- Проснись! - сказал я обычным тоном, надеясь на магическое действие своих слов. Тщетно. Она вдруг перевернулась на живот, словно неведомый демон насиловал ее прекрасное тело и лил бочки кипящей крови на нежную душу, еще не окрепшую от суровой жизни в большом городе.
Я взял ее за плечи и со всей силы тряхнул. Олеся вновь перевернулась на спину одним стремительным движением, резко открыла глаза и таким же быстрым движением села и прокричала.
- Заберите меня из этого подземелья! - она часто дышала, не понимая, что кошмарный сон позади, а перед ней уже я.
- Олеся, это я, Костя. Все хорошо, тебе плохой сон приснился… [разве Костя - это я?]
Она кивнула головой и в этот миг расплакалась. Пока я вытирал с ее личика слезы вафельным белым полотенцем, она обнимала колени и качалась туда-сюда, сидя на матрасе.
Спустя несколько томительных и воистину долгих минут она снова легла на кровать, утерев одеялом последние и маленькие хрустальные слезинки у глаз.
Я, успокоившись, встал и пошел к столу, машинально обратив внимание на часы.
Три часа ночи.
Ну уж нет, еще будучи младшим школьником я заучил фразу: "Никогда не верю я в эти суеверия". Я закрыл книжку и тоже решил поспать. Раздевшись, я улегся на кровать и сомкнул глаза.
Мне все время казалось, что кроме нас двоих в комнате еще кто-то есть. Он пока что в тени, но совсем скоро объявится и даст о себе знать. Он растет.
За кулисами
Создание показалось прямиком из тьмы. В общем-то, и вид у него был для этого соответствующий: черная ряса и острый нос, а еще такие же острые глаза. Казалось, что взглядом оно может поджигать и парализовывать время.
Прямо напротив него лежала на кровати спящая Олеся, укрывшись тонким одеялом. Справа за столом сидел Костя и рисовал свастики жирной ручкой на альбомном листе.
- В оффлайне, - произнесло создание, но его никто не услышал, так как его голос был предназначен не совсем для этих миров.
- Не трогай ее… - послышался другой голос. И параллельно созданию показалось абсолютно такое же, только в белом одеянии.
Создания встретились взглядами и замерли.
- Не трогай ее, она еще может стать одним из нас…
- А с этим что? - спросил темный и кивнул головой на Костю, который уже рвал листик на куски, сопя от неведомой злости.
- Не знаю, он нам не принадлежит… - ответил светлый и провел ладонью над его головой. - Программный код у него весьма странный, он на вашего очень сильно смахивает…
- Он не наш… - произнес темный и в следующий миг растворился в тени между шкафом и стеной.
Светлый лишь нахмурил брови и подошел к спящей Олесе.
- Ты только держись, мы скоро придем и спасем тебя, только смотри, сама к нам не иди. Ты только держись, - светлый вероятно хотел сказать что-то еще, но внезапно замолчал, чувствуя тяжелый взгляд на своей спине. Неужели темный агент решил на него напасть в пограничных мирах?
Мгновенно, словно вспышка, обернувшись, агент встретился глазами с Костей. Тот смотрел то ли в стенку, то ли в пустоту. Но агента он видеть не мог в силу ограниченности своих человеческих способностей.
- Убирайся отсюда! - произнес Костя и смутил агента. - Пошел вон, сука! Не тронь ее, тварь!!! - Костя сперва шипел как змея, а потом резко замахнулся и ударил в стенку. К моменту удара смущенный агент уже исчез и был в своем пространстве, не понимая, что происходит, и одновременно предчувствуя заблаговременное пришествие Апокалипсиса в Семантической Сети 3.0…
4
- А что мы будем есть сегодня? - спросил я, открыв холодильник. Вопрос довольно часто звучал на этой кухне. В холодильнике красовался все тот же пакет молока, купленного недели две назад, и трехлитровая стеклянная банка, заполненная ровно наполовину квашеной капустой. Задняя стенка холодильника покрылась довольно толстым куском мутного льда, а сверху ритмично капала вода. Слава Богу, не в банку с капустой…
- Картошки пожарим, - сухо ответил Ботаник, читая книгу по военной медицине, которую достать практически невозможно. Скорее всего, эта крыса пробралась в одну из библиотек военной академии и свистнула, ее не задумываясь о возможных последствиях. Из всех читаемых им книжек можно было сделать сразу три вывода: либо он ждет ядерной войны и активно к ней готовится, либо химической атаки и далее - к партизанской войне с оккупантами, либо он просто окончательно сошел с ума.
