- Харриет, - сказал Монти. - Пожалуйста, прости меня за то, что я наговорил тебе тогда, перед Эдгаром. Это было глупо, ненужно и… трусость с моей стороны. Мне показалось, что так будет лучше для тебя. Хотел предостеречь тебя, чтобы ты не слишком полагалась на меня, на таких, как я, - пижонство своего рода. Но я все же питаю к тебе самые теплые чувства и очень хочу помочь - поверь, действительно хочу.
Харриет повернула к нему чужое, приговоренное лицо.
- Спасибо, но твоя помощь мне не понадобится… как и твои извинения. Я даже благодарна тебе за то, что ты высказался так… определенно. Постараюсь устроить свою жизнь как-то иначе. Завтра мы с мальчиками возвращаемся в Худхаус. Извини, что причинили тебе столько неудобств. Спокойной ночи.
- Уже утро. - Монти отдернул занавеску. За окном светило солнце, в саду на все голоса распевали птицы.
Харриет не ответила. Отвернувшись к столу, она что-то бормотала про себя. Монти уловил слово "конец".
- Я знаю, что ты сердишься, - сказал он. - И ты имеешь на это право. Но все же я прошу тебя: оставайся в Локеттсе - и не думай обо мне плохо. Возможно, ты мне все-таки нужна…
- Я не сержусь, - тихо, одними губами проговорила Харриет. - Если тебе кажется, что я сержусь, то ты ничего не понял. Впрочем, это неважно.
- Хорошо. Пусть пока мы с тобой не можем друг друга понять. Я сейчас уйду. Но помни, пожалуйста, что ты нужна мне - помни это потом, - несмотря на все глупости, что я тебе наговорил. Спокойной… спокойного дня.
Монти постоял немного и, не дождавшись ответа, ушел. По дороге выключил свет на лестнице и в прихожей. От угла дома по седой от росы лужайке тянулась цепочка его собственных следов. Когда Монти через дыру в заборе проник в собственный сад, навстречу ему из высокой травы вынырнул Аякс, темный и прилизанный, как тюлень. Скользнув рукой по мокрой собачьей шерсти, Монти успел ощутить явственную вибрацию: Аякс глухо, угрожающе рычал. Монти выбрался на тропинку и по белым звездочкам маргариток зашагал к дому. Не забыть написать Блейзу, что Магнус Боулз умер, думал он. Как вовремя и как кстати. Странное возбуждение, охватившее его, когда он сообщил Харриет эту новость, вернулось к нему теперь таким же странным чувством свободы. Может, разговор с Эдгаром и правда что-то изменил? Так или иначе, что-то изменилось. Умер Мило, умер Магнус, и от этих двух смертей Монти определенно чувствовал себя сильнее и в целом лучше. Он пока еще не был готов к тому, чтобы углубляться в самую страшную свою боль и пытаться что-то с ней сделать. Он чувствовал себя как человек, у которого во время пожара обгорело лицо и который только что перенес пластическую операцию, но пока боится взглянуть в зеркало. Хотя нет, мысленно поправился он. Если говорить об операции, то скорее уж ему оперировали ноги - или глаза. Вспомнились вдруг собственные слова из вчерашнего разговора с Эдгаром: "Я слеп и хром". Да, надо было сильно увлечься, чтобы сказать такое. Или сильно напиться. То-то Эдгар был так доволен.
Дома Монти прошел прямо к себе в кабинет и опустился на колени, как для медитации, но медитировать даже не пытался, а лениво думал о Харриет - о том, как он постарается опять завоевать ее доверие. Он напишет ей большое письмо. Никуда она не денется, думал он, я нужен ей; к тому же у нее никого нет, теперь нет даже Магнуса.
Сверху уже доносились утренние звуки: мальчики проснулись. Монти вышел в прихожую и заглянул в ящик с письмами. Возможно, сегодня он какие-то из них просмотрит. А не снять ли заодно намордник с телефона? - неожиданно подумал он и принялся раскручивать обмотанную вокруг звонка проволоку. Взяв аппарат в руки, Монти опять, как с Аяксом, ощутил вибрацию: оказалось, что в этот момент телефон беззвучно звонил. Монти выдернул проволоку, снял трубку - и тут же, морщась, отвел ее подальше от уха.
- Вас вызывает Италия, - объявил невыносимо громкий голос телефонистки.
Последовала пауза.
- Алло? - вопросительно произнесла трубка мужским, совершенно не итальянским голосом.
