* * *
- Ну что вас на такие ужасы потянуло? - Розе было нехорошо. - Почему мы не можем поговорить о чем-то нормальном?
При одной только мысли о болезнях Розу бросало в дрожь, а они вцепились в эту тему надолго. И никто не обращал на нее внимания.
- С другой стороны, это просто здорово. Только представь себе: определенная энергетическая модель существует, и ее можно… пересадить пациенту, что ли. Если материя всего-навсего сгусток энергии, все возможно. Мы еще так мало знаем.
- На что мне излишнее знание, Себастьян? Розу подташнивало (это все пицца, точно), но в ванной засел Кшиштоф со своим запятнанным свитером.
- Вы только подумайте: некоторые звезды давно погасли, но их свет продолжает нестись в пространстве и является основой для астрофизических наблюдений. Нам светят давно умершие звезды, но, сколько ни смотри на небо, их не отличить от живых, для нас они все…
- Буба в философском настроении.
- Себастьян, ты же сам первый заговорил на эту тему.
- Я только спросил, как мы поступим с просьбой Енджея. Я его встретил на Рыночной площади, они ужасно торопятся, жаль, что тебя не было, когда он все это мне рассказывал. Как будто стремился отца родного спасти.
Кшиштоф сидел на краю ванны и замывал красное пятно на свитере. Он был зол на Петра и на Бубу. И в дружбе существуют определенные границы. Сейчас, сейчас… Звезды… Буба красиво об этом сказала, ее только и слушать из-за закрытых дверей…
Кшиштоф скомкал свитер, бросил в кучу приготовленных для стирки вещей, накинул на плечи рубаху и вышел из ванной.
Тотчас туда, едва не оттолкнув его, вихрем ворвалась Роза.
- Ничего не происходит беспричинно, Себек, на это вся надежда. - Слово опять взяла Буба.
Он не понимал, о чем они говорят, и внезапно разозлился.
Это Бубе ничего о нем не известно. А он знает достаточно много о беспричинности, о случайностях, разбивающих жизнь, о бессмысленных происшествиях, не приносящих ничего хорошего.
Кшиштоф прислонился к двери и посмотрел Бубе в глаза.
- Не хотелось бы говорить грубости, но задам прямой вопрос: ты притворяешься или правда дура? Неужели ты думаешь, что все в мире так просто и что все можно объяснить с кондачка, без понимания предмета, без глубокого знания, которым мы не овладеем никогда? Говорит Буба, прячьтесь, ученые, бросьте свои ненужные исследования, многолетние наблюдения над явлениями природы, у Бубы есть ответы на все вопросы, сразу же, в одно мгновение, она знает все решения, развеет любое сомнение, и к тому же - внимание, внимание! - она непогрешима! Тогда объясни мне, в чем смысл землетрясения, в котором гибнут тысячи людей?
- Не знаю, Кшись. Может, в том, чтобы перестать играть в мужские игры, проводить атомные испытания под землей и под водой под предлогом, что это безопасно, благо ничего не видно и не слышно!
- Тогда иди и расскажи об этом миллионам людей, потерявших близких, иди к матери, которая через пять дней не смогла узнать своих детей, потому что тела слишком быстро разлагались, иди и скажи это детям, которые больше никогда не узнают тепла материнских рук!
Кшиштоф сел и замолчал.
Впервые он так разошелся, и в первый раз их традиционная пятница как-то не задалась.
Чего он так разорался на Бубу? Все должно было пройти спокойно: выпили бы, развеселились, просватали Юлечку… На кой черт понадобилось болтать о каких-то чуждых им катастрофах?
- А я все равно верю: чем больше страдания - тем больше потребность в любви и надежде. Впрочем, обо всем этом ты, Кшись, не имеешь ни малейшего представления, и спорить с тобой на эту тему бессмысленно.
Молчали все, даже Петр не пожелал вмешаться.
Их первая крупная стычка.
- Бубочка. - Его голос, казалось, так и сочился иронией, а уменьшительное имя это только подчеркивало. - Сейчас ты мне скажешь, что твоя самая большая мечта - мир во всем мире и братство народов. И чтобы все были счастливы! Ой, не могу, держите меня!