- У нас масло кончилось. Не пожарим, - ответил я, закрыв дверцу старого советского холодильника, произведенного на заводе "ЗИЛ" еще в период холодной войны. Холодильник был как раз таки прямым ее оплотом.
- Ну тогда сварим и с квашеной капустой будем есть. Ты бы знал, какая она полезная. В ней, Костя, содержится огромное количество витамина С и прочих…
- Иди ты к дьяволу, Ботаник… - и так каждый день. Я не помню ни одного дня, чтобы не был послан куда подальше этот человек[???], без которого, однако, наша община была бы неполноценной и не такой подозрительной. Ботаник зло на меня посмотрел, и, уткнувшись носом в свою книгу, больше головы не подымал. Иногда он что-то шептал про себя, читая вслух. Иногда ночью он уходил, и чаще всего глубокой ночью. Иногда я мог видеть в окно, как он передвигается: вечно озираясь по сторонам, только по протоптанным дорогам, словно за ним следили агенты неизвестных спецслужб. Такое могло быть вполне реальным, если вдруг все минские библиотеки укажут на характер краденых книг.
Ботаник, как всегда, на меня обижался и уходил прочь из комнаты через несколько минут, а то и сразу же после посыла на три буквы. Мы с ним столкнемся еще через некоторое время, когда он вновь вернется - только уже с книгой по тактике ведения ближнего боя, или правилами пользования взрывчаткой, или локального применения химического оружия во время боев на городских улицах…
Он всегда уходит в себя со своими непонятными никому мыслями, скрытыми под пленкой разрушительной науки. Мне всегда казалось, что глаза под густыми бровями Ботаника наполнены тайной и что он совсем не тот человек[???], за которого себя выдает…
- Советский Союз образца девяносто первого года… - потерянно произнес кому-то Ботаник. Скорее всего, многие фразы он бубнел себе под нос просто так, хотя бы с той целью, чтобы на него обратили внимание.
Дунул ветер, потеребив кухонную занавеску. Пришла Олеся и мы втроем ели квашеную капусту и вареную картошку. А потом я закурил легкий "Винстон" - ни о чем другом не могло быть и речи. Ботаник открыл было рот, но потом замолчал. Он, наверное, хотел сказать мне что-то о вреде курения и влиянии кислот, которые в дыму, на мой организм. Мой ответ он уже знал заблаговременно, поэтому не стал напрягать голосовые связки.
Олеся молчала, она смотрела лишь в тарелку и неспешно клала маленькие кусочки картошки в рот. Она пришла только недавно, в своей черненькой мини-юбке и кофточке, под которой, кажется, не было лифчика. Олеся мне нравилась, но она с каждым днем все больше и больше напоминала Ботаника, в смысле скрытности и даже некой непредсказуемости.
Я знал, что после еды мы все сложим тарелки в раковину на кухне, а Олеся останется наедине с раковиной и будет тут хозяйничать. Как-никак уборка - это женская стихия, несмотря на то что в современном белорусском (да и общемировом) обществе все традиции давно поломаны или пущены вспять, как и вся наша полоумная жизнь.
Неожиданно для всех вошел пьяный Философ. Он буквально ввалился в помещение и, не простояв и минуты, плюхнулся на пол, ударившись головой о табуретку. Я встал на ноги, тяжело вздыхая. Потом поднял его худое и поэтому легкое тело. Только теперь я заметил, как он исхудал за последние два месяца. С его лба капала кровь.
