- Вот что, - говорит Полина. - Можешь сегодня лечь попозже. Я принесу еду на подносе и поужинаем у телевизора.
Тереза еще раз всхлипывает.
- Ладно. - Она утирает нос тыльной стороной ладони. - А можно на ужин гамбургеры и картошку?
- Боюсь, это опять я, - говорит Крис Роджерс. - Если надоел, только скажите, и я отстану.
- Нисколько не надоели.
Полина выключает радио и садится с телефоном на диван.
- Дети спят. Это у меня единственное свободное время.
- Так она еще не вернулась?
- Нет.
- А вы… разговариваете? - осторожно спрашивает Полина.
- Ведем переговоры, если можно так выразиться. Я вообще-то немного паникую. Извините, что звоню вам, как в службу психологической помощи.
- На здоровье, - отвечает Полина. - Я всегда считала, что дело редактора - давать советы. Она по-прежнему у матери?
- Да. Честно говоря, я подозреваю, что мать как раз и подливает масла в огонь.
- Мать, без сомнения, печется о своем ребенке, - строго произносит Полина. - Тут ее винить не в чем. Так что, они хотят вытащить вас из вашего дома в горах?
- В общем… да. И еще требуют некоторых других уступок, на которые мне пойти труднее. Горы мне самому осточертели. Я позвонил знакомому в Суонси, он обещал подыскать что-нибудь дешевое. А можно задать один вопрос?
- В пределах разумного.
- Моя книга - дрянь?
- Нет.
- Вы уверены? - озабоченно переспрашивает Крис Роджерс.
- Конечно. Вы сочли нужным эту книгу написать - так верьте в нее.
- Да, - покорно отвечает Крис.
- Она оригинальная и будоражащая.
- Я просто думал, не ошибся ли в выборе профессии.
- Вполне возможно. Вы избрали нелегкий путь. Только это совсем другой разговор. Книга - сама по себе. Они имеют обыкновение жить собственной жизнью.
- А… современные теории. Я не знал, что вы их придерживаетесь.
- Я не про постмодернизм. Я про очевидные вещи. Пусть книга сама о себе позаботится. Нам надо думать про вас. Когда вы последний раз… вели переговоры?
- После завтрака. Думаете, надо позвонить снова?
- Я бы на вашем месте прямо сейчас и позвонила.
День настолько одуряюще жаркий, что никто не выходит из дома. И что-то странное происходит с пшеницей. Она как будто шипит. Окно открыто, и через него доносится этот звук, похожий на шум моря.
- Привет! - говорит Морис.
Он вышел в сад с бокалом белого вина. Ранний вечер. Полина на скамейке, читает. Морис вопросительно покачивает бокалом.
- Нет, спасибо.
Он стоит, прихлебывает вино, смотрит на нее поверх бокала. На скамейку не садится.
Полина закрывает книгу, вложив вместо закладки яблоневый лист. Смотрит на Мориса, на знакомое треугольное лицо, нос с горбинкой, жесткие курчавые волосы. Ей вспоминается их первый разговор в гостях, и она переживает его заново, уже со всеми последствиями: Терезой, Люком, сегодняшним вечером в "Далях". Я сама виновата, думает Полина. Лучше бы я в тот день осталась дома с головной болью.
- Невозможно жарко сегодня, - говорит Морис.
Полина соглашается.
- А правда ли, что компьютеры при высокой температуре барахлят?
Полина говорит, что никогда о таком не слышала.
Морис рассказывает о своей работе. Сейчас он редактирует восьмую главу, где речь идет о ностальгических образах в рекламе. Морис набрал солидное количество примеров. Он говорит о плакатах фирмы "Шелл", о концепции далекого и безлюдного края, о виски и культе простой жизни. Все это довольно интересно. Полина слушает вполуха. А Морис говорит, не сводя с нее взгляда. Оба чувствуют подтекст, что-то новое и неприятное за тем, что Морис рассказывает, а Полина якобы слушает. Как будто они наблюдают друг за другом с безопасного расстояния - недоверчиво и настороженно. "Что ты замышляешь? - думает Полина. - Что ты уже сделал?" И она видит, что Морис точно так же гадает: "Что тебе известно? Как ты поступишь?"