- Нет, Кшись, - отозвалась Буба на полном серьезе, - моя самая большая мечта - иметь много денег. Опять я тебя разочаровала. Прости.
* * *
- Что ты теперь обо мне подумаешь? Юлия даже покраснела от стыда, задав этот дурацкий вопрос. Какая банальность! Она ведь уже взрослая и сама себе хозяйка. Даже в самых невероятных мечтах она и предположить не могла, что окажется в постели с незнакомым мужчиной. Лежа в тепле рядом с Романом, закинув ногу ему на живот, Юлия всматривалась в незаконченную работу на подрамнике (картина ей что-то напоминала, только она не знала что) и радовалась, что они очутились у него, а не у нее. Чердак был самым прекрасным местом на свете, тут так чудесно пахло скипидаром, и все пути вели именно сюда, в его объятия, здесь был и Рим, и Эдем, и пристань, и порт, и лесная хижина, и надежда.
- Я не думаю, я тебя люблю, - произнес Роман. - Знаю, по-твоему, рановато строить планы… только я бы хотел, чтобы ты осталась здесь навсегда.
- Ты же меня не знаешь, Роман. Совсем не знаешь.
- У меня масса времени, чтобы познакомиться с тобой поближе, и из этой массы я не собираюсь терять ни минуты. Довольно я жил впустую.
Он перебирал ее волосы. Как хорошо, что она не поддалась моде и не постриглась. Волосы были живые, они, казалось, чувствовали его прикосновения.
Всю жизнь она приближалась к нему, летела к нему из Лондона на "Боинге-737", ехала на поездах, автобусах и трамваях, шла пешком.
/ love you so much - услышала она как бы издалека и прихлопнула это воспоминание, словно комара, до того насосавшегося ее крови, что у него уже не хватало сил улететь и спастись.
Это другой мужчина. Судьба преподнесла ей подарок. Не следует пускаться в сравнения, надо плюнуть, поверить, пойти на риск (Бубино правило трех "п"), ведь такое не повторяется дважды. Она не позволит Дэвиду овладеть своей жизнью и воспоминаниями. Там была фальшь и ошибка, здесь - правда и уверенность.
Это два разных мира, прошлое не будет над ней довлеть, как над ее матерью.
- Я как раз сняла квартиру, - призналась она, - и у меня нет работы.
- Мы справимся. Роскоши не обещаю, но я много чего умею делать. Картины не продаются, так я… - Роман заколебался. - Словом, если тебе не стыдно жить с парнем, который кладет плитку и малярничает в чужих квартирах… Я не боюсь работы… Здесь не особо жарко зимой, дует в щели, но я все законопачу. Тебе будет тепло.
"Тебе будет тепло". Существуют ли на свете слова прекраснее этих? Как можно их сравнивать с ты для меня - все? Или ты для меня важнее всего! Юлия склонилась над Романом и поцеловала в губы. Он обхватил ее и нежно прижал к себе. Грудь Юлии коснулась тела Романа и отозвалась на ласку.
Это невозможно, подумала Юлия, так не бывает.
Но она была не права, с ними как раз и происходило то, что случается с миллионами людей.
Хотя есть и такие, надо отметить, кто боится в этом признаться.
* * *
- Вторая попытка не удалась. К сожалению, болезнь прогрессирует.
Прогрессирует. Вот так. Вместо надежды - безнадега. В конце тоннеля не видно света. Да и самого тоннеля-то нет. Есть четыре стены, и они сжимаются, и на каждой - огромная надпись БОЛЕЗНЬ ПРОГРЕССИРУЕТ. Движется вперед. Неторопливо, словно похоронная процессия. А гул в груди - это инфаркт (больно всего мгновение, рвутся стенки желудочка, чистая кровь разливается внутри - и конец) или просто ускоренное сердцебиение? Сердце исходит криком: "Нет! Умоляю, не сейчас! Я не могу, я не вынесу, нет-нет-нет-нет-нет-нет-нет-нет!"
- Вы останетесь у нас до утра, хорошо? Carcinoma clarocellulare renis.