Олеся приподняла голову Философа и посмотрела ему в лицо - то ли с презрением, то ли с сожалением. С кусочком картошки во рту она смотрела на него тупыми глазами, не зная чего ожидать.
- Не верь своим глазам… И ему не верь, - в пьяном угаре произнес Философ и пригрозил Олесе пальцем. Тельняшка и камуфляжные штаны, в которых он сидел, были уже грязные, а носки он явно не менял с тех пор, как начал пить, а это уже продолжалось около месяца. Затем он провел ладонью по засаленным волосам, в то время как я сажал его на табуретку.
Олеся, слегка поморщившись от неприязни, встала и отошла к окну.
- Вот что с людьми делает алкоголь… - произнес Ботаник. - Ты бы знал, что твои кровяные частицы сейчас слипаются и создают пробки в капиллярах…
- Аи знаня, уреняя… - произнес Философ и лицом бухнулся в тарелку с квашеной капустой.
- Что он сказал? - произнес Ботаник и поправил указательным пальцем круглые очки в роговой оправе.
- Что твои знания - херня… - произнес я и достал очередную сигарету из почти полной пачки сигарет. Огонь и тление. Дым пошел по легким.
Ботаник, видимо, питая надежды на то, что Философ его услышит, нагнулся над его ухом и громко произнес.
- Именно знания и стремление к постижению неизвестного дали нам тот уровень развития, который… - он не успел договорить, так как Философ резко вскочил в соответствии с механизмами своей собственной логики, никому, кроме него самого, не ведомой.
- Знания никогда не сделают человека счастливым! - почти трезвым голосом произнес он и снова плюхнулся в тарелку. Я уже думал о том, как сейчас потяну его в ванную и хотя бы раз в своей вшивой жизни помогу ближнему.
- Не знаю, как знания, - произнес я, выдыхая дым, - но алкоголь тебя прикончит очень скоро или сделает животным…
- Вы и так животные все, мертвые животные. И я уже мертвый…
Ботаник нахмурил брови и, задвинув деревянную табуретку под стол, ушел из кухни в свою комнату. Как мне показалось, между двумя обитателями нашей хищной квартиры накаляется противостояние. Я взял Философа подмышки и потянул в ванную. Олеся стояла спиной к нам и смотрела в окно, где, впрочем, творилось то же самое, только в более масштабной и менее грубой форме.
Я мыл Философа в горячей ванной, даже постирал его носки, а он изредка поднимал голову и пытался что-то сказать, но, в конце концов, наблевал в мыльную и серую от грязи воду.
Одев его во все "свежее" (то, что сушилось на батарее с незапамятных времен), я препроводил парня в отведенную для него комнату, и, не включая свет, споткнувшись о пустую бутылку из-под водки, уложил на диван.
Когда я вернулся к себе в комнату, то на моем столе сидела Олеся. Уже в спортивных штанах и белой мужской футболке с надписью "100 лет отечественному подводному флоту".
Она опять же смотрела вниз и болтала ногами, будто бы качаясь на качелях.
Потом она заговорила так, словно говорила это сама себе, но хотела, чтобы я все равно услышал ее размышления.
- Вот иногда думаешь, что так, как ты живешь, жить нельзя, - после этого она подняла голову и изобразила на лице грустную гримасу разочарования.
Я сел на диван, положив между спиной и стенкой свою подушку с дырявой белой наволочкой.
- Что ты имеешь в виду? - мой вопрос был весьма логичен только по той простой причине, что я абсолютно ничего не знал о жизни Олеси. Ну да, утром она вроде как шла в универ. Иногда вечером уходила из дома и возвращалась очень поздно, когда я уже либо спал, либо рисовал всякую непонятную мне самому черно-серую херь. Но в этом не было для меня ничего подозрительного. Большинство жителей столицы нашего (пусть даже искусственно созданного) Отечества вели подобный образ жизни.