Из открытого окна долетают голоса: Тереза говорит с Люком, он что-то отвечает на своем детском языке.
При звуке мотора Полина отрывается от утренней чашки кофе. Это машина Мориса. Он задним ходом выезжает на проселок. Пятнадцать минут девятого.
В десять тридцать почтальон опускает письма в ящик на воротах. Тереза не выходит, так что Полина относит почту в сад, где Люк скачет в надувном бассейне.
- Это все Морису, - говорит Полина о письмах.
- Морис в Лондоне до пятницы, - равнодушно отвечает Тереза.
- А… ясно. Я не знала, что он уехал.
- Мне казалось, я тебе говорила.
Голос все такой же ровный, и Полина чувствует, каких усилий стоит дочери ее беззаботность. Тереза напряжена, как струна.
- Может, и говорила. В любом случае, вот.
Полина кладет письма на скамейку.
- Спасибо.
- Если тебе понадобится моя машина, бери. Я все равно никуда не еду.
- Спасибо. Наверное, я чуть позже съезжу в поселок.
- Если я чем-нибудь могу тебе помочь, скажи.
Тереза смотрит на нее настороженно.
- Вдруг захочешь на время подбросить мне Люка.
- А… да, конечно, - отвечает Тереза.
До нее не достучаться - она полностью замкнулась в себе, ничего не видит в тумане собственной одержимости.
Полина уходит в дом.
Гарри и Полина в полутемной комнате. Она стоит как можно дальше от него, поскольку иначе не сможет сказать, что собралась. Темно, потому что за мыслями о предстоящем разговоре ей было недосуг включить свет. И вот наконец Гарри здесь, по-прежнему держит в руке плащ. Он так опешил от слов Полины, что не повесил уличную одежду на крючок в передней.
- Я тебе не верю, - говорит Полина. - Не верю и никогда больше не смогу верить. И я не могу жить в вечных подозрениях. Я люблю тебя и больше всего на свете хотела бы разлюбить.
14
Конец июля, пора зрелости. По обочинам колышется высокая сухая трава, зонтики борщевика уже давно не белые, а бурые. Пшеничное поле пожелтело. Вся местность - лоскутное одеяло из зеленых и выцветших квадратов, сшитое, как нитками, темными живыми изгородями. Деревья стоят пыльные и унылые. Сено убрали, и на стерне блестят черным пластиком огромные прессованные рулоны - замена бывшим стогам.
Лето в зените, год катится к концу. Куда подевалась весна? Только сейчас Полина видит, какие разительные перемены происходили у нее под носом, а она не осознавала их масштаба. Природа неудержимо мчится вперед, запертая в своем извечном круговороте.
Морис вернулся. Вечером Полина слышала его машину, но в окно не выглянула. Сегодня она видит его в саду - отец в кои-то веки гуляет с сыном. Держит Люка за руку, бросает ему мяч. Потом выходит Тереза, и Полина отводит взгляд от окна. Она не станет подглядывать. То, что там происходит, ее не касается. То есть, конечно, касается, и очень сильно.
На выходные снова приедут Кэрол и Джеймс. Тереза еще раньше сообщила об этом Полине - все с тем же мучительным равнодушием. Морису надо вместе с Джеймсом пройтись по девятой и десятой главам. Нет, они не могли сделать это в Лондоне, поскольку Морис сидел в библиотеке и брал интервью. И нет, Морис не может просто отправить Джеймсу текст, им надо подробно обсудить все вместе.
Не спрашивай, просит Тереза глазами. Взгляд отсутствующий, в нем нельзя прочесть никаких чувств. Не надо вопросов. Все хорошо. А если и нет, ты ничего поделать не можешь.
Полина берет телефонную трубку - третий раз за последние полчаса - и снова кладет на место. Звонить? Не звонить?
Раньше она отворачивалась. Не замечала намеков. Убеждала себя в том, что все это сплетни и нечестно по отношению к Морису их слушать. Ну были у человека романы когда-то давно. Ему сорок четыре, и он не давал обета целомудрия.
