпеливо ждут, пока трактор перед ними свернет на поле.
Полина и Чонди едут навстречу друг другу по проселочной дороге. Оба останавливаются и перебрасываются десятком положенных слов.
- У вас сейчас самая горячая пора, - замечает Полина.
- Следующим уберем все это, - говорит Чонди. Они оба смотрят на пшеницу рядом с проселком. - Лишь бы погода подержалась еще недели две.
- Хороший урожай? - спрашивает Полина.
Чонди пожимает плечами:
- Да посохло все к чертовой бабушке. - По его тону ясно, что неурожай - следствие чьих-то происков. Или правительства, или ЕС, или самой Полины. Чонди включает передачу - жуткий скрежет, означающий, что разговор окончен, - и смотрит так, будто забыл что-то важное. Наконец он вспоминает и, уже трогаясь с места, спрашивает: - У вас все хорошо?
- Да, - отвечает Полина. - Все замечательно.
Приличия соблюдены.
И такие ритуальные танцы весьма уместны, думает Полина, бредя вдоль продуктовых полок в "Мейсе" и пытаясь вспомнить, зачем сюда приехала. Чонди для нее никто, она для Чонди - меньше чем никто. Им надо лишь поздороваться и продемонстрировать отсутствие враждебных намерений. У собак так же.
Замечательно, отвечаешь ты, что бы ни творилось у тебя в душе, как бы ты себя ни чувствовал. Приличия требуют этого, а не честного ответа, что ты разорился, или выпущен до суда под залог, или смертельно болен.
Да, мистер Чонди, я глубоко несчастна, потому что моей дочери изменяет муж, и я вижу, что так будет и дальше. И в довершение беды это человек, с которым я сама ее познакомила. А поскольку у моего бывшего мужа были сходные наклонности, я очень живо переживаю все ее чувства.
Нет, нет… Все замечательно.
Ах, ну да. Томатная паста. Фрукты. И молоко.
Она звонит Хью, но натыкается на автоответчик. В магазине его тоже нет. Трубку берет Марджери.
- Он скоро вернется, миссис Картер. Я скажу ему, что вы звонили. Он… между нами, он немного не в себе. Никак не оправится. Тяжелый удар, хотя невольно и думаешь… - Она деликатно не договаривает. - Ему нужна будет помощь друзей, миссис Картер.
В последней фразе слышен намек, который вызывает у Полины смутное беспокойство.
Примерно через час Хью перезванивает:
- Ты знаешь какой-нибудь гимн?
- Мм… - Полина задумалась. - "Добрым подвигом подвизайтесь", - вспоминает она. - Нет, это для венчания. Я довольно плохо в них разбираюсь. А нужен именно гимн? Может, сгодится просто органная музыка?
- Отлично. - Хью сразу оживляется. - Бах. Органная музыка, ведь это всегда Бах? Так я им и скажу. Но еще надо решить с речью. - В голосе снова звучит отчаяние. - Кто-то должен рассказать про Элейн. Наверное, ее брат. Обычно говорит священник, но…
Но что в данном случае ему говорить? Да и кому-либо еще? Полина вспоминает набившие оскомину банальности, который произносил на похоронах ее родителей священник - ответственный, мягкий человек, в жизни не видевший покойных и озабоченный только тем, чтобы церемония прошла гладко.
- Не надо, - говорит Полина. - Скажи им, что речи тоже не надо. Лучше прочти что-нибудь. Какие-нибудь стихи. Элейн любила поэзию?
Тишина. Полина чувствует, что Хью перебирает воспоминания каких-то бесконечно далеких дней, когда Элейн была нормальной молодой женщиной.
- Вообще-то, мы однажды отдыхали во Франции, и как-то вечером на берегу моря она читала наизусть Китса. Из школьной программы. "Пора плодоношенья и дождей".
- Отлично, - говорит Полина. - Его и прочти.
- Да, наверное, прочту. - Хью заметно приободрился. - Ты в среду приедешь?
- Конечно.
Дни словно подгоняют друг друга. Суббота. Воскресенье. К вечеру воскресенья небо затягивают облака. Впечатление такое, что собирается дождь, но вот уже утро понедельника, небо ясное, а дождя как не было, так и нет.
Сегодня Морис уезжает в Лондон, чтобы вернуться к среде. Полина предпочла бы с ним не видеться, но почтальон по ошибке просунул ей в дверь конверт, адресованный Морису. Неизвестно, важное письмо или нет, но приличия требуют отдать его поскорее.
Зайдя к ним на кухню, Полина сразу видит, что Морис и Тереза поругались. Сейчас они молчат, но в атмосфере повисла тяжесть сказанного и прочувствованного. Остатки завтрака еще на столе, Люк, сидя с бутербродом в руке, издает звуки, которые беспрепятственно проходят через завихрения гнева, обвинений и оправданий. Рот у Терезы плотно сжат, уголки губ опущены. Морис заметно раздражен.