- Дорогой Дик, - сказал Монти, - сколько раз тебе повторять, что я терпеть не могу междугородние переговоры, особенно во время завтрака?..
* * *
- Если ты не поедешь за Люкой, то поеду я, - сказала Эмили.
- Все не так просто, - возразил Блейз. - Ты же знаешь, какой он. Мы не можем держать его здесь против его воли, он просто сбежит.
- Я хочу, чтобы ты привез Люку.
- Знаешь, пока мы с тобой такие, даже лучше, если его не будет дома.
- Какие - такие?
- Вот такие!
- Мне иногда кажется, что ты ненавидишь собственного ребенка.
- Эмили, не говори глупостей, все и так достаточно скверно…
- Я знаю, ты уже сто раз успел обо всем пожалеть, тебе хочется сбежать отсюда куда подальше…
- Эмили, замолчи!
- Из школы опять звонили.
- Ничего удивительного. Если так дальше пойдет, нас скоро лишат родительских прав. Слава богу, что скоро уже каникулы.
- Еще доктор Эйнзли звонил. Разговаривал совершенно как чокнутый.
- Да пошел он.
- И миссис Батвуд.
- Честное слово, по-моему, пусть лучше Люка поживет какое-то время с Харриет. У меня сейчас и без этого маленького привидения забот хватает. А к осени мы переведем его в тот интернат.
- Кто это - мы?
- Мы с тобой, ты и я. Осенью…
- Доживу ли я до осени, вот вопрос.
- Это что, суицидальная угроза?
- Нет, зачем. Просто я не знаю, смогу ли выдержать такое напряжение. И что будет, если не смогу. Осень далеко. Да и мало ли что со всеми нами до этого может случиться.
- Что еще тебе не нравится? Я же здесь - так или не так?
- Не знаю.
- Послушай, ради тебя я бросил все. Ну, чего еще ты хочешь?
- Это ты хочешь. Хочешь вернуться к ней.
- Да ничего подобного!
- Ладно, хватит об этом. - В продолжение всего разговора Эмили сидела, глядя на скатерть, и ни разу не повысила голос. - Все, хватит. Все. Хватит.
- Господи, сколько можно! - не выдержал Блейз. Он готов был набрать в легкие побольше воздуха и орать - от неизвестности, страха и отчаяния.
- Думаю, нам с Люкой лучше всего убраться поскорее куда-нибудь в Австралию, чтобы ты мог наконец вернуться к своей Харриет, - сказала Эмили. - Если, конечно, ты будешь любезен и оплатишь нам дорогу.
- Эмили, перестань. Сама понимаешь, что это бред.
- Это не бред. Наверное, я не сумела тебе как следует объяснить, насколько мне дорог Люка. Он мой сын. Он - единственное, что у меня есть в этой жизни. Он принадлежит мне и только мне, и никакой Харриет я его не отдам. Не хочешь ехать за ним сегодня - не надо. Но чтобы к концу недели он был здесь - иначе я сама туда явлюсь и разнесу весь ваш вонючий дом в щепки. Это ясно?
- Хорошо, хорошо. - Этот новый тон Эмили пугал Блейза. Зачем ей понадобилось разворачивать эту новую кампанию именно сейчас, когда ему столько всего надо обдумать? И так невозможно ни в чем разобраться, а тут еще Люка. - Хорошо, - сказал он. - Я его привезу.
- Когда ты встречаешься с адвокатом насчет развода?
- Скоро.
- Завтра, послезавтра - когда?
- Я сказал, скоро! Не могу же я заниматься всем одновременно!
- Не будет развода - все, адью, надеюсь, это ты понимаешь?
- Понимаю, понимаю. - Рука Блейза в кармане судорожно сжала два письма. Оба они пришли сегодня, Эмили о них не знала. Первое письмо было от Монти, второе от Харриет. Монти написал следующее:
"Дорогой Блейз,
Ставлю тебя в известность, что наш старый друг Магнус Боулз скончался, - на всякий случай я решил сообщить тебе об этом немедленно. Я умертвил его вчера в интересах Харриет. (Она искала в твоих бумагах адрес Магнуса и порывалась встретиться с ним.) Он принял слишком большую дозу снотворного и не проснулся. Впрочем, в любом случае его миссия уже завершена, и его кончина лишь упрощает дело для всех участников. Сожалею, что не смог предварительно проконсультироваться с тобой.