Старая приятельница сразу берет трубку:
- Да? Полина! Как я рада тебя слышать!
Не слишком любимая приятельница, которая знает Мориса много дольше и много ближе Полины.
У нее есть благовидный предлог для внезапного звонка после стольких лет перерыва. Сложный профессиональный вопрос, на который приятельница отвечает подробно и со вкусом. Наконец тема исчерпана, и разговор ожидаемо переходит к более личным материям.
- А как Морис? - спрашивает приятельница. - Боже мой, я до сих пор не могу вообразить его женатым.
В ее голосе сквозят сладострастно-томные нотки, которых Полина ждала и которые ей противны. Что ж, сама напросилась.
У Мориса все хорошо, отвечает она. Пишет книгу. Занят только ею. Полина подпускает едва заметную нотку неодобрения, затем делает паузу. Приятельнице лишь этого и надо. Она начинает говорить о Морисе. Рассказывает истории о нем, якобы забавные, но в большей или меньшей мере характеризующие его как законченного эгоиста. И с каждой следующей историей все заметнее потаенный намек: когда-то эгоизм Мориса затрагивал ее очень лично. Полину передергивает. Сама напросилась, напоминает она себе.
О да, говорит приятельница, в этом весь Морис. Узнаю его. Но разумеется, у него море обаяния. И возможно, теперь он изменился. Семейная жизнь… Приятельница делает паузу, Полина говорит какие-то общие слова, и приятельница вновь увлеченно принимается за свое: "Конечно, бывают чудеса. Быть может, он просто искал настоящей любви. (Смешок.) Однако в пору нашего близкого знакомства Морис был из тех, для кого чай в чужом стакане всегда слаще. Понимаешь, о чем я?"
Полина по горло сыта услышанным. Она потихоньку начинает сворачивать разговор и через несколько минут вновь остается наедине с собой. Ненавидя этот вкрадчивый, доверительный голос. Ненавидя себя.
Полина сводит общение к минимуму. Она избегает Мориса, что нетрудно: единственная их общая территория - сад, который виден у нее из окна. Если он там, Полина сидит дома, и Морис, похоже, придерживается такой же тактики: не выходит, когда она по утрам читает на скамейке или общается с Терезой и Люком.
Тереза ведет себя так, будто все нормально. Она чувствует напряжение матери и оттого старается не выказать свое: упорно занимается Люком, а когда Полина рядом, болтает о пустяках - о погоде, о растениях в саду, о том, что Люк сегодня делал.
Полине настолько тяжело наблюдать за Терезой, что она почти не выходит в сад, а сидит у себя в кабинете и думает. Главным образом о Морисе.
- Это я, - говорит Крис Роджерс, - звоню сказать, что дело вроде бы сдвинулось с мертвой точки.
- А… вы про главу?
- Нет, нет. Про мою жену.
- Конечно. Извините. Она возвращается?
- Скажем так, она подает обнадеживающие сигналы. И еще у одного из детей поднялась температура, что тоже немного помогло. Жена психует.
- Еще бы.
- Я отлично справляюсь, - чуть обиженно говорит Крис. - Даю калпол, а завтра повезу его к врачу.
- Отлично, - говорит Полина. - Это вам в плюс.
- В общем… мне просто захотелось поделиться радостью. Если все будет хорошо, я скоро смогу опять засесть за главу.
- Буду ждать.
Полина смотрит в окно. Морис и Тереза в саду. Она сразу отводит взгляд, но успевает увидеть всю сцену. Люк, наверное, спит в доме. Тереза на скамейке, якобы читает газету, а на самом деле сидит подобравшись, и время от времени косится на Мориса. Морис читает книгу и делает выписки. И это не притворство. Он полностью ушел в свое занятие. Сразу видно: человек в ладу с собой и со всем миром.
Джеймс и Кэрол приехали, пока Полина была в Хэдбери. У нее нет привычки закупать продукты по субботам, так что, возможно, она уехала нарочно - завтракала, смотрела в окно и вдруг ощутила острую потребность заполнить холодильник и кладовку. К ее возвращению рядом с машиной Мориса уже стоял другой автомобиль.