Полина протягивает ему письмо:
- Мне по ошибке просунули в дверь.
Морис меняет выражение лица, но не полностью:
- Спасибо, Полина. - Он видит, что Тереза косится на конверт. - Это от женщины из Фонда культурного наследия. С цифрами, которые я запрашивал. Прочти и убедись сама.
Тереза цепенеет и отводит взгляд.
Полина выходит.
Вскоре после этого у себя в кабинете, где атмосфера не напряжена и по радио тихонько читают какой-то рассказ, она слышит, как Морис заводит машину и отъезжает от дома.
Тремя часами позже Тереза спокойна - или почти спокойна. Она заходит спросить, можно ли взять машину - ей надо в поселок за продуктами. Люк спит. Не трудно ли будет Полине за ним последить? Полина говорит, что возьмет работу и посидит у Терезы в гостиной.
Она редактирует книгу о нефтедобыче в Северном море, когда раздается телефонный звонок.
- Алло, - произносит мужской голос.
Голос Гарри.
- Алло, - отвечает Полина.
- Тереза?
- Нет. Это я, Полина.
- Ой! Привет. - Тон изменился. Гарри осторожно прощупывает почву. "Я бы хотел с тобой поговорить, - намекает он, - но вот согласна ли ты?" - Я просто хотел условиться о встрече с Терезой.
- И Люком.
- Да, - торопливо говорит Гарри. - И Люком. Как Люк?
- Люк отлично. Терезы сейчас нет. Можешь перезвонить ей позже?
- Конечно. Примерно через час?
- Она уже вернется. Я ей скажу.
- А как ты? - спрашивает Гарри.
- Все замечательно. Так я передам Терезе…
- Послушай… Мне вот что подумалось… Если ты будешь в Лондоне, может, сходим куда-нибудь пообедать? Я был бы страшно рад тебя повидать.
- Боюсь, что не буду в это время в Лондоне. Я все лето работаю здесь.
- И никаких шансов?
- Никаких.
Когда он вешает трубку, Полина исследует свою реакцию на его голос. Пульс участился? Сердце забилось сильнее? Нет. Ровным счетом ничего. Кроме легких угрызений совести. Гарри явно расстроился, а она не захотела пойти ему навстречу, хотя ей бы это ничего не стоило. Боже мой, думает Полина, неужели до такого дошло?
Во вторник дует горячий сухой ветер. Пшеница идет волнами - свет и тень сменяют друг друга. На дороге клубится пыль. Время от времени Полина встречается с Терезой и Люком в саду. Люк капризничает. У него диатез, он все время чего-то хочет, но сам не понимает чего. Тереза внимательна и терпелива с ним, но видно, что она действует механически. Часть ее сознания - с Морисом в Лондоне. А может, она прокручивает в голове их последний разговор.
Вечером Полина выходит прогуляться на холм и внезапно, обернувшись, видит "Дали" такими, какие они есть: маленький серый дом, прижатый к полю, отдаленный от другого жилья и бесконечно провинциальный. Она думает о прежних его жильцах, чей горизонт простирался немногим дальше холма, поля и того, что сейчас перед нею: деревьев, посевов и вспышек солнца на стеклах автомашин, проносящихся по шоссе.
Когда Полина входит в кабинет, на автоответчике мигает огонек. Хью решил изменить назначенное на завтра место встречи и спрашивает, не могла бы она зайти к нему в магазин. Крис Роджерс говорит: "Добрый вечер! У меня новости. Я перезвоню".
- Это я, - говорит он, дозвонившись. - У вас есть минутка?
- Конечно.
- Просто хочу сказать, что она возвращается. Моя жена. Завтра.
- Поздравляю. А как ваш малыш?
- Отлично. Не знаю, что у него было, но все прошло.
- Так значит, она возвращается не из-за материнской тревоги.
- Да, - говорит Крис. - Я тут подключил всех, кого можно, и нам нашли дом в пригороде Суонси за плату, которую я надеюсь потянуть.
- Отлично. Превосходно. Значит, перспективы самые радужные?
- Она говорит, что скучала по нам.
- Разумеется.
- И я подозреваю, что общество матери…
- И это тоже. Я вам не говорила?
- Говорили. Вы очень меня поддержали. Гораздо больше, чем требовалось от вас по должности. Надеюсь, другие авторы вас так не мучают.
- С ними я говорю преимущественно про двоеточия и согласование существительных с причастными оборотами. И они не пишут книг про единорогов.
- Кстати, я к этому подбираюсь: хочу сказать, что скоро смогу взяться за новую главу.
- Рада слышать.
- Так что я буду звонить. Извините, что потревожил вас вечером, но уж очень хотелось поделиться радостью. - Крис умолкает, затем произносит неуверенно: - Все это время я понятия не имел, как у вас самой… ну, в семье…
- Я живу одна, - отвечает Полина. - Мои семейные кризисы давно в прошлом.