Мне остается лишь со всей искренностью уверить тебя в том, что между мною и Харриет абсолютно ничего нет и что - с этой стороны, во всяком случае, - никакие неприятности тебе не грозят. Надеюсь, ты и сам уже это понял. Более того, если тебе понадобится моя помощь, неважно какая, ты всегда можешь на нее рассчитывать. (Например, ты можешь взять у меня денег взаймы.) Пожалуйста, имей это в виду и прости меня за то, что наши отношения закончились так неудачно. Думаю, однако, что по зрелом размышлении ты не станешь винить меня во всех своих бедах.
Наконец, еще одно замечание - которое, надеюсь, ты тоже мне простишь. Если ты по-прежнему хочешь удержать Харриет, возможно, еще не поздно что-то сделать, но делать это следует быстро и решительно. Для этого тебе нужно появиться здесь, побыть хотя бы какое-то время и забрать инициативу в свои руки. Харриет вернулась в Худхаус. Ждет она тебя или не ждет - этого я не знаю. Но если ты не появишься, она может выкинуть что угодно. Я не говорю, что она сделает от отчаяния что-нибудь непоправимое, но с нее вполне станется, например, уехать куда-нибудь - исчезнуть, чтобы порвать с тобой окончательно. Вероятно, она пока еще на что-то надеется, но это не может продолжаться вечно.
Еще раз извини. Желаю вам обоим всего наилучшего.
Искренне твой Монти".
(Типичный Монти, мысленно добавил Блейз.) В письме от Харриет говорилось:
"Дорогой Блейз,
Тот факт, что ты до сих пор не приходил сюда, не писал, не звонил и никак не давал о себе знать, показал мне то, что, вероятно, и должен был показать. Ты ушел. Ты покинул меня. Тебе надо было, чтобы я это поняла - и я поняла. Смогла бы я простить тебя сейчас, если бы ты решил навсегда оставить Эмили Макхью и вернуться ко мне? Не знаю. Так или иначе, ты этого не сделаешь. Не стану докучать тебе рассказами о том, как я несчастна, - я пишу вовсе не для этого, а чтобы сказать следующее. По всей видимости, тебе нужен развод. Так вот, я готова пойти тебе навстречу, но при одном условии: Люка останется со мной. Думаю, у тебя нет оснований сетовать: у меня создалось впечатление, что тебя, равно как и его мать, не слишком беспокоит его будущее. В Патни ребенком никто не занимался, при необходимости это можно будет доказать. Сам он страстно хочет остаться со мной и не испытывает желания возвращаться к вам с Эмили. Я готова сражаться за Люку через суд, но все же верю и надеюсь, что, принимая решение, вы тоже будете руководствоваться интересами ребенка. Ему нужно общение, уверенность в завтрашнем дне и любовь; все это я могу ему дать. У меня ему будет гораздо лучше - во всех отношениях. Полагаю, вам следует благодарить меня за то, что я намерена посвятить свою жизнь воспитанию вашего сына. К тому же вы получите то, что вам от меня нужно, без всяких препятствий и осложнений с моей стороны. Но Блейз, как ты мог, как такое могло случиться, не могу поверить в этот кошмар до сих пор! И люблю тебя, как любила всегда, вот что самое ужасное. Если та, другая твоя жизнь вдруг не сложится… - но что толку об этом говорить. Становиться твоей покорной рабыней я, во всяком случае, не намерена. Ты выбрал ее - значит, тебе придется обходиться без меня. Как мне все это вынести?.. Извини, я не хотела этого писать. Мое требование насчет Люки совершенно серьезно.
X."
Прочитав это письмо, Блейз с тоской осознал, что до сих пор он мог наслаждаться своим новым покоем и счастьем с Эмили лишь благодаря твердой уверенности в том, что там, у Харриет, ничего не меняется. Харриет должна была как бы "законсервироваться" и ждать, пока он разберется со своими переживаниями и впишется в свою новую жизнь - во всяком случае, в той мере, в какой это необходимо для ублажения Эмили. Ненормальный, твердил он сам себе, как можно - после всего, что было, - надеяться сохранить их обеих? Но, видимо, было можно. Получив письмо Харриет, Блейз едва не обезумел. При одном взгляде на слова, написанные ее рукой, у него подкашивались ноги, как у влюбленного мальчишки. Как он мог, как посмел потерять ее - через столько лет? Он так желал сейчас обнять ее, прижаться к ней, все объяснить. Он столько лет делился с Харриет всеми своими бедами - так почему нельзя сейчас пойти к ней и все-все рассказать? Объяснить ей, что творится у него в душе и в жизни, свалить груз проблем к ее ногам! Ему даже чудилось, будто Харриет говорит - вполголоса, как всегда, когда он на что-нибудь жаловался: "Да, это, конечно, неприятно - и все-таки давай подумаем, что тут можно сделать…"
- И, ко всему прочему, ты еще влюбился в Кики Сен-Луа.