Полина не смогла отвертеться от совместной трапезы. "Ты ведь завтра вечером к нам придешь?" - спросила вчера Тереза. Невозможно отговориться головной болью на двадцать четыре часа вперед, и в "Далях" не соврешь, будто у тебя назначена другая встреча. Мысль о предстоящем ужине тяготит Полину с утра.
Она сидит в своих четырех стенах и старается не думать о компании в другой части дома, что сложно. Взгляд то и дело устремляется к окну, и всякий раз Полина неизбежно их видит, вместе или порознь. Морис и Джеймс на скамейке, пьют кофе - надо думать, отдыхают от тяжелых литературных трудов. Чуть позже Тереза гуляет с Люком по дороге, одна. Кэрол в шортах и верхе от купальника лежит на коврике в саду, мажет руки и ноги кремом от солнца.
Из коттеджа выходит Морис и встает рядом. Слов не слышно - Морис стоит к Полине спиной. Кэрол не шевелится, просто смотрит на Мориса и улыбается, глаза скрыты за темными очками. Через несколько минут Морис уходит в дом.
Ближе к вечеру Тереза снова с Люком на проселочной дороге, затем к ним присоединяется Джеймс. Где Кэрол? А… До слуха Полины долетают слова Джеймса. Кэрол в ванной, а Морис переписывает абзац и отпустил его размять ноги. Джеймс предлагает Терезе прогуляться до вершины холма.
Полина не слышит ответа Терезы, но по движениям дочери ясно, что той никуда идти не хочется. И Полина знает почему. Знает, как у Терезы мучительно сосет под ложечкой. Предпочла бы не знать, но от опыта и привычки к сопереживанию не спрятаться.
Для животных защита детенышей - простой императив. Дерись зубами и когтями, и если можешь убить врага - убей. Очень хороший принцип. Ясный и понятный всем заинтересованным сторонам.
- Ну что, завтра на сельскую ярмарку? - предлагает Морис. - Гонки игрушечных паровых машин, парад винтажных тракторов. Поедем?
- Мам, в холодильнике есть сливки. - Тереза ставит на стол яблочный пирог. - Не достанешь?
- Нам надо завтра с утра трогаться в Лондон, - сообщает Джеймс.
- Обязательно? - спрашивает Кэрол.
- Моя тетушка, - укоризненно напоминает Джеймс.
- Перелить в молочник? - спрашивает Полина.
- Да нет, оставь в пакете, - отвечает Тереза.
- У Джеймса приезжает тетка из Борнемута, - говорит Кэрол, - и собирается к нам в гости. А мы не можем заболеть гриппом?
- Нет. Это моя любимая тетушка.
Кэрол, глядя на Мориса, корчит гримаску - изображает капризную маленькую девочку.
- Пустяки, это не последняя сельская ярмарка в нашей жизни, - говорит Морис. - А Полина будет счастлива, что ее оставят в покое, верно?
- Джеймс, сливок? - спрашивает Полина.
- Потрясающий пирог, - говорит Кэрол. - Яблоки из своего сада?
- Разумеется, - отвечает Морис. - Собранные рано утром по росе.
- В июле яблок еще нет, - говорит Тереза. - Магазинные.
Кэрол грозит Морису пальцем:
- Ты нарочно меня разыграл!
- Напротив. Я понятия не имею, откуда берутся яблоки.
- И при этом пишешь огромную книгу про деревенскую жизнь! - шутливо возмущается Кэрол. - Стыд тебе и позор!
Морис отвечает ей широкой улыбкой:
- Я деконструирую миф, а не пишу справочник садовода.
- И строго говоря, - подхватывает Джеймс, - книга о туристической индустрии.
- Знаю, - говорит Кэрол. - Я же читала почти все.
Тереза встает, отставляет на кухонный стол свою тарелку с недоеденным пирогом:
- Кто будет кофе?
- На меня не вари, - отвечает Полина. - Я с твоего позволения уйду спать.
- Не уходите, - говорит Морис. - Джеймс привез бутылку кальвадоса. Тереза, где у нас маленькие стаканы?
- Спасибо, воздержусь. - Полина встает и направляется к двери.