- Не хочется всей этой грязи. Не хочется всех этих бессонных ночей, - она вздохнула и повернула голову назад. Смахнув рукой едва заметную слезинку, она вновь продолжила монолог уже ослабевшим голосом: - Я хочу сладкий торт, молочный коктейль с клубникой, детские песенки на пластинках. С обложкой, где Чебурашка нарисован. А еще черный стеклянный стол, обязательно круглый. И мы за ним все: смеемся, отгадываем загадки, - она слегка замялась и уже не отворачиваясь, вытерла слезу, размазав по щеке черную потекшую тушь. - Б…дь, зачем это все?
Я ее не понял. Она спрыгнула со стола и встала возле шкафа. Она стояла спиной, а я на нее смотрел и все так же не понимал, что скрыто за ее светлыми глазами и темными русыми волосами. А за ними была скрыта боль, характер которой я пока что не знал.
- Отвернись, я буду переодеваться, - она чувствовала, что я смотрю на нее, но не хотела, чтобы мои шестые, седьмые, десятые чувства сканировали ее нежную израненную душу.
Я отвернулся и в одежде лег на кровать лицом к стене. Я слышал, как она резко сняла штаны и майку, сняла нижнее белье и швырнула в шкаф. Одев легкую ночнушку, словно поруганная фея, она легла под одеяло на свой матрас и закрыла глаза, не желая чувствовать проникновения частиц света в ее внутренний мир.
- Я докопаюсь до истины… - дав обещание себе, я тоже лег спать.
[проникновение начато. Setup.exe - step one]
"А-Б-В-Г-Д-Е-Ё-Ж-З" у Олеси кровь из глаз.
"И Й" я в наручниках за колючей проволокой. На меня направлены штыки неспящего оружия.
"К Л М Н" я кидаюсь на проволоку. Она под током. Олеся голая, смотрит на меня и не понимает, куда я хочу попасть. Она смеется от отчаяния.
"О П Р С Т" проволока под током. Я узнаю, что бессмертен. Или просто в мир иной мне не дали визы, и поэтому не выпускают, но точно знаю, что выход отсюда есть, ведь не зря я уже 0.55?
"У Ф Х Ц Ч" это конец на самом деле. Олеся испаряется, на ее месте остается пятно белого света, обладающее зеркальными свойствами. Я рву колючую проволоку. По мне дали очередь картечью. Души офицеров на Сенатской площади отправились в рай.
"Ъ". Давай ляжем под трамвай?
"Э Ю Я" мы пропустили буквы, придется вернуться, не оглядываясь. Черт с ними, это мне пока не нужно. Главное, что исправлены ошибки и я теперь нахожусь между трехмерным миром атомно-молекулярного строения и семантической сетью.
Будильник я не завел, поэтому проснулся от того, что Философ громко хлопнул входной дверью. Каждое утро, около десяти часов, он шел за водкой и упивался на целый день. Изредка его бездыханное тело перемещалось по квартире. Олеся ушла на пары. Когда я взглянул на ее подушку, мне на миг показалось, что она вымазана кровью, но, присмотревшись поближе, я понял, что это всего лишь косметика, которую она так и не смыла со своего лица.
Я же на занятия уже опоздал, поэтому решил пройтись с метлой по запыленной комнате, сделать влажную уборку и расставить все по своим местам. А потом нужно было положить деньги на счет хозяина квартиры в банке, чтобы к нам не было лишних вопросов…
За кулисами 2.0
Костя шел через дремучий лес, опираясь в навигации лишь на свои чувства и мысли. Он аккуратно переступал через каждую упавшую ветку, чтобы не будить чуткий ночной организм - кладезь человеческого ужаса…
- Суки… - произнес он шепотом на внезапный крик неизвестной ему птицы. - Вам меня не под силу убить… Суки!
Он никогда не оборачивался назад, потому что знал, что кроме черноты он ничего за собой не оставляет. В доказательство мыслям, в спину ему дунул бездушный и свирепый ветер. Он будто бы подгонял Костю сеять мрак и холод вокруг себя.
"Сначала был день, потом сумерки, потом ночь, потом ночь, а потом ночь", - думал Костя, пробираясь сквозь густые заросли папоротника, аккуратно разводя растения руками и таким образом расчищая себе путь.