Красивое сочетание. Ренис. Похоже на латинское название оленя (Rangifer tarandus). Великолепное благородное животное… "Сlаго" значит "чистый". Красивое имя - Клара, редкое. И почему так мало Клар на свете? Наверное, потому, что ласкательное от Клары звучит как-то по-дурацки. Кларочка? Вот баран, а вот ярочка. Вокруг ярочки вьется бабочка. А сама бабочка - перестарочка. Ведь большую часть своей жизни она - гусеница, целых три года. Противная и вызывающая отвращение. Вредитель, уничтожающий тысячи гектаров леса. А потом, прождав столько лет, гусеница превращается в ангела, ищет цветы, стремится к солнцу, расправляет крылышки. Самое нежное создание на земле… Пьет цветочный нектар, блестит в лучах солнца, словно одетая в парчу, и никому не приносит зла. Существует - и все. Она - живое доказательство существования Бога, искусство для искусства, она - утешение.
Бабочкой становятся в старости…
А я навсегда останусь гусеницей.
- Хорошо?
Она не расслышала, что сказал врач, но утвердительно кивает. Кто-то ее куда-то ведет.
Опять в палату? Кровать такая прохладная, рядом другая женщина, ей поставили капельницу. Кап-кап.
Маленькие капельки надежды. На ее долю надежды не хватило. Как с этим справиться?
Только за костный мозг - пятьдесят тысяч долларов. За операцию - двести. Почти миллион злотых. Таких денег нет. Может, и будут когда-нибудь. Но она не успеет.
У нее нет времени!
Нет времени!
Кто-нибудь, помогите же мне, разбудите… Я стану лучше, веселее, я буду хорошо себя вести. Прошу Тебя, Господи, я еще не преобразилась, еще не скинула панциря, еще не вылупилась, меня еще нет.
И уже не будет?
- Дать вам лекарство?
Лекарство от чего? От страха? Золотое лекарство? Новое средство, не зараженное carcinoma clarocellulare renis? Да! Я хочу получить новое снадобье, наполненное прекрасными здоровыми клетками, с великолепными защитными свойствами - с солдатами тэквондо; они защитят меня от карциномы, не пустят ее внутрь, они будут сражаться, достанут острые мечи и скажут: стоп! Хочу новое лекарство, новые здоровые почки, глубоко запрятанные, они станут тихонько трудиться, они не восстанут против меня, не заразят ближайшие органы, не распространятся метастазами - вот какое средство мне необходимо… Желаю сбросить оболочку, и стать бабочкой, и полететь к солнцу, хочу превратиться в ночную бабочку и любой ценой стремиться к свету, жажду познать тяготы созидания и жизни, радость и любовь, я не хочу как гусеница сопреть в тесном коконе, зараженная carcinoma clarocellulare renis. Я схвачусь за соломинку, только дайте мне ее!
- Нет, спасибо, - говорю я и прячусь в свою скорлупу, в свои канальцы: там я еще какое-то время смогу продержаться.
* * *
- Бася, что с тобой?
- А что со мной должно быть? - отвечает моя жена и поворачивается ко мне спиной.
Перед глазами у меня спина, будто я женился именно на этой части тела.
Как все изменилось! Она несчастна со мной, и все мои усилия - тщетны.
Вот оно, доказательство, - спина.
Я Басе не нужен.
Может быть, пришло время расстаться?
* * *
Бася не убежала в спешке, она ушла спокойно и прежде, чем уйти, спросила, не согласится ли Айрис ("Это у меня погоняло такое, Айрис…") выступить в суде свидетелем ее унижения. Развод по вине Петра, больше она ничего не хотела.
Бася показала фото Айрис.