- В буфете, - говорит Тереза. - Спокойной ночи, мам.
Полина запирает дверь, ставит чайник, делает себе кофе, садится, берет газету и только тут вспоминает, что забыла очки у дочери.
Чтобы попасть к Терезе на кухню, надо пройти мимо открытого окна, и Полина на миг видит ярко освещенное уютное гнездышко, из которого так недавно вышла. Терезы нет - вероятно, она поднялась к Люку. Джеймса тоже нет, но из сада тянет табачным дымом. Наверное, он вышел с сигаретой - Тереза просит не курить в комнатах, где бывает Люк.
Морис и Кэрол сидят друг напротив друга, их руки сплетены на столе. Полина, быстро проходя мимо окна, успевает заметить выражение их лиц.
Она входит на кухню. Морис и Кэрол разом отдергивают руки. Полина, не глядя на них, идет к буфету и забирает очки.
- А… - говорит Кэрол. - Вы забыли очки.
- Да, - отвечает Полина, - совершенно верно.
Морис встает и, старательно глядя в другую сторону, уходит с бокалом в гостиную. Кэрол остается на месте. Она видела выражение Полининого лица и не отворачивается, а смотрит на нее наглыми голубыми глазами. Так есть, говорит взгляд Кэрол, и так будет, нравится вам это или нет. Полина выходит на улицу. В голове у нее Мира Сэмс. Мира Сэмс и ее последовательницы.
Полина и Тереза в саду, развлекают Люка. Утро понедельника, Джеймс и Кэрол уехали еще вчера, Морис у себя в кабинете. У Терезы такое лицо, будто она не спала ночь. Люк в полном раздрае, то чрезмерно активен, то ударяется в рев.
- Он устал, - говорит Полина. - Давай я попробую его уложить?
- Давай я, - с усилием произносит Тереза.
- Посиди здесь.
Полина уносит Люка в детскую, и тот, еще немного поколобродив, засыпает праведным сном младенца. Морис у себя в кабинете стучит по клавишам. Полина делает две чашки кофе и выходит в сад, где Тереза сидит, уставясь на заросшую сорняками клумбу. Издалека доносится ритмичный грохот - началась жатва. Где-то за холмом работает хлебоуборочный комбайн.
Полина протягивает Терезе чашку:
- Ой… спасибо. Извини меня. Тебе же работать надо.
- Я с большим удовольствием отлыниваю. Нынешняя книга ужасно скучная.
- А что сталось с единорогами?
- У их автора семейные проблемы. У него ушла жена.
- Из-за чего? - немного оживляется Тереза.
Полина начинает объяснять, и Тереза мгновенно теряет интерес. Видимо, думает про себя, что та женщина не ценит своего счастья.
Наступает молчание, которое само по себе разговор, основанный на многолетней привычке читать по взгляду, по лицу. "Смотри, - как бы говорит Полина, - я знаю. Если я молчу, не надо думать, будто мне ничего не известно". - "Да, да, вижу, - как бы отвечает Тереза. - Вот и хорошо, что молчишь. Если ты что-нибудь скажешь, я встану и уйду в дом. Потому что я не могу это обсуждать, а уж с тобой тем более".
- Что там за шум? - спрашивает Тереза некоторое время спустя.
- Комбайн. Начали убирать пшеницу.
Тереза кивает.
- Мне звук комбайна всегда напоминает тот дом под Мальборо. Он тоже стоял среди пшеничных полей.
Тереза снова кивает.
Обе вспоминают коттедж, который когда-то снимали на лето.
- У меня в тот год как раз начались месячные, - говорит Тереза. - Меня ничего не интересовало, кроме разных сортов прокладок. Я не помню пшеницы.
- Помню, у тебя все время был сосредоточенный вид. Я думала, это пубертатная меланхолия.
- А Гарри там был? Что-то я его не припоминаю.
- Приезжал иногда.
То было лето канадской аспирантки Шерил, которой Гарри усиленно помогал писать диссертацию, но о ней Полина упоминать не будет. Стук комбайна за окном и звонки от Гарри с обещаниями вырваться на следующие выходные, если работа позволит.