- Прекрати, - сказал Блейз.
- Влюбился. Сегодня ночью ты звал ее по имени.
- Не сочиняй. У нас хватает неприятностей и без твоих дурацких выдумок.
- Ты подвозил ее в Лондон на своей машине.
- Откуда ты знаешь?
- Почуяла. По запаху определила.
- Ясно, Пинн доложила. Пинн нарочно подсадила ее ко мне в машину, а сама смылась, чтобы мне пришлось везти ее подружку домой. Но я довез ее только до станции и там высадил.
- Целовался с ней?
- Нет, конечно.
- Врешь. Хорошенькая у нас получается семейная жизнь. Ничего странного, что тебя так тянет обратно в Худ-хаус, к своей дорогой женушке.
- Перестань. Эмили, прошу тебя. Так можно окончательно свихнуться, я этого не хочу.
- Я тоже не хочу, - сказала Эмили. - Но должна же я как-нибудь выяснить, что ты собираешься делать дальше.
- Собираюсь жить здесь, с тобой, и делать все, чтобы ты наконец была счастлива.
- Честно? Но ты понимаешь, что если оступишься еще раз, то…
- Понимаю, понимаю.
- Смотри же. Я купила три фуксии нам на балкон. И ошейники для котов.
- Я же сказал тебе, чтобы ты не покупала им ошейники - они могут удушиться.
- Самим бы нам удушиться.
- Да уймись же, Эмили!..
- Какое у тебя несчастливое лицо. Родненький мой, ну почему мы с тобой не могли встретиться как люди, без этого ада, почему ты не дождался меня? Иди сюда, становись на колени, смотри на меня.
Блейз встал со стула, сделал шаг и, опустившись на колени, стал вглядываться в правдивые невозможно синие глаза Эмили Макхью. Да, я принадлежу ей, думал он с таким беспросветным отчаянием, что от этой беспросветности даже как будто становилось легче. Но, Господи, что с нами будет? Если бы знать, что будет…
- Мы должны любить друг друга, это единственная наша работа, - сказала Эмили. - Это единственное, что мне осталось. Да и тебе тоже - если тебе жизнь дорога. Ну же, Блейз, постарайся продержаться, постарайся быть героем - ради меня!
- Да. Я постараюсь.
Это он сейчас так говорит, думала она. Сейчас он совершенно мой, он со мной. Но как его удержать? От страха я становлюсь жестокой - и мучаю его, мучаю. Кажется, все наконец стало реальностью и у нас должно быть столько счастья - целое море. А он бесится, сходит с ума, не знает, что делать. А я даже не могу помочь ему, пожалеть - не имею права. Вот он выкинет какую-нибудь глупость, изменит мне - и что тогда? Смогу ли я это вынести? Господи, как хочется простого человеческого счастья! Я бы все делала для Блейза, всю бы себя ему отдала - и еще радовалась бы. Ах, зачем он меня не дождался? Как могло случиться, что счастье было от нас в двух шагах - и не притянуло к себе нас обоих, словно магнитом?
Да, думал Блейз, я принадлежу ей. Но, Боже, Боже, что мне делать с Харриет? И на кой черт я нужен любой женщине, когда вся моя жизнь разбита вдребезги? Я должен бороться за себя, должен заботиться о собственных интересах. И денег уже не осталось - но не могу же я брать взаймы у Монти. (Или могу?) Нужно встретиться с Харриет. Я ничего не решу, пока не поговорю с ней еще раз.
Вслух он сказал:
- Хорошо, я привезу Люку. Съезжу за ним сегодня.
- Ты не за Люкой хочешь съездить, - сказала Эмили. - Ты хочешь встретиться с ней. Я уже вижу по глазам. Никуда ты не поедешь. Люка вполне может побыть некоторое время там. Думаю, ты все-таки прав, пока мы оба в таком ужасном состоянии, лучше, если его здесь не будет. Не поедешь, ладно?
- Ладно. Не поеду. - Все равно поеду, решил он, медленно поднимаясь с колен. Что-нибудь придумаю. - Так я правда звал во сне Кики?
- Ах, значит, ты веришь, что это возможно?!