- Куда я иду, черт бы вас побрал?.. - произнес громче Костя. С каждым сказанным словом желание разбудить темный лес становилось все сильнее.
Внезапно он остановился. И тут же, как гром среди ясного неба, туман начал обволакивать его ноги. Он расстилался по всей земле, окутывая деревья и поглощая мох.
- Не по правилам играем! - почти вслух сказал Костя и твердым шагом, хрустя ветками, пошел дальше. Деревья, которые, казалось, были усажены хаотично, никогда не вставали у него на пути, а, словно солдаты почетного караула, стояли пообок.
Лес оживал, а Костя становился все смелее и смелее, его одолевало нестерпимое желание дойти до конца…
Поле.
Костя не успел моргнуть глазами, как окрест него расстелилось поле, покрытое обычной зеленой травой. Слишком обыкновенной и неестественно ровной, что и было удивительным. Костя остановился на месте и посмотрел вверх. Синее небо, словно раскрашенное одним цветом, одной акварелью. А лесной туман куда-то пропал тем временем…
Вокруг поля, в центре которого он стоял, вдалеке виднелся черный лес. Костя побежал к нему, наступая на сочную траву, но лес не приближался. У него сложилось ощущение, будто бы он топчется на одном месте.
- Эй! - крикнул он что было сил. - Эй, вы, там! - Костя смотрел вверх, протянув руки к небу. - Отпустите меня!
Черный экран. Желтая надпись:
РАЗДЕЛ НАХОДИТСЯ НА ДОРАБОТКЕ. ДОСТУП ЗАПРЕЩЕН.
Костя поднялся с кровати и посмотрел на часы. Два часа ночи. А за окном гадко мяукал кот и с неба едва слышно падали капли осеннего дождя.
- Я поспал всего сорок минут. Когда, блин, это все кончится? - Косте казалось, что во сне он немного другой, что именно во сне к нему что-то подключается, и он уже не совсем он, и скоро может настать время, что он проснется кем-то другим…
5
Я пионер, всегда готов
Быть во вселенной без бантов.
Я пионер, всегда готов
Гонять людишек как скотов.
Я пионер, всегда готов
Убивать молча и без слов.
Я пионер, всегда готов
Жрать собак, топить котов…
Непревзойденная агрессия в эпоху постмодерна стала нынче программой № 1 в цикле выживания человечества в самый канун Конца света, - философия. Методологическая основа всего человечества, которое стало апологетом порабощения атомно-молекулярного сообщества. Науке, как говорится, нет времени для природы. 70 лет насилия, 70 % загрязнения, 70 % нищеты, 70 % акселерации + 70 % мировых ресурсов. Легкие Европы. Программа "Люди" допускает ошибки, которые Создателем и не предвиделись. А все из-за того, что один из слотов центрального процессора был поражен в свое время W32 HLLH autorun.inf. Программа самозащиты: изгнание. exe
Пара. Предмет "Теория государственности".
Нужно выписать основные тезисы. Костя сидит за столом своей комнаты, которая плохо освещена и поэтому полна теней и человеческой непредсказуемости. За стенкой пьяный Философ орет индийские мантры, Ботаник слушает радио на кухне и, вероятно, изучает строение ядерной бомбы и отчеты по испытанию первого советского атомного оружия на Тоцком полигоне. Она точно взорвется, но сначала у него внутри. Костя это знал. Поэтому рисовал синие квадраты на листках дешевой тетрадки в косую линейку. Ведь именно Создатель привил ему эту привычку: писать в тетрадях только в косую линейку.
Основные тезисы:
Вы - люди (с маленькой буквы). Вы - выбл…дки, вы не люди. Вы - животные, мрази, куски дерьма. Вы обязаны молчать и не вы…бываться.
Выбор? Вы сказали, выбор? [слышна стрельба из автомата Калашникова. Слегка приглушенная трескотня, плач женщины, хрип мужчины, крик ребенка]
Ваши права:
А) Заткнуться и молчать
2) Е…аться и рожать
В) Подыхать*
4) Страдать