- Уп-псс, - надулась та, - сукин сын, а говорил, что никому этого не покажет. Это твой муж? - Бася голову дала бы на отсечение: в глазах у Айрис сверкнули слезы. - Если бы я знала, что он женат, не дала бы снимать, не люблю женатых, потом с ними одни проблемы. Что за свинья. - Айрис перебирала снимки. - А вот здесь я неплохо получилась, взгляни. Он сказал, что делает их для "Пентхауза", знаешь, неплохой журнал на этом рынке, да? В него нелегко попасть, а он сказал, что продвинет… А моя подружка получилась хуже, да? Позабавились, и готово дело - проблемы. Ко мне-то у тебя претензий нет? Конечно, приду, надо показать этому сукину сыну, кто здесь главный, да? Ты-то не пожалеешь? Машинка у него хоть куда… ой, я… сорри. Только ты не подумай, что так всегда, мы были с ним знакомы, то есть я не то чтобы с незнакомцем или с кем попало… Ему ведь не выкрутиться, да? А говорил, что не женат. Дай знать, когда суд, вот он удивится-то, когда меня увидит, да? Конечно, приду, ведь я за то, чтобы в теме супружества все было о'кей, а если не получается, я ни при чем. Вот здесь я неплохо вышла. Ты эти фотки мне не оставишь? Потом уничтожу, обещаю, и больше он до меня не дотронется, обещаю. А знаешь, я от него почти торчала. Ничего, бывает: то ты на вершине, то в дыре. Сорри меня, серьезно. А вот фото - экстра! Ты бы сделала такие себе, ой, дура я, он же наверняка общелкал тебя всю вдоль и поперек.
Буба - дура, ложка остается ложкой, с какой стороны на нее ни посмотри. Теперь у нее, у Баси, есть свидетель, и Ни о чем она не пожалеет. Если Петр мог с такой, какая уж тут жалость. Не осталось. И больше не надо ни злиться, ни бороться, ни объяснять, ни вынюхивать.
На свою зарплату она, наверное, сможет снять небольшую комнатку. А когда все будет позади, поедет к матери: у нее еще отпуск за прошлый год не использован. Надо только немного прийти в себя. Она придет в себя у Розы, она поедет к Розе сразу после встречи с адвокатессой. Они выпьют, и будет как когда-то. Бокал-другой ей не повредит.
Вот.
Иногда браки заканчиваются именно так.
* * *
- Я только измерю давление, дайте руку, пожалуйста. Ой, ой, какие плохие сосуды, покажите другую, пожалуйста.
При чем тут сосуды, это ведь просто синяк. Первый, второй, третий…
* * *
- Я прямо вылитая птица киви. Которая не умеет летать.
- Не говори глупостей, даже курицу можно заставить летать.
- Если угрожать ей топором.
- Я бы выпила бульона. - Буба лежала на Розиной оттоманке и наблюдала за Басей.
- Могу приготовить "Горячую кружку". А вы, девчонки, хотите?
- Спасибо тебе большое. Я имела в виду бульон из овощей, а не глобалистскую отраву.
- Я вселяюсь в Юлину однокомнатную. Страшно дешево, хотя там, наверно, тараканы. Завтра же поеду за вещами. Первое слушание на следующей неделе.
- Ты уверена?
- Абсолютно.
- Ты даже не знаешь, может, это ошибка, мимолетное увлечение…
- Роза! Я ухожу!
- Никуда ты не пойдешь, неделю носа на улицу не высовывала и сейчас с места не тронешься. Только, по-моему, это нечестно - не сказать ему, даже не позвонить, не попытаться объясниться.
- Вы что, не понимаете? У меня нет выхода.
- Люди делятся на две группы, одни не видят выхода, а другие видят табличку "вход воспрещен".
- Буба, золотко, тебе легко говорить. Спасибо, конечно, что ты так в нас верила… только ты понятия не имеешь, что такое потерять все. Понимаешь, все!
- А ты не говори мне, что у тебя выхода нет! Выход всегда есть! Налево или направо, вверх или вниз, на север или на юг… Можешь бежать, можешь идти… Даже если тебя разбил паралич, остается возможность выбора заснуть или проснуться, думать о том или об этом! Не говори, что у тебя нет выхода, тут-то и сидит дьявол!
- В моих рассуждениях?
- Нет, в безвыходности.
* * *
- А не пора ли тебе упорядочить свою жизнь? Долго еще ты собираешься тянуть?
Роза подает мне чай в кружке. Жалко, не бульон. Я отпиваю немного: чай нельзя пить из кружек, чай требует тонкого фарфора, стаканов тонкого стекла или китайских пиал. Роза пьет кофе, потому-то у нее дома одни кружки, она понятия не имеет о том, что в сосуде с толстыми стенками чай умирает.
- Мне? - смеюсь я. - Я свою жизнь обустрою, за меня не беспокойся. Уложу все в отменном порядке, словно дрова в костре… Не помню, чьи это стихи. Может, ты, Баська, знаешь?